скачать книгу бесплатно
– Ну, наконец, уговорила! Он будет слушать! Вот одолжение спасибо! И отпусти меня, мне твои объятья неприятны. Человек, блин, будущего.
– Да я тебя и не обнимаю вовсе, как же задержать тебя иначе.
– Очень просто, одним лишь словом – подожди. А силою, ты меня, один хрен, не задержишь. Или еще не понял?
Вестник, конечно, мог бы задержать и силой, строптивую девицу, хотя черт ее, в самом деле, знает, но не стал пытаться.
– Хорошо, скажу я даже больше одного – прекрасная и восхитительная Тиби, остановись и передай же, наконец, послание царицы, а то уж ночь идет на убыль и, если дальше так пойдет беседа, не хватит нам ни дня, ни следующей ночи.
Восхитительная Тиби брыкаться тут же перестала, а повернувшись лицом и взявши вестника за руки и приблизившись губами к уху зашептала и вестник вдруг услышал специфическое низкое контр-альто царицы Нейтикерт:
– О, странник мой, пришелец и бродяга
– Хочу открыть тебе свою я тайну
– Хотя поверить в это будет трудно,
– Ты в этом мире оказался не своею волей
– Ведь это я звала тебя сквозь бездну
– Что бы со мной ты был в минуту смерти
– И чтоб ушел со мною в темную долину
– Твоя любовь ко мне всего внушенье
– Моя к тебе – истинная правда
– Но это получилось не так как я хотела
– Мне оказалось мое чувство неподвластно
– И лишь, поэтому в последний миг я так решила
не забирать тебя с собой в могилу.
– Зачем?
– Желанье жить в тебе уж очень сильно
– Ты можешь оставаться в нашем мире
– Для этого дарю тебе я Зушу.
(текст автора)
Наступило всеобщее молчание, нарушаемое только металлическим треском цикад. Двое так и стояли, держа друг друга в руках.
– Нет! – наконец сказал вестник. – Я тебе не верю – ты Нейтикерт! Ты каким-то своим дьявольским способом сменила внешность, но голос-то твой.
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Ты не забыл, что я музыкантша и танцорка и певица и голосом чужим могу сказать все, что захочешь. Мужчины от голоса моего становятся как завороженные, а от моих тенцев просто падабт к ногам. Вот и решила я немножко порезвиться. И хватит, надоели все эти крики, вопли и стенанья, поверь, противно слушать. Я порученье выполнила, а теперь свободна.
Строптивая, Тиби высвободилась и направилась во тьму тут же скрывшую ее черную фигуру.
– Вопрос о воплях и стенаньях пусть останется открытым, но ты кое-что забыла моя Тиби.
– Твоя? И что же? – донеслось из темноты как раньше.
– Ты должна со мной остаться в этом мире, таково желание твоей царицы.
– Желанье у нее совсем иное, а приказание действительно такое есть.
– И ты останешься?
– Я исполню приказанье.
– Ты как-то странно его исполняешь, все удаляясь дальше.
Тиби ответила легкими удаляющимися шагами, сведения о которых странник получил только от своих ушей.
– Тиби!
– Ну что тебе еще?
– Ты почему уходишь?
– А я тебе нужна?
– Если нужна, то что?
– Без всяких если, нужна, – так догоняй! Давно догнал бы, была б нужна. Молчишь? Вот то-то же. А то все Тиби, Тиби… да иди ты!
– Эй, Тиби, не сердись, уж очень идиотские я задавал вопросы и не сердись еще один задам – вдруг если б что, то ты б осталась?
– Ну и вопросец! – фыркнула невидимая черная красотка. – Из всех твоих дурацких этот прямо царь дураков! Но, что б поставить дамбу на пути глупости потока, я отвечу – конечно же осталось бы и об этом я сказала сразу.
– И стерпела б неприятные объятья?
– Ах, ты вот о чем. Я преувеличила, объятья как объятья не лишены приятности. А то смотри-ка, как его заело! Одного вот не пойму, за каким фигом, все это, что, да как, да почему. Не все ль тебе равно, что думаю я о твоих объятиях? Тебе же, проходимцу и бродяге, любовь царица подарила, она и на любовь щедра по царски – влюбилась, не торгуюсь! Не стала сравнивать кто ты и кто она, просто любила. Что можно после этого еще искать, а он все Тиби, Тиби… что тебе Тиби, что ты для Тиби?
– Эх, Тиби, да мне просто жалко отпускать тебя, ведь нас осталось двое после ада.
– Нет, ты не прав, нас не двое, а ты один и я одна. Вопросы кончились? Если кончились, тогда прощай. А ада ты еще не видел. Он тебе еще предстоит, если хватит мужества. Ад ждет тебя, мой вестник, Небсебек и Джедсегер. Ну, я, по крайней мере на это очень надеюсь!
– Прощай не без сожаленья. Нет, постой!
– Да это кончится когда нибудь!
– Я просто хотел спросить – почему?
– Вопросец знатный! Позволь тогда и мне спросить – чего?
– Почему вы сделали всё это? Почему пошли на смерть вслед за своей царицей? Ведь вы так молоды и жить могли бы очень долго, а вы безропотно ушли за нею в бездну мрака. И здесь творили с нею вместе чудовищные вещи. Чем она вас смогла заставить? Как околдовала?
Негритянка подошла вплотную к страннику, обычно бесстрастное, как и у всех черных женщин, лицо, словно засветилось внутренним огнем.
– Да! – с гордостью сказала Тиби. – Мы совершили страшные и чудовищные вещи. Мы пытали и мучили знатнейших мерзавцев и подлецов и делали это с величайшим наслажденьем. Вот этими руками, – негритянка показала длинные и изящные пальцы, – я лично сдирала с них шкуру и вгоняла в задницы им колья и чуть не кончала от этого в безумном экстазе. О, это было божественное наслажденье, – вершить справедливое возмездие и видеть, как зло корчиться в страданиях своим оружием же пораженное. И знаешь, что я поняла? Зло очень не любит в зеркало смотреться. Оно само себя боится более всего на свете. Как только само с собой оно столкнется, как тут же стенанья, крики, вопли и мольбы о пощаде. Зло очень любит поговорить о справедливости и милосердии и совсем некстати вспоминает о законе. Если бы ты только знал, сколько я наслушалась подобной хрени и тому подобной дребедени! Права моя царица, что зло существует только на почве удобренной несопротивлением и добром. И еще она сказала, что раз люди не хотят жить в мире и поступать по справедливости лишь потому, что так жить и должно, то будут так жить из страха неотвратимого и жестокого и чудовищного наказанья, которое будет стократ более жестоко, чем их грехи. И она спустила нас, свору, натасканных на зло, черных собак, и мы насиловали насильников, убийц убивали, грабили грабителей, пороли судей (но этот так, для развлеченья), и обдирали шкуру с вельмож, ободравших Черную Землю. И всего лишь за год мы почти очистили Прекрасную Твердыню от всякой мрази. Зло быстро поджало хвост, столкнувшись само с собою. Прекратились грабежи на улицах, никто не лез в гробницы предков, женщины могли ночами по городу ходить спокойно (правда, дуры, почти и не ходили) и судьи перестали взятки брать за неправедные решенья, ибо знали, что ночью к ним могут к ним прийти неслышными тенями «черные собаки», или «дикие лисицы», или «ночные кошки» и они будут отвечать не по своему подлому и продажному закону, а по справедливости. Сказала бы по чести, но чести ни у кого не оказалось и все ответили по справедливости.
О, какая жалость, что было нас так мало! О, горе для Черной Земли, что жили мы так недолго! Хотя бы тысяча, таких как мы и две земли были бы очищены от скверны!
Глаза юной чернокожей убийцы сияли огнем вдохновения, губы мечтательно улыбались.
– Какая же страшная вселенская несправедливость, что такая великая царица родилась в столь подлые времена. Сколько бы смогла она свершить великих деяний, оставшихся в памяти людей на тысячелетья! Но мы все же вырезали зловонный нарыв. Всех и сразу! – с гордостью закончила Тиби.
Вестник, совершенно протрезвев, с благоговейным ужасом, смотрел на юную фурию, только сейчас осознав, насколько далек он от этого существа из глубокой древности, в котором чудовищным образом сочеталась высокая мораль, самоотверженная преданность и звериная сущность. Не жестокая, а именно звериная, ибо зверь всегда защищается до последнего и никогда не сдаётся, насколько бы не превосходил его противник силой и размерами. Зверь не сдаётся и не просит пощады – он просто не знает, что это такое. Он знает только два варианта – победа или поражение. В первом случае – никакой пощады, а во втором, – не на что рассчитывать! Там дальше только пустота. И он содрогнулся, представив, насколько далек он от царицы Нейтикерт, если даже служанка ее кажется существом запредельного мира. Он содрогнулся, представив, что успела натворить царица, за свою короткую жизнь. Он содрогнулся, вспомнив, что считал ее юной и беззащитной девой, а она уже к этому времени была коварной и чудовищной убийцей, коварная как дракон и беспощадная как крокодил.
– Да, она вас заворожила. Оплела невидимой и прочной паутиной.
– Нет! – твердо сказала Тиби. – Не думай так и не унижай нас своими низкими мыслями. Ты просто нас и ее понять не можешь, лишь потому и жив. Мы все поступили так по собственному желанию. Прекрасно понимая, чем это кончится для нас. Это наш сознательный выбор. И мы не хотели жалкого существованья, мы хотели яркой, полной жизни. С живой кровью! Со своей, чужой… это не важно. А ты, видно свою весьма ценишь?
– Но почему? Почему вы пошли на смерть? Ведь вы так мало пожили на свете! Я вас… ее хочу понять! Кто вы такие? И почему такие? В наше время подобных, уже не осталось. Почти. Ну, скажи, в чем дело, я просто понять хочу. Царица ведь мне уже ничего не скажет.
– Она говорила, но ты не услышал. От себя скажу. Потому, что мы, бесправные, ничтожные рабыни, не знающие ни матерей и не отцов и даже родины своей, жили как царицы! Царица относилась к нам как к своим подругам. Все, что она имела, тем и поделилась с нами. Мы одевались как царевны и принцессы, мы ели – пили как светлейшие вельможи, мы танцевали изящные танцы и пели каждый вечер прекрасные песни, учились играть на диковинных инструментах и каждый день у нас был праздник. Мы были счастливы с нею рядом. Мы знали, что она земная богиня, прекрасная, страшная и непонятная богиня, и ее великой души хватило на нас на всех. А ночами мы выходили в город, тайными ходами, и вершили справедливость и сами чувствовали себя богинями – ведь мы карали самых сильных людей земель обоих, и не было силы нас могущей остановить. Да, иногда мы погибали, но месть наша за подруг была ужасной. Каждая знала, что ее придут на помощь, а если не успеют, то за нее страшно отомстят. Мы богини-хищницы, земное воплощение Сохмет, Тефнут и Мафдет. Мы парили над Прекрасной Твердыней, словно на крыльях справедливой Маат, неся заслуженное возмездие негодяям. И самой прекрасной, самой страшной, самой безжалостной из нашей стаи была царица Нейтикерт. И какими слабыми оказались против нас здоровые и полные сил и, вооруженные до зубов, мужчины! Я за неё отдам не только жизнь, а сотню своих жизней, если бы они у меня были, и что уж говорить о жизнях посторонних, к примеру, скажем…
Тиби ткнула пальцем в грудь вестнику.
– …о твоей!
С хищной улыбкой, едва видимая в темноте девица, смотрела на вестника.
– Ты хочешь сказать – у тебя есть приказ царицы…
Тиби продолжала с наслаждением во взоре смотреть на вестника.
– Ты хочешь сказать…
– Не пугайся! – изволила, наконец, изречь черная фурия и шутя ударила вестника ладонью в грудь. – Ты был бы уже мертв, если б было такое мне указанье. Хоть ты и совсем не беззащитный козлик, но ты был бы уже мертв! Ты мужчина, иначе она не любила бы тебя! Ну? Получил ответ на свой вопрос?
Вестник, молча, кивнул.
Тиби неожиданно обняла его рукой за талию и, склонив голову, с любопытством заглянула сверху в глаза, словно жираф, увидевший на ветке павиана.
– Ну что? Желанье не пропало? А то может трахнемся немного? Где хочешь быть – сверху или снизу? А, может, стоя? Ты так сможешь? Лично я по всякому хочу.
Предложение было весьма неожиданно и, изрядно протрезвевший, вестник слегка приоткрыл рот, а Тиби, увидев неподдельное недоумение на лице его, весело рассмеялась.
– Ой, умора! У тебя такая рожа, словно тебя схватила львица и вместо того, чтобы сожрать, изнасиловала!
– А что ж поделать, если почти так оно и есть на самом деле. – и вестник также рассмеялся и левой рукой притянул к себе высоченную черную девицу. – Ты, девушка, великолепна!
Отсмеявшись, Тиби хотела идти, но вестник сказал:
– Позволь я провожу тебя, а то в городе неспокойно и по улицам бродит подозрительное жулье и всяческое отребье.
И это вызвало новый приступ веселья у черной девицы.
– Ты меня проводишь?! – смеялась удаляющаяся девушка. – Меня, державшую сей город в жутком страхе! От самого забитого крестьянина до самого джати. Да я иду в большой надежде, что ко мне прицепится пара-тройка козлов – я каждого для начала трахну, а потом медленно зарежу, или долго придушу, или заставлю выблевать кишки. Он меня проводит! Я падаю, держите!
Смех постепенно затихал в ночи.
– Счастливого тебе пути, черная суккуба. – проговорил вестник. – Я даже и думать не хочу, куда направила ты свой путь. Пусть это останется для меня тайной. Пусть это будет твой, а не мой выбор.
«Вот тебе и Тиби – так думал вестник пробираясь между улиц – какая точность и какая глубина всего в двух фразах. А ведь и правда, и так на самом деле – любила не торгуясь. И утверждала, что я всё знаю, а я об этом и не мечтал даже во снах. Такое разве может быть, это был не человек а метеор, сверкнувший молнией – и всё вокруг сгорело. Не только всё вокруг, но и внутри, в душе остался пепел. В душе остался пепел! Весьма затасканное выраженье. Вот ещё тоже, что за стенанья, в самом деле, на вестника все это не похоже. Давай-ка разбираться хладнокровно и по порядку. Разбираться, безусловно, надо, да что-то как-то пусто все вокруг, хотя народа уйма. Постой, ты сюда вот так явился, не зная никакой царицы и было тебе очень интересно. Почему? А может это правда, что это все она царица-ведьма».
Вестник понимался все выше в направлении Сокара. Везде в ночи гудела прибывавшая вода, озеро Лотосов солидно прибавило и вода по шлюзу уже сбрасывалась на поля.
Поднявшись на плато, странник сел лицом к дворцу. За белою стеной, на возвышении, по прежнему стоял дворец Инебу-Хедж, но без своей таинственной хозяйки, их было много до нее и еще больше будет после.
Все – нет ее, а что она сумела сделать с ним, за не такой уж большой срок общения, остается непонятно. Каким же образом сумела сделать, так что собою заменила все вокруг. Он даже говорить стал как она, да что там говорить, он и думает вот так же. Обычным языком уже не может. А ну попробуем, что за наваждение, в конце концов!
Итак, царицы нет, она исчезла, улетела, развеялась как дым. Но ведь её не было и раньше, в том месте, откуда он пришел. Её там не было. А здесь была! Вот только что была. Значит, не исчезла, просто её нет здесь, а, следовательно, надо искать. Нет, не искать, а найти. Пожалуй, он догадывается где. Но! Но это уже что получается? Сплошная мистика и больше ничего. Тогда останется поверить в бога, а точней во всех богов, а может так и надо, ведь царица верила, и верила, что и она богиня и это ей дало уверенность в собственном бессмертии.
Странник фыркнул, а фыркнувши, развеселился и веселился долго на краю города Мертвых с гудящей массой воды под ногами. Во, сказанул, точней, подумал – сплошная мистика!
А всё вокруг это что, простите? А он сам невесть, откуда взямшись? Это что за явление природы? И с чего он так уверен, что их нет, богов. Всё верно – он их не видел, ну так он их и не невидел, в таких вещах, где отрицание там и доказательство. Вполне быть может, что вот именно сейчас собрались несколько таких, ну скажем, Птах, Тот, Хнум, Нейт и Исида и качаясь в гамаках (это, к примеру, аллегория такая, для тех кто не очень понял), а так же спичкой в зубах ковыряя решают, как бы по-прикольней распорядиться этим, как там бишь его, ну тот который вестник.
Может такое быть? Да очень просто, а если и не так, то как-нибудь иначе, мысль общая может и верна. Хотя все это очень даже можно объяснить и с точки зрения науки.
Надо искать путь обратно, а затем назад сюда в тот момент, где еще есть царица Нейтикерт. Но вот вопрос – зачем искать умершую тысячелетия назад царицу, когда там, откуда он пришел множество прекрасных женщин? Можно найти и покрасившей, у нее вон и ушки слегка оттопырены и челюсть как у львицы и носик хоть не длинный, но широкий, да и характер ещё тот и зверские, свирепые привычки. Все это так, но она любит, не торгуюсь. И….и больше такой, просто, нет! Именно такой надо отдавать всю жизнь, без остатка, и именно с такой накдо умирать, и почитать это за счастье. Вот, главное, чего он не удосужился понять! Ты все хотел ее спасать, а она в спасенье и не нуждалась. С такой надо было умереть! И не раздумывая, а ты посмел усомниться!
– Я тебя найду. – сказал странник вслух и поднявшись в рост, крикнул. – Най-ду-у-у!
– Мужик, ты чё орешь? Пару амулетиков не подаришь? – ну очень неожиданно спросили из темноты.
– Ну, вы как-то совсем не вовремя, братва, бродяги. У меня, вообще-то, трагедия во внутренностях моей души. Любимую, возлюбленную я потерял, совсем недавно.
– Ну, дык, душа твоя, вообще-то, нам и на хрен не нужна. Любимая твоя тоже нам до барабана. – посочувствовали из темноты гегемоны. – А на браслетики, ты случаем, небогат? – поинтересовались те же и оттуда же
– Дык, енто, и ну, дык того, не нажил я богатств, на царской службе, но вот та девушка, что пошла вперед, очень богата на всяческие сюрпризы и у нее уйма всяческоподобных штучек-финтиклюшек. Она с вами поделится ими не ломаясь. А лично я гол, как сокол.
Темные силуэты двинулись следом за исчезнувшей во мраке последней «черной собакой», а вестник, некоторое время, подумав, чего это он такое, придурок, сотворил, с топотом побежал следом за грабителями.
– Эй! Так уж и быть граждане урки. – запыхавшись, проговорил он. – Сделаю уж для вас я доброе дело – набью вам морды как можно по-больнее, и с вас того будет довольно. А девушка пусть идет дальше. У нее дела. И совсем не месячные.
Следом за этой фразой, в темноте прозвучал смачный звук плюхи, затем последовала невнятная возня, слегка разреженная еще несколькими ударами. В последующей за этим, ночной сумятице, вестник, расквасил несколько физиономий, щедро раздал десятка полтора пинков, получил болезненный удар в ухо, ушиб об чью-то твердую голову свою нежную и изящныю ногу и, подпрыгивая на здоровой, кинулся вниз по улице, уводя банду от шастающей во тьме Тиби и, параллельно с этим, от жестокой смерти.
Преследователи, с довольным урчанием, долго гнались за ним, пока не подвернулось, весьма и очень кстати, озеро Лотосов, ну будто специально для вестника налитое до краев, куда он и юркнул с тихим плеском.
