скачать книгу бесплатно
– Рабов связали? – обратился Уаджар к Небку.
– Ну, конечно. – махнул тот рукой.
– Что ж, поступим по закону. За убийство господина всем рабам – смерть! Невзирая на пол, и на возраст невзирая.
– Ну, уж нет! Поступим с ними так же. По закону наказанье слишком мягкое – за смерть вельможи – смерть всем без исключения рабам вельможи. Но смерть по государственным законам – это очень мало! На кол посадить и содрать с живых кожу! Вот это наказанье. Вот это по достоинству преступленья.
– Так, это… – взял слово Хнемредиу, – подождите! Совсем, что ли разум потеряли?! – мягким девичьим голосом возмутился казначей царя, сделав большие глаза. – Дети-то при чем? И их, и девок, на кол посадим? Нет, это чересчур! Как казначей царя, я возражаю! Убить так убить, как и положено, по закону, но, по крайней мере, как-нибудь гуманно – ну, повесить там, или… или как еще… нибудь… утопим, голову отрубим… да мало ли… ну, наконец, задушим, но девок-то за что?….и этих, ну как их… тоже как-то… не так это все просто.
– Давайте все же подождем результатов допроса. – резонно ответил Уаджар. – Мой человек, уж вы мне поверьте, свое дело знает.
Вскоре явился тихий человечек с внимательным взглядом взрослой крысы, выглядывающей из норы, впрочем, глаза он, по большей части, держал опущенными долу, а руки, скромно прижатыми к животу.
– Ну? – потребовал господин Уаджар. – Что? Что удалось тебе нанюхать?
Человек покачал головой.
– Пока, почти что ничего.
– Говори то все, что есть почти, среди всего этого, вроде, как и ничего.
– Следов борьбы почти что нет. Ни в спальне, ни на теле. Опрокинута баночка с притираниями, на полу рядом с ложем…
– Это я. – не стал скромничать Небку.
– … и больше ничего. На теле ни синяков, ни ссадин, ни царапин. Такое впечатленье, что либо господин Раджедеф просто не сопротивлялся, либо это сделал кто-то обладающий громадной силой.
– Не надо так уж мудрить, любезный! Это сделал не кто-то сказочно и невероятно сильный, а четверо-пятеро обычных человек. – презрительно сказал Аханахт.
– О, мой господин, вы конечно правы. Мне, недостойному, осталось лишь ответить – почему нет на теле следов борьбы, а на это я ответ на это дать пока что, не готов.
– Ладно, что показал допрос.
– Допрос выявил удивительнейшие вещи – никто не видел, никто не слышал, никто не знает, никто не скажет. Почти как в священной формуле захоронений. То есть ни единого подозрительного звука.
– Ы-ы-э-э-э… – донесся жуткий рев из спальни.
Вельможи побледнели, а Хнемредиу чуть не свалился с кресла.
Из спальни вылетел господин Раджедеф с отсутствующим, в буквальном смысле, лицом, и, не прекращая реветь, пронесся через весь зал и, не попав телом в лестницу, перекинулся через перила, картинно дрыгнув ногами и, несколько мгновений спустя, душераздирающий крик прекратился, завершившись глухим стуком.
– Ну, это… – после некоторой паузы сказал побледневший Уаджар, обращаясь к своему доверенному лицу, – …ты-ы-ы, – Уаджар потыкал пальцем в лестницу, – ну это, того, пойди, взгляни-ка, что там с ним.
Достойный господин Уаджар, видимо, слегка растерялся, отдавая подобное распоряжение, ибо, что там с Раджедефом, в общем-то, было уже ясно – наверняка не компот с киселем он ест на кухне. Чиновник спустился на первый этаж и, вернувшись, торжественно, доложил:
– Слуга земного Бога и богини, смотритель Белой палаты, господин Раджедеф, начал свой путь за скрытый горизонт Запада и вскоре вступит в чертоги Аменти.
– Слава священной девятке. – облегченно сказал господин Небку. – Отмучился, бедняга.
– Мда, – задумчиво произнес Аханахт, – на нем совсем лица не было.
Все присутствующие не могли не согласиться с такой суровой, но справедливой правдой жизни. Достойного вельможу, ныне усопшего, бережно внесли в спальню.
– Почему же он… – пробормотал, принявший совершенно неестественный для египтянина белый цвет, господин Хнемредиу, – … почему только сейчас…
– Да, это и вправду интересно. – кивнул головой господин Аханахт. – Вы так не считаете? – обратился он к господину Уаджару.
– Считаю, и даже собираюсь выяснить этакое чудо. Так о чем мы говорили… а, об отсутствии подозрительных звуков в теченье ночи. Не кажется ли тебе, что это ерунда? – Уаджар требовательно посмотрел на чиновника. – Вот мы сейчас, все услышали прекрасно. Такой крик, такие вопли. Их не услышать невозможно!
– О, да, мой господин, конечно, это ерунда. Требуется более длительный и более детальный допрос, но он требует времени и особых инструментов и всяческих других приспособлений для извлеченья правды.
– Так проводите. С этими, как их, инструментами и приспособленьями. Чего ты ждешь?
– Конечно, господин мой, мы проведем такой допрос, но…
– Что?
– Я и сейчас могу сказать, что допрос ничего не даст – эти люди говорят правду.
– Откуда же ты знаешь, если еще никого не подвесил на дыбу и никого не прижег огнем.
Человек вежливо поклонился.
– Простите, достойные вельможи, но за долгие годы моей работы боги стали открывать мне истину в людских словах и в их поступках. Человек, который перед пыткой врет и тот, кто говорит правду, выглядят совсем по-разному. У них в глазах совершенно разные чувства, они по-разному сжимают губы, иначе держат руки, и пальцы рук у них ведут себя по-разному, а уж тем более глаза и мимика лица. Все это потому, что тот, который врет, собирает мужество и волю, чтобы вынести страдания и не проговориться, а тот второй, просто в отчаяние, за незаслуженные муки и страшно боится, что вдруг оговорит себя. Господа мои, их просто невозможно перепутать! Они отличаются как лев и бегемот, крокодил и слон.
– И что хочешь ты этим сказать?
– Все рабы и слуги господина Раджедефа от ужаса трясутся – они прекрасно знают, что им грозит и многие боятся, что не выдержат пыток. Но они все невиновны в смерти своего господина. Они и вправду не слыхали ни единого подозрительного звука. А если даже слышали, то к смерти господина отношенья не имеют. Но… если вам нужен не тот, кто виновен, а просто виноватый, то… то я таких найду вам много. Со всем своим усердием. Только скажите. Если бы вы знали, достойные господа, сколько есть средств из лжи сделать правду… да что из лжи!…из просто ничего… вы удивитесь, господа мои, в каких удивительных местах приходилось находить мне правду.
– В каких же? – заинтересовался Аханахт.
– Правду можно извлечь даже из… из откуда угодно, если использовать для этого особые инструменты.
– Вот там именно, ей и место. – удовлетворенно заключил Аханахт.
– Так в каком же действовать мне направленьи?
– Хорошо, над этим мы подумаем, а что все же выяснить удалось сейчас на самом деле? Как все на самом деле происходило?
– Господин Раджедеф, да будет его жизнь легка и счастлива на полях Иалу, прибыл вечером слегка навеселе и сразу же отправился в спальню.
– Один?
– Совершенно, как солнечная барка Ра, на синем и лазурном небосводе.
Все разом выпрямились в креслах и посмотрели на Небку.
– Затем господин велел подать вина и яства, зажечь ароматические куренья и всем убраться в… ну в том смысле, что б, не досаждать.
– И?
– Потом просто все в поместье легли спать. Господин Раджедеф так никого до утра и не позвал.
– Так что? Кто с ним такое сотворил.
– Может, все-таки у него были девки? Может он их привел тайком?
– Это ерунда! Как могли девки справиться с мужчиной, да еще без звука. Криков-то не было!
– А может это бродячие артисты? Раджедеф, привел девиц, а те затем впустили и мужчин и они… нет, Сет вас побери, опять не получается – он бы позвал на помощь слуг и охрану.
– Достойные вельможи, – напомнил о себе человек с глазами мудрой и ушлой старой крысы, – мы можем смело отмести бродячих музыкантов – на господине Раджедефе, остались украшенья, ценности немалой, и их еще больше на столиках вокруг и ничто не тронуто. Падаю в грязь перед вашим величием, целую следы ваших ног на земле и прошу дозволение продолжить детальный осмотр помещения и для этого Вам, господа мои, надобно покинуть помещенье спальни и зала.
Вельможи уставились на смиренно склоненного слугу. Тот исподлобья стрельнул жгучими глазами, опустился на колени, а затем распростерся ниц.
– Любезный Уаджар, на вашем месте я бы выпорол наглого мерзавца. – процедил господин Аханахт.
– Я порю, порю, любезный казначей.
– Почаще.
– Очень часто, но сейчас он говорит дело, да и вообще он дело знает. Так что, действительно – пойдемте. Это хорошая ищейка. Одна из самых лучших. Он нюхом и прытью поспорит с любой из ваших охотничьих тезем.
– Ну, уж позвольте не согласиться, вот послушайте, что давеча произошло со мною на охоте в западной пустыне. Сообщили мне о бесчинствах, учиняемых львами, и взял я, значит, свору своих тезем, ну вы знаете, ту, где вожак Аккер и еще сука наизлобнейшая Мафдет, и, на всякий случай, прихватил еще две своры этих хваленных слюгги, что выменял на соколов у презренных шассу, и что же вы думаете…
Вельможи, сияя многочисленными браслетами, блестя золотыми наплечными ускхами, со множеством самоцветных камней, удалились, а египтянин начал осмотр, слыша в отдалении оживленное обсуждение качеств охотничих собак и смех, и стенания из сарая где содержались рабы.
Он медленно и долго осматривал зал, оглядел столики с яствами, понюхал кубки и бокалы. В каждый опустил палец, провел по стенке, и понюхал и даже облизал. Сел в кресло и некоторое время сидел задумавшись. Затем перешел в спальню и облазил каждую плитку пола, но судя по не прояснившемуся лику, результата не было. Он перешел к ложу, на котором опять, как ни в чем небывало, возлежало тело господина Раджедефа, но и оно его ничем не удивило и он, в некоторой рассеянности, присел рядом с вельможей и в задумчивости уперся локтями в колени.
И тут что-то его насторожило. Он склонил голову набок, затем повел носом, и ноздри его затрепетали, и тут же он склонился к кровати, принюхиваясь. Сначала он брезгливо сморщился, но не прекратил осмотр и обнюхивание.
– О, боги. – прошептал он выпрямившись.
Вновь склонился к ложу и тут его внимание что-то привлекло. Он поднял с кровати двумя пальцами нечто невесомое и, посмотрев на свет, очень удивился. Глаза его блеснули как у крысы заметившей беззаботного цыпленка, он уже собирался подняться, как вдруг заметил еще кое-что и, так же, подняв это осторожно пальцами, удивился еще больше и пробормотал:
– Мать наша Асет!
Затем он вышел в зал и кликнул управляющего. Явившийся управляющий с некоторой нерешительностью уставился на чиновника. С одной стороны не велика, конечно, шишка, чтоб отдавать ему указанья, а с другой стороны… Сет его знает, что там у него с другой стороны, сразу так и не рассмотришь. Чиновник же на сомнения управляющего внимания не обратил и тихим голосом попросил позвать всех женщин, прислуживающих господину Раджедефу.
Окинув одним взглядом сбившихся в кучку и перепуганных до смерти женщин, зажимающих рты ладошками, он приказал собрать вообще всех женщин присутствующих в поместье, чем привел несчастных в неописуемый ужас. Все закрыли лица ладонями и, подвывая, упали на колени. Все прекрасно понимали, что значит смерть их хозяина и подозрение в убийстве. Это, по закону, означает смерть для всех рабов. Даже если из всех рабов виновен только один, – смерть всем!
Народ, конечно, может выйти перед Высокими Вратами и перед собранием Верховной Коллегии и просить о милости хотя бы для детей и женщин, ибо понимали, что все не должны отвечать за одного, но… но, свирепый древний закон обычно соблюдался неукоснительно. И еще не одно тысячелетие. На этом держалось государство – господин – и раб. Нельзя нарушить равновесие зависимости большинства от меньшиства. Иначе крах всего! Можно убить одного – можно убить и всех – рабов-то намного больше. А вот когда жизнь господина равна тысячам жизней… охо-хо-хо! Такой размен рабам не выгоден.
Однако, когда пригнали всех прочих женщин, он, маленький чиновник, только взглянув на воющую на разные голоса компанию и небрежно махнув рукой, тихо сказал:
– Все свободны.
Когда же чиновник спускался по лестнице со второго этажа, закусив палец и задумавшись, его окликнули:
– Господин… э-э-э, господин…
– Старший писец. – подсказал чиновник, не оборачиваясь.
– Господин старший писец, вы …вы, так добры к нам. Мы все обязаны вам жизнью.
Чиновник обернулся – у лестницы стоял карлик с печальными глазами.
– Пустое, братец, тем более, что пока еще и не обязаны. Ты за этим меня окликнул?
– Нет, конечно. То есть, да, и за этим тоже! Вы, наша жизнь… она была у вас в руках… Вам и вправду надо знать, что там, в спальне происходило? Не вашему господину, а именно вам?
– О, да! Именно мне.
– А… не принесет ли это нам вреда?
– Нет, мой дружочек, всем кто невиновен вреда не будет. Иначе…, сам понимаешь… дыба, плетка, кол по ребра. Так что? Ты можешь мне ничего не говорить. Потому что если было преступление, то я обязан довести расследование до конца, иначе, зачем нам нужно государство? Но если вы виновны, то можете не говорить против себя, пока я не добуду доказательств.
– Я скажу. Я… ну, в общем, я…
– Ты что-то видел? – мягко спросил старший писец.
– О, нет, мой добрый и справедливый господин!
– Так, ты что-то слышал, мой дружочек?
– Я слышал.
– Что же? Крики, стоны?
– Совсем и нет.
– А что?
– Песню.
– Песню? – улыбнулся чиновник.
– Да, песню.
– И кто же пел эту песню?
– Богиня. – карлик опустил глаза. – Ее пела сама богиня.
– Прямо-таки богиня? Какая же из них, ведь богинь немало и даже просто много. И многие из них поют – Асет, Маат, Хатхор, Нейт, не приведи, конечно, бог Хнум. Какая, из них, богинь, тебе песню спела?
– Смеетесь? А вы не смейтесь, мой господин. Это было вовсе не смешно. – карлик поднял глаза, и старший писец с удивлением увидел в них слезы. – Ее голос. – у маленького человечка прервалось дыхание, и он даже закусил губы. – Поверьте мне, это был удивительно дивный голос, такого быть не может у смертной и это хорошо, потому, что такое нельзя слушать смертному обычному. Я услыхал его во сне, понимаете, господин мой, я спал в эти мгновенья, и проснулся потому, что стал куда-то падать, а проснувшись, не смог пошевелиться и только слушал и слезы текли из моих глаз, а когда пение закончилось, я разрыдался и более уже не спал. Зачем я проснулся, зачем же я его услышал!
– И более ты ничего не слышал?
