скачать книгу бесплатно
– Надо ли парню, влюбленному в черную девушку, использовать термины?
– А это не котел ли называет чайник афроамериканцем?[11 - Обыгрывается американская пословица «Котел чайнику говорит: ты чумазый».]
– Котел?
– Ну, я шучу. Просто интересное слово. Я не сужу. Ты знаешь, что тебя назвали в честь брата твоего прадеда, погибшего в Биркенау. У евреев всё всегда приобретает какое-то значение.
– Какое-то страдание, ты хочешь сказать.
– А гои выбирают красивые имена. Или берут и выдумывают их.
– Билли назвали в честь Билли Холлидей.
– Значит, это исключение, подтверждающее правило.
– А тебя в честь кого назвали? – спросил Сэм; его интерес – небольшая уступка голосу совести за погрустневший и потускневший голос отца.
– В честь дальнего родственника по имени Яков. Считается, что он был удивительным, легендарным человеком. Предание гласит, что он голой рукой раздавил череп казаку.
– Круто.
– Я, конечно, не такой силач.
– Мы даже не знаем никаких казаков.
– В лучшем случае я обычный.
У кого-то из них заурчало в животе, но ни один не понял, у кого.
– Ладно, вывод. По-моему, это чудесно, что у тебя есть девушка.
– Она мне не девушка.
– Опять разница в терминологии. По-моему, чудесно, что ты влюблен.
– Я не влюблен. Я ее люблю.
– Ну, что бы там ни было, все железно останется между нами. Можешь мне доверять.
– Я уже говорил об этом с мамой.
– Правда? Когда?
– Не знаю. Пару недель назад.
– Так это несвежая новость?
– Все относительно.
Джейкоб задержал взгляд на экране. Не это ли притягивало Сэма туда? Не возможность быть где-то еще, а возможность не быть нигде?
– И что ты ей сказал? – спросил Джейкоб.
– Кому?
– Своей матери?
– В смысле, маме?
– Ей.
– Не знаю.
– Не знаешь – в смысле, не в настроении говорить об этом сейчас со мной?
– В этом смысле, ага.
– Это странно, поскольку она уверена, что ты и написал все те слова.
– Я не писал.
– Ладно. Я становлюсь назойливым. Я пойду.
– Я не сказал, что ты назойливый.
Джейкоб двинулся к выходу, но, не дойдя до двери, остановился:
– Хочешь анекдот?
– Нет.
– Сальный.
– Тогда точно нет.
– Какая разница между «субару» и эрекцией?
– «Нет» значит «нет».
– Ну серьезно, какая разница?
– Серьезно, мне не интересно.
Джейкоб наклонился к нему и прошептал:
– У меня нет «субару».
Против воли Сэм громко рассмеялся, всхрапывая и брызгая слюной. Джейкоб рассмеялся, но не собственному анекдоту, но смеху сына. Они смеялись вдвоем, взахлеб, истерически.
Сэм попытался безуспешно взять себя в руки и выговорил:
– Смех-то в том… самый-то смех… что… «субару» у тебя есть.
И они еще хохотали, Джейкоб – до храпа, до слез, с мыслями о том, какой это кошмар – быть в возрасте Сэма, какая боль и какая несправедливость.
– И то правда, – признал Джейкоб, – «субару» у меня еще как есть. Надо было сказать «тойота». О чем я думал?
– О чем ты думал?
О чем он думал? Они просмеялись.
Джейкоб еще на раз подвернул рукава – туговато, но ему хотелось, чтобы они удержались выше локтя.
– Мама думает, тебе лучше извиниться.
– А ты?
Он сомкнул пальцы в кармане вокруг пустоты, вокруг ножа, и сказал:
– И я.
Единственный и насквозь фальшивый.
– Тогда ладно, – сказал Сэм.
– Это не так ужасно.
– Нет, ужасно.
– Да, – согласился Джейкоб, целуя Сэма в макушку – последнее допустимое для поцелуев место. – Должно быть, довольно мерзко.
На пороге Джейкоб обернулся:
– Как дела в «Иной жизни»?
– Ну…
– Над чем работаешь?
– Строю новую синагогу.
– Правда?
– Ага.
– Можно спросить, зачем?
– Потому что я разрушил старую.
– Разрушил? Типа, снес?
– Типа того.
– И теперь, значит, строишь себе новую?
– Старую тоже я построил.
– Маме бы понравилось, – сказал Джейкоб, осознавая, насколько красиво и удивительно то, чем Сэм никогда не делился. – И у нее, наверное, возникла бы тысяча идей.
– Пожалуйста, не говори ей.
От этих слов Джейкоб ощутил прилив удовольствия, которого не желал. Кивнув, он сказал:
– Конечно. – Затем, качнув головой, добавил: – Я бы и не стал.
– Ладно, – сказал Сэм. – Что-нибудь еще?
– Ну, а старую синагогу? Ее ты зачем строил?
– Чтобы взорвать.
– Взорвать? Знаешь, если бы я был другим отцом, а ты другим ребенком, я бы, наверное, почувствовал, что обязан донести на тебя в ФБР.
– Но если бы ты был другим отцом, а я другим ребенком, мне, пожалуй, не пришлось бы взрывать виртуальные синагоги.
– Touchе[12 - Touchе – удар, означающий поражение в фехтовании (фр.).], – признал Джейкоб. – Но может ли быть, что ты строил ее не для того, чтобы разрушить? Или, по крайней мере, не только для этого?
– Нет, не может.
– Ну, например, ты пытался сделать все как надо, и когда не вышло, тебе пришлось все сломать?
– Никто мне не верит.
– Я верю. Я верю, что ты хочешь, чтобы все было как нужно.
– Нет, ты не понял, – сказал Сэм, потому что не было способа заставить отца хоть что-то понять.
Но отец понял. Сэм строил синагогу не затем, чтобы взорвать. Он был не из тех создателей тибетских песочных мандал, о которых ему пришлось слушать как-то в машине, – пятеро парней в молчании тысячи часов работают над аппликацией, чье назначение – не иметь никакого назначения. («И я думал, что нацисты – это противоположность евреев», – сказал тогда его отец, выдергивая наушники из автомобильной магнитолы.) Нет, он строил ее с надеждой, что наконец появится место, где он будет чувствовать себя уютно. И дело не в том, что он мог выстроить ее в соответствии со своими эзотерическими воззрениями: он мог находиться там, не находясь там. В чем-то сродни мастурбации. Но как и в мастурбации, тут, если не выйдет точно как надо, уж будет полностью и безвозвратно мимо. Иногда, в худшие из возможных моментов, его опьяненное подсознание вдруг закладывало вираж и в свете его ментальных фар оказывался рав Зингер, или Сил (певец), или мать. И тут уже ничего нельзя было переиграть. Так же и с синагогой: малейшее несовершенство – ничтожное отклонение от симметрии в ротонде, слишком высокие для малорослых детишек ступени, перевернутая звезда Давида – и все насмарку. И ничто не делалось спонтанно. Сэм все продумывал. А разве не мог он просто поправить то, что получилось не так? Нет. Потому что он бы всегда помнил, где было плохо: «Вот эта звезда висела вверх ногами». Другой человек воспринял бы исправление как улучшение изначального варианта. Сэм не был «другим человеком». Как и Саманта.
Сев на кровать, Джейкоб заговорил:
– В молодости, может, даже в старшей школе, я переписывал слова любимых песен. Зачем, не знаю. Наверное, это давало мне ощущение, что всё на своих местах. В общем, это было задолго до интернета. Так что я садился перед бумбоксом…
– Перед бумбоксом?
– Ну, магнитолой.
– Это я подстебнул.
