скачать книгу бесплатно
Джулия оказалась на четвереньках. Нет. Она на ногах. Где она вообще? На улице. Да. Привалилась к машине. На стоянке. В поле. Нет, согнулась, лежит животом на заднем сиденье машины, ступни на земле. Брюки и трусы спущены, чтобы оголить зад. Она вжимается лицом в сиденье, отставляя зад. Расставляет ноги, насколько позволяют брюки. Ей хочется, чтобы их трудно было расставить, чтобы что-то не пускало. В любой момент их могут застать. Тебе стоит поторопиться, говорит она ему. Ему? Отдери меня. Это Джейкоб. Заставь кончить. Отымей меня как хочешь, Джейкоб, и иди себе. А меня брось тут, чтобы по бедрам стекала твоя сперма. Отдери и уходи. Нет. Все не так. Вот она снова в том самом салоне фурнитуры. Мужчин нет. Только дверные шишки. Вжимая ручку в клитор, она полизала три пальца и сунула внутрь, чтобы почувствовать сокращения мышц, когда будет кончать.
Внезапный толчок, как резкая судорога, что так часто вырывает из полузабытья. Но это не было падение – не Джулия упала с кровати, а что-то упало на нее сверху. Что за чертовщина? Не вызвал ли слишком обильный прилив крови к тазу какой-то неврологический синдром? Мастурбация – это, в сущности, напряжение сознания, но внезапно Джулия оказалась беззащитной перед собственным сознанием.
Сквозь крышку своего соснового гроба она видит Сэма, такого красавца, в костюме, стоящего над ней с лопатой в руке. Этого она не хотела. Это не доставляет ей удовольствия. Какой красивый мальчик. Какой красивый мужчина. Все нормально, любимый. Все нормально, все хорошо. Она застонала, он завыл, оба животные. Он зачерпнул лопатой землю и опрокинул на Джулию. Так вот как оно бывает. Теперь я знаю, и ничего не поменяется.
И тогда Сэм ушел.
И Джейкоб, и Макс с Бенджи ушли.
Все ее мужчины ушли.
И снова земля, теперь с лопат чужаков, по четыре лопаты враз.
Потом и они ушли.
И она осталась одна, в самом тесном за всю жизнь доме.
Обратно в мир, к жизни, ее вернуло жужжание – звук стряхнул с нее оцепенение невольной фантазии, и ее обожгла полная абсурдность того, чем она занята. Кем она себя возомнила? Внизу сидят родители мужа, через коридор – ее сын, ее пенсионный счет больше, чем сберегательный. Она не устыдилась, а просто почувствовала себя дурой.
Она не могла определить источник шума.
Телефон, но такого гудка она еще ни разу не слышала.
Может, Джейкоб купил Сэму смартфон на замену подержанной раскладушке, на которой тот весь последний год строчил сообщения со скоростью Джозефа Митчелла? Они обсуждали вариант сделать ему такой подарок на бар-мицву, но до нее еще оставались недели, и тогда Сэм еще не угодил в историю, да и все равно они эту идею отвергли. И так уже слишком много штук, затягивающих всех в глубины трескучего где-то-там. Эксперимент с «Иной жизнью» практически похитил личность Сэма.
Она слышит гудок.
Джулия поискала в плетеной корзине со всякими туалетными штучками, в медицинском шкафчике: малые и большие пузырьки адвилла, жидкость для снятия лака, органические тампоны, детское масло, перекись водорода, медицинский спирт, бенадрил, неоспорин, полиспорин, детский ибупрофен, судафед, пьюрелл, имодиум, колэйс, амоксициллин, аспирин, мазь ацетонид триамцинолона, лидокаиновый крем, ранозаживляющий спрей, ушные капли, физраствор, мазь бакторбан, зубная нить, лосьон с витамином Е… все, что только может потребоваться. И когда мы успеваем обзавестись столькими потребностями? Столько лет ей ничего не было нужно.
Она слышит гудок.
Где же это? Она смогла бы убедить себя, что гудок доносится от соседей за стеной, или даже что он ей почудился, но жужжание послышалось вновь, и на этот раз она поняла: источник звука в углу, возле пола.
Джулия опустилась на четвереньки. В корзине с журналами? За унитазом? Она просунула руку за стульчак, и едва ее пальцы коснулись телефона, как он зажужжал снова, будто тоже прикоснувшись к ней. Чей это? Еще один гудок: пропущенный вызов от ДЖУЛИЯ.
Джулия?
Но Джулия это она.
Что с тобой стряслось?
И-э-т-о-н-е-п-р-о-й-9-ё-т
Сэм знал, что все рухнет, только не знал, как именно и когда это случится. Родители разведутся и в конце концов возненавидят друг друга, сея беды, как тот японский реактор. Это было ясно, хотя и не им. Сэм старался не следить за их жизнью, но трудно было не замечать, как часто отец засыпает перед телевизором, где уже закончились новости, как мать только и делает, что подрезает деревья на своих архитектурных моделях; как отец каждый вечер выставляет на стол десерты, как мать всякий раз, когда ее лижет Аргус, говорит, что ей «мало места», как она увлеклась статьями о путешествиях, а у отца вся история поиска состоит из сайтов о недвижимости, как мать неизменно берет Бенджи на руки, едва в комнате появляется отец; с какой яростью отец стал ненавидеть зажравшихся спортсменов, которые «даже не стараются»; как мать пожертвовала три тысячи Национальному общественному радио, а отец в отместку купил «веспу»; трудно было не замечать отмену аперитивов в ресторане, отмену третьей сказки перед сном для Бенджи, отмену взглядов в глаза.
Сэм видел то, что родители не могли или не позволяли себе видеть, и это только сильнее бесило его, потому что быть не таким глупым, как твои родители, отвратительно, это как сделать большой глоток молока, ожидая, что в бутылке апельсиновый сок. Оказавшись не таким глупым, как родители, Сэм знал, что однажды ему скажут: выбирать не придется, а на самом деле нужно будет выбирать. Он знал, что скоро не захочет или не сможет притворяться в школе и его оценки покатятся по наклонной плоскости в соответствии с каким-то законом, который он, как считалось, знал; что выражения родительской любви будут тем ярче, чем больше их будет печалить его печаль, и что за разлуку он получит компенсацию. Виня себя за то, что так много на него взвалили, родители позволят ему соскочить с крючка спортивной секции, и он сможет выторговать побольше времени за компьютером, и обеды пойдут все менее экологичные и здоровые, и довольно скоро Сэм двинется прямым курсом на айсберг, а его родители тем временем будут друг с другом соревноваться в игре на скрипках.
Сэм любил интересные факты, но его почти безостановочно мучили странные повторяющиеся мысли. Например такая: что, если он увидит чудо? Как сможет убедить других, что не валяет дурака? Если вдруг новорожденный шепнет ему тайну? Или дерево сойдет с места? А если он встретит себя старшего и узнает обо всех катастрофических ошибках, которых иначе он бы не избежал? Сэм воображал разговор с матерью, с отцом, с фальшивыми друзьями в школе, с настоящими друзьями в «Иной жизни». Большинство просто посмеялось бы. Может, одного-другого удалось бы склонить к какому-то проявлению доверия. Например, Макс, по крайней мере, захотел бы поверить. Бенджи поверил бы, но лишь по той причине, что верил всему. А Билли? Нет. Поделиться своим чудом Сэм не смог бы ни с кем.
Раздался стук в дверь. Не в дверь святилища, а в дверь его комнаты.
– Вали отсюда, пиздюк.
– Извини, что?
Отворив дверь, вошла мать.
– Прости, – повинился Сэм, кладя планшет на стол экраном вниз, – я думал, там Макс.
– И ты полагаешь, так нормально говорить с братом?
– Нет.
– Или хоть с кем-то?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Не знаю.
– Может, стоит задуматься, спросить себя?
Сэм не мог понять, риторический ли вопрос, но понимал, что для иного толкования ее слов, кроме буквального, момент не самый лучший.
Поспрашивав себя секунду, он не смог выдать ничего лучше, чем:
– Думаю, я тот, кто произносит слова, хотя знает, что их не нужно говорить.
– Видимо, так.
– Но я исправлюсь.
Джулия оглядела комнату. Боже, как же бесили Сэма ее быстрые шпионские осмотры: его раскрытой тетради, его вещей, его самого. Ее постоянное стремление оценивать разрезало его, будто река, создавая два берега.
– Чем занимаешься?
– Не сижу ни в почте, ни в чате, ни в «Иной жизни».
– Ладно, но чем-то все же занимаешься?
– Да я и сам не знаю.
– Я что-то не понимаю, как это может быть.
– Разве у тебя сегодня не выходной?
– Нет, у меня не выходной. У меня день доделывания дел, которые я давно откладывала. Например, вздохнуть и подумать. Но утром у нас, как ты, возможно, помнишь, случился незапланированный визит в «Адас Исраэль», а потом мне надо было встретиться с клиентом…
– Зачем надо?
– Затем, что это моя работа.
– Но зачем сегодня?
– Ну, я решила, что так надо, хорошо?
– Хорошо.
– И потом в машине мне пришло в голову, что хотя ты, можно сказать, все уже запорол, наверное, надо вести себя так, будто твоя бар-мицва дело решенное. И среди многого и многого, что я только смогла упомнить, твой костюм.
– Какой костюм?
– Вот и я о том.
– Точно. У меня нет костюма.
– Стоит произнести, и это становится очевидным, верно?
– Ага.
– Не перестаю удивляться, как часто наблюдаю этот эффект.
– Извини.
– За что?
– Я не знаю.
– В общем, надо купить тебе костюм.
– Сегодня?
– Да.
– Серьезно?
– В первых трех местах, куда придем, того, что нам надо, не будет, а если вдруг найдем что-то приличное, оно не подойдет по размеру, а портной только еще больше испортит.
– Мне надо там быть?
– Где?
– В костюмном месте.
– Что ты, нет, конечно, тебе не надо там быть. Давай сделаем проще: соорудим себе 3D-принтер из палочек от мороженого и макарон и напечатаем на нем точную анатомическую модель твоей фигуры, с которой я попрусь в свой выходной в костюмное место одна.
– Да, и пусть он выучит мою гафтару.
– Меня сейчас не смешат твои шутки.
– Это и говорить не нужно.
– Что, прости?
– Не надо говорить, что тебе не смешно, чтобы человек понял, что ты не смеешься.
– И это тоже не нужно говорить, Сэм.
– Ладно. Извини.
– Мы с тобой побеседуем, когда папа вернется с работы, но я кое-что должна тебе сказать.
– Ладно.
– Перестань говорить «ладно».
– Извини.
– Перестань извиняться.
– Я думал, от меня как раз и ждали, что извинюсь.
– За то, что ты сделал.
– Но я не…
– Ты меня очень расстроил.
– Знаю.
– И все? Тебе больше нечего сказать? Ну, например: «Это сделал я, и я виноват»?
– Но это не я.
Она положила ладони на бедра, сунув большие пальцы в поясные петли.
– Прибери этот бардак. Кошмарно.
– Это моя комната.
– Но наш дом.
– Доску нельзя двигать. Мы не доиграли партию. Папа сказал, закончим, когда мои неприятности останутся позади.
– Ты знаешь, почему ты его всегда обыгрываешь?
– Потому что он поддается.
