Мистер Фермер. Морковка за интим!

Принявшись подсчитывать прутики подходящей длины, взглядом случайно цепляюсь за притоптанную, знакомую траву. Среди высоких сломанных стеблей, вверх тянулся жёлтый продолговатый бутон с белыми лепестками по кругу.

– Матерь божья!

На стебле цветка замечаю знакомое каждому белорусу насекомое. Наш главный враг. Имя его знал каждый уважающий себя гражданин, каждый школьник и дошколёнок моего аграрного государства. Это существо – причина множества страданий и мемов. Ненависть к нему не уступала ненависти белорусов к самому Гитлеру. Звали это порождение огородного дьявола «колорадский жук»! Пусть я никогда лично и не встречал его по причине места жительства, но благодаря школе и интернету был очень хорошо о нём осведомлён. Всегда на каждой из картинок он был описан как самый главный враг картофеля! Картофеля, что так же, как и любые другие цветы или луковицы, мог цвести и имел свой весьма необычный цветок. И цветки его были точно такими же, которые я сейчас видел перед собой!

Мощным щелбаном скидываю вредителя с листка, а затем осторожно, выгребая пальцами мелкие камушки и песок, докапываюсь до клубней. Мелкий, местами зелёный – слегка опасный для употребления. Картофель был тем единственным овощем, о котором я знал многое: как готовить, как хранить и, что удивительно, я даже знал, как его выращивать, хотя по факту даже никогда этого не делал. Слишком много моих сверстников во время школьных дней на дачах и в деревнях были заняты выращиванием и сбором этого треклятого корнеплода. После чего часами напролёт могли рассказывать одинаковые, почти что слизанные друг у друга под копирку небылицы о мешках и тоннах собранных ими лично.

– Картошка спасёт мир.

Усмехнувшись любимой шутке одного из одноклассников, обратно засыпал клубни. Сначала мне требовалось обзавестись ещё каким-нибудь провиантом, нужно было увеличить количество источников продовольствия. И только после того как клубни дозреют, рассадить их по более благоприятным для роста и размножения заранее подготовленным грядкам.

Допустим, осень я протяну. Грибы, ягоды и овощи – это хорошо, но всё это сезонно. Зимой ручей может замерзнуть, это означает, что не будет рыбы. Откуда еду брать? Нужны ловушки, нужно вялить, сушить и запасать мясо, а ещё… Вспомнив об идее с зайцами и кроликами, я почему-то забыл, что их не обязательно убивать сразу. Ведь можно кормить их листвой, травой, зеленью там всякой. Можно даже запастись высушенной травой, а после, с приходом холодов и исчезновением кормов, пустить на мясо! Как раз и температура упадёт, и хранить свежее мясо будет в разы легче и проще! Гениально, блять!

Преисполненный чувством своей пиздатости, беру в руки топор. За последние полтора дня в этом мире я уже выпылесосил всё в окрестностях нескольких метров вокруг лагеря. Дальше заходить было тупо страшно. Подходящих для клетки веточек катастрофически не хватало, да и хотелось попробовать содрать с дерева свежей коры, а после попытаться сделать более прочную верёвку и в конечном результате более надёжную клетку. Клетки – их мне требовалось много, очень много. А ещё нужно придумать, как объяснить мои планы соседке, мирной любительнице овощей и жабьих попок.

Предчувствуя скандал, а также злобные, недовольные взгляды и внутреннюю ненависть к своей кровожадной персоне, раздражённый ещё не начавшимся диалогом, бреду к давно запримеченному дереву. Лес я никогда не валил, да и топора в руках своих отродясь не держал. Но что поделаешь, всё в жизни когда-то приходится делать в первый раз.

Высокое дерево с множеством хвойных ветвей, раскинутых во все стороны и находившихся на приемлемой для удара высоте, идеально подходило для «обрезания». Прошмыгнув между колючих длинных лап, занимаю стойку. Сжав древко топора, совершаю пробный замах, привыкаю к «аппарату» и целюсь так, чтобы в случае поломки остриё моего топора не отскочило и не «ваншотнуло» (убило с первого удара) своего создателя.

Раз, два, три, у-да-а-а-р!..

Куда-а?!

Топор проходит сквозь ствол дерева, как нож сквозь лист бумаги, разворачивая меня на сто восемьдесят градусов. Едва не рубанув себя по ноге смертоносным, подобно бритве, опасным лезвием, разрубая ветки и всё вокруг, падаю на землю.

Слышится треск не задетых лезвием волокон древесины. Постепенно с жутчайшим хрустом они рвутся, а сам деревянный гигант, теряя устойчивость, заваливается на сторону. Ровно туда, где был мой шалаш и где сейчас обедала Кролли.

– Осторожно! – не видя девушки, только и успел выкрикнуть я, прежде чем массивный ствол под девчачий визг рухнул на постройку.

Глава 4

Посреди лагеря, между обломанных хвойных лап и разбросанных в разные стороны палок шалаша, хлопая огромными, одновременно напуганными и удивлёнными глазами, сидела Муррка. Лицо крольчихи расцарапали ветки, а между ног, пригвоздив к земле меховую повязку, всего в нескольких сантиметрах от самого интимного места вонзился кривой здоровенный сук.

– Ёбаные бобры! – с прижатыми к груди ушками и трясущейся нижней челюстью, выдохнула бледная как смерть Кролли.

– А… да… бобры…

От сердца отлегло. Слава богу, жива.

Взгляд мой падает на место, где сосна переломилась пополам. Да вы издеваетесь?! Могучий толстый ствол под тяжестью собственного веса обломился об треклятый чёрный, будто уголь, котелок. На проклятой посудине не было и царапины.

Крольчиху трясло в неконтролируемом припадке. Зубки её громко стучали друг о дружку, а глаза, едва не закатываясь, стекленели.

Много раз я слышал по телеку о том, что пугливые кролики иногда умирали от громких звуков типа раскатов грома или выстрелов охотников. Опасаясь, что моя прекрасная спутница последует их примеру и также от страха «даст дуба», подбегаю к ней и тут же прижимаю к себе. Мне и самому было страшно. Как истинный эгоист, проживший последние годы в добровольном заточении, отречении от реального мира, общества и лишь ради себя одного, я, оказавшись связанным с кем-то, испугался, что вновь останусь один.

Прижимая к своей груди голову Кролли, успокаивая девушку, а быть может и себя, как переклинивший, повторяю:

– Всё хорошо, всё хорошо…

Несколько минут я с дрожью в руках держался за крольчиху до тех пор, пока та сама точно так же не обняла меня своими сильными руками.

– Господин шаман…

– Зови меня Матвеем! – прервал её я.

– Матвеем, – тут же ответила Кролли, – я в порядке, не бойся.

Не бойся?! Я едва не убил тебя!

Почувствовав дрожь в собственных руках, понял, что испуган гораздо больше, чем Муррка. Девушка молча сидела, взгляд её красных глаз показался мне кристально чистым. Её грудь равномерно поднималась и опускалась, когда сам я всем телом трясся в припадке неконтролируемого страха. Своей тупостью я едва не загубил доверенную мне жизнь. Твою мать, как же так!

– Это были не бобры, да? – глядя прямо мне в глаза, тихонько спросила проницательная девушка.

Желание соврать, защитить свой имидж в этих прекрасных глазах, показаться лучше, чем есть, и спихнуть всё на других захватило мой разум. В прошлой жизни я постоянно перекладывал всю вину на посторонних. Все вокруг были виноваты в том, что моя жизнь такая, какая она есть. Другие были виноваты в том, что у меня нет девушки, что квартира не убрана и вообще у меня нет никакого будущего.

Крольчиха, сидевшая со мной в обнимку, видела меня насквозь, по поведению чувствовала, что я хочу и готов начать лгать.

– Прости, Муррка, я виноват, это вышло случайно, – как никогда ранее честно признался я. Готовясь к волне порицаний, оскорблений и законному наказанию в любой из возможных форм.

– Господин Матвеем, в следующий раз вали дерево под другим углом, не в сторону лагеря. И меня предупредить не забудь, это ведь опасно! Хотя, я и сама виновата – даже не услышала, что ты дерево рубишь. А ведь у меня очень острый слух. Это ты тоже при помощи той странной «чирк-чирк» магии сотворил, да?

И всё? «Это ведь опасно?» – и больше ничего? Никаких наказаний, критики, мата?

– А… Нет, магия тут ни при чём. Я просто ударил топором, и дерево тут же завалилось и…

– От одного удара?! – вскрикнув, вскочила на ноги Кролли, до усрачки напугав меня. – Невозможно!

– А, ну… Я не вру, – пытаясь придти в себя, продолжал я. – Хочешь, могу показать, только…

– Покажи, покажи! – не унималась она, вынудив меня ещё раз взяться за опасный инструмент.

Присев у срубленного пня, под чутким наблюдением Кролли я взялся за древко валявшегося топора. Осторожно, словно могу ударом расколоть целую планету, стукнул лезвием о поросший мхом камень. Глухой «тюк» и ничего. Ядерного апокалипсиса не случилось, мир по-прежнему жил своей жизнью.

На дрожащих ногах под восторженным взглядом наблюдавшей за каждым моим вздохом Кролли подошёл к следующему, более старому и толстому дереву. Верхушка его была настолько далеко от основания ствола, что через множественные лапины я даже не мог её разглядеть.

Господи, помилуй.

Раз, два, три – и…

…Каменное лезвие, не встречая сопротивления, проваливается в мягкую, словно желе, плоть древесного гиганта. Я видел, как камень, будто скальпель, пронзает кору, разрезает волокна, а после, преодолев половину пути, полыхнув ярким светом… растворяется в воздухе!

Ещё раз потеряв баланс и чуть не крутанувшись, застываю с деревянным черенком в руке. Вновь доносится пугающий треск. Предчувствуя угрозу, с дерева, каркая и ругаясь на своём птичьем, в разные стороны разлетаются десятки ворон.

– Невероятно-о! Господин, ты и впрямь невероятен! – кричит восторженно Кролли, когда я, глядя на переламывающийся ствол, пытаюсь предугадать, куда тот рухнет.

Ещё один старинный гигант повержен. Хрустя многочисленными ветками, он падает на землю, позволяя Муррке вдоволь насладиться моментом очередного «чуда». Прыгая и радостно пытаясь описать свои неописуемые эмоции, она просит поделиться секретом, рассказать об этой чудной магии и об исчезающем топоре. Но по факту мне и рассказать-то нечего, кроме того, что я гость из другого мира, владеющий странной силой, доставшейся мне от вредной, наглой и писклявой Богини.

Естественно, признаваться в своей «иномирской» сущности я не стал. Хрен его знает, что случится, если местные узнают о том, кто я. Кролики, может, и не тронут, а вот какие-нибудь их враги, прознав от одного из ушастых о моём существовании, вполне могут заявиться с целью разобрать на органы для ритуалов или в попытке завладеть какой-нибудь из моих сил.

– А можно, можно я тоже попробую волшебным топором сделать «вжух»?! – с глазами, полными энтузиазма, спросила Кролли.

И я не смог ей отказать. Найдя камень и подходящую ветку, я соорудил ещё один топор, в очередной раз ощутив, как при «крафте» теряю энергию и желание хоть что-то делать.

Взяв в руки мой скрафченный топорик, преисполненная уверенностью, Кролли со всего плеча и от всей своей широкой кроличьей души не бьёт – ебашит об ствол камнем, и…

…Топор разлетается на куски. Остриё отдельно, древко напополам, а сама Муррка с дрожащими от отдачи руками, отшатнувшись, пятится в мою сторону. Её пальчики трясутся, а сама она недовольно, слезливо фыркает:

– Зачем ты так со мною, господин? Сказал бы, что всё это твоя магия…

«Моя магия». Значит, что бы я ни создал, серьёзную угрозу или пользу оно может представлять, только находясь в моих руках. Будь то топор, молоток или что другое. Использовать магическую сторону предмета, раскрыв его потенциал на все тысячу процентов, могу только я. Для остальных это всего лишь обыкновенный инструмент, не обладающий какими-либо особенными качествами. В подтверждение своей теории создаю ещё один топор и прошу Муррку ударить несколько раз по стволу, но только спокойно. Кора разлетается в разные стороны, камень медленно и верно прогрызает ствол, а инструмент не разлетается от первого удара. Это значит, я могу производить инструмент, оружие, те же стрелы, меняя их на полезные мне предметы или ингредиенты для более удачного и нужного в ремесле крафта. Не тратя ни большого количества времени, ни особых усилий, я за считанные часы мог буквально озолотиться, обобрать любое племя, предлагая сложные вещи и инструменты по абсолютно любой цене!

Было бы только кому продавать и на что менять.

– Муррка.

– Что, господин? – разочарованно сравнивая результат всего одного моего удара и результат своих получасовых стараний, спросила девушка.

– Скажи, а твоим сородичам нужны какие-нибудь товары или инструменты?

Около часа мы рассуждали о том, что востребовано в племени Кролли и что бы те могли у меня купить. В основном, как и ожидалось, наибольшую ценность для кочевого племени представляла еда. Её всегда не хватало. Тем более стремительно растущему по численности племени кроликов. На втором месте по значимости стояли собирательские приспособления: корзинки для сбора диких плодов, грибов, овощей и корешков; верёвки для сооружения временного жилья, подвязки и переноски хвороста, для изготовления самой простой одежды; и только в конце шли посуда и оружие.

В основном, если речь не шла о Святой Моркови, Кролли предпочитали избегать боя и убегать от битвы, бросая на съедение самых слабых и старых сородичей. И лишь только когда вопрос заходил об угрозе гибели целого племени из-за «родственной болезни» – только тогда они брались за оружие, готовясь прибегнуть к самым решительным и опасным действиям.

Муррка без доли сомнения заявила, что мне не стоит продавать свои инструменты задёшево и жалеть её племя. Так как, откажись я от продажи моркови, её братья без какой-либо жалости, не разбираясь, хищник я или травоядный, прикончили бы меня, забрали морковь, а труп сбросили в реку, отправив вниз по течению, чтобы не привлекать внимания падальщиков.

– Для Кролли сиюминутная выгода и возможность расширить численность племени всегда на первом месте! – даже не представляя, насколько тупо это звучало, гордо проговорила девчонка.

Винить крольчиху в чём-либо, тем более в несвершённом, я не стал. Более того, я был ей благодарен за честность. Пусть от откровений её и несло душком обиды на собственный народ, ни в одном из своих рассказов Кролли не принизила и не приуменьшила заслуги своего племени. Такая вот она – одной рукой порицает, другой чествует.

– Верёвка нужна всем и всегда. Только делается она очень долго, да и процесс сложный.

– Да-да, верёвка сейчас и нам нужна.

Срезав кору топором, после немного помяв её в руках, спасая глаза от ослепляющего света, отвожу взгляд в сторону.

– Вот и я о том… Ай! Глаза, глаза! – зашипела ослеплённая Кролли, а после, проморгавшись, ошеломленно выдохнула: – Мать моя морковка!.. Верёвка, и так быстро! А крепкая? А длинная? А из чего, из чего?! – налетела с вопросами крольчиха.

Как она работает, моя магия? Как делается и из чего производится в реальности эта верёвка – хрен его знает. Моя читерская магия нарушает все законы физики, химии и всего чего только можно! Раз – и всё готово! Лишь только усталость накатывает сильней, чем обычно.

Взяв в руки созданный мною моток верёвки, Кролли, повернувшись ко мне спиной, выходит на солнечный свет и принимается измерять длину в своих локтях.

– Морковка раз, морковка два, морковка три… – довольная, как слон, хихикает Кролли.

На спине её замечаю длинную и, слава богу, неглубокую царапину. Идёт она от лопаток и до повисшей на хвостике-помпончике повязки. От вида подсохшей крови меня слегка колотнуло: я был виной её ранам.

Пока Муррка занималась «важными для нас двоих подсчётами», я прошёлся по опушке и до берега ручья, где нашёл кустики знакомых мне широколистных подорожников. Собрав пару-тройку, получил вспышку света и уведомление в голове. Мой собственный голос оповестил о появившемся в руке предмете – пучке каких-то лечебных трав. Затем, пройдясь и собрав ещё пару-тройку таких пучков, как в одной простой детской компьютерной игре, выложил их в ряд, подумал о том, что нужно, и… чёрт побери, сработало! Я получил желаемое!

Полыхнув ярким светом, на камнях, где я выкладывал травы, появилось зелёного цвета узкое и длинное полотно, а в голове всплыло незамысловатое название – повязка из каких-то целебных трав.

Длины вполне хватало, чтобы закрыть порез и часть спины Кролли. Смочив повязку, вернулся к крольчихе. Прицеливаясь и примеряя, рассуждал, а точно ли хватит длины? Между делом случайно мокрыми холодными пальцами коснулся оголённых лопаток Муррки.

Ушки её сразу припали к голове. Выронив из рук верёвку, девушка, приподняв помпончик хвостика, слегка подпрыгнула, оттопырила назад свою сочную попку и, свесив пышную грудь, чуть пригнулась к земле.

Её бёдра коснулись моих. От возникшего вида снизу всё сжалось, и я испуганно сделал шаг назад.

Что-то случилось? Может, она услышала кого или я коснулся болезненного места, и та согнулась?! Десятки мыслей, пошлых и вполне себе реальных, угрожающих нашей безопасности, перемешались в голове. Взгляд мой бегал от женской спины до задницы и обратно. В горле пересохло. Глядя на этот зад, чувствуя, как всё быстрее и быстрее колотится сердце, я совсем позабыл о том, что хотел сделать.

– Г-господин ш-шаман? – заикаясь, едва слышно протянула Кролли.

– А? Прости. Твоя рана… Я хотел наложить повязку. Ты не против?

– П-повязку? – с лёгким разочарованием в голосе спросил она, а после, пальцем ткнув себя в царапину, болезненно зашипела: – Да, если у тебя есть повязка, пожалуйста, наложи её.

Я вновь касаюсь её спины и вновь получаю тычок женскими бёдрами. Складки её попки упираются прямо в мой член. Чуть отступив, в момент наложения целебного полотна касаюсь её спины ещё раз. И вновь крольчиха, шипя, толкает меня назад своей попкой.

– Щиплет…

– М-можешь завязывать…

Перекинув концы повязки, чувствуя, что членом упёрся прямо в её лоно, делаю несколько шагов назад и отстраняюсь. Сердце вырывается из груди – ни разу в жизни я не был так близок к этому. Снизу всё словно окаменело, а сам я, пытаясь не показывать свою озабоченность, стараюсь даже не глядеть в сторону Муррки.

– Господи-ин! – недовольно шикнув, видимо, расстроенная причинённой от повязки болью, мычит Кролли.

– Потерпи, скоро пройдёт, – то ли ей, то ли себе, запустив в карман руку и пытаясь опустить поднятый флагшток, сквозь зубы прорычал я.

Впереди ждала тяжёлая работа. Шалаш разлетелся к херам собачьим. На руинах его удалось найти целенькую и невредимую резинку от спортивок. В очередной раз пускать её на укрепление вигвама не стал. Положив ту в карман, пошёл и настрогал длинных палок, набрал еловых ветвей. Набросав листвы рядом с валявшимся стволом, поверх него кинул пару пышных веток, а ещё сверху еловые лапки. В этот раз свет, исходивший от созданного объекта, был очень тусклым. Когда жильё «сотворилось», практически ничего не изменилось. Лишь хвойный потолок из-за измененного угла стал выше, листвы, наложенной в качестве подстилки, стало больше, а вход от холодных ветров прикрывало тряпичное покрывало. Кстати, именно покрывала, того, что защищало вход в мой прошлый вигвам, я так и не нашёл. Это могло значить полное исчезновение всех созданных магией объектов при разрушении целостности конструкции. То есть, какого бы габарита ни был созданный объект, после его уничтожения я не получу ресурсов больше, чем их было затрачено. «Абьюзить», то есть, использовать слабость в системе, эту способность не получится. Точно так же, как и не получится из одной ветки создать тысячи кубов бревен.

Сил в теле оставалось всё меньше, а вечер и ночь становились всё ближе и ближе. Решив поберечь себя для завтрашнего дня, рядом с прошлым местом для костра вырыл новую ямку. После перетянул остатки хвороста, выложил камни, зажёг огонь и пододвинул чан с ублюдской гравировкой под крышкой.

Собирая веточки, вокруг лежака бродила Муррка. Косо поглядывая на меня, девушка что-то хотела сказать, но никак не могла решиться. И я не собирался её заставлять или принуждать делать то, чего она не хотела. И так много херни натворил. Мало того что из племени фактически выкрал, так ещё и чуть не убил. Хреновый из меня человек. И хозяин, видать, такой же.

– Садись кушать. Или ты не голодна?

На мой вопрос крольчиха ответила очередным странным взглядом и немым кивком. Втягивая воздух своим носиком, она весь вечер к чему-то принюхивалась, странно поглядывая в мою сторону, нервировала и начинала подбешивать. Так и хотелось вскочить и закричать: «Если тебе есть что сказать, то скажи мне это в лицо!»

Наскоро поев, замечаю, что варево уже почти закончилось, и предлагаю Муррке добить оставшееся, а после отправляюсь на боковую. Во сне я видел спасение и прощение всех грехов, сотворённых мной сегодня. Уснув, я надеялся наконец-то перестать видеть перед собой покорную крольчиху. Её пышную подтянутую грудь, попку и…

– Господин Матвеем, мне можно лечь рядом? – сквозь полудремоту донёсся до меня милый, дразнящий женский голосок.

– Ложись, конечно, – повернувшись на бок, стояком уткнувшись в бревно, отвечаю я.

И девушка, отодвинув штору, тут же заползает внутрь. Рука её, как и прошлой ночью обхватывает меня за талию, а женская грудь торчащими сосками упирается в спину.

– Матвеем, от тебя странно пахнет…

«Что? Ну уж простите, душа и мыла у меня нет!» – хотелось сходу выдать какую-нибудь злобную реплику, но я сдержался. Мыться в ручье и стираться там же я был ещё не готов. Хотя и сам чувствовал: ещё неделька в своих и без того неделю нестиранных шмотках – и придётся.

На моё молчание Кролли реагирует по-своему. Её рука, медленно скользнув от моего живота вниз, упирается в стояк, а после, сжав мой член, замирает. Я в ахуе, тяжело и непонимающе вздыхаю, стараясь от одного лишь прикосновения не кончить. Что, блять, происходит?!

– Ты же и вправду меня хочешь, но почему не берёшь? – словно матадор, махнувший красной тряпкой перед самым разъярённым, злобным и голодным быком, произносит Муррка.

Глава 5

Тепло, исходящее от рук Кролли, проходя сквозь тонкую ткань штанов, достигает области паха. От касаний её пальцев мышцы пресса сжимаются, а мои бёдра совершают запрограммированное в каждого мужчину толкательное движение.

Я хочу повернуться к ней, но железобетонная хватка Кролли не позволяет этого сделать.

– Господин… – закинув на меня свою ножку, прижалась к ляжке Муррка, – От тебя так сильно пахнет, ты такой… такой красивый, необычный и такой холодный. Мужчины-Кролли никогда бы не позволили девушке мучиться. Это жестоко и нечестно. Ты ведь тоже меня хочешь. Я чувствую запах, чувствую твоё желание своими пальцами. Не сопротивляйся своим инстинктам!

Ладошка Муррки заныривает мне в штаны, обхватив ствол. Девушка как-то растерянно двигает пальчиками.

– Ой, какой-то он у тебя большой… Интересно!

Муррка потянула вниз за штаны.

– Стой! Подожди!

Кто тут кого вообще трахать собирается?! Понимая, что происходит, хочу казаться мужчиной и проявить инициативу. Будучи прижатым к стене, вновь пытаюсь обернуться, но снова тщетно. Кролли тяжелее, выше и в разы сильнее меня.

– Снимай штаны, говорю, держать в себе вредно!

Едва спортивки сползают до колен, кожей ног ощущаю прижатое женское горячее и влажное лоно. Кролли нервно дышит, словно боясь, что я убегу, и жмётся ко мне, не желая отпускать.

– Муррка, отпусти, я…

Выбившись из сил, перестаю сопротивляться и как-либо пытаться завладеть инициативой.

Тут же, чувствуя мою покладистость, Кролли идёт в атаку! Завалив меня на спину, крольчиха, ловко закинув ногу, запрыгивает мне на живот, в очередной раз стараясь лишить меня какой-либо возможности сбежать.

– Не могу, господин Матвеем. Не могу тебя отпустить и терпеть тоже больше не могу!

Мой гордо поднятый член обхватывают пышные упругие бёдра. Приподняв с листьев голову, я вижу, как тонкой паутинкой из тёмной щелки между ног Кролли стекает влага. Тяжело дыша, будто пытаясь взять себя в руки, Муррка, уподобившись хищному зверю, блестит в ночи своими красными голодными глазами. Бёдра её медленно сползают по мне всё ниже и ниже до тех самых пор, пока я прижатой к ляжкам головкой члена не ощущаю жаркого соприкосновения с её влажными половыми губками.

Закрыв глаза, пытаюсь сдержать дрожащие, вырывающиеся из груди звуки. Мой первый раз – такой внезапный и с тем, о ком я даже не мог мечтать, не мог представить рядом с собой в прошлой жизни. Фигуристая, высокая, с потрясающей грудью, такой же задницей и милейшим характером.

Чуть привстав, она берёт мой член в свои пальцы, а после, медленно водя головкой вдоль своей щёлки, направляет её внутрь. Тёплая, влажная и узкая, её киска, буквально засасывая, проглатывает головку члена.

– М-м-м… – срывается сладостный стон с женских губ.

Неподвижно застыв на несколько секунд, девушка, наслаждаясь каждым мгновением, опускается чуть ниже, затем ещё и ещё. Не доходя до конца, с ноткой лёгкой боли в голосе, наклоняется, опуская свои большие сиськи мне на грудь. Не в силах устоять при виде столь соблазнительных молочных желёз, срываю с её груди меховую повязку, а после заключаю обоих «подружек» в своих ещё пока девственных руках.