Аркаим

Глава 1

– Мужчины – редкие гости в моем доме, – старая цыганка поставила чайник на газовую плиту, затем достала из недр старого кухонного байбака две миниатюрные глиняные чашки кофейного цвета и в тон к ним малюсенькие блюдца. Она двигалась достаточно проворно для слепой старухи, извлекая на стол по очереди сахарницу, пиалы с вареньями, блюдо с печенюшками причудливых геометрических форм и вафлями всех мастей, а также маленькие ложечки, словно предназначенные для кукол, а не для людей.

– Видите ли, несколько дней назад у вас была моя жена, – смущенно, заливаясь краской, пробормотал молодой, лет тридцати, мужчина с аккуратной бородкой. Он топтался на пороге, чувствуя себя огромным медведем на этой опрятной кухоньке рядом с высохшей старушонкой.

– Да ты садись, Алексей, садись, не стой на пороге, – цыганка уже держала как по волшебству появившуюся банку натурального молотого кофе. Аккуратным привычным движением она положила по ложке с горкой в каждую из чашечек, не просыпав ни грамма. В этот момент засвистел чайник, заставив вздрогнуть гостя, чувствовавшего себя все более неловко. Алексей осторожно сделал шаг по направлению к столу, и уселся на табурет, который издал жалобный скрип под его весом.

– Вот и кофе, – старушка поставила две чашки с ароматным напитком на стол. – Клади сахар, помешивай, да рассказывай, а я послушаю…

– Хм…. – мужчина откашлялся, казалось, что в его голубых глазах бьется недоумение от нелепости происходящего. Он – директор крупной компании, светило науки, и сидит перед гадалкой, пытаясь выяснить, что же случилось с его любимой женой, почему внезапно и без предупреждения, она уехала. И где искать ее, да и надо ли искать? А за окном солнечными лучами сквозь зеленую листву сочился май. Через приоткрытую форточку проникали запахи пыли, цветов сирени и большого города. Звуки Москвы не проникали во внутренний дворик, куда выходили окна этой странной игрушечной квартирки, отчего возникало еле уловимое ощущение, что все это происходит не в родном городе, а значит и не с ним.

– Я не для себя пришел, мне бы узнать, зачем супруга моя приходила к вам несколько дней назад,– Алексей опустил кусочек рафинада в чашечку, взял ложечку двумя пальцами, и аккуратно, как только мог мужчина его габаритов, начал помешивать горячий напиток.

– Так о супруге и расскажи, я ведь не вижу ничего уже давно, мне бы вспомнить ее. Ко мне женщины всех возрастов приходят, и не одна за день, так что рассказывай, как познакомились, да кофе помешивай и пей маленькими глоточками. А как рассказ свой закончишь, я посмотрю, что в гуще кофейной творится, а потом и карты раскину, помогу, чем смогу.

И Алексей начал рассказывать. Сначала сбивчиво, смущаясь и отхлебывая маленькими глотками густую жидкость, но постепенно история его набирала силу, и вот уже перед цыганкой проносились картины чужой жизни.

Глава 2

Сентябрьское солнце заливало аудиторию, переполненную студентами. Лекция еще не началась, поэтому в помещении стоял шум, больше напоминающий гул пчелиного роя. Группа парней, человек 5-6, сгрудилась у окна вокруг гитариста, а тот лениво перебирал струны и мурлыкал что-то себе под нос. Алексей сидел тут же, на подоконнике, не вслушиваясь ни в разговоры однокурсников, ни в ленивую мелодию своего лучшего друга Кольки.

Августовское еще вчера солнце лениво припекало Челябинск, в его свете все цвета казались немного приглушенными и пыльными. В университетском дворике толпилась молодежь, кто с гитарами, кто с картами, а кто и просто так. Алексей засмотрелся на белое облако причудливой формы. Ему вдруг стало безумно важно понять, что же это такое, похожее и на профиль девушки и на лодку под парусами одновременно. Его мечтательное настроение прервал Колька:

– Леха, смотри какая «газель», нам непременно нужно с ней познакомиться, – и Николай ловко соскочил с окна, перекинул гитару за спину и направился к группе девушек, не оборачиваясь на Лешу, твердо уверенный в том, что верный друг последует за ним.

Алексей действительно пошел, рассматривая попутно ту саму «газель», на которую положил глаз его товарищ. «Газель» оказалась высокой и стройной, простое ситцевое платье выгодно подчеркивало ладную фигурку девушки, а синие глаза казались огромными под черными подведенными ресницами. Алексей не любил таких, общепризнанно красивых, выпячивающих свою красоту напоказ. Все в ней: и вздернутый носик, и блестящие ровные зубы, и локон, словно случайно выбившийся из высоко поднятых волос, и туфли на каблучке, все кричало: «Я – совершенство, я – самая красивая, любуйтесь мной, любите меня…»

Но Николая к таким тянуло, да и характер его был под стать, вечный балагур и весельчак. Вот и сейчас он уже стоял, опустившись на одно колено перед девушкой и, наигрывая на гитаре какой-то испанский мотив, повторял:

– Богиня, Богиня…

Богиня рассмеялась и протянула руку:

– Алёна!

И вот уже они сидят в ряд, Николай, Алексей, Алёна и её подружка Маша.

– Лучший человек на свете, но потеряна для мужчин, её сердце принадлежит науке, – так представила Алёна свою подругу парням. Маша была самой обыкновенной девушкой. Странно смотрелась она рядом со своей красавицей-подругой, как ребенок, которого случайно привели на совершенно взрослый бал. В отличии от подруги, Маша не пользовалась косметикой, ее платье не подчеркивало фигуру, светло-зеленые глаза под пушистыми ресницами не притягивали взор, а длинная коса до пояса превращала ее в простушку.

«Как они только сошлись?» – не переставал удивляться Алексей тогда. Хотя с другой стороны, они с Колей тоже странная пара. Коля – весельчак, душа компании, белобрысый и симпатичный пробивной парень. Алексей же, будучи выше его почти на голову, оставался в его тени уже несколько лет, они дружили с 7 класса. Лёха занимался спортом, Коля предпочитал шумные компании, Лёха из благополучной семьи, с четким пониманием будущего, расписанного чуть ли не по дням, Коля рано лишился родителей, воспитывался бабушкой в любви, но в явном недостатке строгости, и не представлял, что будет с ним завтра.

Но все эти мысли вскоре выветрились из головы Алексея, пришел профессор, Андрей Николаевич, и начал свое повествование, увлекая студентов в занимательное путешествие мира костей и камней – археологию.

Глава 3

Они были героями второго плана. Маша и Лёша. Их роман начался не внезапно, а постепенно и логично, как у двух из четверых друзей, проводящих очень много времени вместе. Вместе в университете, вместе после, большую часть выходных так же вместе, то на вылазках на природу, то в походах в кино или театр. Никто из однокурсников не помнил, когда они стали парой, зато все значимые даты Коли и Алёны если не помнились с точностью до дня, то узнавались по времени года.

Стоял ноябрь, холодное крошево сыпалось с набухшего неба, ветер хлестал веткой по стеклу. Алёна сидела на окошке в грязной общажной кухоньке и рыдала. Тушь черными разводами растекалась по её красивому точеному лицу. Маша стояла тут же, обнимая подругу за худенькие плечи и молча гладя по голове. Лёша из дверного проёма молча наблюдал картину девичей жизни. Студентки суетились вокруг Алёны, кто-то протягивал чай, кто-то капал валерьянку в граненый стакан, кто-то просто пытался сказать что-нибудь успокаивающее.

– Я пропала, – шептала периодически Алёна, и снова рыдала в голос. В тот день она ещё не знала, что через неделю, когда вся группа будет отмечать «экватор», Коля сделает ей предложение, как и водится, ярко и напоказ. Через две они уже сыграют пышную свадьбу, которую удастся ускорить благодаря связям отца Алёны и «особым обстоятельствам». Именно эти обстоятельства послужили причиной таких безудержных слез. Алёна «залетела».

Лёша запомнил именно тот ноябрьский день, потому что в одно мгновение он понял, что любит свою избранницу, понял нутром, как не понимал раньше. Спокойная и выдержанная Маша смогла и утихомирить студенток, и успокоить подругу, и ему между делом сказать, чтобы он немедленно отправлялся на поиски Коли. И все это как бы само собой, будто и не было её в этот момент, вряд ли остальные свидетели сцены, вспоминая тот день, отдавали себе отчет, что Маша была героем дня, что с её легкой руки все утряслось, прекратилась истерика, явился новоявленный отец, и потом все пили чай и даже смеялись.

Странно, но вспоминая свою с Машей жизнь, Алексей чаще называл события из жизни друзей. Практически все. Кроме летней практики. Это единственное время, когда Алексею казалось, что они с Машей были по-настоящему счастливы. Практику они отрабатывали на Урале, откапывая древние города, описывая найденные находки и строя самые невероятные предположения об их происхождении. Группу вел любимый педагог всех студентов, Андрей Николаевич. Его уважали за неутомимость и страсть в работе, которую, словно вирус, он передавал своим студентам. Маша, как отличница, всегда была не передовой. В эти летние месяцы она была по-настоящему счастлива, с блеском глаз, с волнением и предвкушением каждого нового дня, с восхищением к каждой находке, каждой косточке и окаменелости. Она светилась счастьем и заражала им всех вокруг. Ей не нужен был комфорт мягких кроватей, достаточно палатки и спальника, она довольствовалась водой горных рек и консервами вместо изысканных блюд. Правильно сказала Алёна, Маша любила только одно – науку. А Андрей Николаевич был для неё и авторитетом и кумиром одновременно.

Алексей уже давно допил кофе и вертел крохотную чашку в своих больших руках. Часы на стене тикали, отмеряя минуту за минутой, а он всё говорил, вспоминая выпуск, госы, диплом, аспирантуру, свадьбу, научную деятельность. Чем больше он говорил, тем более острым становилось ощущение, что Маша была счастлива только в работе, только под присмотром наставника. Андрей Николаевич был рядом, когда она сдавала экзамены, готовила и защищала диплом, поступала в аспирантуру и писала свою первую докторскую диссертацию. А он, Алексей, оставался тенью, верным помощником, а впоследствии мужем, который ждал окончания рабочего дня, потом окончания первой диссертации, а затем следующей. Он тоже работал на кафедре, но гораздо больше ему нравилось преподавать, поэтому на работе они практически не виделись.

Десять лет брака пронеслись, как один день. Детей у них не было, но оставались летние поездки на раскопки. Одна из таких поездок стала роковой для судьбы их маленького исследовательского центра, роковой для Андрея Николаевича, который был вынужден уехать из страны, и только сейчас Леша понял, что роковой эта поездка стала и для них с Машей.

Глава 4

Гадалка, что психолог. Важно не то, как лягут карты, и даже не сакральный смысл всего происходящего. Иногда человеку нужно просто выговориться, расставить всё по местам, разложить по полочкам события своей жизни.

– Никто не позволит вам изменить историю! – Маша практически кричала, расхаживая по комнате быстрыми стремительными шагами. Она была похожа на рысь в клетке, дикую разъярённую кошку. – Это находка века, она подтверждает одну из самых смелых теорий… а они… они нас закрыли!

Маленькие кулачки с силой опустились на стену, потом еще и еще раз, Маша практически рыдала, пытаясь выплеснуть ярость и боль на неодушевленный предмет. Алексей подошел к своей жене, такой хрупкой и беззащитной, рядом с ним она казалась маленькой девочкой, перехватил её правую руку, с силой развернул к себе и притянул. Она продолжала колотить руками, теперь уже не стену, а его грудь, руки и плечи, говоря что-то о важности проекта для истории, о необходимости его открыть, о желании узнать всё до конца, говорила-говорила, пока наконец не разрыдалась.

– Мы такие беззащитные… пришли большие люди… у них есть власть… они могут решать за всех… а мы… мы маленькие, нам не дают сказать… они все забрали, все увезли… нашу мумию… ей 8 000 лет, понимаешь… все исследования… все черновики… закрыли лабораторию….

Алексей молча обнимал жену, её плечи вздрагивали, голос становился все тише, ярость постепенно сходила на нет.

– Ничего не осталось… ничего… почему они так? Зачем скрывать правду? Зачем?

Лёша подхватил жену на руки, отнес в огромное кресло, в котором она так любила сидеть вечером с книжкой, заварил ромашковый чай, добавил ложечку мёда. Маша благодарно обхватила чашку замёрзшими руками. За окном сгущались сумерки, звезды одна за другой загорались на небе, в комнате царил полумрак.

– Они сказали, чтобы мы забыли обо всем. Проект засекречен, и если хоть что-то об этих находках всплывет, всех нас посадят… за измену… я не понимаю… не могу понять… этот город древнее всего, что удавалось раскопать… – Маша говорила и плакала, плакала и говорила, утопая в огромном кресле, а Лёша сидел на полу в ногах, заваривал чай, кутал её колени пледом и слушал. В конце концов она уснула, периодически всхлипывая во сне и вздрагивая всем телом… Но тоска её так и не прошла.

Глава 5

С тех пор прошло три года. Андрей Николаевич уехал за границу, спешно… В тот миг, когда он приземлился в чужой стране, дверь в его квартиру взломали, диссертация о древней цивилизации, над которой он работал, была арестована, а вместе с ней и те немногие окаменелости, которые были памятны для ученого.

К ним домой тоже приходили, копались в фотоальбомах, проверяли каждую книгу и тетрадь в доме, изымали всё, что касалось древнего города и археологии. Машу лишили ученой степени, Алексею запретили преподавать археологию. Она устроилась на работу в маленький антикварный магазинчик, вечера проводила за книжкой, иногда просто глядя в окно, иногда листая страницы. Он старался поддерживать её, как мог, встречая после кабинетной рутины у дверей магазинчика, иногда против её воли вытаскивая вечером на прогулку, покупая билеты на новые фильмы, устраивая неожиданные поездки за город. Первое лето в своей жизни они провели не в горах, вдыхая пыль древности, а на море, затем еще одно, и еще. Они много времени проводили в больнице, сдавая бесконечные анализы. Диагноза нет, оба здоровы, только забеременеть Мария так и не смогла. Маша стала частым гостем в доме Алёны и Коли, играя с их детьми, которых было уже трое, помогая подруге проверять тетрадки учеников, скрываясь от своей тоски. Иногда Алексею казалось, что его жена вернулась, иногда, когда её неожиданно накрывал поток эмоций, вызванных песней, или книгой, или видом новой безделушки 14 века, тогда она без умолку болтала об истории, археологии, горах и древних находках. Но такие моменты становились все более редкими. А потом она уехала, не сказав куда, не объяснив, почему, не оставив даже записки.

Алексей поставил чашку на блюдце и посмотрел в окно. День клонился к вечеру, заливая кухоньку оранжевым светом.

– Она была у вас. Зачем она приходила?

Глава 6

Конечно, цыганка помнила ту посетительницу. Узнала сразу. Всё время, пока Алексей говорил, старая мудрая женщина складывала в одну картину сложную мозаику двух разных жизней, склеивала по кусочкам, но никак не могла получить что-то целое. Мария, так представилась та девушка, много и долго рассказывала о своей тоске по детям, которых нет, по работе, которую она так любила, и по мужу, который отстранился от неё и стал «каким-то чужим». Алексей же говорил о том, что постоянно был рядом, что он всё знает и всё чувствует.

Что-то ускользало из внимания старой гадалки. Что-то… или кто-то…

Аккуратно она протянула руку и нащупала блюдце с чашкой. Точным, привычным движением, перевернула чашечку вверх дном, выждала положенное время и перевернула её обратно, поставила на стол рядом с блюдцем. Чашка тихонько звякнула, возвращая гостя в реальность.

– Зрения я давно лишилась, – вздохнула гадалка, – поэтому смотреть будешь ты. Смотри внимательно, да рассказывай, что ты видишь.

Алексей уже начал уставать от происходящего, да и не верил он в магию. Он пришел лишь за тем, чтобы спросить, что искала Маша, о чем хотела узнать, а в итоге рассказал всю жизнь, так и не услышав ответа на свой вопрос.

Он смотрел в чашку, смотрел на блюдце, и чувствовал себя глупо. Почему-то вспомнились пятна Роршаха, да и комизм всей ситуации наводил на мысль: «А не сошел ли я с ума?», так и хотелось сказать, вот бабочка, а вот скелет летучей мыши.

– Вы знаете, я, наверное, пойду, – Алексей смотрел на гадалку.

– Не веришь? – женщина вздохнула, – посмотри еще раз, посмотри не глазами, сердцем посмотри.

Он усмехнулся, взял крохотную чашку двумя пальцами и стал всматриваться в кофейную гущу. На какое-то мгновение он оказался в том самом первом дне, когда увидел Машу впервые, вспомнил, как он смотрел на облака и всё пытался понять, что же это, лодка под парусами или девичий профиль.

Вот и сейчас он видел профиль, тонкий нос, губы, глаз… даже вроде как прядь волос. А через тонкую черту, как отражение в зеркале, еще один профиль, погрубее. «Маша и Лёша, по разные стороны баррикады…», – проносились в голове мысли. Рядом с «мужским» лицом цифра 4, или буква «Ч», а рядом с женским – силуэт, две ноги, две руки, голова.

– Палка-палка-огуречек… – пробубнил Алексей.

Цыганка молча ждала. А Лёша все смотрел и смотрел, смотрел и вспоминал…

Глава 7

Они поженились через год после выпуска. В мае, когда цвела сирень. Почему-то для Маши очень важно было выйти замуж в день, когда в воздухе разливается нежный аромат сирени. Свадьба не была пышной, как у Коли и Алёны, наоборот, все очень скромно. Маша в простом белом платье, без вышивки, рюшей и прочей мишуры, напоминала ангела. Модное французское каре удивительно шло ей, она была невероятно красива в тот день. Алексей же выглядел строго и немного растерянно.

Он помнил, как она шла к нему через зал, гости стояли тут же, Коля и беременная вторым ребенком Алёна в роли свидетелей. Родители Маши справа от него, седой сутулый мужчина и миниатюрная женщина, утирающая глаза белым платочком. А слева его мать и отец, как всегда оба элегантны и немного отстранены от происходящего. Несколько ребят с курса и три девушки, с которыми Маша делила комнату в общаге. И Андрей Николаевич, больше, чем педагог, наставник и коллега, больше, чем друг.

Потом была прогулка вдоль реки, кто-то щелкал «Зенитом», все смеялись и пили шампанское. Вечером в кафе, после многократных «Горько!» и первого танца молодоженов, Алексей разговаривал с отцом и наблюдал, как пёстрая молодежь танцует вокруг Маши в белоснежном платье. Мелодия сменилась на вальс, и вот уже кружат пары, Маша танцует с Колей, Алёна с Андреем Николаевичем, смешливая соседка невесты по комнате Маринка с отцом Маши. Пары поменялись, а Лёша всё наблюдал, пока его отец говорил что-то про грядущий день рождения супруги и новый хрустальный сервиз.

– Я бы на твоем месте ревновал, – вдруг произнес отец.

– К кому? – Алексей ошарашенно посмотрел на своего родителя.

– Так не смотрят на учителей, – отец откинулся на спинку стула и лениво крутил бокал с вином, – если бы твоя мать так смотрела на постороннего мужчину, я бы на ней никогда не женился.

– Папа, не говори ерунды, Маша боготворит Андрея Николаевича, он очень многое сделал для неё, только любит она меня и замуж выходит за меня, – отмахнулся Алексей, наблюдая, как его невеста смеется чему-то, запрокинув голову, живое воплощение счастья, фарфоровая белая куколка в объятиях не молодого уже профессора.

– Наверное, ты прав, сын… или я просто немного перебрал, – отец поставил бокал и встал из-за стола с твёрдым намерением вспомнить молодость и раскружить в бешеном вальсе свою супругу.

Почему Алексей вспомнил тот танец? Не свой первый свадебный танец и не брачную ночь, а именно этот танец. Почему воспоминание, которому он раньше не придавал значения, сейчас вихрем ворвалось в его голову и взметнуло там безумный хоровод мыслей, которые словно осенние листья кружились в замысловатом хороводе, скрывая что-то важное.

Глава 8

Маша сидела в купе у окна, глядя на мелькающие в темноте огни фонарных столбов, на пролетающие мимо с дребезжащим звоном станции, на чужие дома, за освещенными окнами которых мирно текла чья-то жизнь. Соседи уже легли спать, напротив нее похрапывала грузная тетка, которая завалилась в купе с авоськами в одной руке, другой втаскивая за собой упирающегося упитанного отпрыска. Отпрыск копошился наверху, явно не желая спать, когда вокруг происходило такое приключение – дальняя поездка на поезде. Над Машей тихо спал совсем еще зеленый студент, за день совместного пути он уже успел рассказать, что учится в Москве на юриста, а сейчас каникулы, и он едет домой в деревню к матушке и своим многочисленным братьям и сестрам.

Маше казалось, что прошла вечность, прежде чем ее соседи улеглись, и она наконец-то смогла остаться наедине со своими мыслями и перестуком колес. Поезд Москва-Челябинск уносил ее прочь из прошлой жизни, уносил ее туда, где она была счастлива раскрывать тайны древних поселений. Это было ее личное паломничество к местам силы, ее шанс понять, кто она и что с ней случилось, почему ей так не хватает тех дней, почему ей снится по ночам Урал и его нераскрытые до сих пор тайны.

Она не готовилась к этой поездке, еще два дня назад они с Алёной планировали уехать на дачу, отдохнуть от шумного города, позагорать у реки и побродить в поисках умиротворения по местным лесам. Маша полезла на антресоли, чтобы достать свои старые кеды, и когда она, стоя на табурете на цыпочках, пыталась нащупать вытянутой рукой сверток с кедами и спортивным костюмом, ее взгляд упал на коробку, покрывшуюся трехлетним слоем пыли. В такие моменты ей не хватало роста, но в итоге сверток был изъят и сброшен на пол, а вслед за ним, балансируя на кончиках женских пальцев, спустилась и таинственная коробка.

Под крышкой лежали старые выцветшие фотографии, черно-белые и цветные снимки, чудом уцелевшие после визита «инквизиторов», которые так легко разрушили всё, что Мария любила в этой жизни. С одних снимков улыбались знакомые лица, другие показывали раскопки, на третьих были запечатлены горы и маленькие вагончики, служившие полевой лабораторией. А вот и дневники, которые она вела. Ровными аккуратными буквами на каждой страничке были выведены дата и место, ниже перечень находок с отсылками к другим записям. Местами были вклеены листочки, дополняющие фактами ту или иную реликвию, тщательно прорисованную её же рукой.

Солнце заливало светом комнату, в его лучах как зерно на снимках отсвечивала пыль. Маша сидела на полу, перебирая прошлое, слезы катились по щекам, но она не замечала этого. На самом дне коробки она нашла записку, имя и адрес: Фаина, ул. Айвазовского, д.7, кв. 15. Несколько минут Мария смотрела на этот листочек, и никак не могла вспомнить, откуда он взялся, пока взгляд не упал на холщовый мешочек, внутри которого лежал камень пыльного зеленого цвета.

Исследуя городище, археологи часто наталкивались на рунические знаки, выбитые на глиняной посуде или на чудом уцелевшей каменной кладке. Ездить в Челябинск каждый раз было накладно по времени, каждый час был дорог в эти три месяца, поэтому вечерами ребята часто наведывались в деревню к староверам. Жила там одна бабушка, Агата Кузьминишна. Она читала и рисовала руны, но совсем не знала современной грамоты. Агата Кузьминишна любила поговорить с «ученым людом», да и льстило ей, что знания её нужны кому-то. Вечерами, когда археологи шумной гурьбой вваливались к ней в сад, она ставила самовар и выносила пирожки с клубникой или смородиной, или черешней, смотря что уродилось в это время. Маша рисовала руны в блокноте и тщательно конспектировала удивительные истории Агаты Кузьминишны.

В то лето уже перед самым отъездом в Москву, Маша поехала к старушке, чтобы попрощаться на год и заодно отвезти ей обещанную фотографию с прошлого чаепития.

– Спасибо тебе, жаль не свидимся снова, помру я скоро. – Агата Кузьминишна смотрела куда-то вдаль, дуя на блюдце с чаем.

– Что вы, мы с вами еще не раз встретимся, вот увидите, – Маша горячо обняла хрупкую женщину, целуя в морщинистую щеку.

– Погодь, я тебе кой-чего принесу. – Старушка ушла в дом, а вернувшись потянула Маше простой холщовый мешочек и эту записку. В мешочке лежал камень, змеевик, странного, словно приглушенного, зеленого цвета. На ощупь камень был теплый. – Будет день, будет тебе худо, похолодеет камень в руках, ты возьми записку эту и поезжай к Фае. Там смекнешь, что к чему.

Агата Кузьминишна умерла еще до первых холодов, а мешочек с камнем Маша долго носила при себе, пока не очутился он на дне этой коробки.

Маша вытряхнула камень на ладонь, он был холодным.

Глава 9

В дверь настойчиво позвонили. Потом раздался стук. Старая женщина открыла дверь, в квартиру влетел вихрь энергий в образе хрупкой невысокой девушки с тяжелой спортивной сумкой наперевес.