Правда зеркала

«Он манипулирует тобой».

Не важно. Насчет того, что Бедект действительно оставил ее здесь, Морген не врал.

– Бедект жив, а ты мертва, и он даже не попытался взять тебя с собой, – уголки губ Моргена дрогнули от ребяческого гнева. – Он использовал меня, использовал свою власть надо мной. Обворовал нашу церковь. Забрал золото. Много золота. Теперь он богатый, толстый и ленивый. И он оставил тебя здесь, – Морген взглянул на свои руки, которые по-прежнему прятал под столом, и прищурился, в глазах его заблестели слезы. – Вихтиха он взял с собой, а тебя оставил здесь.

Откровенная ложь потушила ярость Штелен, как мокрое одеяло, брошенное на угасающие угли. Морген сказал Вихтиху, что Бедект бросил его здесь. Если он врет, что Вихтиха взял с собой Бедект, о чем он еще лжет? Все, что он сейчас наговорил, – это все было ложью? Бедект все еще здесь, где-то в Послесмертии? Нет, она чувствовала, что многое из сказанного – правда. Бедект покинул этот мир. Но если он не бросал ее, что, если насчет этого Морген соврал? Неужели Морген вернул старика в жизнь только для того, чтобы послать за его головой Вихтиха и Штелен? Зачем бы ему это? Зачем Моргену возвращать Бедекта в мир живых только для того, чтобы убить его? Морген сам дал ответ: Бедект убил его. Юный бог Геборене был вынужден служить ему в Послесмертии.

«В чем цель, чего можно добиться этим возвращением Бедекта к жизни? И зачем посылать меня убить его?»

Попытка разобраться во всем этом мало чем отличалась от попыток продраться через дерьмовые планы Бедекта. У Штелен голова пошла кругом. Планирование – для идиотов. Она не нуждалась в планах; ей всего лишь нужно было быть сообразительнее и быстрее, чем те, кто ей противостоял.

Она глянула на Моргена.

«Вряд ли это будет так уж сложно».

Бог, как и все, недооценивал ее. Конечно, Вихтиху – эгоцентричному, эгоистичному и самоуверенному – и в голову не пришло усомниться в словах мальчика. Штелен же видела ложь насквозь.

«Я спасу жизнь Бедекту, сорву планы геборенского отродья».

Она украдет у Моргена и это, это будет еще одной ее победой.

У Штелен перехватило дыхание, и она подавила желание рассмеяться.

Нет, она не будет спасать жизнь Бедекту.

«Если я убью Бедекта, ему придется в Послесмертии служить мне».

А поскольку юный бог был вынужден повиноваться Бедекту, таким образом она получит контроль над этим мелким манипулятором-ублюдком. Или нет? Как это все будет работать теперь, когда Бедект вернулся к жизни? Он теперь больше не мог управлять богом Геборене? Она понятия не имела, в такие подробности Кредо Воина никогда не вдавалось.

– Хочешь отплатить ему за все, что он у тебя украл? – спросил Морген.

– Ты знаешь ответ.

– Ты убьешь его?

– Ответ на этот вопрос ты тоже знаешь.

Он внимательно посмотрел на нее, ища хоть что-то, что поможет ему раскрыть ее истинные намерения.

«Размечтался».

– Пообещай мне, что убьешь его, – сказал Морген, – и я верну тебя в мир живых.

На этот раз Штелен все-таки расхохоталась.

– Мои обещания гроша ломаного не стоят.

– Все равно пообещай мне.

– Я выслежу Бедекта и убью его, – произнесла она. – После того как я отплачу ему за все те разы, когда он предал меня.

– Бедект опасен, – сказал Морген.

Она плюнула на стол перед ним. Он уставился на желтую с черными прожилками мокроту, приподняв бровь.

– Вихтих – величайший фехтовальщик в мире, – сказал он.

– Значит, мы не будем драться на мечах.

– Обещай мне.

– При одном условии.

Морген нахмурился.

– Да? – спросил он настороженным, недоверчивым тоном.

Она знала, как сильно он не любит перемен. Его желание контролировать все, его вера, что он может сделать мир местом, где все идет по правилам, были безумием чистой воды.

– Лебендих идет со мной, – сказала Штелен.

Морген откинулся на спинку стула и снова внимательно посмотрел на нее, прикидывая что-то в уме. Не промелькнула ли тень улыбки в уголках его губ?

Он кивнул:

– Хорошо.

– Я обещаю убить Бедекта, – сказала Штелен.

– А Вихтиха?

– Это само собой.

– Здесь, в Послесмертии, время идет по-другому, – сообщил Морген. – Хотя Бедект и Вихтих покинули его не так давно, у них будет день форы или больше.

Штелен отмахнулась от этого, как от несущественной мелочи.

– Мне понадобятся деньги, чтобы купить лошадей и вести поиски, – солгала она, чувствуя в кармане вес золота Вихтиха.

Морген бросил мешочек с монетами на стол между ними, и она, ни мгновенья не колеблясь, сгребла его. Она закрыла глаза, думая о Бедекте, размышляя о том, что мечник предпримет, вернувшись к жизни с мешком золота и пониманием, что она явится по его душу, как только обнаружит предательство. Бедект, как и все жирные старики, любил те достижения цивилизации, которые делали жизнь приятнее. Он отправился бы на восток, в Гельдангелегенхайтен, единственный город-государство, который не был гноящейся помойной ямой. Но он знал, что она это знает. Значит, он двинул на юг. В Готлос.

– В каких сейчас отношениях Готлос и Зельбстхас? – спросила Штелен.

– Вот-вот начнется война, – ответил Морген так, словно ожидал этого вопроса. – Я раздавлю их. Они будут поклоняться мне. Город за городом, я очищу этот мир от грязи и безумия.

«Напыщенный сопляк».

– Итак, как только я выеду за ворота Зельбстхаса…

Морген с наигранной тщательностью осмотрел ее с ног до головы.

– Никому и в голову не придет, что ты – одна из моих людей.

«Потому что это не так».

– Полагаю, ты прав, – ответила она, изнемогая от ненависти к самодовольному засранцу.

«Я утоплю твою милую теократию в океанах грязи и крови».

Она сверкнула милой улыбкой, которая увяла, когда Морген побледнел от отвращения и отвел взгляд.

– Приведи сюда свою подругу, – сказал Морген.

Штелен вышла из-за стола, оставив мальчика одного.

Лебендих обнаружилась снаружи; она так и не слезла с лошади. Фехтовальщица улыбнулась ей одними глазами и чуть кивнула.

– Лебендих, – Штелен хотела сказать что-нибудь приятное, но не смогла протолкнуть слова через вдруг сжавшееся горло. – У меня есть для тебя очень приятный сюрприз.

– Он включает в себя чье-нибудь убийство?

Штелен состроила жуткую гримасу:

– В конечном итоге, да.

– Вихтиха?

– И его тоже.

– Мне уже нравится.

– И многое другое, – сообщила Штелен.

– Много-много других людей, которых нужно убить?

– Разумеется. Но я не это имела в виду.

Она улыбнулась фехтовальщице, и Лебендих улыбнулась в ответ.

– Заходи. Да не привязывай ты лошадь, не трать время. Мы не вернемся.

– Звучит зловеще, – сказала Лебендих, спешиваясь.

Она проверила, легко ли выходят из ножен ее парные мечи, и кивнула.

– Они тебе не понадобятся.

«По крайней мере, не прямо сейчас».

Они вместе вошли в гостиницу. Дураков отпустить какое-нибудь замечание по этому поводу и испортить Штелен настроение не нашлось. Она подвела Лебендих к столу, где ждал Морген. Они сели напротив бога: Штелен ухмылялась, Лебендих, как всегда, держалась настороже.

– Мы готовы, – сказала Штелен.

Морген моргнул. Он выглядел сбитым с толку и даже немного грустным… не передумал ли он? Она услышала, как он бормочет что-то о причинах.

Глава шестая

Если бы подавляющее большинство населения не было так решительно готово пренебречь собственными желаниями и потребностями и так отчаянно не нуждалось бы в руководстве, в том, чтобы его освободили от тяжкого бремени принятия решений, цивилизации не существовало бы. Но цивилизация существует потому и только потому, что есть те, кто готов выйти вперед и взять бремя управления на себя. Цивилизация существует только благодаря тому, что есть гефаргайсты, готовые применить свои выдающиеся таланты для удовлетворения потребностей масс.

Ферборген Лигт, философ-гефаргайст

Морген, бог Геборене Дамонен, сидел в одиночестве в «Ляйхтес Хаус». Зал был полон людей, попавших сюда, в Послесмертие, благодаря Штелен. Если она и узнала своих жертв, то ничем этого не показала. Не то чтобы он ожидал от нее раскаяния, но, возможно, хотя бы проблеска… чего? Сожаления? Он попытался припомнить, видел ли он хоть раз в ее лице – или поведении – хоть что-нибудь, кроме ненависти, подозрения, недовольства и отвращения к себе.

«Она могла просто изображать это все».

Морген перестал ковырять столешницу и легким усилием воли сделал ее совершенной. Вот теперь она стала идеальной. Без единого изъяна.

«Вот если бы и с людьми это было так легко».

Но этот день настанет. День, когда все поверят в него. В тот день, когда все в мире узнают, что он может сделать их совершенными, сделать их чистыми, он это и сделает. Верховный жрец Кёниг – теократ Зельбстхаса – думал, что создает для себя бога, которого сможет контролировать, бога, которым будет вертеть в своих эгоистичных целях. Он принимал наивность Моргена за глупость. Как и все. Он думал, что не знающим жизни, взращенным, как цветок в оранжерее, мальчиком будет легко манипулировать. Морген вспомнил свои отчаянные попытки добиться благорасположения верховного жреца и печально ухмыльнулся, глядя на идеальную столешницу. Бедект и его друзья разрушили планы теократа и сделали Моргена свободным. Ну, почти свободным. Бедект убил Моргена, тот Вознесся и стал богом.

Холодная боль пронзила его ребра при этой мысли, острая сталь вспорола плоть.

«И те, кого вы убьете, будут должны служить вам».

Морген вспомнил, как убеждал старого воина воткнуть нож ему между ребер. Уже тогда он знал, что не может ему доверять. Если бы хоть кто-нибудь еще пережил бурю огня, которую Гехирн обрушила на последователей Поработителя, Морген бы к Бедекту не обратился. Но ему пришлось, и он заставил старика это сделать. Старика, из последних сил цеплявшегося за то немногое, что оставалось в столь дорогом для него списке вещей, которые он не будет делать никогда.

«Кто определяет себя через список тех преступлений, которые он не желает совершать?»

Он знал ответ: человек, готовый пойти на любое преступление, которого в списке нет.

Мог ли этот печально короткий список быть путем Бедекта к искуплению? И Морген, обманув и использовав старика, лишил его последнего шанса на это?

«Причины должны что-то значить».

Но как насчет собственных причин Моргена?

Конечно, он солгал. Солгал им всем. Даже Бедекту, тому, кто и убил, и спас его. Забавно, что именно Бедект, Штелен и Вихтих научили его искусству обмана.

«Я стану богом, которого человечество заслужило».

Солгал ли Нахт о причине, по которой Бедект сбежал из вечной серости Послесмертия? Разве само возвращение к жизни не было достаточным основанием?

«Почему Бедект может обратиться против меня?»

Искупление.

Морген слегка улыбнулся при этой мысли. Нет, только не Бедект. Он был таким же своекорыстным, как и все, кого Морген встречал за свою короткую жизнь. Он предпринял бы что-нибудь против Моргена только в том случае, если бы рассчитывал извлечь из этого что-либо полезное для себя. Нахт нашел, что предложить Бедекту за падение Моргена, или все это было ложью от начала до конца?

«Я и сам солгал и послал друзей Бедекта убить его».

И они это сделают, без сомнения. Штелен никогда не простит Бедекту, что он убил ее, и никогда не сможет простить ему, что он бросил ее в Послесмертии. По правде говоря, посылать Вихтиха было ни к чему. Это был запасной план, Морген даже не ожидал, что придется к нему прибегнуть. Но фехтовальщик заявился на место встречи первым. Моргена страшно раздражало, что смертных нельзя расставить или передвинуть в нужном порядке, как он привык делать со своими солдатиками. Оставалось только извлечь из ситуации максимум пользы. Скорее всего, Штелен настигнет и убьет Вихтиха гораздо раньше, чем фехтовальщик успеет подобраться к Бедекту. Как только старик умрет и вернется в Послесмертие, Морген с большим удовольствием посмотрит, как эта душа – стремительно – отправится в мир за Послесмертием, каков бы тот ни был.

Друзья Моргена были хорошими учителями. Вихтих научил его лжи и надувательству, манипулированию даже самыми близкими людьми – особенно ими. У Штелен он обучился воровству и готовности к насилию. Как самая смертоносная в этой несущей смерть троице, она научила его, что самый быстрый путь к победе – это убить противника до того, как он узнает, что бой начался. А лучше всего – еще до того, как он узнает, что бой вообще будет. А от Бедекта он научился предательству. А теперь Бедект бросил своих друзей в Послесмертии, и это было самым свежим предательством.

Морген победит еще до того, как его противники – Вихтих, Штелен и Бедект – поймут, что они борются за свою жизнь. Конечно, преимущество было на его стороне. Предполагать, что эти коварные безумцы прикончат друг друга аккуратно и предсказуемо, было бы безумием.

«Где вы сейчас, друзья мои?»

Он полез в карман, чтобы погладить три фигурки – по одной на каждого из его друзей, – вырезанные с большим искусством, как миниатюры для какой-нибудь стратегической настольной игры.

И ничего не нашел.

Морген остановился посреди улицы. Спешащие по своим делам мертвые обтекали его, как если бы он был камнем в реке. Или богом.

Его обворовали в таверне? Нет, этого не может быть.

– Дерьмо, – с яростью, не приличествующей богу, выругался он. – Штелен.

Могла ли она свистнуть фигурки так, чтобы он этого не заметил? Конечно, нет. Она могла быть могущественным клептиком, но он был богом.

Должно быть какое-то другое объяснение. Может, он их где-то оставил? Он мог быть богом, но это не значит, что он не допускал ошибок. Иногда его что-то отвлекало, иногда его…

Иногда его обворовывали. Другого объяснения он не видел. Штелен обчистила его.

Он рассмеялся – без всякой радости и даже почти со страхом.

«По крайней мере, они у Штелен».

Ей никогда не понять предназначение этих маленьких резных фигурок, но даже если это удастся, она использует их, чтобы убить своих друзей. Теперь Моргену было бы сложнее найти и убить ее после того, как дело будет сделано, но он знал, что она придет за ним, как только прикончит своих друзей. Иногда самые непредсказуемые люди оказывались самыми предсказуемыми.

Воплотить в жизнь свои планы Моргену полностью не удалось, но и нельзя было сказать, чтобы он потерпел полную неудачу на этом пути.

В витрине ближайшего магазина Морген заметил свое Отражение, Нахта. Тот наблюдал за ним. Лицо его было в грязи и крови. Окно было безупречно чистым.

– Крах всех твоих устремлений начался с одной маленькой ошибки, – сказал Нахт. – Вихтих научил тебя не только жульничать, лгать и манипулировать.

Морген отвернулся.

– Ты позаимствовал у него и часть самоуверенности.

Он двинулся дальше, чувствуя всей спиной взгляд голубых глаз – таких же, как и его собственные. Слова Нахта преследовали его. «Одна маленькая ошибка».

«Зачем я взял фигурки с собой на встречу?»

Он знал, что Штелен будет там, и он знал, что не стоит игнорировать воровку – она всегда тащила все, что подворачивалось под руку.

Еще одно грязное Отражение глянуло на него из другой сверкающей витрины.

– Ты знаешь ответ, – произнес Нахт, когда Морген проходил мимо.

– Лошадиное дерьмо, – Морген выругался и сморщился от собственной грубости.

Слишком многому он научился у своих друзей. Они осквернили все, чем он должен был стать. Моргену захотелось вернуться в храм Геборене в центре города и как следует отыграться на Кёниге за свои промахи.

Впереди он увидел еще одно Отражение – это было в лохмотьях. Оборванец насмешливо поклонился ему, когда Морген поравнялся с ним. Бог сгорбился.

– Ты хочешь потерпеть неудачу, – сказал Нахт.

Нахт следил, как он идет по улице, из каждого окна по обеим ее сторонам и что-то нашептывал Моргену на тысячу ладов. Бог попытался заглушить эти голоса. Грудь болела в том месте, где нож Бедекта прошел меж ребер и пробил сердце. Для старого воина это был акт милосердия и, как бы Моргену ни хотелось в это верить, момент самопожертвования.

Он снова услышал хриплый голос Бедекта, с трудом вырывавшийся из клокочущих от гноя легких.

«Я не убиваю детей. Это мое правило».

Огромный мужчина просил, почти умолял Моргена, надеясь, что найдется для них обоих какой-нибудь иной путь.

Из-за Моргена Бедект лишился последних крох своей и так не очень большой чести. Воин спас его от вечного рабства; он вонзил нож в сердце Моргена, чтобы в Послесмертии богу не пришлось служить то ли Эрбрехену Поработителю, то ли хассебранду Гехирн, которая сожгла их обоих.

– Нет, не хочу я потерпеть неудачу, – с вызовом ответил Морген своему Отражению.

– Ты не обращал внимания, – Нахт высунулся из другого безупречно отмытого окна. – Что до сих пор называешь их друзьями?

Морген снова заметил на своих руках засохшую кровь и принялся отковыривать ее на ходу, красные чешуйки падали на мостовую. Они отмечали его путь, как россыпь лепестков мертвых роз отмечает путь невесты на свадьбе. Неважно, что крови на самом деле не было – это было не что иное, как воплощение его собственной вины. Неважно, что кровь раз за разом проступала на его руках. Его руки должны стать чистыми. Хотя бы на миг.

Но нет.

Морген перешел из Послесмертия в мир живых и с наслаждением окунулся в совершенство улиц, где тут и там белели одеяния его священников – белизна была настолько яркой, что почти ослепляла. Здесь, в мире живых, высоченная стена вокруг Зельбстхаса была уже возведена полностью. Почему-то время в Послесмертии шло по-другому. В мире мертвых с того момента, как он туда попал, прошло две недели, но для живых минуло почти десять лет. Вот будет еще один маленький сюрприз для его друзей.

Он смотрел на спешащих по улицам людей – его людей, – и не подозревавших, что их бог стоит среди них. В тенистом переулке он заметил старика, согбенного под тяжестью лет. Руки его тряслись. Он собирал подаяния. Морген двинулся туда, чтобы рассмотреть его получше. Дыхание нищего было вонючим, от него самого разило потом. Своим существованием он пятнал идеальную улицу Моргена.

«Скажу жрецам, чтобы они выкинули его из города».

И он сразу даст им приказ убить бродягу, если он вернется, чтобы снова осквернить Зельбстхас.

Морген выбрался из переулка и двинулся в сторону храма Геборене Дамонен. Оставаясь скрытым от взора смертных, миновал стражников на входе. Церковь была очень древней; по слухам, она была возведена еще до Меншхайт Лецте Империум, до того, как человечество пришло на эти земли. За последние десять лет она очень сильно изменилась в соответствии с пожеланиями бога, который теперь обитал в ее стенах. Коридоры храма, когда-то кривые и запутанные, то волей случая широкие, то невозможно узкие, теперь были прямыми и одной ширины. Его стены – непредставимый сплошной камень – потемневшие от солнца, дождя и снега за тысячи лет, посветлели, став бледно-серыми. Однажды они будут белыми. В бесконечных катакомбах под храмом пылились предметы культа бесчисленных мертвых религий. В помещениях, куда никто не заглядывал последние несколько поколений, возвышались статуи давно забытых богов. Даже Морген, на данный момент последний бог из обитавших здесь, никогда не видел церковь целиком. Многое в подвалах под храмом пугало его, пугало маленького мальчика, которым он все еще на самом деле оставался.

«Я изменил свое тело, но это ничего не дало».

Морген отогнал эту мысль, как лживую. То, что он изменил свое тело, оказало воздействие на людей. Они с благоговением слушали глупости из уст мужчины там, где игнорировали мудрые слова мальчика.

Морген вернулся мыслями к катакомбам. Насколько глубоко они тянулись? Любопытство заставляло его отправляться туда, когда он мог, то есть очень редко. Управление теократией оставляло мало времени для исследований. Там, в подвалах, таились в забвении боги людей или иных существ, ныне вымерших или же просто покинувших эту местность? Находились ли они в здравом уме, эти боги, или же были безумны? Конечно, здание, каким оно было до его Восхождения, с его извращенной планировкой казалось созданным безумцами. Однако, наблюдая, как сильно оно изменилось за последние десять лет, Морген начал задумываться. Возможно, в конце концов, его возвели и не люди.

«Как и мир, в котором мы живем, храм реагирует на наши желания и меняется в соответствии с тем, во что мы верим».

Каким станет храм, когда Морген наконец выполнит свою задачу и объединит мир под властью единого бога, единой религии, когда всюду воцарятся порядок, чистота, здравый смысл и все будут находиться в здравом уме?

«Он станет прекрасным свидетельством наших достижений, символом того, чего может достичь объединенное человечество».

Желания и вера человечества превращались в реальность, а Морген превратит человечество в нечто лучшее. В нечто совершенное.

Морген вошел в церковь и поднялся в покои Кёнига по винтовой лестнице. Неужели Нахт прав, неужели все его планы уже пошли по борозде? Гнев снова исказил его лицо. Он даже подцепил их грубую манеру выражаться. Сколько времени потребуется, чтобы отчистить столько грязи от плоти и души?

Слишком много вопросов мучило его, и те, на которые ответа не находилось, порождали сомнения. Зачем Бедект притащил с собой зеркальщицу, когда вернулся к жизни? Во что верила эта женщина и как ее безумие воплощалось в реальности? Возможно, она верила, что ее зеркала были порталами в другие зеркала, и Бедект собирался использовать ее, чтобы стремительно перепрыгивать из одного города-государства в другой город-государство. Но все это в лучшем случае станет способом оттянуть неизбежное. Теперь, когда Штелен шла по его следу, старика уже ничто не могло спасти.

А если безумие зеркальщицы имело иные, необычные и экзотические формы? Что, если она верит, что зеркала являются порталами в другие миры? Сможет ли другой зеркальщик попасть в созданный ею мир? Если уж на то пошло, являлись ли миры, в которых можно было оказаться, пройдя через такие зеркала, творением зеркальщицы или они были такими же реальными, как этот мир? Тревожная мысль. Если бы эти миры оказались реальными, это значило бы, что у Моргена есть несметное количество врагов – и целые миры, которые он должен был бы подчинить своей воле.

Это все может подождать, решил он. Зачем ему придуманные враги, когда у него тут хватает вполне реальных.

Морген без стука вошел в покои Кёнига и ударом мысли повалил теократа на пол. Он никогда не простит этому человеку его лжи и неудач.

Крах наблюдал за происходящим со своего места в ручном зеркале. Новый Кёниг выглядел измученным и усталым, однако Отражение оставалось таким, каким Морген помнил Кёнига – осанка гордая, взгляд острый.

Подойдя к большому окну в южной стене, Морген распахнул ставни, позволив осеннему солнцу наполнить комнату. За прошедшие десять лет Морген сломал волю нового Кёнига, и мужчина перестал следить за собой. Воздух в комнате был спертым, воняло прокисшим потом. Юный бог посмотрел на юг, на реку Флусранд, по которой проходила граница между Готлосом и Зельбстхасом. Король Готлоса Диб Шмуцих отверг попытки Моргена начать переговоры. Дипломатов он убил, а их головы, все еще несвязно лопочущие что-то, отправил обратно Геборене.

«Сильная задумка и удачное воплощение».

Морген задавался вопросом, как тому удалось это провернуть. Без сомнения, при дворе короля находился сильный гайстескранкен, какой-нибудь ванист. Король Шмуцих, тиран и гефаргайст, ясно дал понять: никаких последователей Геборене в Готлосе не будет. И за это он должен умереть.

Готлос был маленьким, погрязшим в нищете и раздорах городишкой, неспособным выставить серьезную армию, но это не являлось серьезной помехой для планов Моргена. Готлос в любом случае был идеальным кандидатом, чтобы первым пасть в Священной войне. Уничтожить его будет раз плюнуть. Войска пройдут крещение кровью, победа наполнит их гордостью. Люди утвердятся в мысли, что они непобедимы и что бог на их стороне.

Слишком долго он лишь играл в войну. Передвигал солдатиков по доске, пока не начал просто чувствовать, какие команды в данном случае будут верными. Изучил пределы возможностей тех, кого смог собрать под своими знаменами – безумных, невменяемых мужчин и женщин, которые страстно хотели исказить реальность так, чтобы их безумие воплотилось в ней. Гайстескранкены такого масштаба, как Гехирн, его любимая хассебранд, были редкостью. Она сжигала армии дотла, а большинство из гайстескранкен добивались гораздо более скромных результатов, и то не всегда. Изменить реальность в очень ограниченном районе, затронув при этом лишь горстку людей, – вот был их предел. Те немногие, кто мог манипулировать реальностью в больших масштабах, неизменно оказывались слишком нестабильны для того, чтобы на них всерьез можно было рассчитывать. Он хотел, чтобы Гехирн была здесь. Хассебранд мигом бы разобралась со всеми его врагами. К несчастью, он отправил ее в Гельдангелегенхайтен вместе с Элевой, подругой Гехирн, второстепенным хассебрандом. Они должны были проконтролировать завершение строительства и освящение нового храма Моргена, возводившегося там.