скачать книгу бесплатно
– Я тоже видел, – сказал старый дед, – даже и не знаю, как меня не поволокли! Там маленькую девочку, лет тринадцати так бил здоровенный бугай, все кричали, просили его угомониться, а он все свое «Раздевайся до гола». Так и разорвал на ней платье и куда-то поволок. А кто вступался, его тут же хватали и еще хуже того, прямо на глазах у всех портили…
– Ой, там одну беременную в живот сапогами пинали, ай-ай-ай.., и никто ничего не мог сделать.
– Они в основном еврейских женщин хватают.
– Не! Не только женщин. Я видел, как мужика одного публично раздели до нага и гнали по всей улице, при этом, как кобылу хлестали плетью по спине. Он весь в крови был.
– Что вы знаете, а на днях я видела, как молодую, может быть ей двадцать лет, раздели до гола и всунули в ее влагалице палку, так еще и заставили
шагать по всей улице мимо почты в тюрьму на Лонцкого – на работы ее увели.
– Ужас! Что творится? Что же будет?
– Страшно! Потешаются сволочи!
– А вон в пятом доме всю семью забрали, так и не знаю, как еще живыми они остались. Третьего дня был большой марш – гнали более триста человек по центру с поднятыми руками, а потом заставили их встать на колени и передвигаться так аж до тюрьмы. Некоторые сумели сбежать в переулки, а остальных так и погнали на коленях, поганя палками да плетью, даже стариков не пожалели.
– Мерзавцы!
– Скоты!
– Я тоже видела одного урода, элегантно одетый в красивую вышиванку, он бил людей железной палкой с таким наслаждением!
– Да, эти твари на погром, как на праздник идут, даже парадные костюмы и галстуки надевают! А потом пинают ногами, при всем своем параде, самым жестоким образом, даже пожилых людей. Вон недавно нашего профессора запинали таки. Лежит весь в синяках.
– Да! И все это свои же! Вот гниды!
– Не говори, тоже мне украинская националистическая милиция! Хуже немцев!
– Немцы не вмешиваются, потому-что считают это актом самоочищения.
– Не вмешиваются, потому-что сами, наверное в шоке от зверств этих ублюдков. Да и зачем? Им то что?
– Там где им надо, очень даже вмешиваются. Вон недавно согнали народ на уборку после бомбежки, а моя соседка и вовсе должна убирать туалет какому-то немцу.
– Слушайте, а вы слышали, как в воскресенье согнали мужчин к озеру, заставили их заходить в воду по горло, а один немец топил их багром, а женщины стояли и плакали, кричали, но ничего не могли поделать?
– Да, слышали, уже весь город знает.
– А на Замарстыновской улице немцы все с фотоаппаратами бегали, снимали наших голых женщин.
– Это ж ужас! В самом центе города?
– Возле Оперы что лучше? Такое издевательство! Мужики, женщины, старики на коленях чистили улицу, а эти уроды, там ведь и женщины были! наслаждались таким зрелищем, обзывались и злорадствовали.
– Толпа, конечно жестокая!
– Слушайте, а поляков то тоже уже начали депортировать! Вон в соседнем доме, прямо насильно отправили куда-то под Варшаву.
Маленькая девочка, лет десяти, слушая всех дяденек и тетенек вдруг громко заплакала, и всхлипывая сказала:
– И я видела, когда мы с мамой на почту ходили, там сильно били людей, прямо лопатами, они были в крови, а плохие дяди кричали им «Юде! Юде!»
Мама обняла девочку и повела ее домой.
Долго еще народ стоял у двери несчастной женщины, утешали, предлагали помощь.
Эмма обняла крепко Сару и сказала:
– Умоляю, ни шагу на улицу, а если что, беги, прячься. Умоляю!
– Мамочка, – плакала Сара, – мне страшно!
Артур стоял рядом молча, не понимая, чем помочь, как помочь этим людям.
Он тоже и не раз слышал страшные истории про погромы, несколько раз и сам был их свидетелем.
Сейчас перед ним всплыла картинка того страшного дня, когда он случайно наткнулся на полуживую, в разорванной одежде, женщину, которая была совершенно истерзана.
Артур только наклонился к ней, что бы помочь встать, как услышал жуткий окрик:
– Ну ка отойди, или и ты на своей шкуре все это испытаешь.
Перед ним стояли здоровенные мужики.
Один подошел к Артуру вплотную, взял, как щенка, за шкирку и отшвырнул в сторону.
Затем мужики, переговариваясь между собой, стали снимать с жертвы кольца, туфли и пихать по своим карманам, затем просто так, для своего развлечения, дорвали окончательно платье на ней, да так, что его клочки швыряли по сторонам.
Женщина стонала, просила пощадить, а эти мерзавцы гигикали и плевали в нее.
Она лежала в одних чулках и нижнем белье.
Когда мужики ушли с награбленным, Артур подбежал к женщине и помог ей подняться.
Он снял свою рубаху, накинул на несчастную и проводил ее домой.
Новое жилище Сары и Эммы было сырым и убогим.
Кроме того, к ним подселили еще две молоденькие девушки.
Вход в подвал был завален отходами.
Эмма решила сразу расчистить проход.
Все принялись ей помогать.
Но, вдруг, они услышали женский крик а следом мужские крики и смех.
Эмма быстро скомандовала девочкам скрыться за дверью подвала.
В щель было видно, как из-за угла дома появилась женщина вся истерзанная, в нижнем белье.
На ней был только лифчик, пояс, который поддерживал чулки.
Даже обуви не было, она так и бежала в чулках с криками о помощи, а следом, погоняя ее палками и автоматами шли немецкие прихвостни и немцы, фотографируя свою жертву.
Они смеялись, цеплялись за резинки от ее чулков, натягивали их, а потом резко отпусками, затем раздавался дружный хохот.
Прогнав беднягу по двору, они направились по центральной улице с выстрелами и выкриками:
– Жиды! Не прячьтесь, мы сегодня добрые! Выползайте из своих нор!
Эмма с девочками долго еще не решались выйти даже во двор.
Еду, которую Артур приносил Саре и ее маме, они делили на четверых.
Эмма, чаще всего отказывалась от своей порции.
Она варила полугнилую картошку, которая еще осталась после зимы, и ела ее сама.
Жили с каждым днем все все хуже.
В повале было очень сыро, еды не хватало, выйти на улицу можно было лишь в темное время суток, и то боялись каждого шороха.
Но, выходить приходилось хотя бы за водой. Эмма это делала сама – берегла девочек.
И вот однажды…
…Было совсем тихо.
Только прошел дождик.
Эмма выглянула за дверь – все спокойно, полицаев не видно, вот и решила быстренько добежать до колонки, набрать воды.
На обратном пути, за пару шагов до ее дома, вдруг из-за угла появились два полицая, одетых в черную форму с белыми повязками на рукавах.
Они крикнули командным тоном:
– Стой.
Эмма, от растерянности выпустила ведро с водой из рук.
Стало страшно, не за себя, за дочь.
В голове в одно мгновение пронеслось множество страшных картинок.
Эмму мучили мысли «Что же будет с дочерью?»
Полицаи медленно и вольяжно подошли к Эмме, разглядывая ее с ног до головы.
В это время, Сара и девочки смотрели через дверную щель за происходящим.
Сара, чуть не бросилась к маме, но соседки вцепились в нее:
– Сара! – шептали они наперебой, – не вздумай, ты ничем не поможешь, а маме даже легче будет без тебя выпутаться как-то, может еще все обойдется.
Сара дрожала, из глаз текли слезы, она с дикой силой сжала кулаки и шептала:
– Мамочка, мамочка, мамочка…
Полицаи приказали Эмме идти за ними, сказали, что только зарегистрируют и отпустят.
Эмма попыталась объяснить им, что это какое-то недоразумение, ее уже зарегистрировали и даже выделили жилье, вместо ее квартиры.
Но, один из полицаев, стал выходить из себя.
– Ты слышала приказ?
Эмма поняла – малейшая зацепка, и с ней будет другой разговор, поэтому не стала перечить.
Она медленно пошла вперед, краем глаза поглядывая в сторону двери.
Она знала, там, за этой дверью ее доченька, смотрит в щель и ей больно и страшно, и ничего поделать невозможно.
В этот момент и Эмма и Сара хорошо понимали – вот он первый шаг к гибели.
Все чувствовали свою беспомощность перед этими вооруженными людьми.
Сара плакала.
Девочки обняли ее и тихо успокаивали.
Эмма шла между полициями, и точно понимала, что ее ведут в фашистский лагерь уничтожения.
Так и было.
Ее привели на сборный пункт, о котором все хорошо наслышаны.
Людей было очень много.
Эмму подвели к немцу с автоматом, в наброшенной на военную форму, шубе.
Он приказал Эмме идти за ним.
Она с ужасом наблюдала картину сортировки людей.
Молодых и здоровых в одну сторону, женщин и детей в другую, а с больными и вовсе не церемонились, при малейшем подозрении на болезнь, немцы их сразу расстреливали.
