
Полная версия:
90-е: Шоу должно продолжаться – 10
Мы с рыжим выбрались из машины и почапали вдоль домиков. Да уж, вайб тут и правда специфический. Как будто время в этом месте остановилось. И не было никакой революции, никакого Советского Союза, а потом его развала. Как поставили эти домики еще первые поселенцы этих мест, так тут и живут. На лавке рядом с забором из потемневших досок грелся на солнышке длиннобородый старик в сером ватнике. А у его ног лежала большая мохнатая собака. Тоже седая. Когда мы с ней поравнялись, она приоткрыла один глаз и тихонько басовито гавкнула. И потом, сочтя, по всей видимости, свой собачий долг выполненным, снова глаза закрыла. Дед улыбнулся нам беззубым ртом и помахал рукой. За следующим забором, невысоким, из штакетника, две пожилые мадамы пили чай за уличным столиком, покрытом веселенькой клеенкой. Здесь даже время текло как-то по-другому. И вообще возникало ощущение, что вот-вот провалишься в яму во времени и окажешься в каком-нибудь одна тысяча восемьсот лохматом году.
Я встряхнулся и обернулся назад. Чтобы убедиться, что машина на месте. С одной стороны, ощущение, конечно, дурацкое. С другой – однажды же я в эту дыру во времени провалился. Где гарантия, что других таких же дыр не существует?
– Вот, нам сюда! – Бельфегор остановился перед калиткой в еще одном высоком дощатом заборе. На потемневших досках ярким пятном выделялась относительно свежая табличка «Радиоканал 7». Нарисовано было от руки, но рука явно профессиональная. Чуть ниже этой вывески была еще одна надпись в рамочке: «Дергать за шнур аккуратно!»
И еще ниже: «Осторожно, злая собака!» Последняя табличка была жестяная, вся проржавевшая и старая. А еще имелся тот самый шнурок, который уходил внутрь через дырку.
Бельфегор уверенно дернул за шнурок. С другой стороны забора раздалось металлическое «блям-блям-блям!» И сразу следом голос:
– Да твою мать, написано же аккуратно дергать!
Калитка распахнулась. И на нас сверху вниз воззрился здоровенный мужик в резиновых сапогах, ватных штанах и тельняшке. На растрепанной шевелюре здоровяка неведомо каким образом держалась видавшая виды черная кепочка.
– Здрасьте, дядь Жень! – жизнерадостно оскалился Бельфегор.
– Бориска, ну вот откуда в тебе это желание все разломать, я не понимаю! – громоздкий дядя Женя хлопнул себя по ватным штанам. – Зачем со всей дури-то дергать? Смотри, что наделал!
Устройство дверного запора было простое, как грабли. Шнурок привязан к задвижке, тянешь с уличной стороны, задвижка приподнимается, выходит из паза, калитка открывается. Только сейчас эта задвижка болталась на шнурке просто так.
– Я нечаянно, – без особого раскаяния в голосе сказал Бельфегор и уверенно шагнул вперед по дорожке из досок.
– Растяпа, – чертыхнулся дядя Женя и принялся прилаживать задвижку обратно.
По участку было заметно, что обитателям этого дома на него наплевать. Почти все пространство, кроме той самой деревянной дорожки, было завалено всяким разномастным хламом. Какие-то огрызки прогнивших досок, старые шины, искореженные арматурины, пустые канистры и прочее-прочее-прочее. Зато в сумрачных сенях царило уже какое-то подобие порядка. На стеллажах ровными рядами стояли коробки, в дальнем углу – обширный верстак с разложенными инструментами. Пахло канифолью.
А за следующей дверью обнаружилась большая и довольно уютная комната с круглым столом, одну из ножек которой заменяло суковатое массивное полено. На окнах висели чуть посеревшие от времени тюлевые занавески, а над столом красовался роскошный атласный абажур с ярко-зеленой бахромой.
Вокруг стола восседала весьма колоритная компашка, которую я мысленно обозвал «революционными матросами». Все они, как и встретивший нас дядя Женя, были в тельняшках. Даже женщина. «Судя по всему, это и есть та самая Света», – подумал я. Это была реально страшная бабища. С всклокоченными волосами, повязанными косынкой, рот какой-то кривой, а в углу рта дымилась беломорина. Всего в комнате вместе с Женей было пять человек.
– Это вы что ли музыканты? – спросил молодой дядька с серьезными лицом и непослушным чубом надо лбом. Из-за этого чуба он выглядел чертовски комично.
– Да, мы музыканты, – сказал я, широко улыбнувшись. – У нас даже кассета есть!
– Кассета – это хорошо, – пробубнил молодой парень, почти мой ровестник. От радости у меня даже сердце быстрее застучало. Потому что это был Сашка. Один из закадычных приятелей моего прошлого-будущего. Познакомились мы с ним, правда, много позже, уже в двухтысячных. Но о своей юности он много и охотно рассказывал. И вот сейчас я получил возможность увидеть его рассказы, так сказать, в натуре.
– Дядя Женя, мы бы хотели… – начал Бельфегор.
– Да вы садитесь, давайте, – серьезный «матрос» с чубом похлопал по свободному стулу. – В ногах правды нет. Чаю хотите?
– Не откажемся, – кивнул я и занял один из стульев. – У меня, кстати, к чаю имеется кое-что…
По тем же самым рассказам Сани я помнил, что эта их компания радиолюбителей была категорическими трезвенниками. Ни-ни, ни под каким видом! Курили как паровозы, а вот алкоголь отрицали. Так что в качестве «универсальной валюты» водка тут никак не годилась. Я положил на стол коробку «птичьего молока» и пачку фигурного импортного печенья.
– О, это дело! – оживились «матросы».
Саня, как самый молодой, метнулся к маленькой электрической плитке и водрузил на нее пузатый эмалированный чайник.
Вот, значит, как выглядит редакция первого в России частного радио… Колоритно, ничего не скажешь. И насквозь пропитано местным «дореволюционным» духом. Бельфегор еще пару раз пытался инициировать разговор о нашем деле, но радийные аборигены пресекли обе его попытки. Среди них явно было не принято заговаривать о делах с порога. Сначала нужно было обсудить погоду, цены и общественные веяния. И только когда первая чашка чая была допита, можно было переходить к сути вопроса.
Еще мне было чертовски любопытно посмотреть на второе помещение, собственно, то место, из которого они вещали. Но все остальные двери были плотно закрыты.
– Давайте уже послушаем музыку. Зря что ли ребятишки на наш край света притащились, – отставив чашку и выбив из пачки новую папиросу предложила женщина. Голос она подала впервые. И да, это была натуральная такая магия. Мне даже захотелось покрутить головой, чтобы убедиться, что нигде в комнате не спряталась чарующая красавица, хозяйка грудного контральто. Но нет, звук исходил именно от суровой бабищи с кривым ртом и растрепанными волосами.
– Сейчас магнитофон принесу! – воскликнул Саня и метнулся в сени. Вернулся он оттуда с портативной «Электроникой». Взял у меня из рук кассету, сунул в гнездо и нажал на старт.
Все сотрудники редакции синхронно облокотились на стол и подались вперед. А мы с Бельфегором переглянулись и обменялись под столом рукопожатиями. Момент истины, что ж…
Глава 3
– Это получается, нам теперь придется писать песню про Жириновского? – Бельфегор решился открыть рот, только когда мы в машину сели.
– Тебя это пугает? – усмехнулся я.
– Да ужас же! – Бельфегор всплеснул руками. – Если мама узнает, что мы про Жириновского поем, она меня на порог не пустит!
Ах вот почему он на протяжении всего нашего, если можно так сказать, разговора сидел, как пришибленный! А я-то переживал, что на него так критика повлияла.
Радийщики слушали песни «Ангелов С» молча и чертовски внимательно. Иногда кто-то открывал рот в паузе между песнями, но его тут же затыкали, пока альбом не закончился. А когда кассета закончилась, понеслось. Мол, нормально играете, но как можно в такое для страны время петь про всю эту магическую чушь? Где ваша социальная и общественная активность?! Вы же молодые! Наша страна широкими шагами мчит к рынку, а вы тут сказочки рассказываете! Да кому это интересно вообще?!
Бельфегор сначала попытался спорить, но потом примолк, опустил глаза и не сказал больше ни единого слова. Зато я быстро сориентировался, что за компания собралась за круглым столом с поленом вместо одной ножки. Так что в жаром вступил в дебаты, доказывал, стучал кулаком по столу. На ходу сочинил теорию политических метафор британского ученого Роберта Нильсона-младшего. Топил за острую актуальность охоты на ведьм и темной стороны человеческой натуры, которую мы в своих песнях активно педалируем. В общем, жег напалмом как мог. Так рьяно, что к концу нашей дискуссии серьезный «матрос» с чубом поднялся во весь рост и пожал мне руку. Все-таки, в искусстве превращения в балаган чего угодно я набрал уже достаточно опыта. Деньги этим ребятам предлагать было совершенно бессмысленно, они были явно из идейных. А это значит, что у нас просто нет таких фондов, чтобы можно было купить себе место в их вещании. Пришлось импровизировать и доставлять им удовольствие другим способом.
И в результате мы разошлись довольными друг другом. Мне клятвенно пообещали, что песни «Ангелов С» сегодня же пойдут в эфир. Правда, пока только ночной, а потом поглядим. Это Света сдалась первой. А я же в ответ заверил, что мы обязательно учтем их пожелания, и в скором времени в нашем репертуаре обязательно появятся острополитические песни. Посвященные, вне всяких сомнений, Владимиру Вольфовичу. Горячими поклонниками которого вся эта компания и оказалась.
– Боря, ну что ты как маленький, – я потрепал его по плечу. – Хотел историю про дона Хуана сочинить, но Ходжа Насреддин тут лучше подходит. Помнишь, там было про эмира и его любимого осла? Когда Насреддин пообещал, что за двадцать лет научит его говорить? Или читать, не очень помню…
– За двадцать лет кто-то из нас обязательно умрет, – не глядя на меня, проговорил Бельфегор. – Или я, или эмир, или этот ишак. Получается, мы их обманули?
– Все врут, – фыркнул я. – Хотя я честно считаю, что не особо. Обманули бы, если бы пообещали через месяц занести им миллион. И не занесли. Подписали договор и не выполнили условия.
Вообще по поводу активной общественной позиции нашей группы я испытывал смешанные чувства. Так-то рокеры в любые времена не стеснялись участвовать в разных движняках, типа «Голосуй или проиграешь». Но мне как-то инстинктивно хотелось держаться от всей этой клоунады подальше. В сегодняшнем разговоре я когда обещал, что мы обязательно подумаем, как нам актуализировать репертуар, чтобы стать ближе к народу, даже пальцы за спиной скрестил. На всякий случай.
– Давай не скажем остальным про это, ладно? – Бельфегор посмотрел на меня умоляющим взглядом.
– Про что именно? – спросил я. – Про эту встречу? Но песни-то на радио взяли, их уже сегодня ночью в эфире будут крутить.
– Да нет, не про встречу! – Бельфегор замотал головой. – Не скажем, что мы обещали подумать про… Ну, про политику. Скажем просто, что дали послушать песни, им понравилось, они согласились их покрутить. А про Жириновского не скажем. Хорошо?
– Хм, а почему? – я удивленно приподнял бровь.
– Да ну, Саню еще перекроет, – поморщился Бельфегор. – Помнишь, как он во время путча прошлым летом возбудился? На митинге трое суток проторчал, в Москву нам предлагал ехать на собаках. Как вспомню, так вздрогну. Вдруг он опять?..
– Заметано, помалкиваем о подробностях, – я подмигнул Бельфегору. – Ремень пристегни. Погнали уже к нашим, а то мы и так тут проторчали на полтора часа дольше, чем собирались.
*****
На машине до «мордора» я бы домчал за десять минут. Мало того, что это было недалеко, так еще и для Новокиневска слово «пробки» все еще означает «затычки для бутылок». Но я прикинул, что так себе идея – оставлять в том районе машину. Во-первых, тусич, на который нас так настойчиво зазвали, что отказать было никак нельзя, явно планировался до утра. Во-вторых, район, где этот самый «мордор» находится, благополучным назвать трудно, так что оставлять машину на улице – такая себе идея. Утром от нее один корпус останется. А в окна «мордора» машину не попасешь, потому что они так плотно занавешены, что кажется, снизу шторы даже гвоздями прибиты. Чтобы солнечный свет в это сумрачное обиталище любителей творчества профессора Толкиена даже случайно не проникал.
В общем, сначала мы заехали в гараж оставить машину. Потом заглянули к Бельфегору домой, где его мама насильно накормила нас обедом. Впрочем, я не сильно отбивался. Это Бельфегор брыкался и кричал, что мы торопимся. А мне лично всегда нравилось, как его мама готовит.
Впрочем, я понимаю, почему он в этот раз психовал. Моему ближайшему приятелю Бельфегору очень хреново удается лукавить. Даже просто не говорить о чем-то. А тут мама, разумеется, налив нам по тарелке борща, принялась активно расспрашивать, как дела у дяди Жени. Пришлось пинать его под столом и вести светскую беседу с его мамой вместо него. А то он обязательно выложил бы все подробности дискуссии. Особенно когда его мама напрямую спросила, не склонял ли дядя Женя нас вступать в либерал-демократы.
– Блин, у меня синяк теперь на ноге будет! – возмутился Бельфегор, когда мы выскочили из подъезда.
– Лучше синяк на голове, чем ночевать в коробке из-под холодильника, – философски заметил я и направился в сторону подъезда своих родителей.
– Эй, а ты куда? – Бельфегор остановился.
– А Лариску ты с собой взять не хочешь? – спросил я.
– Вот ты проснулся! – Бельфегор засмеялся. – Она вообще-то уже там! Чуть ли не с утра.
– О как, – удивился я. – Я что-то пропустил?
– Да блин, – фыркнул Бельфегор. – Она уже месяц как увлеклась этими игрищами. Меня подбивает, что надо тоже ехать. Толкиена мне подсовывает, мол, я на вид настоящий такой эльф, как на картинке.
– Ну это не самое плохое в мире хобби, – я пожал плечами, и мы направились в сторону остановки. Что такое эти самые игрища, особенно сейчас, в начале девяностых, я себе не очень хорошо представлял. Ну, то есть, вроде как они выезжают в лес с палатками, переодеваются в костюмы и… И дальше по какому-то принципу разыгрывают ситуации из Толкиена. Битвы, там. Штурмы. Судя по рассказам, еще и свадьбы разные. Туристический поход, отягощенный антуражем.
– Ну книжку я начал читать, – признался Бельфегор. – Ничего так, интересно…
Мы утрамбовались в битком набитый автобус. Не получалось у меня вывести хоть какую-то зависимость наполнения транспорта от времени суток. Ну, то есть, понятно, что битком набитыми шли автобусы и трамваи из спальных районов в сторону заводов. Но этот момент длился недолго, буквально к девяти утра транспорт освобождался. Но в течение дня случались внезапные человеческие волны в самых неожиданных направлениях. Будто где-то по тайному каналу разносился слух, что в конечной точке маршрута что-то продают по дешевке. И весь город в едином порыве мчит…
Я тряхнул головой. Ну и фигня мне в голову лезет. Разговаривать, вися на подножке, получаслось так себе, вот и приходилось довольствоваться собственными мыслями.
«Мордор» как будто слегка изменился с тех пор, как я был там в последний раз. Тот самый, когда обсуждали театралку на масленицу. И когда там какие-то внутриполитические терки случились. Квартира субтильного и очкастого Саурона представляла собой целый лабиринт из развешанной в хаотичном порядке ткани. И эти самые полотнища ткани недавно явно перевесили. Прихожая стала просторнее, на стенах поверх ткани появились зеленые полотнища с белым древом, заключенным в круг. Неплохо, кстати, нарисованные. И громоздкий светильник, собранный из вырезанного картона, внутрь которого поставили, сдается мне, обычную настольную лампу. Где-то за одним из кусков ткани, я точно помню, скрывалась дверь в маленькую спальню. Где мне, тогда еще совсем зеленому новичку в этом времени, устраивала сцену некая Лена…
– О, Велиал! – радостно воскликнул Бегемот. – Ну наконец-то! Вы что так долго-то?
– Спокуха, Дюша, оно того стоило! – заявил я, усаживаясь прямо на пол между ним и Лариской. Которая с важным видом помешивала в кастрюле «волшебное зелье».
– Они согласились? – радостно воскликнул Астарот.
– А то! – я подмигнул Бельфегору, лицо которого тут же стало тревожным и нервным. – Сказали, что в ночной эфир берут.
– Дааа! – Астарот приподнялся и стукнул себя в грудь кулаком. Похоже, он уже успел нормально так «приобщиться» к волшебному зелью. Судя по тому, что кастрюля полная, это уже вторая порция. Кристина сидела рядом с ним с гордым и независимым видом. И старательно смотрела куда-то в сторону. Чтобы не встречаться взглядом с Бесом. На коленях которого сидела незнакомая юная барышня. Рыженькая на сей раз. И вообще на сборище было довольно много новых лиц. Наверное, сработала «рекламная акция» на ту самую масленицу.
– А что мы, кстати, такое празднуем? – спросил я у Лариски, которая сунула мне в руку кружку с «зельем». Только сейчас обратил внимание, что сеструха была наряжена в длинное платье, обшитое серебристой тесемочкой. А лоб перехвачен шнурком-хайратником с блестящей брошкой-листочком посреди лба.
– Ты дурак? – нахмурилась она. – Сегодня эльфийский новый год!
– Упс, – ухмыльнулся я и сделал вид, что пью.
– Между прочим, меня теперь зовут Лориэль! – Лариска гордо вздернула подбородок. – Я собираюсь на игру ехать вместе с нашей командой.
Я подавил в себе желание поддеть ее чем-нибудь вроде: «А скажи что-нибудь на эльфийском?» Собственно, меня смешило не само по себе толкиенутое хобби. Просто у нее такое важное выражение лица было при этом.
– Поздравляю, – сказал я и толкнул ее плечом. – С эльфийским новым годом, раз уж ты теперь эльф.
– Между прочим, Велиал, мог бы и сам тоже поехать, – с апломбом училки начальных классов заявила Галадриэль. С момента нашей последней встречи она, кажется, стала еще больше.
– Мог бы, – я миролюбиво пожал плечами и вспомнил, почему я, собственно, не отказался сегодня ехать в «мордор». Так-то эти безыдейные тусища даже «ангелочки» уже переросли. Все реже стали звучать призывы «а пойдемте к Боржичу!» Скорее по инерции иногда заходили. Приоритеты немного сместились что ли.
Я встал и переместился поближе к Бесу.
– Здорово, Бес, – сказал я. – Есть какой-то важный ритуал, который нужно соблюсти? Ну, там, сказать какое-нибудь «Воистину Гилтониэль!» или еще что-нибудь?
– Забей, – ухмыльнулся Бес. – Я никогда эльфа не играл и не собираюсь.
– Тогда твое здоровье, – я приподнял кружку и сделал вид, что пью. – На самом деле, у меня к тебе заказ. За денежку. Возьмешься?
– Ммм? – взгляд Беса стал чуть более заинтересованным. Он даже на пару секунд перестал поглаживать бедро сидящей у него на коленях рыженькой красотки.
– Нужно сделать кожаные браслеты, – сказал я. – С вырезанным названием «Ангелы С». Или выжженным, не знаю, как лучше. В общем, нужна такая фирменная фенька, которую можно дарить разным людям на память. В знак расположения и доверия. Ну и самим носить тоже.
– А сколько штук надо? – спросил Бес.
– Много, – я пожал плечами. – Сколько получится. Так как?
– А со мной за кожей поедешь? – прищурился Бес.
– Могу даже на машине тебя отвезти куда надо, – кивнул я.
– О, так это вообще отлично… – Бес так оживился, что даже поднял со своих колен девушку пододвинулся ближе ко мне. – Короче, тут такое дело… Нормальная кожа продается в Закорске. И даже не в самом Закорске, а уже почти в Николаевке. Там обувная фабрика была раньше, а сейчас… Ну, короче, я туда раньше за обрезками ездил, получалось их либо за бесценок, либо вообще бесплатно отмутить. А если ты говоришь, что за денежку… Короче, давай тогда поедем туда, наберем кожи разной для меня, а я тебе этих браслетов нарежу во всех видах. Договорились?
Бес сунул мне руку. Глаза его азартно заблестели. Я немедленно на рукопожатие ответил. При всей противоречивости своей натуры, Бес натурально же будущий гений в кожевенном деле. Получается, что поучаствую еще немного в его становлении…
– Заметано, – сказал я. – Кстати, в Закорск мне тоже по делам нужно, так что сгоняем за компанию. И скупим тебе половину склада!
– Ха-ха, – иронично хмыкнул Бес. – Кстати, я пропустил. А откуда у тебя вдруг машина?
Ответить я не успел, потому что поднялась в полный рост Галадриэль и принялась хлопать в ладоши, привлекая общее внимание. Все девушки, включая Лариску, то же встали, образовали полукруг и принялись петь протяжный мотивчик. Со словами на незнакомом языке, по всей видимости, прямо на эльфийском. Тут я обратил внимание, что того длиннолицего менестреля и еще нескольких завсегдатаев прошлых тусичей в «мордоре» не присутствует. Кстати, интересный казус… Толкиеновское «гнездо» называется «Мордор». Хозяина зовут Сауроном. А разговоры все крутятся в основном вокруг эльфов почему-то. Если быть последовательными, то ведь они должны скорее какие-нибудь праздники орков праздновать… На этом мысль оборвалась, потому что я вдруг понял, что про орков знаю еще меньше, чем про эльфов. Да и что я, в конце концов, лезу со своими правилами в чужой монастырь?
Девушки допели и принялись обходить всех в комнате и прикалывать каждому на одежду цветочек. До меня дошла Лариска. Надо же, как она тут за месяц освоилась уже! Прямо своя совсем, не отличить от остальных…
– Может тебе платье получше сошьем? – сказал я, еще раз критически оглядывая ее прикид. Платьишко ей досталось явно из чьих-то запасов. Из тонкого синтетической ткани, расползающейся по швам, мятой… В общем, смотрелось стремно и дешево. Я видел костюмы эльфов во «Властелине колец», они совсем по-другому выглядят.
– Сам что ли сошьешь? – насупилась Лариска.
– Зачем сам? – я пожал плечами. – Маму попросим.
– Ой, да мама никогда в жизни не согласится! – отмахнулась Лариска. – Она мне уже весь мозг склевала, что я занялась какой-то фигней. У меня выпускные экзамены на носу, а я какие-то сказочки себе придумала…
– Давай забьемся, – предложил я. – Ты сдаешь выпускные на какие-нибудь вменяемые четверки-пятерки, а я беру на себя маму, и у тебя будет эльфийское платье. И эльфийский плащ…
Я посмотрел на Беса, который шептал что-то на ухо девушке, которая прикалывала ему на грудь цветочек. Другой уже, не той рыженькой.
– И эльфийские сапоги, – добавил я. – Ну что? И потом еще в этом всем тебя в каком-нибудь клипе «Ангелов» снимем, чтобы все обзавидовались. Договорились?
– На четверки тоже можно? – подозрительно прищурилась Лариска.
– Можно, – кивнул я. – Но чтобы пятерок в аттестате не меньше трех.
– А если будет две? – спросила Лариска.
– А будет две, останешься без сапог, – захохотал я. – Если что, я не шучу вообще ни разу. Так что, забились?
– Да! – взвизгнула Лариска. Сначала схватила мою руку, а потом бросилась мне на шею. – Я тебя обожаю!
– Тихо-тихо! – усмехнулся я. – Разве эльфам положено так бурно проявлять эмоции?
Праздник продолжился уже в обычном ключе. Все расселись по компашкам, пили зелье, травили байки с игр. Астарот закусился спорить с одним толкиенистом про какую-то фэнтези-книжку, которую я не читал. Лариска с Бельфегором шептались в уголке. Кирюхе вручили гитару.
– Велиал, можно с тобой поговорить? – тронул меня за плечо Саурон как раз в тот момент, когда я задумался, а в чем сегодня была такая уж необходимость, чтобы мы пришли-то?
Глава 4
– О, можно же еще снять клип на песню «Ведьмин путь»! – радостно воскликнул Бельфегор, когда я кратко изложил «ангелочкам» суть путаного предложения Саурона. – Там будет круто, если с массовкой снимать, а у них как раз есть костюмы и мечи!
– Только на роль ведьмы нужен кто-то не из них… – проворчал Астарот.
– Почему? – удивился Кирилл. – С «монахом» все нормально же получилось?
– Для первого раза… – поморщился Астарот.
– А давайте Наташу попросим главную ведьму сыграть? – предложил Бельфегор. – Сделать сцену, когда она колдует над котлом. Как, помните, тогда? Если котел снизу подсветить, то пар выглядит прямо жутко так. А если еще Наташа будет рожи корчить…
– Наташа и толкиенисты – это взрывоопасно! – засмеялся Макс.
– Вообще-то я могу сыграть ведьму, – заметила Надя. – Это даже будет прикольно, если я из костра буду петь вступление…
– О! – Астарот остановился под фонарем и важно поднял палец вверх. Остальные «ангелочки» столпились вокруг и взялись все разом галдеть.
А я обдумывал чуть другой момент.
Саурон утащил меня в кулуарный уголок и принялся жалиться, что у них проблемы с помещением. Этот их дом культуры что-то начал кочевряжиться, задумался насчет гипотетических доходов, который может приносить то помещение, которое он совершенно бесплатно выдает толкиенистам. И намекнул, что неплохо бы как-то оплачивать это дело. В общем, если опустить драматические паузы и вздохи, то Саурон вел к тому, что, мол, «Велиал, у вас же там целый здоровенный кинотеатр, можно мы тоже как-то к вам присоседимся?»
Я сказал, что подумаю, что можно сделать.
А потом неожиданно легко склонил «ангелочков» покинуть этот их эльфийский новый год. И мы почапали пешочком по ночному уже городу. Обсуждая проблемы Саурона и способы их решения.