На обратной стороне зимы

В безрадостных раздумьях прошло время до обеда. Работники неспешно сложили инструменты и побрели к столовой, откуда уже разносился запах жидкого овощного супа и мясных пирожков.

– Ммм… С кроликом, – протянула над ухом Инка и хищно улыбнулась.

– Иногда ты меня пугаешь, – ухмыльнулась Влада.

– Только иногда? Аж обидно стало!

С хохотом девушки ввалились в столовую, подхватили у дверей еще пару девчонок и заняли край длинной скамьи, придвинутой к широкому деревянному столу. Напротив села стайка ребят, знакомых вдоль и поперек с пеленок.

Спустя несколько минут все работники заняли места. Столовая наполнилась гулом, смехом и запахом человеческим тел. Вот только повар никак не приглашал выстроиться в очередь за обедом, и это было странно.

«Это что за забастовка?», «Мы сейчас начнем ломиться в дверь!», «Машка, если не дашь мой пирожок, я съем тебя!» – слышалось со всех сторон, и за каждым возгласом следовали раскаты хохота. От некоторых из них Влада закатывала глаза и невольно представляла, как они бы переглядывались с Ярославом и читали в глазах друг друга новую вереницу шуток. Вот только смотреть на Ярослава она не могла и не хотела. Боялась в действительности увидеть в его глазах то родное и объединяющее, чего теперь быть не должно.

– Интересно, что случилось? – шепнула Влада Инке на ухо и насупилась.

– Смотри, старшОй идет.

Так по-свойски работники теплиц называли управляющего Виктора Евгеньевича.

Глава 6. Шанс

Пожилой мужчина, не утративший юношеской стати, уверенно шел между рядов, размахивая руками. Звуки вокруг его фигуры стихали, смешки глохли и растворялись в звенящей тишине. Казалось, что за ним следует холод с улицы. Кустистые брови сдвинуты к переносице, и между ними залегла глубокая складка над блекло-голубоватыми глазами, как небо в Инверно. Влада не часто встречалась с начальством, но таким угрюмым не видела его никогда.

– Не нравится мне это, – чуть слышно буркнула себе под нос Инка, и вокруг согласно закивали. – Как думаешь, что случилось? – Этот вопрос прозвучал адресно – Владе.

Девушка в ответ лишь пожала плечами. Точно ничего хорошего, уж больно он угрюм. Как будто в теплицах погиб весь урожай, и теперь придется выживать на заготовленных остатках и выпрашивать подачки из теплиц в других автономиях. Влада поежилась. О таком рассказывала мама. Люди начинали раскапывать снег в попытках добраться до каких-нибудь кореньев, но обнаруживали лишь серую мертвую землю и зарабатывали обморожения.

В голове промелькнула гаденькая мысль – в голоде она точно не выносит ребенка Ярослава. Но Влада тут же прогнала ее. Нет, желать ей счастья девушка точно не будет, но и злорадствовать не в ее правилах. Как бы больно и обидно ни было.

Мужчина остановился в конце обеденного зала и сделал шаг наверх – на небольшое возвышение, служившее сценой в те моменты, когда столовая перевоплощалась в праздничный зал. Люди затихли окончательно. Казалось, что звуки поглотил вакуум. Даже воздух не колебался, не втекал прохладными потоками из двери и не поднимался жаром печей под крышу. Зал ждал. Мир ждал. И Влада ждала.

Почему-то ей вдруг показалось, что глаза этого взрослого угрюмого мужчины устремлены на нее. Обычную девчонку, ничем не выдающуюся, кроме рыжих волос и легкого веса, оказавшегося кстати в ее работе. Девушка задержала дыхание, мысленно перебирая, что же она могла натворить. По работе – ничего, а личная жизнь на то и личная. Никто не будет придавать ее огласке. Тем более не Влада здесь корень зла. Но взгляд проскользил дальше, и дышать стало легче. Может, просто показалось?

– Друзья! – наконец над залом пронесся голос Виктора Евгеньевича, слишком молодой, задорный и будто неуместный.

– Бесит, когда он так нас называет! – Инкин шепот снова раздался над ухом, и Влада снова кивнула.

– Друзья, – повторился старшой, – все вы знаете о Завесе.

По залу пробежал шепот.

– Прошу тишины. Это важно. Завесу постоянно исследуют. Обычно для этого привлекают людей из Южной автономии Инверно, но бывали исключения. – Глаза мужчины снова задержались на Владе. Ну да, конечно, он просто знает про ее деда, который в свое время вызвался добровольцем и пропал. – И вот теперь люди из администрации регеля вновь ищут тех, кто готов отправиться к Завесе.

В этот раз шепот в зале больше напоминал рокот, полный непонимания и недоверия. Из зала тихо и неуверенно вылетела пара вопросов.

– Друзья, я отвечу на ваши вопросы в конце, если, конечно, они останутся. Вы знаете, что наши теплицы – самые успешные и продуктивные на материке. Несколько лет назад к нам даже приезжала делегация из Восточной автономии перенимать опыт.

– Где связь с Завесой? – выкрикнули из зала, и старшой качнул головой.

– А связь простая. Исследователям Завесы нужны продукты. Годами они получали поставки продовольствия от нас и с востока. Но в этом году среди исследователей появилась новая кровь – молодежь пришла к власти. И как всегда это бывает у молодых, принялись все реформировать. Так вот. Новый регель решил основать свои теплицы прямо возле Завесы. Это всегда считалось опасным и непредсказуемым занятием. Никогда в истории там не занимались возделыванием культур. Но все бывает впервые. В Южной автономии возвели две небольшие теплицы – пока экспериментальные. Им нужны рабочие руки – не лишь бы кто, а действующие работники и работницы теплиц. По пять человек из каждой автономии – с запада, востока и от нас, с севера. Я упирался, как мог. Но обязательства перед регелем – есть обязательства. Он вынес указ – выделить работников. Я не могу взять на себя такую ответственность – сослать кого-то в Южную автономию. А потому сначала предлагаю встать тех, кто добровольно отправится к Завесе развивать сельское хозяйство. Срок работы – год. А дальше – как пойдет.

Сердце набатом стучало в голове Влады. Она и сама не поняла, как напряглись икры и бедра, как разогнулись колени и словно вытолкнули ее вверх. Девушка перебросила сначала одну, потом другую ногу через деревянную лавку и встала в проходе под аккомпанемент удивленных взглядов и полной тишины.

Один взгляд она чувствовала особенно ярко и болезненно. Ярослав сидел ближе к Виктору Евгеньевичу и сейчас смотрел прямо в глаза девушке. Не отрываясь и не моргая. И почерневший взгляд этот полыхал яростью. Казалось, он готов сорваться с места и закрыть ее собой, лишь бы глупая девчонка не натворила того, что нельзя поправить. Но он не сорвется и не закроет. Будет лишь вот так смотреть. Жалкий, безвольный. И эта мысль придала сил.

Да она отправится куда угодно, лишь бы не видеть этих все еще любимых глаз, лишь бы забыть. Хотя бы попытаться забыть. Влада не без труда оторвалась от лица Ярослава и почти смело взглянула на старшого:

– Владимира Крестовская. Я готова.

– Ты уверена, девочка? – словно сомневаясь, переспросил старшой. – Ведь твой дед…

– Я знаю. Меня назвали в его честь. Возможно, это судьба.

– Возможно, – качнул головой мужчина и будто постарел на десяток лет. – Я знал его лично. Смелый был человек. Даже отчаянный. Видимо, внучка пошла в него. Что ж, Владимира, ты первая. Подойди ко мне после обеда. А пока садись на место. Есть еще добровольцы?

За четверть часа набрались оставшиеся четыре человека. Все мужчины, все старше Влады и все женатые. Видимо, устали от быта и решили сбежать. Ну и влетит же им дома.

Эти пятнадцать минут, что длились дебаты, Влада с замиранием сердца ждала, что же сделает Ярослав. С одной стороны она умоляла Вселенную, чтобы он остался здесь, в Северной автономии. А с другой, не менее сильно умоляла, чтобы последовал за ней. Это означало бы, что он все еще любит ее… Но он не последовал. Влада смахнула непрошеную слезу и отвернулась от импровизированной сцены с торца столовой, откуда вещал старшой.

В конце Виктор Евгеньевич пожелал всем приятного аппетита, еще раз перечислил имена добровольцев, напомнив им явиться после обеда, и скрылся за дверями. Видимо, решил не портить аппетит.

Еду зоне выдачи забирали в полной тишине. Влада прятала глаза от всего мира, понимая, что пятнадцать минут назад навсегда изменила свою жизнь, и отказаться от этого решения она не сможет. Вновь взглянуть в сторону Ярослава она так и не рискнула и на Инку глаз не подняла. Подруга не выдержала первая, когда они уселись обратно за стол с полными деревянными тарелками хлюпающего супа и парой пирожков.

– Ты совсем сдурела? – Голос Инны был тихим и каким-то шелестящим, словно сушеные травы перешептывается в сквозняке открытых дверей. Кажется, подруга изо всех сил старалась скрыть свое негодование от других и выплеснуть его исключительно на Владу. Но как тут скроешь, когда все вокруг то и дело поглядывают на девушку с интересом, удивлением и иногда жалостью, как будто знают не только про ее провал в любви, но и что-то еще, более зловещее.

– Ин, хоть ты не начинай. У мамы точно будет истерика, да и бабки в два голоса начнут уговаривать остаться.

– И правильно сделают! Ты хоть знаешь, что тебя ждет?

– Нет.

– Вот именно! И никто не знает. Это гребаная тайна, в которую посвящены единицы!

– Ин, это просто Южная автономия и просто Завеса, о которой мы знаем с детства. Просто нечто, за которым либо нет ничего, либо есть другой мир. И за пределы которого никто никогда не проникал.

– Ты сама себя слышишь? Ты же вообще ничего не знаешь о месте, куда едешь!

– Я знаю человека, который жил на юге… – пролепетала Влада и тут же осеклась.

– Не вздумай! Он и раньше-то ничего тебе не рассказывал. Думаешь, сейчас примчится выкладывать тайны Завесы? Уверена, он и сам ничего не знает. Просто влачил свое убогое существование в Южной автономии и портил жизнь другим девушкам. На севере ничего принципиально не изменилось.

– Ин, прошу, не надо…

– Все еще защищаешь. И когда ж ты разозлишься как следует.

– Ин, я зла. Я зла и в отчаянии настолько, что решилась на самую большую глупость в своей жизни. Ну или на единственный шанс что-то изменить.

– Неубедительно, но ладно. Потом об этом. Ты же все равно теперь не пойдешь на попятную. Из-за своей дурацкой упертости. Тогда надо хотя бы собраться вместе с Настюхой и проводить тебя как следует. А то она со своим ребенком и бытом вообще отстала от жизни. А тут столько новостей и сразу!

– А вот это мне нравится. – Влада вымученно улыбнулась. До этого момента в голове рисовалось что-то расплывчатое и как будто радужное. Теперь же после Инкиных слов к перспективам изменить жизнь в лучшую сторону начали потихоньку прилипать страхи и сомнения.

Что же там – у Завесы? Почему все так ее боятся и ничего не рассказывают? Что случилось с дедом, в конце концов? Времени подумать, посомневаться и побояться будет предостаточно. А пока нужно прощаться со всем привычным, объясняться с родными и работать. Одно импульсивное решение не отменяет привычной рутины до тех пор, пока она не сядет в сани и не отправится в новую жизнь, полную… чего-то. Чего-то, о чем Влада пока не догадывается.

Быстро разобравшись с обедом, вкуса которого девушка не почувствовала, Влада подорвалась, шепнула Инке, что найдет ее в теплице, и, игнорируя окрики знакомых, направилась к Виктору Евгеньевичу. Вытерпела укоризненный и будто запрещающий взгляд Ярослава и даже не повернулась к нему. Просто вновь почувствовала ту нить внутри, что все еще связывала ее с несостоявшейся любовью всей жизни.

– А, Владимира. – Старшой поприветствовал ее как хороший знакомый, хотя в действительности Влада разве что здоровалась с начальником да пару раз отчитывалась о расчистке снега с крыш.

– Здравствуйте, – кивнула девушка. – Еще раз.

– Ты уверена в своем решении? – Мужчина дождался, пока столовая опустеет и жестом показал остальным добровольцам подождать в стороне.

– Разве я могу отказаться?

– Владимира…

– Можно просто Влада? Не переношу полное имя.

– Влада, – усмехнулся старшой. – Прямо сейчас ты можешь отказаться. Но без возможности передумать снова. Если ты выйдешь из столовой без отказа, то дороги назад не будет.

– Тогда отвечаю окончательно – я уверена. Я поеду к Завесе.

– Уяснил. Выдвигаемся ориентировочно через неделю. У тебя будет время проститься и объясниться. О неразглашении всего, что ты слышала и видела, тебе напомнят еще сотню раз, но скажу и я. Ты не сможешь вернуться домой раньше. Но когда все же вернешься, то должна будешь следовать правилу: «Все, что было в Южной автономии, остается в Южной автономии». Это важно. Поняла меня?

– Поняла. Через неделю буду готова и рот на замке.

Влада вежливо попрощалась и уже засобиралась уходить, но Виктор Евгеньевич окликнул вновь:

– Влада, зачем тебе это?

– Хочу изменить свою жизнь.

– А если честнее?

– Пойти по стопам деда. – Слова получились скорее вопросительными.

– Я же просил честнее, а не фальшивее. Любовь?

– Любовь, – глухо согласилась Влада. – Неудачная.

– Понимаю, молодость… – несколько мечтательно протянул старшой. – Решение, конечно, радикальное. И я очень бы хотел тебя отговорить. Но в молодости поступил бы точно так же. Импульсивно, немного глупо, но единственно верно. У тебя неделя на прощания и сборы.

Влада кивнула, и почему-то на душе стало чуть теплее. Хотя бы один человек понял ее. Подтвердил, что те, чувства, что тянут на дно и не дают свободно вздохнуть, – это не ерунда, а повод изменить жизнь. Пусть глупо и радикально, как сказал старшой.

Глава 7. Первое прощание

Лишь дома Владу накрыло волной страха. После потери веры в любимого человека жизнь казалась бессмысленной, пресной и постоянно стремящейся уколоть побольнее. Подсунуть девушке печальный взгляд Ярослава в реальности и его же терпкие поцелуи во сне, а потом самодовольно вздернутый нос бывшей подруги, которая теперь носила его ребенка. Все это выматывало и высасывало остатки солнечного света внутри. Но все равно было рутиной, понятно, привычной, хоть и болезненной до желания выть по ночам.

Теперь же впереди ждала сплошная неопределенность. Влада сидела на кровати и сумбурно пыталась собрать в кучу все, что она знала о Завесе. Сказки родителей, страшилки подруг, оговорки Ярослава. Но картина совершенно не стремилась расширяться и наполняться деталями. В сущности Влада не знала ничего. И как бы она ни напрягала голову и память, яснее не становилось.

Но решение – есть решение. Старшой четко дал понять – обратного пути не будет, и Влада приняла это. Сообщать о своем решении родителям в первый же вечер после работы она не рискнула. В теплицах и так было слишком много расспросов – слухи дотекут и без ее участия. Почему-то Владе казалось, что разговор с родителями, которые уже знают, пройдет легче. Вряд ли, конечно. Но и бежать с сомнительно радостной новостью она не рискнула.

После обеда ее облепили почти друзья, просто знакомые и те, с кем Влада лишь здоровалась. Все пытались выяснить, зачем она пошла на такой шаг. Никто не говорил вслух об опасностях, легендах и прочих предрассудках, связанных с Завесой, но в воздухе и без слов витал всеобщий страх и легкое преклонение перед Владиной отчаянностью. Не подошел только Ярослав. Он исчез из теплиц слишком незаметно. Просто в какой-то момент Влада поняла, что его нет. Пошел к ней. Сердце болезненно кольнуло, и девушка поспешила вернуться к другим разъедающим мыслям – как быть дальше. Как рассказать родным. Как провести эту последнюю неделю. Почему-то Владу не покидало ощущение, что она уезжает навсегда. Не на год, как предложил Виктор Евгеньевич. И не на пару лет, если решит продолжить работу в южных теплицах. А на всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ей ни оставалось.

Влада точно решила – прощаться и общаться с родными с завтрашнего дня. А пока уединенный вечер в своем доме, где было столько счастья и столько слез. Столько встреч и разлук. Столько любви и печали. Столько воспоминаний. Детских – как она играла на прабабкином полу в резные деревянные игрушки. Подростковых – как забегала в гости между уроками в школе и болтала обо всякой ерунде. Взрослых – как переехала сюда совсем одна и стала вылеплять себя. Ту Владу, которая оказалась в настоящей точке и пока не поняла, рада она этому или нет.

Девушка выпустила из-под платка гриву рыжих волос, заложила их за уши и принялась заниматься домашними делами. Звенящая тишина давила как никогда, и о своем решении уединиться она пожалела в первые же минуты. А с другой стороны, сколько можно прятаться в толпе от себя самой? От себя не сбежишь. Даже к Завесе. Влада все равно возьмет с собой внутренний багаж, что накопился за жизнь. И, увы, этот багаж не получится растерять во время недели тряски на санях по дороге к южным границам Инверно.

В печи уютно потрескивали поленья, на столе тускло светила масляная лампа, и разогревшиеся травы под потолком начали источать нежный сладковатый аромат. Вот их жалко – такое богатство пропадет. Нужно раздать и немного захватить с собой. А еще хорошо бы уговорить старшого взять с собой образцы не только важных культур, но и вот таких – для души.

Или лучше в новую жизнь – без старых привычек? Вдруг, там вообще все будет иначе?

Влада не нашла ничего лучше, чем заняться отбором вещей. Небогатый гардероб, состоявший из нескольких пар штанов, рубашек, вязаных бабкой свитеров и пары платьев, появившихся у Влады из-за Ярослава, можно было легко забрать с собой целиком. Оставить разве что шубу, которую Влада надевала в исключительных случаях. Но почему-то хотелось перебирать, перекладывать, сворачивать и разворачивать. Занять чем-то тонкие пальцы и тягучие мысли.

Влада не сразу поняла, что за звук так навязчиво пробирается в сознание, расталкивая эти самые мысли. А когда поняла, то сердце ухнуло в пятки, холодный жар растекся по ногам и рукам, и вновь захотелось собраться в комок и завыть.

В дверь скреблись. Не стучали, не долбили, а скреблись. Так делал лишь один человек.

Влада на негнущихся ногах подошла ко входу в надежде, что ей показалось – просто ветер балуется и испытывает ее на прочность, и одновременно в надежде, что не показалось.

Не показалось. Ярослав с заиндевевшими усами и прилипшими к бороде снежинками мялся на пороге. Влада смотрела на него в упор и молчала. Не могла найти слов, не могла справиться с подступающими к горлу слезами.

– Можно войти? – тихо спросил Ярослав мягким, щекочущим слух голосом.

Девушка отступила в сторону и пропустила припорошенного снегом мужчину в дом. Наблюдала, стоя в стороне, как он привычным движением стряхивает тулуп и вешает его на то же место, куда вешал всегда, как разувается и ставит валенки на свое место. Видела, как снег на бровях и бороде превращается в капли воды. И так хотелось броситься в объятия, обхватить руками, прижаться всем телом, провести руками по заросшим щекам, зарыться пальцами в бороду. Уткнуться носом в шею и вдыхать.

Подавив порыв, Влада чуть ухмыльнулась и впилась ногтями в ладони, чтобы хоть как-то отвлечься и не позволить слезам взять верх:

– Тебе вообще можно тут находиться?

– Вряд ли, – просто ответил Яр, и от этой честности захотелось его ударить.

– Тогда зачем ты здесь? Любимая же наругает и на цепь посадит. – Влада плевалась словами, выбирая те, что побольнее. Но Ярослав, всегда скрытный, даже не шелохнулся. Эмоции выдавали лишь глаза, и сейчас Влада не знала, как их понять.

– Пришел тебя переубедить. Влад, прошу, не надо туда ехать! Если это из-за меня, я попробую не попадаться тебе на глаза. Давай, я уволюсь из теплиц? Пойду, не знаю, лес валить. Ты почти не будешь меня видеть. И всем будет легче. Только прошу – не уезжай ты туда!

– Почему тебя вообще интересует, что со мной будет? Тебе же плевать. Даже лучше, если я пропаду там. Будешь полностью счастлив в своей идеальной семейной жизни, без раздражающих факторов.

– Влад, прекрати. Я столько раз тебе говорил, что ты – мой самый близкий и родной человек! Я от всей души желаю тебе счастья! Ты, конечно, можешь мне не верить, но…

– Я такой близкий человек, что сейчас ты сбежал ко мне в ночи от другой женщины, которая ждет от тебя ребенка, чтобы нести какой-то бред? Яр, ты сам понимаешь, что ты говоришь?

– Влада. – Ярослав дернулся вперед – обнять как раньше, но осекся и остался на месте, безвольно повесив руки вдоль тела. – В жизни бывает всякое. У нас получилось вот так. Ребенок – это чудо. Я и подумать не мог…

– Непорочное зачатие и благо свыше. Ага! Хватит! – Слезы все же хлынули, и теперь Влада хлюпала носом и утиралась внешней стороной ладони. – Ты пришел, чтобы в очередной раз напомнить, что я оказалась для тебя какой-то не такой? Не подходящей, недостаточной?

– Влада, да ты идеальная! Я действительно тебя идеализирую. И ты достойна любви и счастья. Я уверен, что однажды ты встретишь человека, который полюбит тебя сильнее всех на свете. Так, как я не умею. Он сделает тебя счастливой. А я не могу. Пройдет время, все утрясется. Мы даже сможем с тобой дружить. Я не хочу терять тебя как человека – я никогда не встречал кого-то, с кем мы одинаково смотрим на мир. Только с тобой…

– Дружить? – Влада вдруг разразилась истерическим смехом. – Да пошел ты со своей дружбой! Убирайся отсюда! Убирайся к любимой! Где было твое хорошее отношение, когда она притащилась сюда и оскорбляла меня в моем доме? Когда требовала не приближаться к тебе? Что ты делал в этот момент? Напомнить? Ты молчал! А потом под ее указку обещал никогда больше со мной не общаться. А теперь ты вещаешь мне про дружбу? Ты – ничтожество, Яр! Ничтожество и тряпка. Я ненавижу тебя! Убирайся!

– Влад…

– Убирайся! – Девушка ринулась на него с кулаками, впервые действительно готовая броситься.

Ярослав поднял руки и лишь кивнул. На мгновение показалось, что и в его глазах застыли слезы. Но это неважно. Ничего не важно. Какие бы чувства ни раздирали Владу, ничего уже не будет. Впереди – Завеса. А Ярослав пусть живет и мучается. Или будет счастливым. Все равно… Даже если она никогда не сможет разлюбить. Главное – никогда больше его не видеть. Никогда.

Под пристальным взглядом красных заплаканных глаз разъяренной девушки Ярослав быстро шмыгнул в валенки, накинул тулуп и вышел в морозную ночь. Бросил на Владу грустный виноватый взгляд через плечо и скрылся во тьме неосвещенной улицы.

Пару минут девушка молча стояла посреди комнаты, слушая завывания ветра на улице. А потом осела на пол, уронила голову между коленей и глухо завыла в унисон.

Глава 8. Второе прощание

Накануне Владе удалось улизнуть из теплиц так, чтобы не отвечать на вопросы, ответов на которые не знает. Изображала бурную деятельность, пряталась среди растений, просила Инку отвлекать людей от ее персоны. И в целом, фокус удался.

День судьбоносного решения прошел относительно тихо, если не считать визита Ярослава. Хотя как его не считать, если полночи Влада провалялась в слезах, вспоминая, а потом коря себя за воспоминания и прогоняя мысли.

Но на следующий день она первым делом попала в лапы Аньки – местной заводилы. Высокая крупная блондинка с горбатым носом и грубоватым голосом организовывала все праздники, посиделки и мероприятия. Выступала тамадой на свадьбах, знала подход к начальству и обладала информацией если не о каждом жителе Северной автономии, то уж точно о работниках теплиц.

Никто толком не знал, чем занималась Анька. В основном бегала и что-то организовывала. Чаще, когда ее об этом не просили. Приходила она всегда ближе к обеду и тут же разводила бурную деятельность. А потому встреча в раздевалке рано утром оказалась для Влады неожиданностью.

Девушка жалобно поозиралась в надежде на поддержку, но остальные пятеро присутствующих тоже состояли в Анькиной банде.

«Подкараулили», – пронеслось во Владиной голове.

Что ж, отбиться не получится. Как и сделать вид, что не понимает, зачем она всем понадобилась. Придется смириться.

– Привет, – выдавила Влада, готовая к напору, и не ошиблась.

– Ну, рассказывай. – Анька уселась рядом на деревянной лавке, закинула ногу на ногу и по-свойски приобняла девушку, с которой особо никогда не общалась. – Что там, на юге?

– Сама не знаю, – честно ответила Влада и заметила, как к ним стекаются присутствующие.

– Там же был твой дед. Все только и говорят о том, что он передал тебе послание. Ты ждала вчерашнего дня всю жизнь и теперь поедешь продолжать его секретную миссию.

– Теория заговора?

– Да нет же! Наоборот! Предназначение!

– Нет, Ань, никакого предназначения. Я просто устала и захотела убраться подальше.

– Еще бы, – хмыкнула Алена, миловидная, пухленькая, но весьма решительная дама около сорока, – я бы его вообще прибила! Или ее. Обоих!

– С-спасибо. – Влада ни с кем, кроме близких подруг и мамы не обсуждала Ярослава, и теперь была искренне шокирована неожиданной поддержкой.