На обратной стороне зимы

Сначала девушка даже не знала, как зовут нового жителя Северной автономии и чем конкретно он занимается. Однажды после работы их представила друг другу Владина подруга Настя. И с тех пор водоворот новых чувств закрутил Владу так быстро, что она совершенно разучилась думать.

Всю жизнь Владе казалось, что любовь не играет в ее жизни никакой роли. Она с кем-то встречалась, расставалась и сходилась вновь. Метод «клин клином» всегда срабатывал на ура. Ей казалось, что любовь и отношения сильно переоценили. Да, семья – крепкая и сплоченная – важна. Но любовь… Это что-то эфемерное и, скорее всего, придуманное. С этой мыслью она жила вполне счастливо, пока не влюбилась.

Однажды, когда Ярослав ушел ночевать в свое общежитие после нескольких часов в объятиях Влады и оставил ее одну в смятой постели, она поняла одну вещь. Если по какой-то причине с Ярославом ничего не выйдет, никто в этом мире не сможет выбить его из Владиной головы. Эта любовь станет невыносимой пыткой навсегда. И от этой мысли сделалось страшно и холодно.

Но в начале их истории Влада летела как мотылек на огонь. Ярослав был старше на пятнадцать лет. Опытный, побитый жизненными перипетиями. Нежный и внимательный. Страстный и нетерпеливый. Влада смотрела на него во все глаза и чуть ли не рыдала от разрывающих чувств. Он вовсе не был красавцем и никогда бы не понравился девушке только внешне. Но харизма и невероятное притяжение с лихвой покрывали все.

Как-то раз Влада пришла на работу с дикой головной болью. Казалось, голова сейчас разорвется на части. Хотелось упасть в сугроб и забыться сном, но нужно было ухаживать за растениями. На обеде она сложила руки на длинном деревянном столе, уронила на них тяжелую голову и прикрыла глаза. Боль не утихала, но хотя бы свет масляных ламп не раздражал. Вдруг на ее затылок легла крупная ладонь, но тяжести Влада не ощутила.

Ярослав массировал больное место, с силой проводил пальцами до лба, перебирал тогда еще короткие рыжие волосы. Боль отступала, и Влада готова была заурчать. Кто-то за столом презрительно фыркнул, мол, спрятались бы, а то развели тут непотребство. Тогда Влада медленно поднялась со стола, сконцентрировала расфокусированный взгляд на Ярославе, хихикнула и шутливо шепнула: «Ну пойдем!». Мужчина рассмеялся, а в глазах заплясали черти. В тот день он проводил ее до дома. Сжимал напоследок ее руки в своих и выдыхал на них горячий воздух. А Влада плавилась. Вся. Целиком.

Внутри поднималось что-то такое, что пугало и восхищало. В такие мгновения страшно хотелось, чтобы мир замер именно сейчас и больше никуда не двигался. Существовал только Ярослав. Напоследок он коснулся полными губами тыльной стороны ее руки, пощекотав бородой, и ушел. А девушка осталась стоять, ловя ртом воздух и пытаясь угомонить зашедшееся в бешеном ритме сердце.

Влада поцеловала его первой. Вечером после работы она отправилась посидеть в девичьей компании тогда еще свободных подруг. За обедом случайно обмолвилась об этом Ярославу, он пообещал ровно в одиннадцать вечера ждать ее у теплиц. Нечего девушкам слоняться по ночам в одиночестве. К удивлению Влады, он сдержал свое слово. После бутылки настойки разгоряченная девушка в распахнутом полушубке и с горящими глазами буквально выпала из дома Инки. Ноги сами донесли до теплиц, а там стоял он с неизменной сигаретой. Влада хихикнула, обвила его шею руками и сама потянулась к губам. Он ответил на поцелуй с таким жаром, что Влада раскраснелась еще сильнее, смогла лишь выдавить: «Я никогда раньше не целовалась с бородатыми мужчинами», и рассмеялась.

С этого момента все закрутилось так стремительно, что Влада совершенно потерялась в вихре чувств. Отныне Ярослав был в ее мыслях всегда: на работе, во время одиноких вечеров у печи, на встречах с родными и подругами. Она высматривала его на улице, в теплицах, на обеде. Она ждала встреч с таким упоением, с каким даже в детстве не ждала Нового года. Влада вообще никогда и ничего не ждала так, как Ярослава.

Он стал ее воздухом, ее смыслом жизни, ее путеводной звездой. Она захлебывалась от любви, когда прижималась к нему. Сходила с ума от удовольствия и иногда даже рыдала в его руках не в силах справиться с лавиной эмоций.

Иногда Ярослав был молчаливым и отстраненным. Иногда веселым и смешливым. Иногда страстным и игривым. Иногда пропадал без объяснений, а иногда дожидался ее без предупреждения. И Влада научилась принимать его со всеми его странностями, особенностями и недосказанностями. Он всегда был ее. Таким, какого больше не существовало. До тех пор, пока она не увидела его с …

Влада мотнула головой и сфокусировала туманящийся от слез взгляд. Она сидела на заснеженном берегу промерзшей реки. Пологий берег плавно спускался к водоему. Поговаривали, что в старые годы иногда удавалось вытоптать снег до самого песка, но Влада никогда подобного не видела. На противоположном высоком берегу чернел высоченный сосняк – единственная порода дерева, которой удавалось выживать в вечном морозе, прорастать сквозь снег и обеспечивать дровами весь Инверно.

Прорубь слегка подернулась ледком – кто-то утром уже успел убрать свежий слой. Хорошо, не придется рубить самой. Рядом на санях стояли пустые ведра. А девушка безуспешно пыталась вернуться в реальность из болезненных и одновременно сладких воспоминаний.

Какой бы выбор ни сделал тогда Ярослав, Влада не могла на него повлиять. Хотела, пыталась, выясняла. Кричала и рыдала. Пробовала действовать лаской и злостью, но ничто не работало. И Влада отчаялась узнать, почему единственная любовь в ее жизни закончилась так. Теперь же эта жизнь продолжалась, как и жизнь Ярослава. Вот только они стали параллельными прямыми, которым не суждено пересечься. Они так и будут идти вдоль, постоянно видеть друг друга, узнавать от знакомых и что-то додумывать, но уже никогда не сольются в одно целое. И с этим нужно только смириться. Иначе как выжить в месте, где все друг друга знают?

Влада укрепила полные ведра воды на санях и отправилась в обратный путь. В родной дом, который помнил ее детство, когда девочка возилась с деревянными игрушками на прабабкином полу. Видел ее нелепым подростком, забегавшим в гости. Впускал ее под крышу, когда прабабка умерла, а Владе было жаль оставлять дом на окраине разрушаться под слоем снега. Так в семнадцать лет она начала самостоятельную жизнь со всеми ее горестями и прелестями. Дом помнил девичьи посиделки с хохотом, ядреной настройкой на травах и гаданиями на суженого. Дом принимал нелепые ухаживания потенциальных женихов и ворвавшегося в жизнь Влады Ярослава. Дом видел крики, слезы, шепот, стоны. Дом, кажется, знал о Владе все.

Влада подвинула ведра ближе к печи, где дотлевали последние поленья, и покрепче закрыла заслонку. Пробежалась глазами по развешенным под потолком травам, завернула несколько пучков в ткань и сунула за пазуху полушубка. К маме без чая – никогда. Сейчас ее наверняка начнут потчевать пирожками с зайчатиной и приговаривать, что дочь соврем бледная и худая. Надо чем-то подкупать заботливую родительницу.

Влада улыбнулась. Сейчас как никогда хотелось побыть в обществе людей, с которыми тепло. С которыми вновь возникнет то самое чувство дома, которое сначала дал, а потом отобрал Ярослав. Мама даже предлагала Владе перебраться к ним, но любить родных куда проще на расстоянии, и девушка отказалась. Все же было в ее свободе что-то пронзительно пьянящее. Что-то, что не променяешь на уют и заботу.

Глава 4. Родительский дом

– Владимира!

Владу как всегда передернуло от звука собственного полного имени. Она все могла понять – назвали в честь деда, того самого, который уехал к Завесе и не вернулся. Но неужели в их семье не было других значимых родственников, в чью честь можно назвать ребенка, и почему никого не смутило, что родилась девочка, а не Владимир Иванович, которого так ждали?

Мама в накинутом на плечи пуховом платке бежала через двор навстречу Владе. Стоило девушке толкнуть калитку, как предательский колокольчик возвестил о ее визите, и устроить сюрприз не получилось.

– Привет, мам! – Влада обняла невысокую чуть седеющую женщину с такими же пронзительно-зелеными, как у дочери, глазами. В отличие от Влады с ее прозрачной кожей, россыпью веснушек и золотом волос, ее мама Алевтина Сергеевна была почти смуглой и с легкой горбинкой на носу, что совсем ее не портило, а наоборот придавало образу некую аристократичность.

– Давай скорее в дом. Опять почти раздетая пришла!

– Мам, я полушубке! – по привычке бросила в ответа Влада, зная, что в вопросах одежды маму не переспорить. Она будет кутать всех вокруг, при этом позволяя себе разгуливать в одном платке.

В доме было натоплено. Видимо, папа в свой выходной не жалел дров. Дни, когда вся семья отдыхала, выдавались редко. Не хватало еще бабок по обеим линиям и одного деда, того, который занимался не подвигами в Южной автономии по соседству с Завесой, а хозяйством.

Влада скинула полушубок и повесила его на крючок у входа, оставшись в простых штанах и рубашке с разрезом от ворота почти до солнечного сплетения. Это она зря, папа не одобрит, но думать надо было раньше. Встреча по дороге к проруби выбила из Владиной головы все мысли.

В хлеву, примыкающем к дому, протяжно замычали, и мама собралась вновь вылететь из дома, но отец ее опередил. Он вышел в небольшой коридор, где толпились жена и дочь. Качнул головой по поводу Владиной одежды и слегка хлопнул и ее по плечу.

– Аль, сиди. Хватит скакать. Я сам, – кинул он жене и выскочил на улицу.

– Вань, оденься! – закричала ему вслед мама, но муж уже скрылся за закрытой дверью. – Зла на вас иногда не хватает!

Влада ухмыльнулась. Ничего у них не меняется.

Все это время мама так и сверлила девушку взглядом. Влада понимала, что все ее настроения уже прочитаны и интерпретированы, возможно, в корне неправильно, но маму не переубедить. А потому она старалась если не избежать расспросов, то хотя бы отсрочить их. Заваривала чай, подогревала в печи пирожки, бегала в холодную террасу за местным деликатесом – вареньем из тепличных ягод.

Когда же она наконец уселась у деревянного стояла, где возвышалась гора пирожков и высокий самовар, мамин внимательный взгляд вновь вернулся к ее лицу. Влада вздохнула. Очередного разговора, ведущего в никуда, не избежать.

– Владимира, ну и что с лицом?

– А что с ним?

– Как будто полыни наелась.

– Может, я ее в чай по ошибке бросила, – хмыкнула девушка и по беспристрастному маминому лицу поняла, что шутка не удалась. – Наткнулась на него, когда ходила за водой.

– Пусть он уже уезжает отсюда! Сколько можно! – тут же взвилась мама. – Забирает эту свою и возвращается в Южную автономию. Он же мучает тебя каждый день!

– Он никуда не уедет, ты же знаешь. – Слова давались тяжело. Горло сжимало от рыданий, которые Влада упорно давила.

– Встречу – скажу ему. А лучше ей.

– Ты уже говорила. Это бесполезно. Никуда он не уедет.

– Но ведь так нельзя! Как ты собираешься жить дальше, если каждый день видишь его? А главное ее? Ух, прибила бы своими руками!

– Нельзя, – пожала плечами Влада. – Ну а как иначе?

– Давай я схожу к ней и поговорю.

– Не надо, мам. Я не хочу еще раз услышать оскорбления в свой адрес.

– Ты и не услышишь. Я сама пойду. Буду угрожать, пугать – не знаю…

– Тем более я не хочу, чтобы ты слышала оскорбления в твой адрес.

– Она не посмеет!

– Не надо, мам, правда. Все же когда-то мы были подругами.

– Ишь, вспомнила! А она помнила, что вы – подруги, когда прыгала в койку к твоему мужику?

– Мам, умоляю! – Влада в сердцах вскочила, а слезы все же прорвались мучительным потоком. – Давай не будем о нем. О них. Я не хочу.

– Девчонки, что кричим?

Папа появился в доме как никогда вовремя. При нем мама не обсуждала случившееся. Она стыдилась любви Влады к Ярославу еще в тот момент, когда эти чувства казались девушке сказкой. Тем более она стыдилась сейчас, когда дочь заходилась в рыданиях, а на месте ее сердца зияла дыра.

Мужчина приземлился на табурет у стола, и от него повеяло морозом и почему-то уверенностью, что настоящие и честные люди все еще существуют. Высокий, крупный, со светлыми в рыжину волосами, которая во внешности Влады превратилась в настоящий огонь. Иван Владимирович никогда не лез в «женские» дела и дочь про личную жизнь не расспрашивал. Но выводы он делал. И если высказывался, то доводил и жену, и дочь до слез парой емких фраз, которые любую романтику превращали в пыль. Поэтому Влада и теперь не пыталась искать защиты у отца, а смолкла и постаралась отвлечься. Скажи она хоть слово про Ярослава, и услышит характеристику, которая вполне соответствует действительности. Вот только Влада начнет отстаивать его честь, защищать и оправдывать. Все закончится слезами, криками, обидами и побегом домой. Нет уж, не сегодня.

– Все хорошо, пап, – постаралась успокоить его Влада и отвернулась, чтобы проморгаться и скрыть от отца раскрасневшиеся глаза. – Немного поспорили.

– Тоже мне, спорщицы. Опять кости кому-то перемывали?

– Вань, что там с коровами? Разобрался? – Мама ловко перевела тему, и Влада поблагодарила ее про себя.

Тепло родного дома, ароматный чай, пирожки и варенье постепенно возвращали к жизни, расслабляли и даже давали повод улыбнуться, не смотря на неудачное начало. В сущности, не все так плохо. У Влады есть свой дом, родные люди, пара подруг и работа. Сытным обедом кормят на работе, дрова она привозит на санях, а не тащит на себе. Она молодая, сильная. Нет ни застарелого кашля, ни обморожений, как у многих. В конце концов, она даже работает в тепле, не то что извозчики и уборщики снега. А любовь – без нее можно прожить. Пусть и очень больно, когда ты уже знаешь, что такое – быть самой счастливой в мире.

Несколько часов пролетели как мгновение. Влада заторопилась домой, и внутри снова заплескалась тревога. Дойти хотя бы до дома, не наткнувшись на Ярослава. А завтра – снова на работу, там шансов избежать встречи куда меньше. Девушка вздохнула и снова поймала грустный мамин взгляд, одновременно жалостливый и жаждущий отомстить за дочь.

Мама вызвалась проводить, и Влада не стала отпираться, как делала это всегда. В обществе людей она ощущала себя чуть менее потерянной и проще переживала встречи, он которых раньше сердце трепетало, а теперь сжималось в комок и поднималось к горлу, стремясь задушить.

– Влад, ты должна его ненавидеть! – Мама первая завела разговор, стоила им отойти на безопасное расстояние, где не услышит папа.

– Я пытаюсь. Не получается.

– Влада, подумай своей головой! У него будет ребенок от другой женщины! И все это произошло в тот момент, когда он был с тобой. Это же в голове не укладывается! Почаще вспоминай это, и ненавидеть будет гораздо проще.

– Ты думаешь я могу забыть? Я открываю утром глаза, а перед ними стоит картина, как он ее целует. Как потом признается, что она беременна. Что для него это чудо, он и мечтать не мог о потомстве, а потому будет с ней. Не менее ярко я вижу ее, которая ворвалась в мой дом в момент нашего с Яром разговора, чуть ли не выволокла его за шкирку, потребовала его отказаться от меня при ней. Еще и меня шалавой назвала. А он все послушно повторил и даже не вступился за меня… Он, который обещал защищать и заботиться. Ты думаешь, это можно забыть, мам?

Влада хлюпнула носом, пытаясь подавить бушующий в груди ураган и не дать ему излиться потоком слез.

– И все равно не можешь ненавидеть?

Влада отрицательно качнула головой.

– Я боюсь, мам. Боюсь, что больше никогда не смогу полюбить. Боюсь, что отдала все свои чувства и всю себя человеку, который вытер об меня ноги. Который обманул. У меня внутри такая пустота! Я боюсь, что никогда уже не почувствую тот огонь, что горел во мне.

– Влад, а может, и не нужно так? Необязательно любовь должна испепелять и уничтожать. Она ведь может быть тихой, домашней и полной благодарности.

– Это уже не любовь. Это смирение. Вот ты, мам! Ты же чувствовала, как на лице расцветает улыбка, стоит увидеть его силуэт? Ты металась по дому целый день, не находя себе места перед встречей? Неслась к нему, позабыв обо всем? Чувствовала, как ваши души сливаются в единое целое, и вам не нужны слова, чтобы слышать друг друга? – Влада почти рыдала, но глаза лишь сильнее распахивались, а на лице застыла маска безумного блаженства.

– Да… – тихо ответила мама.

– Поэтому вы с папой и живете душа в душу.

– Все это было не с папой… – так же тихо произнесла она.

Влада осеклась и прикусила губу. До дома дошли молча.

Глава 5. Теплицы

Ранее утро всегда означало темноту. Владе удавалось застать рассвет только в выходные. И так уже много лет – с того момента, как она вышла из беззаботного детского возраста. Когда-то она могла упросить маму не будить ее и оставить на весь день с бабушкой. Тогда девочка спала до обеда. Пусть и не хотела – вытравить из человека жаворонка не так уж просто. Дело было в принципе – спать до победного, пока разрешают. Вдруг, больше не разрешат?

Взрослой Владе приходилось вставать до первых лучей солнца, подкидывать дров в печь, наскоро умываться и завтракать. Или, пропустив завтрак и даже оставленный с вечера остывший травяной чай, мчаться в теплицы. Бывало даже, что девушка открывала глаза от яростного стука в дверь. Не потому что проспала, а из-за очередной катастрофы местного масштаба – крыша в теплице готова была вот-вот провалиться под тяжестью навалившегося за пару дней снега.

Тогда Влада со стоном отчаяния подскакивала, одевалась быстрее, чем горит спичка, и отправлялась с гонцом, принесшим недобрую весть, про себя ухмыляясь, что таких гонцов когда-то убивали. А может, это просто сказки.

Владе повезло уродиться худой, невысокой, а главное – легкой. Именно это качество так приглянулось тем, кто принимал ее на работу еще подростком. Вот уже несколько лет после сильных снегопадов самая мелкая работница теплицы обматывала веревку вокруг пояса, залезала по высоченной лестнице на уровень третьего этажа, подтягивала наверх лопату и, лежа на животе на крыше теплицы с мутным остеклением, сталкивала вниз наваливший снег. Конструкция скрипела и трещала, и Влада каждый раз надеялась, что ее все же страхуют. Потом долго втолковывала начальству, что пора чинить крышу, иначе они рискуют остаться без теплицы и без урожая. И каждый раз слышала один ответ – «скоро».

К счастью, снегопадов не было уже пару дней. Сегодня пробуждение прошло мирно и планово. В голову не лезли лишние мысли. А если точнее – Влада их старательно отгоняла. Этот фокус помогал хоть немного уберечь себя от мысленной жвачки, сожалений и рассуждений «что было бы, если бы я тогда…».

На работу она добралась одной из первой, скинула в раздевалке полушубок, размотала платок и переобулась в плоские войлочные тапки. Размялась, потянулась, почти безмятежно, затылком чувствуя, что Ярослава поблизости нет, и внутренний комок пока может подождать.

За что девушка действительно искренне любила свою работу – так это за тепло. Еще, конечно, за возможность прикоснуться к почве, которая на улице пряталась в снежном плену. За блеклую зелень трав, кустов и невысоких плодовых деревьев, с которыми она общалась как с живыми. За то необычное, чего не существовало и не могло существовать за пределами этого теплого мирка, согреваемого десятками печей. Когда вокруг тебя только ослепляющая белизна, даже жухлая листва и недозревшие ягоды кажутся пронзительно яркими.

Никто уже не помнил, откуда взялись эти теплицы, кто и где насобирал растений, которые теперь обеспечивают продовольствием несколько поселений, а главное – как жили до появления теплиц. Влада расспрашивала родителей, бабушек и даже прабабку. Но все говорили одно – так было всегда. Но что такое «всегда», Влада не знала. Как и не знала, что же представляет из себя Завеса.

Практика показала, что быть слишком любопытной – вредно. На твои вопросы все равно никто не ответит, а ты изведешься, пытаясь отыскать истину собственными силами.

Влада немного посидела в раздевалке, размяла затекшую с ночи шею. Некстати вспомнила, как раньше этим занимался Ярослав. Отбросила мысль подальше и побрела в свой персональный рай. Первую теплицу занимала мелкая растительность – травы для чая, ароматные пряности, невысокие овощи вроде капусты, репы, редиса и свеклы, огромное поле водянистого картофеля и лишь несколько гряд с низкорослыми ягодными кустами. Здесь же росли лекарственные травы. Вторая золотилась колосьями, переливающимися в блеклом свете, падающем сквозь мутное стекло. Золотой фонд Инверно – будущая мука, без которой не было бы ни хлеба, ни пирожков, ни каш, ни самой жизни. Рожь, пшеница, овес, гречиха занимали огромную территорию, которую устанешь обходить пешком, не то что поливать, удобрять и обрабатывать. Третью теплицу занимали деревья. Они плохо выживали и мало плодоносили, и все же яблоки, сливы и груши существовали в Инверно, хоть и ценились непомерно дорого.

Влада больше всего любила первую теплицу. Она вдыхала пьянящий аромат горькой полыни, растирала между пальцев листики чабреца, утыкалась носом в желтые серединки ромашек. Несколько лет назад она так обнаружили крапиву, которая больно ужалила за палец. На открытие сбежались знатоки. Долго совещались и вынесли вердикт. Откуда вроде бы сорное, но все же полезное растение взялось в гряде с будущим чаем, никто так и не понял. Крапиву пересадили к лекарственным травам и с тех пор возделывали как самостоятельную культуру.

Девушка прошлась по рядам, поздоровалась с ночными дежурными, мирно сопевшими возле одной из печей. Вернее сначала разбудила, а потом поздоровалась. Подкинула дров в печи, которые, по ее мнению, чуть остыли. Те с удовольствием приняли свежие поленья в свое жерло и сыто затрещали.

Влада почувствовала его взгляд затылком. Ощутила, как все внутри вдруг ни с того, ни с сего свернулось в ледяной комок. По плечам сбежали мурашки, и руки мелко затряслись. Ну и пусть. Он же не знает, что она чувствует его вот так. Можно сделать вид, что все нормально.

Девушка, не оборачиваясь, добралась до хранилища инструментов, выбрала тяпку и пару ведер – для урожая и отходов. Опустилась на одно колено возле гряды с травами. За пару дней некоторые растения достигли идеального размера, а местами проклюнулись сорняки – вот уж непобедимые ребята. Наверное, и под снегом благополучно зеленеют, если копнуть поглубже.

Влада усиленно долбила тяпкой сухую землю, извлекая сорные травинки. Надо бы сначала полить. Но таскать самой воду – значит, привлечь внимание Ярослава. Он никогда не пройдет мимо человека, которому нужно помочь. Такая уж черта – то ли искренняя, то ли во искупление тех дел, о которых Влада ничего не знала, и последних, более свежих прегрешений.

Спустя несколько минут теплица наконец наполнилась голосами. Девушки болтали и хихикали. Мужчины степенно что-то обсуждали. Ворковали парочки, ругались семьи. Кто-то прощался до вечера, расходясь по разным концам. Скоро пестрое многоголосье затянет песню, среди которого будет выделяться один – низкий, бархатистый, пронизывающий.

– Ты опять?

Девичий голос над ухом заставил вздрогнуть и одновременно улыбнуться. Инна, крупная, сероглазая и вечно задорная, опустилась рядом с подругой и привычным движением чмокнула ее в щеку.

– Что опять?

– Ну вот это твое выражение: «Он свет моих очей! Как я буду жить дальше!».

– Ин, не начинай.

– Значит, угадала?

– Угадала.

– Что на этот раз? – подруга показательно закатила глаза.

– Пришлось прятаться в грядках, чтобы не трястись, пока он тут ходил. А теперь вот вспомнила, как он поет.

– Влад, прекрати дурить. Это он подонок и урод. Он должен прятаться, трястись и бояться попасться тебе на глаза. А ты имеешь право ходить с гордо поднятой головой и флиртовать со всем миром. Поняла?

– Поняла.

– А делать так будешь?

– Нет.

– Все ясно. Это совершенно бесполезно.

– Ин, давай не будет о нем, умоляю. Сил нет.

– Легко и с удовольствием. Могу даже в суп ему плюнуть. Или подкуплю повариху Машку, пусть она плюнет. А лучше…

– Ин, ну хватит. Давай просто не будет о нем и все.

Девушка поверженно подняла руки, пробурчав что-то вроде: «Интересно, хоть на два часа ее хватит».

День тянулся к обеду тягуче и лениво. Ничего не происходило. И с одной стороны, это было хорошо. Лишние потрясения уж точно ни к чему – со старыми бы справиться. А с другой, Влада не отказалась бы встряхнуться.

Каждый день напоминал предыдущий. Одно сплошная снежная обреченность и режущая глаз белизна. А хотелось бы… Она не знала, чего хотелось бы. Последние два года ей хотелось любви и Ярослава. А сейчас хотелось оказаться как можно дальше от него и одновременно как можно ближе. Вырваться из замкнутого круга, в котором пребывала. Проблема лишь в том, что круг замкнулся для всего Инверно. Рутина, рутина и еще немного рутины. Изо дня в день. Неужели до конца дней Владе придется таскаться на работу в теплицы. Смотреть, как стареет Ярослав и… как растет его ребенок от другой женщины. Так и с ума сойти недолго. Если была бы хоть малейшая возможность что-то изменить в этой жизни, Влада схватилась бы за нее обеими руками и ни за что уже не отпустила.