Письма Филиппа

– А человек властью ума позволил себе допустить мысль о том, что временные материальные ценности выше вечных духовных и стал их рабом. Ценность знаний о мире он обратил в «стоимость», а мудрость – духовный ум, объявил недостижимым для смертных.

– Праздный ум – это болезнь. Сущность её в том, что естественную необходимость выживания человек провозгласил как основную и главную цель своей жизни. Весь свой творческий потенциал человек направил не на созидание, а на обладание. Духовной сущности, которой является по своему происхождению человек, не нужны материальные ценности, для неё они просто не существуют. Однако человек исключительно благодаря уму (проявлению духовной сущности) создал мир, где основной ценностью является обладание материальными благами – богатство.

– Напрашивается некое объединение или даже неразрывная связь: «СТАЛКЕР: Проснулись? Вот вы говорили о смысле… нашего… жизни… бескорыстности искусства… Вот, скажем, музыка… Она и с действительностью—то менее всего связана, вернее, если и связана, то безыдейно, механически, пустым звуком… Без… Без ассоциаций… И тем не менее музыка каким-то чудом проникает в самую душу! Что же резонирует в нас в ответ на приведённый к гармонии шум? И превращает его для нас в источник высокого наслаждения… И потрясает? Для чего все это нужно? И, главное, кому? Вы ответите: никому. И…, И ни для чего, так. «Бескорыстно». Да нет… вряд ли… Ведь все, в конечном счёте, имеет свой смысл… И смысл, и причину…»

– В этом по сути определено существующее сегодня расслоение общества на духовное и материальное. Хотя порой кажется, что общество людей разнообразно и многолико, но нет, всё человечество едино, каждый человек на земле подчинён одному единому своему господину – Уму. Им он познает мир людей, ему и только ему каждый человек обязан тому пути, по которому идёт.

– Только вот куда идёт человек?

– Что значит расслоение, неужели люди неравноправны?

– На самом деле все люди естественно равноправны и всё же не совсем всё так как кажется. Все люди для природного ума (ума от природы) находятся в одинаковом положении, но вдруг происходит некая метаморфоза и человек, ни с того ни с сего, заболевает праздным умом и объявляет себя как нечто особенное – отличное от других. Я! говорит о себе человек. Произошло расслоение первого порядка. Одна часть человечества устремилось к созданию материальных благ: через труд, служение, и стал производить так называемые материальные блага для общества, потому что ему это очень хочется и нравится, ну как же – его считают специалистом, уникальным, единственным и неповторимым. Его ценят, им восхищаются, у него учатся. Весь свой потенциал человек направил на развитие эрудированного ума касты профессионалов – и всё для создания и освоение новых бесконечных технологий, производств, продуктов, при этом не придавая значения для чего и кому они нужны, ни жалея никого и ничто.

– Как говорил профессор Челленджер, потрясая книгой над головой: «Этот труд – оправдание моей жизни!».

– Одновременно образовалась паразитирующая каста людей, которые в ущерб развития созидательного ума занялись лишь учётом и распределением созданных продуктов производства, материальных благ и ресурсов.

– Расслоение второго порядка характерно тем, что из касты профессионалов выделилась особо одарённая группа интеллектуалов, исследующая законы материального мира в области науки и искусства. Ради так называемого познания законов мироздания и гармонии они ни жалеют ни своей жизни, ни чужой, оправдывая этим все преступления против природы. Соответственно параллельно с развитием активного ума произошло образование пассивного ума, путём выделения группы людей, стремящихся к власти. Через присвоение и накопление несметного количества богатств, влияние, насилие, они стремятся к управлению, как им кажется, над судьбами и жизнями.

– Каким бы изысканным и дорогим не было кушанье, поданного в самом элитном и закрытом ресторане, оно выполняет лишь одну функцию – необходимость человека есть, чтобы не умереть с голоду. У еды других функций нет и быть не может, так же, как и у других необходимостей человека перед природой.

– Какое бы гениальное и неповторимое не было оружие оно несёт лишь разрушение и смерть и нет у неё других функций.

– Как ни странно, но для того чтобы жить, человеку необходимо очень мало ресурсов.

– А сегодняшнее разорение Земли, это лишь господство праздного ума, рабом которого человек сегодня является.

– А где же тот путь, о котором говорили?

– А его нет.

– Отправляющийся в путь возьмёт с собой лишь самое необходимое. А в какой путь может отправиться сегодня человек со своими проблемами, потребностями, желаниями и обязанностями. Нет у него пути. Есть прогулки, командировки, поездки, а пути нет. Не нужен он ему!

– Надежда умерла потому, что она любила человека так, что эту связь уже невозможно было разорвать смертью, это переход. Как сказал Михаил: связь стала устойчивой.

– Путь Мастера, как высшее начало, это только начало, но ещё не путь:

«Не надо, не надо… Вот и всё… ну и хорошо… Видишь, как все получилось… ну и хорошо, – Андрей дрожащими руками гладит малого по волосам, по тонкой шее и худой, как у подростка, спине. – Вот и хорошо… Вот и пойдём мы с тобой вместе… Ну чего ты?.. Я иконы писать, ты – колокола лить… А?.. Пойдём?.. Пойдём с тобой в Троицу, пойдём работать… Какой праздник то для людей… Какую радость сотворил и ещё плачет…».

Мы ещё какое-то время сидели молча у кровати, на которой Александр наконец-то успокоился и уснул.

– Всё, мне тоже пора, – Кира встала со стула и направилась к двери.

– Я тебя провожу. А может здесь, на диване поспишь, ну что ты будешь там одна?

– Нет-нет, я к себе пойду… – заторопилась неожиданно она.

21 .

Самонадеян Я

А ты не лжец мне

Не знаю

И мне не ведомы пути – убей меня!

Нет, не сейчас, нет времени, прости

Но мне пора идти.

Проводил Киру. Когда дверь её квартиры захлопнулась я пошёл к Филиппу.

Переход – между чем переход? Между эпохами, но какими? Какие ещё могут быть эпохи для человека кроме как – сейчас? Но неумолимый собеседник, тот, который там за завесой постоянно напоминает о себе: об данным тобой обещании!

Его взгляд, его голос, как луч света пронзающий и проникающий через ничто. Что стало ему природой. Лишь дар того, что есть и было тому подтверждение.

Прежде разговор, как эхо в лесу. Ночь, надвигающихся облаков. Прикрыл рукой глаза от неба. Стой у воды. Кто пришедший на это место на холме. Ты смотришь время и стремишься с силой неослабевающей. Пути и мысли. Их ветер гонит. Он владеет полётом. Воспоминание лишь круг. Не к вечному стремясь, увидел ты его величие чрез путь в безвестность. Его колесо лишь видимость величия. Но мыслей череда не объяснит понятий общих. Спустилась мудрость, как разлилась вода, всегда ничья и лишь слова обречены изгнаньем. И глаз, и слух его союзник. Общий вопрос немногословен и нет лишь того, что пришлось здесь увидеть. Дела велики – они в дар принесены. Их луч в пути отражает ту мощь, что невидим нам – смертным. Но он всегда владеет вниманием. Он обретает здесь, его созерцая.

Если бы можно было бы спросить: что ждёт тебя впереди? А куда ты направлялся, когда выходил? Поступил бы ответ: К истинному свету я собрался, но нет пути туда.

Я шёл по большой дороге и видел всё вместе в этом мире. Где был ты? – спросили меня. Я шёл по дороге безвестной и миру обязан я жизнью был. И что мне надо в пути позабыл и радость я не испытал, разве что в доме своём.

Чудес, быть может, не было, и вовсе чудеса расходятся во взглядах. Есть сущность ли того, что разность подсказала нам. Его предсказывать пытались все. Пророчества и исцелять берясь, кому ещё возможно. Нет того, кого познали бы. Все люди для людей живут и людям дар разумный дан.

Свет в доме, дом освещён. Фонарь на улице был тёмным от воды. И в лужах черных обращаясь, искрится свет. Лучам понятна тьма. Дробится свет, сквозь тьму в воде и, преломляясь, обращается, даёт нам много фонарей.

Когда я видел всё, что происходит с нами, и разум витал в слепом увиденном о том, что проходящий поезд мимо не может взять меня. И увидал дремавшие слова, вас и себя. Почти что сам сказал и замолчал.

Песок на море мечтал под ветром, упрекая меня в невежестве моём. Я объяснял, что нет здесь связи и со мной лишь то, что я сказал о воле. Но волны вняли мне и позабыл я радость встреч, уединяясь в рассвете. Пошёл навстречу я тебе, чтобы понять тебя – я встречи здесь искал.

Ты горд собой. Сидишь, понурив голову, и слушаешь дыханье волн. Ну! Что с тобой, очнись?! Приди в себя. Не стоит уходить и двери затворив, потом искать приют. Он там, куда ведёт не знаю. Он здесь где я. Стучись во свет.

Дано нам больше думал я. Он стал большим иль кажется. Он сверху кажется большим. Пройду ли я под ним. И поднимусь по лестнице туда, где всё велико. Туда, где виден купол. И шар висит над домом там моим.

Туда, где синий взгляд я устремляю, течёт спокойно жизнь моя. Она туда стремится постичь чего желаю я. Но там за синими глазами лишь пустоту увидел взгляд тех будущих веков, что предстоит пройти.

Поэзия, как суть предмета, связав в своём движенье ум, музыку, слова, стремится течь по воле языка воображенья. И людям отдаёт ту речь, что связана была. Прости. За что? За всё. Кем быть не знаешь. Но мы ведь были и прошли. Того не скажешь, что мечтаешь.

В безоблачном пути нет облаков – решения и всё. В чём связь? – Лишь в том, что не досказано в терпении. Но мысль была, а воскрешение её стремительно и быстро. Одно знамение всего. Не скажешь больше, но о том, что мы, рискуя, не теряем? Опомнись! – скажешь лишь одно.

Превозмогая боль, взошёл наверх вершины пирамид. И окунулся в мир иллюзий. Как век наш короток. А, человек!? Уходит он туда, где нет вершин. Душа, превозмогая боль, взобралась к вершинам пирамид – туда, где нет вершин.

Я сидел, как в детстве, за столом и пил чай с вареньем, намазанным на хлеб. Напротив, по-прежнему был Филипп.

– Тебя что-то волнует, беспокоит?

– Человек.

– Ты не уверен в нём, слишком слаб и доверчив?

– Я когда в сад вошёл «вчера», то сразу понял, что всё началось. И вот почему-то именно в этот момент я явственно осознал значение того, что было давно, когда ещё и в мыслях-то не было ничего подобного, но Он же рассказал нам тогда о Человеке:

«А теперь открой ворота

Настежь в город,

Где нет отныне людей

Там живёт один он

И ему многого не надо отныне.»

– Расскажи мне о нём.

– Человек вышел рано утром из дому. Его привлекала быстрая ходьба по морозному воздуху раннего утра. Было ещё совсем темно. Фонари в городе не горели. Они не горели уже давно. С тех пор как исчезли люди. Человек никогда не задумывался над тем за счёт чего горели лампы в ночном городе. И когда люди исчезли, то вместе с ними исчез и свет от ламп. Еду он приготавливал на костре. Но не это самое главное в моём рассказе. Самое главное то, что он был единственным жителем целого большого города. Не просто большого, а огромного, в прошлом многомиллионного города. Похоже, что и во всех остальных городах земли также исчезли люди. Но он жил именно в этом городе.

– Что чувствовал он, когда из города исчезли люди? Ходить ли на работу, что есть, чем заниматься, чему учиться? Такие мысли посетят каждого, кто рано или поздно окажется в данной ситуации.

– Он был спокоен. Он считал, что люди вернутся и к этому надо быть готовым, даже больше чем к их исчезновению. Для этого момента он готовился. Он готовил себя к встрече с людьми, задавая вопросы. Вот люди вернулись – важно ли для них чем они занимаются и зачем так они стремятся быть, тем, кем являются?

Он один. Кому теперь он нужен? Это ад или рай? Некому говорить, некого слушать. Не надо обращать внимание на взгляды и не надо ни на кого смотреть. Что делать? Остались только воспоминания о жизни среди людей.

Человек устал от быстрой ходьбы. Скука. Одиночество среди людей – парадокс, но это возможно. А сейчас? Нет людей, есть только сам. Среди чего? Где? Слова больше не нужны, возможность общаться с миром вокруг, с которым вдруг впервые остался один на один. Смогу ли? Всё, как ни странно, есть – и глаза, и уши, руки и всё остальное. Зато больше нет социального статуса, работы, семьи и всего «остального». Теперь город его не защитит. Теперь они на равных. Есть жилье, есть еда, есть одежда, у него есть всё необходимое, нет только людей.

Сначала была радость. Безграничная. Потом стало не хватать близких, появилась тоска и воспоминания. Потом появилась скука. Зачем всё это? Эта жизнь? К чему она? Но эти вопросы уже не интересовали его. Всё стало куда проще. Не с кем было поговорить, значит не надо было ничего объяснять. Всё понимается однозначно. И однозначность свелась к одной фразе: я и всё. Почему-то меня здесь забыли? Потом появилась досада, потом злость и раздражение. Как всё это нелепо! Но на кого здесь можно раздражаться? Лишь на себя и на то, что тебя окружает. Знаком ли ты с ним, с тем, кто тебя задевает?

Неожиданно что-то испугало. Что может здесь испугать? Зверь какой прошёл или тень. Это уже другой мир. Только сейчас человек стал с ним знакомиться. Ни перед кем и ни перед чем не отвечает человек. Только перед собой. Никто не обругает и не похвалит. Это только твоя жизнь и этого мира. Равные права. Нужны ли слова, чтобы объяснить это.

Город очень быстро становился другим. Прошло всего несколько лет, и он уже был разрушен. Столетиями его человечество создавало и всего за несколько лет природа заняла его место. Остались только останки стен и ржавые машины. Но и им осталось недолго. Хозяева здесь растения, животные, птицы, вода, ветер и всё остальное. Но скоро стены обвалятся и зарастут, железо разрушится и исчезнет. Останется только природа. Всё «развивается» быстро и естественно.

Первая мысль: Человек – как противоречие всему естественному. Поймал себя на том, что обращается именно к Человеку, а не к людям вообще. Смотрит, как природа забирает своё, или восстанавливает. Похоже, что человек – это инородное тело здесь на земле. В чём же тогда состоит эволюция? В том числе и Человека? Годами наблюдает, как единый природный живой организм устанавливает свои незыблемые порядки на этой территории. Сметая с лица земли искусственно созданное – все плоды труда и гения целых поколений. Видимо чего-то здесь не хватает, раз природа этого не приняла.

– Человек взглянул на себя. Является ли он сейчас чем-то инородным для земли?

– Пожалуй, что и нет. Он сидел и смотрел на воду, омывающую город или то, что от него осталось.

– Что можно сказать воде?

– Свободна она в своём движении. Он вспомнил как по улицам так же текли людские реки.

– Но так ли свободны они были в своём движении?

– Конечно, человек очень горд собой. Человек способен построить города, страны, народы и ещё многое. А может всё уничтожить.

– Свободен ли он в выборе или в движении, как вода?

– Пожалуй, сделал он заключение, но сегодня человек способен выполнять лишь чужую волю. Самостоятельные поступки же проявляются лишь при свободной воле. А сейчас свободная воля земли стирает память о человеке. Человек нарушил естественное движение пришёл к выводу человек.

Музыка слов не имеет ценности для воды без людей.

– Потеряет ли он способность говорить?

– Один – да.

– Кто дал ему возможность говорить и слушать? Человек или люди?

– Ему говорили лишь то, что нужно было людям от него. Он это понял только сейчас. Речь человека, которую он знал не для того, чтобы слушать свободное течение мыслей как музыку. Речь применялась как меч для нападения и щит для обороны. Не умея слушать не умели и говорить. Зато теперь, к чему слова? В устах людей слова нарушили гармонию мира. Они должны быть поняты всеми. И услышаны человеком, как звуки этого мира.

Одиночество было настолько плотным, что он физически ощущал её присутствие. Во всём. Неужели человек изгой в этом мире? Неужели он так никогда и не понял, что природа истинный Творец? Власть невежества была над человечеством столь безоговорочной, что гармония и чистота поступка мира после человека была непостижима для его ума. Ум должен был замолчать, чтобы он смог вдохнуть хоть глоток радости.

Звери охотились на него, потому что он был слаб. Человек создал оружие, чтобы защищаться. Почему он остался один? Кто скажет? Наказание ли это или просто стечение обстоятельств? Некого спросить. Не у кого узнать. Он один. Он всегда будет чужим этому миру. Потому, что один. В мире нельзя быть одному. Здесь нет места для одного. Дело времени решить, когда его последнего убрать отсюда. Первый человек был обучен, как здесь себя вести. Но время шло и человек все больше забывал где он находится. Он всё больше отдалялся от этого мира, пока не остался один. Слова перестали быть гармонией звука – мира, текущего в своём русле, подобного воде. Они перестали быть музыкой. Идея этого мира – вот мой рассказ.

Он уже так давно жил в городе один, что мысли престали ему мешать. Они больше не лезли, как мусор в голову, и не заслоняли мир, который он видел вокруг себя. Образ жизни, который он вёл сейчас, был продиктован необходимостью выжить. Не более. Всё делалось тогда, когда возникала необходимость. Опять не более того.

– На что надеется человек, когда он живёт один?

– Всегда присутствует состояние ожидания. Как неотступный спутник по жизни. Как-то его стали часто посещать воспоминание о том, как он пережил мысленное представление бессмертия. Тогда ему казалось это величайшим подъёмом. Да и сейчас, пожалуй, он остался таким же.

– Может быть только он уже знал о бессмертии?

– Однако мысль о смерти неотступно следовала за ним. Что есть жизнь? Всё становится крайне никчёмным при мысли о приближении смерти и одновременно почему-то всё становится крайне важным. Парадокс какой-то, может это и есть основа существования? Без неё нет цельности в жизни? Потом он пытался разговаривать с воображаемым собеседником. Но не смог осмыслить даже простого диалога. Он пришёл к тому, что слова замолчали в нём. Он пришёл к выводу, что слова заменяли ему то, что видит человек мудрый. Как он сам сказал – оставил одежду слов тем, кто нуждается в ней.

Выходя из общего внутреннего состояния компромисса остаётся надежда. Она тоже входит в компромисс между человеком и человеком. Всё-таки не все элементы общего являются законченными. У каждого своего пути есть становление единого. Формирование общего происходит от движущей силы внутреннего побуждения личного. Всего нет ни у кого. Потому как нет никого постоянного. К чему обращено это личное и кто движется, чтобы получить свободу? Мы вменяем себе только признаки, которыми стараемся собственное я как-то обособить. Ум как дополнение к самомнению лишь инструмент, способный на определённое действие. Но ради чего все действия происходят? Может и не ради чего, а только чтобы заполнить определённое пространство? Всё мыслит. Это естественная среда для мудрости. Мудрость, это когда поднимаешься над личным и над общим. Когда нет привязанности к субъективному. Отстаивание своих позиций означает лишь то, что человек не может разобраться с тем, какое положение он занимает в природе. Он считает, что в праве определять и решать по своему желанию. Но желание – это сущность сравнимого, а значит и отвержение личностного. Добиться познания личностного через сравнение или применение к себе чужого опыта? Чужой опыт только приводит к отторжению, как не совместимых понятий своего и чужого. Человек всё время спорил о том, что в природе существует либо множество законов, либо один, но незыблемый. Видимое разнообразие лишь заблуждение, что всё разное. Человек пошёл по пути дробления, расчленения, разобщение или, что тоже самое, как – разрушение.

– Можно ли сказать, что это путь, выбранный им?

– Видимо только в части непонятного стремления к чему-то неопределённому, но необычайно для него важному. Можно даже сказать к Главному! Человек сделал это что-то для себя основным законом. Из слов вытекает, что закон как клетка, в рамках которой только и можно существовать? Но понятие существования и есть та самая клетка, в которой человек перестал быть человеком, как одной из сфер мироздания, а стал носителем лишь общего давления на него обстоятельств. Не будучи уверенным в их временности и без духовности они как мираж заставляют быть отражением, а не действительным человеком.

«В абсолютном движении

Как можно говорит о постоянном

Сиюминутное вторжение

Нарушая гармонию

Делаем своё дело

И не смотрим по сторонам

Тебя это не касается

Твоё дело лишь созерцать

Делая то, чем ты являешься

Но это не то

Человек подобен самому себе

Он познает лишь то, что видит

Не разумом он постигает мир

Он лишь в одном ряду со всем

Ничем не выделяясь из общего всего

Кому право дано видеть дальше

Тех обвинят в слепоте.»

Интуитивная взаимозависимость определена через визуальное наблюдение. Одиночество постигло человека из-за невозможности общения. Понимание проистекает из внутренней энергетики, именно она способна найти единое.

Человек пока оставил этот мир.

– Вернётся ли он, когда?

– Подождём. А пока после пешей прогулки он возвращается к себе домой. Уставший и по-своему даже счастливый.

– Что ты хочешь больше всего, ну, если бы тебе был позволено сделать что-то одно, чтобы ты хотел?

– Если когда-ни будь мне придётся или скорее всего позволено было бы снять фильм. Один единственный в жизни. Первый и последний.

– О чём ты хочешь сказать в нём?

– О чём будет мой фильм? Что я могу сказать, используя инструмент кинематографа? Попробую представить. Что взять за основу: чьё—либо произведение? Пожалуй, я не стану брать какой—либо законченный сюжет. Идеей фильма будет прямой диалог собеседника со мной. Это не комната со столом и не движение в пространстве за обсуждением некоторых фактов. Сделаю следующее – начну снимать, взяв в собеседники взгляд человека на самого человека, музыку, которую слушает человек, исполняя её, картину – когда он пишет её и всё остальное.

Фильм начинается с того, что собеседник сидит перед ручьём. Звук воды в камнях. Шелест камыша. Звуки. Произошла встреча. Фильм, который я снимаю, пришёл ко мне и смотрит на меня – он мой собеседник. Фильм говорит именно об этом.

– Неважно, что ты делаешь, ты пришёл сюда, – говорит мне фильм, – ты идёшь и не останавливаешься.

Это движение. Но я в этом мире гость, и мир, со мной или без меня, живёт своей жизнью.

– Я имею ввиду не происходящие события на экране, а сам факт того, что от меня зависит происходящее на экране.

Именно об этом мой разговор с фильмом. Кто ты и что я! Где наши пути пересеклись. Трачу ли я напрасно свою жизнь на время и силы, отдавая их фильму. Или это и есть самое главное, когда отдаёшь жизнь кому-то или чему-то. Фильм как жизнь, которая и является моим собеседником в конечном счёте. Но вот странная ситуация, для того чтобы диалог состоялся необходимо завершить или начать какие-то дела, от которых зависит фильм или я.

– Откуда они берутся, что им надо от меня?

Они тоже самое главное.

– Мешают ли они диалогу или наоборот дополняют?

Сам факт нас с фильмом подразумевает и их, как необходимость, без которых нас нет, или тогда это не самое главное.

– А кто же будет смотреть в конечном итоге этот фильм?

Выходит, что только я. Потому как он больше никому не интересен. Фильм будет жить своей независимой от создателя жизнью. Вот и всё о судьбе фильма.

– Каким фильм должен быть?

Самым мудрым и мастерским, какой я только видел. Зачем я его снимаю? – прихоть, или желание уйти из реальности.

– А может необходимость творить, создавать и дарить?

Ты хочешь сказать, что это и есть Путь человека по жизни?

– Созданное одним в той или иной степени создано всеми. Один ничего создать не может.

Мой фильм о диалоге жизни с человеком. Но это не о том, что все его одновременно создают или смотрят. Это о том, что все его создали и знают о нём.

– А надо ли снимать фильм?

Для себя видимо нет, а для людей необходимо. Создавая для людей, мы обобщаем некий образ восприятия, тем самым объединяясь. Каждый узнает в созидании себя. Но узнает только часть, только то чем является.

– Тогда как можно понять целое, если сами являемся только частью целого? Как увидеть чужой взгляд?

Получается, что недопонимаем, а точнее не до воспринимаем и соответственно можем только создать недосказанное, недопонятое, не совсем своё. Потому мой собеседник во время работы всё время ставит передо мной вопрос о том, а как вы люди общаетесь между собой? Что же для нас является связующим в общении?

– Чем является ваша точка зрения для собеседника? За кого ты сейчас говоришь, от себя? Чьими глазами смотришь? Чьими ушами слышишь? Кто является твой собеседник для тебя, или для кого?