скачать книгу бесплатно
Дежурные ворчат: обычно возят по девять – двенадцать голов. А у меня восемнадцать. Поросята с непривычки скачут в клетках, пытаются вырваться. Одному это удалось. Словили его, но, гад, успел эксикатор один опрокинуть, и разбилась крышка. За это ожидается большой нагоняй от хозлаборанта: вся эта посуда из Германии привезена – трофеи. Здесь таких не купишь. Пока что закрыла эксикатор обыкновенным стеклом.
Встаю теперь еще раньше. В шесть утра уже я на обменном опыте: взвешиваю от каждого поросенка собранные мочу и кал, беру средние пробы. Все это взвешиваю, отмериваю, записываю в журнал. Стараюсь все быстро делать, а все равно управляюсь лишь к десяти утра. И надо идти делать анализы, идти на английский, на политзанятия. Их сам Махаев ведет. А я однажды уснула на политзанятии. Пробудил меня ор Махаева: «Американцы бомбят дружественный Вьетнам, а она спит. Раньше сразу бы выгнали за аполитичность…» Я было начала оправдываться, но это лишь его распалило. Все молчали. Девяткин сидел напротив меня и то ухмылялся, то строил рожи умненького мальчика. Потом, уже в своем кабинете, стал изображать Махаева. Похоже! Смеялись от души. Кто-то в двери торкнулся, и Девяткин принял самый серьезный вид. Всё это в доли секунды. Настоящий артист!
Впрочем, есть в этом плане и одареннее Девяткина. Недавно видела я, какие уморительные рожи Эрнст Лев Константинович строит. У нас в аспирантском его просто Левой зовут, он свой здесь. Пожалуй, из всех мне знакомых ВИЖевцев этот Лев – самый-самый умный и обаятельный…
А дома отношения наши с Ивой всё еще натянуты, хотя, кажется, он уже и не думает о разводе. Зато я каждый день и каждый час думаю о Кареле. Прямо наваждение какое-то. А вернее, песня души, которая помогает мне всё преодолеть.
Биохимические исследования подтверждают результаты опыта
Атакую Барбаша, чтобы разрешил убой, по две головы с группы. Он требует, чтобы ВИЖ оплатил потери. Это на четыре тысячи с хвостиком. А мне только тысячу выделят, и то с огромным трудом пробиваю. Махаев против убоя: зачем нам эта биохимия, надо Букину – пусть и платит. Томмэ всегда в плане денег слушает Махаева, а тут решил по-своему: подписал бумажку на две тысячи. Лапидус – главбух институтский – с ядовитой улыбочкой сообщил, что для отдела кормления все лимиты давно исчерпаны. Выручила зам главбуха Люба Вениаминова, жена Саши, с которым Иво когда-то жил в одной комнате в Тимирязевке. «Своим друзьям всегда помогаю. Махаеву не дам, что он мне, а тебе дам. Тысячу. Больше нету».
Я и этому рада. Теперь уломать бы Андрея Алексеевича.
«Ох, и нудная же ты женщина», – говорит он в сердцах при управляющем фермы, Алексее Егоровиче. А тот мне подмигивает, дескать, не отступай. Наконец согласился на двенадцать голов. А потом, когда Егорыч на ферму поспешил, Барбашов, глядя на меня своими круглыми котиными глазами, произнес: «Я б тебе и всех восемнадцать разрешил, и все б вообще тебе дал, и на своей бы машине возил, если б ты… ну, сама понимаешь… А у тебя ж, говорят, муж есть». Благодарю его «за комплимент», а главное, за разрешение на контрольный убой, который решено было провести прямо в хозяйстве…
Сложила все пробы только что вынутой, теплой еще печенки в огромный термос с жидким азотом, которым снабдили меня в лаборатории Букина, и в Москву понеслась. А в Клёново, где продолжали разделывать туши, остался Иво. Он мне с организацией убоя очень помог. Передала ему спирт, который дал мне сам Букин, чтобы расплатиться с убойщиками.
В лаборатории Букина ждали с уже приготовленными реактивами. Лидия Яковлевна и Евдокия Петровна сразу же взяли привезённые печенки в оборот. Бархатно заработали моторы: гомогенизатор, центрифуга… Всё японское. Мне полагалось на первый раз только смотреть и записывать. Руки обоих женщин, натруженные, с четко обозначенными венами, летали, манипулируя пробирками, колбами, стаканчиками, которые они заполняли, приливая пипетками реактивы из разных колб, ставили в центрифугу, снова переливали и, наконец, ставили в термостат. Там, в термостате, и должна была проявиться активность ферментов, ответственных за синтез в печени метионина. Как повлияет на эту активность наша добавка поросятам кормового В
? А вдруг нет? Надо ждать. Пили чай, пока пробирки в термостате.
Арешкина Лидия Яковлевна и Скоробогатова Евдокия Петровна прошли всю войну, в медсанбатах работали. Меж собой они Лида – Дуся. Обе статные, видные. Арешкина, обрусевшая грузинка с большими, проникновенно-умными южными очами под черными дугами бровей и сейчас красива. Евдокия Петровна – тоже, но светловолосая, с выгоревшими бровями, с маленькими, как у белой медведицы, глазками, излучающими несказанный душевный уют. В лабораторию пришли сразу после войны. Работать привыкли не по восемь часов, а сколько надо, чтобы что-то получилось. Лаборатория их стала славной на весь Союз, и даже в мире знают о них. Постоянно приезжают стажеры. Из Японии, Англии, Германии. В лаборатории впервые получили «дешевый» витамин В
. Потом, уже совместно с заводскими лабораториями, усовершенствовали метод. И сейчас, то есть в шестидесятые годы двадцатого века, наша страна поставляет витамин В
даже в Швейцарию (очищенный до кристаллов). А кормовой – на все комбикормовые заводы идет (только мало их у нас!). Сейчас вместе с Латвийским биологическим институтом отрабатывают метод получения лизина. Из Латвии к ним в лабораторию постоянно приезжают, в том числе Вальдман Андрей Робертович, он там, в их республике, академик уже, хотя не так давно защитил диссертацию (Букин руководил). Он многих вывел в доктора, а Вальдмана вообще спас, из самого ГУЛАГа вытащил.
К Евдокии Петровне, пока мы чай пили, постоянно сотрудники подходили, по каким-то спискам платили трояки, рубли, куда-то записывались и просто за советом шли. Один – невысокого роста, с круглым лицом, со щеками, словно яблоки наливные, несколько раз подкатывал, что-то всё согласовывал, договаривался. «Любимчик Василь Николаича, Володя Быховский. Энергичный. Молодой, а уже докторская готова. Тоже по витамину В
работает», – сказано было с теплотой, как о сыне своем. Но своего-то у Евдокии Петровны и не было. Семья для нее – лаборатория. Все родные. Даже я, «не своя», почувствовала её материнскую душу. Мне было здесь очень уютно. Не заметила, что вечер давно. Результаты получили уже к ночи, в десятом часу. Пришел Букин с полным портфелем свежих бутербродов. Сказал, что специально принес для меня. Снова чай…
Сам он стал увлеченно знакомиться с результатами только что проведенных анализов. «Замечательно! Великолепно! Вы, Эля, отлично вели опыт!» – восклицал Василий Николаевич и подкладывал мне на блюдечко бутерброды с окороком. Я вместе с женщинами пила чай и радостно заедала принесенной Букиным вкуснотой похвалы в свой адрес.
В группах с добавкой витамина В
активность ферментов, которые участвуют в синтезе метионина печени, была в два и более раза выше, чем без витамина. Витамин В
значительно повышал способность печени синтезировать метионин, даже когда этой аминокислоты было вполне достаточно в рационе. «Это что-то новое! Жареным пахнет», – довольный, улыбающийся, сказал Букин. Мы все чуть ли не хрюкали от радости. Решили, что по этой же схеме я еще и на крысах проведу опыт. Это здесь же, в виварии Института биохимии. Только в одиннадцатом часу ночи вспомнили, что ведь надо по домам. Женщины – обе – предложили мне переночевать, они живут отсюда недалеко, на Вернадского. Но я позвонила дяде Боре, он еще ближе. Сказал, чтобы, конечно же, приезжала.
Утром, еще находясь у дяди Бори, товарищу Йирке похвасталась результатами. Карел искренне обрадовался, пригласил приезжать. Узнав, что некогда, сказал, что на днях сам приедет, посмотрит мой опыт в Клёново-Чегодаево. В совхозе с Барбашовым у него, мол, какие-то дела.
Радуюсь: Карел Йирка приедет в Клёново!
Утром небо звездами сияет, мороз. Еду в Клёново, чтобы марафет навести в станках (Йирка сегодня в Клёново приедет!). Поросята чистые, аж лоснятся. Теперь они сидят по пять голов в станке. Спят в одном углу. Там всегда сухо, чисто. А гадят возле дверцы: оттуда свинарке легко выгребать из станков. Свинарка их и приучила так себя вести. Удивительно понятливые и чистоплотные эти свиньи. Жалко, что всем им один конец. Жестоко со стороны человека. Один был поросенок – серый, с чуть прогнутой спиной, так всегда смотрел на меня, что делаю, будто понимал что-то. Не верещал, как другие. А теперь он всё мне помнится (он в контрольный убой вошел). Из-за него не могу есть мясо свиное, которое осталось от проб. Вдруг это кусочки того серенького…
Пробыла на свинарнике почти до обеда. Убрали, опилками всё посыпали, а гостей нет. Чуть на автобус ВИЖевский не опоздала.
А после обеда, когда пришла в институт, передали мне, чтобы зашла к профессору Грудеву. Он известный свиновод, зав. отделом. Интересно, зачем я ему потребовалась?
Небольшого росточка, весь овальный, как Томмэ, только гладко выбрит и глаза без томмовской мягкой озорнинки, ясные глаза, голубые, как небо северное, и прицеписто-строго смотрят на меня. «С какой целью приезжал к вам, да еще на свинарник, чехословацкий посол?» – «Чего-о?» – «А вы даже не знаете? А он знает вас. Хотел видеть. Мы, конечно, задержали разговорами…» Ах, так вот, оказывается, в чем дело! «Это ж никакой не посол! Это Карел Йирка». – «А откуда вы его узнали, где познакомились?» – «Так я же в Чехословакии три года работала. Зоотехником. А он работал директором совхоза». Это была правда. Карел, действительно, директорствовал, только совсем в другом крае. Профессора Грудева такой мой ответ «успокоил». Подал мне руку, даже чаю предложил. «В следующий раз предупреждайте, – сказал он, как можно приветливее улыбаясь мне, – и… никому об этом разговоре, слышите? Ни-ко-му!»
И наука, и любовь, и Космос, и счастье жить
Никогда не думала, что так захватывающе интересно делать анализы, которые прежде (в Тимирязевке) казались скучнейшими. Занимаюсь ими сейчас почти каждый день, после того как съезжу на опыт в Клёново. А раз в неделю езжу в библиотеку ВАСХНИЛ. Еще только подъезжаю к Москве, а уж всё, кажется, сияет, и сердце от радости вылететь готово. Сдерживаю себя, чтобы не пуститься вприпрыжку, раскинув руки крыльями. Во сне часто теперь вижу себя несущейся по воздуху. Так хочется позвонить Карелу. Ему, потом Любе, потом снова ему… Наверное, он угадывает мое состояние. «Позвоните, когда закончите в библиотеке. У меня сюрприз для вас, книжка». Этих книжек у меня уже… Хорошо, что не все сразу, а то бы не было повода ездить. Ловлю себя на том, что стал для меня Карел самым дорогим в жизни. Он и его семья. Люба для меня – божество…
А дома встречает Иво приготовленными котлетами, сделанными из трески, смешанной с творогом. Это раза в четыре дешевле, чем мясо, и полезнее. А нам свой бюджет надо рассчитывать до копеечки: живем всё еще на одну мою стипендию. А уже весна. И утром 8 Марта Иво принес целый букет вербной лозы с пушистенькими «барашками».
«Поздравил – теперь в Москву езжай, к этой своей. Вскорости и развод можно будет оформить. Карел сказал, что стипендию тебе сделают на днях», – говорю спокойно, потому что чувствую: мой он теперь, весь, как прежде.
Стал прощения просить, клясться в любви и верности. Теперь аж до гроба. Да он, мол, и не переставал меня любить. Если б не это письмо «поганое» из Хабаров, я б и не узнала ничего, спокойно жила. А то, что было, это ненастоящее, игра. Надо же как-то себя утверждать… Тронуло только одно: «Семья для меня – святое», – сказал. Как не простить…
А наши снова в космосе. Алексей Леонов и Павел Беляев. На втором витке Леонов вышел из корабля «Восток-2» в космическое пространство. Летал в пяти метрах от корабля, привязанный за трос. И это впервые в мире! Снова мы первые! И через несколько дней – праздник в Москве: встречают космонавтов. Они приземлились еще пять дней тому назад в районе Перми. Теперь оба космонавта рассказывают, каким видится всё из космоса. Земля не кажется шаром вроде Луны. Наверное, потому что слишком близко. На ней всё замечательно видно: Черное и Азовское моря, Средиземное тоже. Реки видны, леса. И никаких границ. И вся она, Земля-красавица, словно бы нежится в голубом тумане. А всё вокруг черное-черное. Звезды яркие, но не струятся, не мерцают. Они цвета червонного золота, как бы небрежной рукой по черному бархату раскиданы. И Солнце, огромное, без ореола, как бы впаянное в черный бархат.
Словом, красота космическая. Вселенная с её мириадами звезд, Солнцем, разрывающим тьму. Смотрели в иллюминатор и вдруг увидели предмет, купающийся в солнечных лучах. Это был искусственный спутник Земли (в километре от корабля). В будущем такие встречи возможны. Даже будут и переходы из корабля в корабль.
«Встает вопрос о строительстве межпланетных космических станций. А это прямая дорога к полетам на другие планеты», – говорят первые космонавты, полковники Гагарин и Титов.
А у нас дома к этой радости космической прибавилась еще чисто житейская: Иво получил стипендию. Дали и за два прошедших месяца этого года. Накупили колбасы любительской и докторской, пельменей, пирожных и устроили пир. Лена прыгала и «по-индейски» верещала от радости. Мы, вся семья, были счастливы.
Наша семья в Дубровицах, 1966 г.
Теперь уже сам Лысенко – «элемент»
Нас, всех аспирантов ВИЖа, собрали в зале Ученого Совета для «важных сообщений». Полон зал. Молодые, энергичные. Приехали из всех ВИЖевских филиалов. И среди них знакомое с юности лицо – Шурочка Фесюн, жена Гриши Фесюна. Она москвичка, а Гриша в общежитии с нами через стенку жил. Захватил чуточку войны. Пришел хромой, кудрявый и веселый. С Шурочкой они еще тогда хорошо дружили, песни пели. Теперь Гриша зав. отделом химизации в Министерстве родном, а Шура аспирантуру заканчивает. Уже и диссертацию доложила, защиту назначили, но что сейчас делать-то: опыт у нее в Горках Ленинских прошел, у Лысенко. И всё написанное – с Лысенковских, т. е. наших, советских позиций… А оно всё у нас, как та избушка, что на курьих ножках, задом наперед перевернулось.
Теперь уже сам Лысенко – «элемент». Впрочем, Шурочка жалеет его, он ведь, по ее словам, свято верил в то, чему людей учил. Доверял. А ему потрафляли, писали в отчетах так, чтобы Денисычу угодить.
Общение наше прервал директор Всяких. Обращаясь ко всем нам, сказал, что совсем недавно прошел Пленум ЦК, который о «Неотложных мерах». В стране сильно замедлились темпы роста. Во многих хозяйствах животноводство убыточно. Государство доплачивает на животноводство. В магазинах мясо по два рубля за килограмм (только попробуй купи, очередины!), а себестоимость его (в живом весе) около пяти рублей и больше за кило. Это потому, что у нас государство социалистическое, можно так цены держать. Выход из этого – повышать производительность труда и прежде всего науку сельскохозяйственную поднять, которая сейчас тоже, оказывается, «лежит», от всего мира отстала. А все из-за этого Лысенко.
Аспиранты-разведенцы взвыли: им диссертации переписывать… Мендель, которого всегда полагалось обозвать таким-сяким, оказался на самом деле великим ученым. Об этом весь мир давным-давно знал, кроме нас. Теперь и мы.
«В августе будем со всем миром отмечать столетие со дня открытия законов великого Менделя, – торжественно произнес директор Всяких и добавил: гениального сына Чехословакии!»
После директора заместитель его Солдатов говорил, тоже профессор, длинный, жилистый, с лицом, похожим на сжатый кулак. Впрочем, он симпатичный человек, это чувствуется. Будет нам лекции читать по статистике, учить, как математически обрабатывать результаты собственных исследований, чтобы знать, достоверны они или случайны.
А потом комсомольские и партийные вожаки долго и нудно говорили о необходимости повышения идейного уровня всех нас.
Под конец аспирантам дали слово. Главные претензии к вахтершам: аспиранты не монахи, почему не пропускают женщин в общежитие, даже родных жен-сестер?! Беднягам приходится в окна лазить…
«Мои вам цветы!»
Вчера еще было ветрено и с тяжелого неба сыпало дождем, а сегодня с утра солнце, природа ликует, и я еду в Москву к дорогим Любе и Карелу. Завтра Первое Мая и народищу везде будет, а сегодня улицы пустынны и всё, будто умытое, сияет. Листья на обихоженных уличных деревцах еще зажаты в нежные кулачки уже лопнувших почек, и солнце просвечивает деревца эти до самой земли. И вся Москва в это утро, будто невеста перед венчанием, красуется под чистейшим голубым небом. Тоже и я ликую: несу дорогим моим чехам подарок праздничный – красивый и увесистый, завернутый в белую холщевую салфетку кусок мяса одного из моих подопытных поросят.
Опыт еще позавчера закончила. Всех взвесила. На весы шли сами, послушные, спокойные. А потом – мясокомбинат Подольский.
Если б не Иво, я бы, наверное, не сделала ничего. При виде, как бьют животных, льется кровь, шкуры сдирают, выворачивают и кидают внутренности, ничего толком сообразить не могла. Двое аспирантов взвешивали печенки, селезенки, внутренний жир, отрезали пробы мяса для анализа и не только… Иво всем руководил, диктовал… Я только записывала. В колбасном цехе, где умелые обвальщики, орудуя своими ножиками, быстро и ловко срезают шпик, отделяют мясо от костей, тоже всё – шпик, мясо, кости – взвешиваем и пробы берем… Под конец прошу обвальщика отрезать мне самый хороший кусочек «для профессора». Ломоть килограмма на два, подарочный! К празднику, думаю, Йирковых обрадую…
Звоню. Ждут меня. Примчалась на Фучикову улицу, взлетела на третий этаж. Сияю. Подаю Карелу: «Конец опыта! С праздником!» Однако не понял меня Карел. Замахал руками: «Ни-ни! Мы ничего не берем». – «Это… Это мои вам цветы!» – говорила я, кажется, не очень внятно, сквозь ком горечи в горле. Не убедила его. Всё померкло разом. И наверное, я бы расплакалась. Но тут меня Люба обняла. Поцеловала. Взяла бережно кусок мяса и обещала приготовить всей семье на праздник что-нибудь вкусное. «Только я не буду есть!» – взбрыкнул товарищ Йирка. «Ты много знаешь русских и о русских, а так и не постиг главного», – сказала Люба. Потом напоила меня соком апельсиновым с морковью и пригласила пойти с ними вниз, в подвальное помещение, где они будут гладить машиной постиранное белье. «Стирал я, и глажу я, а жена командует!» – ворковал Карел. Я наконец успокоилась, тепло с Любой попрощалась. Я люблю ее. А Карела… Какая-то будто искорка угасла в отношениях меж нами.
Фосген для опыта
Иве нельзя в Клёнове опыт проводить, потому что он иностранец. И вообще ему почти никуда нельзя: везде у нас «зоны» и «ящики». Поэтому работа аспирантская будет идти в лаборатории. Он определит in vitro усвояемость, лизина в кормах, а потом полученные результаты проверит в опытах на лабораторных крысах в виварии Института питания. Рядчиков уже с этим институтом договорился. И вообще все готово у Ивы к началу исследований, но… нет основного реактива, хлорпикрина (он же карбонил хлорид или дихлорангидрид угольной кислоты). Ни Иво, ни даже Рядчиков не смогли его найти в Москве. Сказали, однако, что есть он, и в больших количествах, на одном из номерных заводов химкобината города Дзержинска Горьковской области. Однако туда – только по спецпропускам. Да и кто ж туда поедет?
Я поехала. С собой было письмо за подписью директора ВИЖа и командировочное удостоверение.
На заводе смотрели на меня как на кого-то из зоопарка. «Кто ж так просто, без согласований, приезжает сюда, да еще за таким реактивом?! Тут разрешение от самого высшего начальства нужно! Тот реактив, что нужен вам, взорваться может, это фосген, его в специальных контейнерах везут!» – объяснял мне поджарый, с озабоченно-добрым взглядом маленьких серых глаз на бледноватом лице зам. главного инженера. – «Согласование? Это же целая куча бумаг! Кабинеты! Подписи! А у него – срок аспирантский. И как закончится срок, надо будет к себе, в Чехию, возвращаться…» – «Чех, говоришь? А ты ему кто, что так печешься? Тоже чешка?» – «Я – русская, жена его».
В ответ на мои слова сероглазый мужчина молча нажал настольную кнопку и появившемуся бородатому мужику стал объяснять «чрезвычайную ситуацию»: «Этой вот чешке и мужу её срочно нужен наш продукт, всего одна бутылка, не больше пол-литра. Чтоб запаяна была в железо. Понятно? Им для опыта. Они в институте животноводства учатся». И мне: «Чехов мы любим, завсегда поможем. Брат мой старший Прагу вашу освобождал. Помнит, как чехи их встречали: обнимали, целовали, а машину маршала нашего так прямо на руках несли…»
После чая с лимоном, принесенного прямо в кабинет, напутствовал: «Чтоб никому не говорила, что везешь. На поезд нельзя с этим. Мы у себя пишем, что машиной повезешь, такси, понятно?! Если что с поездом случится, крушение, не дай Бог, сразу же выкидывай эту бутылку в окно. Иначе всё-всё разнесет. Ночь не спи».
Так и ехала я всю ночь сидя, обнявшись со взрывоопасной бутылкой…
Виктор обрадовался. Он знал, что указанный в официальном письме реактив хлорпикрин есть фосген. Он вовсе не надеялся, что привезу, да еще столько, думал, что в лучшем случае удастся договориться. Ведь у меня даже денежного поручения не было. Бутылку дефицитного реактива, необходимого моему Иво, мне, «чешке», в знак дружбы за так дали…
Сразу, как вернулась в Дубровицы, понеслась на школьное родительское собрание, последнее в этом учебном году. Полина Яковлевна очень Лену хвалила: умная, старательная, исполнительная. По всем предметам, кроме русского письма, «отлично».
Как же повезло с учительницей! Лена и подружки ее ходят за нею, как цыплята за квочкой. Полина Яковлевна водит своих ребяток и в лес, и на речку, и даже к себе домой, чаем поит… Как жалко, что уже на следующий год будет у них по каждому предмету свой учитель.
Опыт на растущих крысах
Сегодня закончили опыт на крысах, который проводили в институте биохимии им. Баха в виварии у Букина. Вела опыт я вместе с заведующей виварием Ниной Николаевной, окончившей перед войной биофак Университета. Она хорошо знала известного биолога Завадовского и генетика Серебровского. Сама когда-то работала с дрозофилой и уже чуть ли не защитилась, да получила «в нос» и с тех пор никуда не высовывается, рада месту и надежной «спине» Букина. Мне сказала, что вообще могу на нее во всём положиться и на опыт не приезжать, даже сначала дулась на меня, думала, что не доверяю ей. Потом со мною свыклась, хотя все взвешивания крысят (еженедельно каждую) она делает собственноручно, записывая себе в журнал. Я только смотрю. Лаборантки (им и вовсе работы мало) изо всех сил стараются угодить, аж противно. Сказала им, что кормежка за мной, а вот их забота, чтобы всегда чистыми были поддоны, куда кал крысиный падает. Дело в том, что крысятки лапками своими, они у них тонкие и цепкие, могут сквозь решетку пролезть в поддон и подобрать кал-орешек, а в кале ведь полно витамина В
, даже и у тех, которые не получают его. Бактерии кишечника тот витамин синтезируют.
Должно быть, лаборантки старались, потому что результаты опыта были даже лучше, чем я ожидала. Опыт шёл по той же схеме, что и свиной, с той лишь разницей, что резче были как дефицит в метионине, так и его избыток. Получилось, как и в опыте на поросятах, витамин В
работал не только при недостатке метионина в рационе, но и при его значительном избытке…
Радостная, я сразу же после окончательного взвешивания крысят сходила в магазин, что на Университетском проспекте (недалеко от Дя Бори), колбасы накупила. Здесь у них почти нет очередей. Всего минут 15—20 постояла. А там, где мы всегда покупаем, в центре – по два и более часа томимся в очередях. В Москве еще потому такие очередины, что много приезжих и все покупают продукты в огромных количествах, потому что там, подальше от Москвы, ничего нет (мясного). Даже Батя, он к нам приезжал недавно (попутно), попер в Свердловск на скором поезде пять батонов любительской колбасы и огромный кус говядины замороженной. На лапу дал продавцу, чтобы такой отрубил.
У Дя Бори я теперь не только всё их ем, но и сама угощаю, что делаю с большой радостью. Только ничего не хотят они брать. Говорят, чтобы всё везла в Дубровицы.
Лена аж визжала от радости. Рада и мне, и колбасе. Она дома ведет хозяйство, т. е. ходит за молоком, варит каши и прибирает в комнатке. Ее знают все в общежитии и она всех. А Иво пропадает в институте, отрабатывает методику какого-то Карпентера определения доступности лизина, благо теперь есть необходимый химреактив для этого.
Биохимические исследования, которые сотрудницы Букина проводили без меня, подтвердили прежние результаты. Они мне это сообщили по телефону и поздравили. Радостная, позвонила Любе Йирковой. Карел взял трубку: «Почему не звонила? Уже беспокоились. Чтоб приезжала обязательно! Сегодня же! Люба ждет».
А Люба собралась поехать с детьми в Сочи. Последнее лето здесь они, в Союзе. Уж пять годиков прошло, как в Москве. Привыкли. Полюбили Москву. Каждое лето на каникулы в Чехию уезжали, а теперь здесь решили побыть. Карел их отвезет, побудет немного с ними. А они на всё лето останутся на Кавказе…
Пили чай, говорили. Люба стихи читала. Ей нравятся и современные – Вознесенский, Евтушенко. Но Есенин, конечно же, самый ее любимый… Я к своему стыду наизусть только Пушкина помнила. Последний год вообще ничего не читала. Всё, чем раньше зачитывалась, про любовь, казалось неинтересным. Когда уходила, Карел спросил (мне показалось настороженно), как отношения с Ивой. Услышав, что нормально, чуточку стушевался, а потом передал привет, сказал, что к сентябрю они уже уедут, чтобы обязательно зашла проститься.
Карел Йирка (второй слева) с делегацией из сельхозминистерства СССР в Татрах, 1964 г. Архив Ольги Ломовой (Йирковой), Прага.
Чопорный Либерец и родные Вратиславице
Решили всей семьей съездить в Чехословакию.
Четыре года прошло, а в Либерце с виду ничегошеньки не изменилось. Те же старые, из прошлых веков, каменные дома, те же трамвайчики с грохотом, несущиеся по узким, с вековой брусчаткой, ныряющим вниз-вверх Либерецким улицам. Тот же над городом Ештед с его рестораном на самой вершине. И та же упорядоченность во всем, и элегантность в одежде: всё в приглушенных светлых тонах. Белые колготки на детях. Впрочем, знакомые ребятишки все выросли. Эвичка, дочь украинки Нади, уже девушка. С Ленусей нашей ей уже неинтересно. А сама Надя, говорят, деру дала от своего мужа старого, с молодым живет. Вырос и Карличек, сосед. Застеснялся, увидав Лену, а потом играли вместе. Вечером пришла Здена со своими мужем и сыном Богоушами. Попили кофе. Тихо. Сюда, на Павловицку улицу, никаких даже звуков не доходит. Здесь в девять вечера уже все спать идут, а детей в семь укладывают, и никак не позже. Стыдно признаться, но уже скучно мне, тянет ехать куда-то…
С Леной вместе поехала в свое бывшее дружство Вратиславице. Каким всё крохотным показалось! Новый коровник, свиноферма напротив него, хлев старый, что прямо напротив конторы, да и сама контора в старом доме – всё как и было. Но вот из начальства прежнего – никого. Ладя Вондроуш, председатель бывший, главным агрономом стал в Храставской МТС, пан Голый в какое-то хозяйство переехал, что у самой Праги, бухгалтер, агроном главный, помощник мой Зденек Рихтер – все по каким-то либерецким канцеляриям рассосались. Зато остались доярочки. Зденка Коутска новую челюсть приобрела и теперь вовсю улыбалась. Они с Новаковой, телятницей, повели нас до господы, потом к себе домой, угощали. Хорошо, что Лена была со мной, а то б и домой не отпустили.
На следующее утро за мною заехали пан Ровный, кормовоз, со Зденой. Во Вратиславицком дружстве праздник, конец сенокоса. Собрались в господе. Меня все трясли, обнимали, целовали. Потом приглашали каждый к себе домой в гости. Сидим у Новотных, а Здена Коутска уже меня в сенцах ждет к себе отвести. А у Здены дожидалась пани Губена, доярка тоже, а там – пани Соботова, Новакова, Климешова… Привезли меня на Павловицку вечером, когда уже спать шли, в далеко не трезвом виде. На душе радостно было, хоть и голова кружилась. Хотелось выйти на улицу и орать: «Чехи, я вас люблю!» Маминка (мама Ивина), видя меня такой, ласково мне улыбалась. Она замечательный человек, и я её тоже люблю. И вообще я люблю всех людей на всей Земле.
А на другой день, четырнадцатого августа, отмечали десять лет нашей доченьки, все втроем пошли в зоопарк. Животные здесь не в клетках, как в Москве, а в огромных вольерах, где могут даже и прятаться от людей. Дольше всего общались с обезьянами. Потом, дома уже, Лена прыгала обезьянкой, подаваясь рукою вперед-вбок.
Встречи с бывшими коллегами зоотехниками и с товарищем Гикшем
О нашем приезде узнали все наши бывшие коллеги зоотехники. Решили собраться и время назначили. А за день до этого Руда Кутина приезжал. Услышал от Вондроуша, что мы здесь, и зашёл домой. Он уже работает экономистом в одном из хозяйств Западной Чехии. Немного разочарован своей профессией. Мечтает податься в науку. Вспоминал, как работалось нам вместе. «Я был тогда счастлив», – сказал. А теперь? Я даже не спросила, женился ли он…
Собрались всей нашей зоотехнической братией – Анча, Зденек Гниздил, Йитка Сильна, Ярослава Седлачкова, мы с Ивой… Даже Крамарь Йозеф пришел. Он сидел с нами до одиннадцати вечера, пока не погнали из ресторана, где мы ужинали, пили пиво и вспоминали, как нам работалось и жилось. Оказывается, совсем даже неплохо нам было, хоть и зарплаты вдвое меньше теперешнего. Сейчас все, кроме Анчи, зоотехниками работают в дружствах. Материально хорошо, но уж такая наша зоотехников работа: без проблем, без нервов – ни дня. Однако все еще молодые, веселые. После ресторана Крамарь и Седлачкова попрощались, как порядочные спать поехали, а мы все никак не хотели расходиться, нашли винарню, где за столиками в полутьме пили сухое вино и не переставая болтали обо всем. В два часа ночи закрылась и винарна, а уж надо было до утра дотянуть. И мы нашли еще одно заведение, которое всю ночь, – винный погребок.
Там было нам и вовсе хорошо. Играли на скрипке и на какой-то дудке, танцевали. За столиками по затененным уголкам сидели парочки. Мы два столика сдвинули и сели своей компанией. Заказали вина и каких-то сухариков тоненьких на закуску. В голове приятная пустота и всё, даже то, как Вселенная разлетается, понятно и просто. Говорим, говорим и без конца смеемся. Уже не только работу прежнюю вспоминаем, но и годы детства, каждый – своего. Анча, не переставая широко улыбаться, выказывая ровные красивые зубы, рассказывала русские народные сказки, где все слова были нецензурные. Это надо ж, помнит! Она их еще в сорок пятом слыхала, от русских военных, которые у них квартировали. Неужели всё так и сохранилось в памяти? Потом призналась, что мама ее, учительница, сказочки те от русских переписала (со слов) и читала, когда гости собирались. Анча их наизусть выучила.
Расходились рано утром, когда тяжелый предосенний туман оседал сыростью на отполированной временем брусчатке гулкой улицы. Годика через два-три обязательно встретимся! Обязательно!!!
Уже перед отъездом встретились со своим бывшим шефом Зденеком Гикшем у него на работе. Из Дубницы, где работал председателем дружства, он ушёл и теперь преподает студентам Либерецкого института марксистскую философию (или что-то в этом роде), но освобожденную, как он говорит, от рутины.
– Светлые головы (а они есть в КПЧ!) сейчас много работают над тем, чтобы наш социализм, заскорузлый от консерватизма и бюрократии, сдерживающий развитие, модерным сделать, т. е. соответствующим требованиям времени.
– А как? – задаем наивный вопрос. Гикш, воодушевленный нашим интересом, стал объяснять.
– Во-первых, разрешить критиковать. Мы сейчас только говорим о критике – самокритике, да и критикуем – в своих компаниях, по кухням, да в пивных, где пан шеф «глухой». А надо в открытую, в печати. Цензуру надо отменить или уж как-то ограничить, чтобы хоть в дискуссию не лезла она. Дискуссии помогут партии очиститься, как дождиком весенним смоется грязь, чтобы зелень потом росла, так и здесь. Партии и вообще для развития нужны всамделешные выборы. Чтобы несколько кандидатов было на одно место. Между прочим, в КПСС есть очень умные люди, нас поддерживают. Не в открытую, конечно, потому что и там рутина…
Я была в восторге от встречи. Гикш и раньше нравился мне, а сейчас, помолодевший, с воодушевленным взглядом больших умных глаз, он мне казался живым предвестником благих перемен в Чехословакии.
– Возвращайтесь поскорее, будем работать вместе, – сказал на прощание.
– Постараемся! – бодро отвечали мы, уверенные, что совсем скоро увидимся снова.
Пишу первую научную статью; прощаюсь с Любой
Мелкий дождичек и холодрыга. Мы у себя в общежитии. Чехословакия только в памяти: светлая, сверкающая… А здесь грязюка повсюду (раньше, до Чехословакии, как-то не замечала ее), очереди, как удавы, особенно за колбасой и мясом. По два килограмма в руки, поэтому люди за дефицитом (копчености) целыми клубками стоят, покупают впрок.
Статью для журнала я написала, показала Томмэ, а он изругал: так научные статьи не пишут. Не статья, мол, а водевиль. «Посмотрите, как другие пишут!» Посмотрела в «Животноводстве»: так «научно», что и не понять. «А ты не по „Животноводству“, а по Animal Science равняйся», – подсказал Рядчиков.
Я его совету последовала. Отыскала в американском Animal Science схожую по материалу (поросята) и тематике (аминокислоты) статью и всю ее до слова перевела, благо небольшая. Всё там изложено очень ясно и понятно. Потом написала «свою»: текст, точнее перевод его – почти без изменения из американской статьи, а цифры и цитируемые авторы – свои. «Обсуждение результатов» тоже свое, но в том порядке и стиле, как у американцев. Томмэ хвалил до небес! Сказал, что эту с «Обсуждением» он в «Доклады ВАСХНИЛ» поместит, под двумя подписями, его, члена-корреспондента и моей, а в «Животноводство» пройдет и без «Обсуждения». Статью в «Животноводство» я отвезла лично, отдала прямо в руки заведующей отделом, крупной приятной женщине с романтическим именем Ариадна.
После всех дел позвонила Йирковым. Так, на всякий случай, вдруг еще не уехали. Трубку Люба взяла. Я аж чуть не взлетела от радости. Они здесь! Зовут приходить проститься. Уезжают на днях…
В квартире, как у всех перед отъездом, ералаш. Дети веселые, шумные. А Люба загорелая и грустная. Сказала, что немножко нездоровится ей.
«Ну, пожалуйста, Люба, скажите, что я могу сделать для Вас? Мне очень хочется хоть чем-то порадовать, подарить что-нибудь», – пристаю к ней. «Если можно, учебник грузинского, больше ничего», – с печалинкой в голосе говорит Люба. Пьем чай. И почти все время молчим: не клеится разговор. На прощание она улыбается, хочет веселой казаться. Но я-то вижу: чуть не плачет. Карел тоже в напряжении. «Это потому, что еще точно не знают, где будут жить…» – подумалось мне. Прощаясь, говорим друг другу до скорой встречи в Праге. Разве могла я предположить, что этой встречи с Любой не будет никогда?! Вместе с Карелом она вышла проводить меня до их лифта. Улыбалась, просила писать…
Карел Йирка со своей семьёй на пляже в Сочи, 1965 г. Архив Ольги Ломовой (Йирковой), Прага.
Конференция молодых ученых
«Готовится конференция молодых ученых в ВАСХНИЛе. Срочно отбираются лучшие работы. От своего отдела я предложил вас! – встретил меня Томмэ. – Успеете подготовить?» – «Не знаю». – «Надо успеть. Сначала прослушает вас профессор Зубрилин. Ему поручили окончательный отбор кандидатур от ВИЖа на конференцию».
