Собрание стихотворений

Вечера и ночи

«Долго еще прогорит Веспера скромная лампа…»

Долго еще прогорит Веспера скромная лампа,Но уже светит с небес девы изменчивый лик.Тонкие змейки сребра блещут на влаге уснувшей.Звездное небо во мгле дальнего облака ждет.Вот потянулось оно, легкому ветру послушно,Скрыло богиню, и мрак сладостный землю покрыл.1842

«Что за вечер! А ручей…»

Что за вечер! А ручейТак и рвется.Как зарей-то соловейРаздается!Месяц светом с высотыОбдал нивы,А в овраге блеск воды,Тень да ивы.Знать, давно в плотине течь:Доски гнилы, —А нельзя здесь не прилечьНа перилы.Так-то всё весной живет!В роще, в полеВсё трепещет и поетПоневоле.Мы замолкнем, что в кустахХоры эти, —Придут с песнью на устахНаши дети;А не дети, так пройдутС песнью внуки:К ним с весною низойдутТе же звуки.1847

«Право, от полной души я благодарен соседу…»

Право, от полной души я благодарен соседу:Славная вещь – под окном в клетке держать соловьяГрустно в неволе певцу, но чары сильны у природы:Только прощальным огнем озлатятся кресты на церквахИ в расцветающий сад за высоким, ревнивым заборомВечера свежесть вдыхать выйдет соседка одна, —Тени ночные в певце пробудят желание воли,И под окном соловей громко засвищет любовь.Что за головка у ней, за белые плечи и руки!Что за янтарный отлив на роскошных извивах волос!Стан – загляденье! притом какая лукавая ножка!Будто бы дразнит мелькая… Но вечер давно уж настал…Что ж не поет соловей или что ж не выходит соседка?…Может, сегодня мы все трое друг друга поймем.1842

«Я люблю многое, близкое сердцу…»

Я люблю многое, близкое сердцу,Только редко люблю я…Чаще всего мне приятно скользить по заливуТак – забываясьПод звучную меру весла,Омоченного пеной шипучей, —Да смотреть, много ль отъехалИ много ль осталось,Да не видать ли зарницы…Изо всех островков,На которых редко мерцаютОгни рыбаков запоздалых,Мил мне один предпочтительно…Красноглазый кроликЛюбит его;Гордый лебедь каждой весноюС протянутой шеей летает вокругИ садится с размахаНа тихие воды.Над обрывом утесаРастет, помавая ветвями,Широколиственный дуб.Сколько уж лет тут живет соловей!Он поет по зарям,Да и позднею ночью, когдаМесяц обманчивым светомСеребрит и волны и листья,Он не молкнет, поетВсё громче и громче.Странные мыслиПриходят тогда мне на ум:Что это – жизнь или сон?Счастлив я или только обманут?Нет ответа…Мелкие волны что-то шепчут с кормою,Весло недвижимо,И на небе ясном высоко сверкает зарница.1842

«Вдали огонек за рекою…»

Вдали огонек за рекою,Вся в блестках струится река,На лодке весло удалое,На цепи не видно замка.Никто мне не скажет: «Куда тыПоехал, куда загадал?»Шевелись же весло, шевелися!А берег во мраке пропал.Да что же? Зачем бы не ехать?Дождешься ль вечерней поройОпять и желанья, и лодки,Весла, и огня за рекой?..1842

«Скучно мне вечно болтать о том, что высоко, прекрасно…»

Скучно мне вечно болтать о том, что высоко, прекрасно;Все эти толки меня только к зевоте ведут…Бросив педантов, бегу с тобой побеседовать, друг мой;Знаю, что в этих глазах, черных и умных глазах,Больше прекрасного, чем в нескольких стах фолиантах,Знаю, что сладкую жизнь пью с этих розовых губ.Только пчела узнает в цветке затаенную сладость,Только художник на всём чует прекрасного след.1842

«Я жду… Соловьиное эхо…»

Я жду… Соловьиное эхоНесется с блестящей реки,Трава при луне в бриллиантах,На тмине горят светляки.Я жду… Темно-синее небоИ в мелких, и в крупных звездах,Я слышу биение сердцаИ трепет в руках и в ногах.Я жду… Вот повеяло с юга;Тепло мне стоять и идти;Звезда покатилась на запад…Прости, золотая, прости!1842Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!Опять и опять я люблю тебя,Тихая, теплая,Серебром окаймленная!Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…Меня не видать, зато сам я всё вижу…Дождусь, непременно дождусь:Калитка вздрогнет, растворяясь,Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго,Долго при месяце будет мелькать покрывало.1842

«Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны…»

Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны…Правда, в записках твоих весело мне наблюдать,Как прилив и отлив мыслей и чувства мешаютРучке твоей поверять то и другое листку;Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, —Много и рифм у меня, много размеров живых…Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний,С нежной цезурою уст, с вольным размером любви.1842

«Ночью как-то вольнее дышать мне…»

Ночью как-то вольнее дышать мне,Как-то просторней…Даже в столице не тесно!Окна растворишь:Тихо и чуткоПлывет прохладительный воздух.А небо? А месяц?О, этот месяц-волшебник!Как будто бы кровлиПокрыты зеркальным стеклом,Шпили и кресты – бриллианты;А там, за луной, небосклонЧем дальше – светлей и прозрачней.Смотришь – и дышишь,И слышишь дыханье свое,И бой отдаленных часов,Да крик часового,Да изредка стук колесаИли пение вестника утра.Вместе с зарею и сон налетает на вежды,Светел, как призрак.Голову клонит, – а жаль от окна оторваться!1842

«Рад я дождю… От него тучнеет мягкое поле…»

Рад я дождю… От него тучнеет мягкое поле,Лист зеленеет на ветке и воздух становится чище;Зелени запах одну за одной из ульев многошумныхПчел вызывает. Но что для меня еще лучше,Это – когда он ее на дороге ко мне орошает!Мокрые волосы, гладко к челу прилегая,Так и сияют у ней, – а губки и бледные ручкиТак холодны, что нельзя не согреть их своими устамиНо нестерпим ты мне ночью бессонною, Плювий Юпитер!Лучше согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать,Лучше колеса пускай гремят непрестанно у окон,Чем этот шум и удары глупых, бессмысленных капель;Точно как будто бы птиц проклятое стадоСотнями ног и носов терзают железную кровлю.Юпитер Плювий, помилуй! Расти сколько хочешь цветов тыДля прекрасной и лавров юных на кудри поэта,Только помилуй – не бей по ночам мне в железную кровлю!1842

«Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо?…»

Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо?С криком летят через дом к теплым полям журавли,Желтые листья шумят, в березнике свищет синица.Ты говоришь, что опять теплой дождемся весны…Друг мой! могу ль при тебе дожидаться блаженства в грядущем?Разве зимой у тебя меньше ланиты цветут?..В зеркале часто себя ты видишь, с детской улыбкойСвой поправляя венок; так разреши мне сама,Где у тебя на лице более жизни и страсти:Вешним ли утром в саду, в полном сияньи зари,Иль у огня моего, когда я боюсь, чтобы искра,С треском прыгнув, не сожгла ножки-малютки твоей?1842

«Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждый…»

Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждыйОбраз пугливо-немой дольше трепещет во мгле;Самые звуки доступней, даже когда, неподвижен,Книгу держу я в руках, сам пробегая в умеВсё невозможно-возможное, странно-бывалое… ЛампаТомно у ложа горит, месяц смеется в окно,А в отдалении колокол вдруг запоет – и тихонькоВ комнату звуки плывут; я предаюсь им вполне.Сердце в них находило всегда какую-то влагуТочно как будто росой ночи омыты они.Звук всё тот же поет, но с каждым порывом иначе:То в нем меди тугой более, то серебра.Странно, что ухо в ту пору, как будто не слушая, слышит;В мыслях иное совсем, думы – волна за волной…А между тем еще глубже сокрытая сила объемлетЛампу, и звуки, и ночь, их сочетавши в одно.Так между влажно-махровых цветов снотворного макуПолночь роняет порой тайные сны наяву.1843

«Летний вечер тих и ясен…»

Летний вечер тих и ясен;Посмотри, как дремлют ивы;Запад неба бледно-красен,И реки блестят извивы.От вершин скользя к вершинам,Ветр ползет лесною высью.Слышишь ржанье по долинам?То табун несется рысью.1847

«Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках…»

Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках,Если луна с высоты прямо глядит на меняИ, проникая стекло, нарисует квадраты лучамиПо полу, комнату всю дымом прозрачным поя,А за окошком в саду, между листьев сирени и липы,Черные группы деля, зыбким проходит лучомМежду ветвями – и вниз ее золоченые стрелыЯрким стремятся дождем, иль одинокий листокЛунному свету мешает рассыпаться по земи, сам же,Светом осыпанный весь, черен дрожит на тени.Я восклицаю: блажен, трижды блажен, о Диана,Кто всемогущей судьбой в тайны твои посвящен!1847

«Шепот, робкое дыханье…»

Шепот, робкое дыханье,Трели соловья,Серебро и колыханьеСонного ручья,Свет ночной, ночные тени,Тени без конца,Ряд волшебных измененийМилого лица,В дымных тучках пурпур розы,Отблеск янтаря,И лобзания, и слезы,И заря, заря!..1850

«На стоге сена ночью южной…»

На стоге сена ночью южнойЛицом ко тверди я лежал,И хор светил, живой и дружный,Кругом раскинувшись, дрожал.Земля, как смутный сон немая,Безвестно уносилась прочь,И я, как первый житель рая,Один в лицо увидел ночь.Я ль несся к бездне полуночной,Иль сонмы звезд ко мне неслись?Казалось, будто в длани мощнойНад этой бездной я повис.И с замираньем и смятеньемЯ взором мерил глубину,В которой с каждым я мгновеньемВсё невозвратнее тону.1857

«Заря прощается с землею…»

Заря прощается с землею,Ложится пар на дне долин,Смотрю на лес, покрытый мглою,И на огни его вершин.Как незаметно потухаютЛучи и гаснут под конец!С какою негой в них купаютДеревья пышный свой венец!И всё таинственней, безмернейИх тень растет, растет, как сон;Как тонко по заре вечернейИх легкий очерк вознесен!Как будто, чуя жизнь двойнуюИ ей овеяны вдвойне, —И землю чувствуют роднуюИ в небо просятся оне.1858

Колокольчик

Ночь нема, как дух бесплотный,Теплый воздух онемел;Но как будто мимолетныйКолокольчик прозвенел.Тот ли это, что мешаетВдалеке лесному снуИ, качаясь, набегаетНа ночную тишину?Или этот, чуть заметныйВ цветнике моем и днем,Узкодонный, разноцветный,На тычинке под окном?1859

«Молятся звезды, мерцают и рдеют…»

Молятся звезды, мерцают и рдеют,Молится месяц, плывя по лазури,Легкие тучки, свиваясь, не смеютС темной земли к ним притягивать бури.Видны им наши томленья и горе,Видны страстей неподсильные битвы,Слезы в алмазном трепещут их взоре —Всё же безмолвно горят их молитвы.1883

«Благовонная ночь, благодатная ночь…»

Благовонная ночь, благодатная ночь,Раздраженье недужной души!Всё бы слушал тебя – и молчать мне невмочьВ говорящей так ясно тиши.Широко раскидалась лазурная высь,И огни золотые горят;Эти звезды кругом точно все собрались,Не мигая, смотреть в этот сад.А уж месяц, что всплыл над зубцами аллейИ в лицо прямо смотрит, – он жгуч;В недалекой тени непроглядных ветвейИ сверкает, и плещется ключ.И меняется звуков отдельный удар;Так ласкательно шепчут струи,Словно робкие струны воркуют гитар,Напевая призывы любви.Словно всё и горит и звенит заодно,Чтоб мечте невозможной помочь;Словно, дрогнув слегка, распахнется окноПоглядеть в серебристую ночь.28 апреля 1887

«Сегодня все звезды так пышно…»

Сегодня все звезды так пышноОгнем голубым разгорались,А ты промелькнула неслышно,И взоры твои преклонялись.Зачем же так сердце нестройноИ робко в груди застучало?Зачем под прохладой так знойноВ лицо мне заря задышала?Всю ночь прогляжу на мерцанье,Что светит и мощно и нежно,И яркое это молчаньеРазгадывать стану прилежно.27 октября 1888

«От огней, от толпы беспощадной…»

От огней, от толпы беспощаднойНезаметно бежали мы прочь;Лишь вдвоем мы в тени здесь прохладной,Третья с нами лазурная ночь.Сердце робкое бьется тревожно,Жаждет счастье и дать и хранить;От людей утаиться возможно,Но от звезд ничего не сокрыть.И безмолвна, кротка, серебриста,Эта полночь за дымкой сквознойВидит только что вечно и чисто,Что навеяно ею самой.7 февраля 1889

Степь вечером

Клубятся тучи, млея в блеске алом,Хотят в росе понежиться поля,В последний раз, за третьим перевалом,Пропал ямщик, звеня и не пыля.Нигде жилья не видно на просторе.Вдали огня иль песни – и не ждешь!Всё степь да степь. Безбрежная, как море,Волнуется и наливает рожь.За облаком до половины скрыта,Луна светить еще не смеет днем.Вот жук взлетел, и прожужжал сердито,Вот лунь проплыл, не шевеля крылом.Покрылись нивы сетью золотистой,Там перепел откликнулся вдали,И слышу я, в изложине росистойВполголоса скрыпят коростели.Уж сумраком пытливый взор обманут.Среди тепла прохладой стало дуть.Луна чиста. Вот с неба звезды глянут,И как река засветит Млечный Путь.1854

Вечер

Прозвучало над ясной рекою,Прозвенело в померкшем лугу,Прокатилось над рощей немою,Засветилось на том берегу.Далеко, в полумраке, лукамиУбегает на запад река.Погорев золотыми каймами,Разлетелись, как дым, облака.На пригорке то сыро, то жарко,Вздохи дня есть в дыханье ночном, —Но зарница уж теплится яркоГолубым и зеленым огнем.1855

Баллады

Змей

Чуть вечерней росоюОсыпается трава,Чешет косу, моет шеюЧернобровая вдова.И не сводит у окошкаС неба темного очей,И летит, свиваясь в кольца,В ярких искрах длинный змей.И шумит всё ближе, ближе,И над вдовьиным двором,Над соломенною крышейРассыпается огнем.И окно тотчас затворитЧернобровая вдова;Только слышатся в светлицеПоцелуи да слова.1847

Лихорадка

«Няня, что-то всё не сладко!Дай-ка сахар мне да ром.Всё как будто лихорадка,Точно холоден наш дом».– «Ах, родимый, бог с тобою:Подойти нельзя к печам!При себе всегда закрою,Топим жарко – знаешь сам».– «Ты бы шторку опустила…Дай-ка книгу… Не хочу…Ты намедни говорила,Лихорадка… я шучу…»– «Что за шутки спозаранок!Уж поверь моим словам:Сестры, девять лихоманок,Часто ходят по ночам.Вишь, нелегкая их носитСонных в губы целовать!Всякой болести напросит,И пойдет тебя трепать».– «Верю, няня!.. Нет ли шубы?Хоть всего не помню сна,Целовала крепко в губы —Лихорадка ли она?»1847

Видение

Не ночью, не лживоВо сне пролетело виденье:Свершилося диво —Земле подобает смиренье!Прозрачные тучиНад дикой Печерской гороюСплывалися в кучиПод зыбью небес голубою,И юноши в беломЛетали от края до края,Прославленным теломОчам умиленным сияя.На тучах, высоко,Всё выше, в сиянии славы,Заметно для окаВставали Печерские главы.1843

Геро и Леандр

Бледен лик твой, бледен, дева!Средь упругих волн напеваЯ люблю твой бледный лик.Под окном на всём простореТолько море – только в мореВолн кочующих родник.Тихо. Море голубоеВзору жадному в покоеКаждый луч передает.Что ж там в море – чья победа?Иль в зыбях, вторая Леда,Лебедь-бог к тебе плывет?Не бессмертный, не бессонный,Нет, то юноша влюбленныйПроложил отважный путь,И, полна огнем желаний,Волны взмахом крепкой дланиМолодая режет грудь.Меркнет день; из крайней тучиВдоль пучины ветр летучийНаправляет шаткий бег,И под молнией багровойСтрашный вал белоголовыйС ревом прыгает на брег.Где ж он, Геро? С бездной споряУдушающего моря,На свиданье он спешит!Хоть бесстрастен, хоть безгласен,Но по-прежнему прекрасен,Он у ног твоих лежит.Бледен лик твой, бледен, дева!Средь упругих волн напеваЯ люблю твой бледный лик.Под окном на всём простореТолько море – только в мореВолн кочующий родник.1847

Тайна

Почти ребенком я была,Все любовались мной;Мне шли и кудри по плечам,И фартучек цветной.Любила мать смотреть, как яМолилась поутру,Любила слушать, если яПевала ввечеру.Чужой однажды посетилНаш тихий уголок;Он был так нежен и умен,Так строен и высок.Он часто в очи мне гляделИ тихо руку жалИ тайно глаз мой голубойИ кудри целовал.И, помню, стало мне вокругПри нем всё так светло,И стало мутно в головеИ на сердце тепло.Летели дни… промчался год…Настал последний час —Ему шепнула что-то мать,И он оставил нас.И долго-долго мне пришлосьИ плакать, и грустить,Но я боялася о немКого-нибудь спросить.Однажды вижу: милый гость,Припав к устам моим,Мне говорит: «Не бойся, друг,Я для других незрим».И с этих пор – он снова мой,В объятиях моих,И страстно, крепко он меняЦелует при других.Все говорят, что яркий светЛанит моих – больной.Им не узнать, как жарко ихЦелует милый мой!1842

Ворот

«Спать пора! Свеча сгорела,Да и ты, моя краса, —Голова отяжелела,Кудри лезут на глаза.Стань вот тут перед иконы,Я постельку стану стлать.Не спеши же класть поклоны,„Богородицу“ читать!Видишь, глазки-то бедняжкиТак и просятся уснуть.Только ворот у рубашкиНадо прежде расстегнуть».– «Отчего же, няня, надо?»– «Надо, друг мой, чтоб тобой,Не сводя святого взгляда,Любовался ангел твой.Твой хранитель, ангел божий,Прилетает по ночам,Как и ты, дитя, пригожий,Только крылья по плечам.Коль твою он видит душку,Ворот вскрыт – и тих твой сон:Тихо справа на подушку,Улыбаясь, сядет он;А закрыта душка, спрячетДушку ворот – мутны сны:Ангел взглянет и заплачет,Сядет с левой стороны.Над тобой господня сила!Дай, я ворот распущу.Уж подушку я крестила —И тебя перекрещу».1847

«На дворе не слышно вьюги…»

На дворе не слышно вьюги,Над землей туманный пар.Уж давно вода остыла,Смолк шумливый самовар.Няня старая не видитИ не слышит – всё прядет:Мочку левую пощиплет,Правой нитку отведет.А ребенок всё играет.Как хорош он при огне!И кудрявая головкаОтразилась на стене.Вот задумалася няня,Со свечи нагар снялаИ прекрасного малюткуБлиже к свечке подвела.«Дай-ка ручки! – Няня хочетПосмотреть на их черты. —Что, на пальчиках дорожкиНе кружками ль завиты?»Няня смотрит… Вот вздохнула…«Ничего, дитя мое!»Вот заплакала – и плачетМальчик, глядя на нее.1842

Легенда

Вдоль по берегу полямиЕдет сын княжой;Сорок отроков верхамиСледуют толпой.Странен лик его суровый,Всё кругом молчит,И подкова лишь с подковойЧасто говорит.«Разгуляйся в поле», – сынуГоворил старик.Знать, сыновнюю кручинуСтарый взор проник.С золотыми стременамиКняжий аргамак;Шемаханскими шелкамиВышит весь чепрак.Но, печален в поле чистом,Князь себе не радИ не кличет громким свистомКречетов назад.Он давно душою жаркойВ перегаре силВсю неволю жизни яркойВтайне отлюбил.Полюбить успев веригиМолодой тоски,Переписывает книги,Пишет кондаки.И не раз, в минуты битвыС жизнью молодой,В увлечении молитвыНаходил покой.Едет он в раздумье шагомНа лихом коне;Вдруг пещеру за оврагомВидит в стороне:Там душевной жажде пищуСтарец находил,И к пустынному жилищуКнязь поворотил.Годы страсти, годы спораПронеслися вдруг,И пустынного простораОн почуял дух.Слез с коня, оборотилсяК отрокам спиной,Снял кафтан, перекрестился —И махнул рукой.1843

Антологические стихи

Греция

Там, под оливами, близ шумного каскада,Где сочная трава унизана росой,Где радостно кричит веселая цикадаИ роза южная гордится красотой,Где храм оставленный подъял свой купол белыйИ по колоннам вверх кудрявый плющ бежит, —Мне грустно: мир богов, теперь осиротелый,Рука невежества забвением клеймит.Вотще… В полночь, как соловей восточныйСвистал, а я бродил незримый за стеной,Я видел: грации сбирались в час урочныйВ былой приют заросшею тропой.Но в плясках ветреных богини не блисталиМолочной пеной форм при золотой луне;Нет, – ставши в тесный круг, красавицы шептали…«Эллада!» – слышалось мне часто в тишине.1840

Вакханка

Под тенью сладостной полуденного сада,В широколиственном венке из виноградаИ влаги вакховой томительной полна,Чтоб дух перевести, замедлилась она.Закинув голову, с улыбкой опьяненья,Прохладного она искала дуновенья,Как будто волосы уж начинали жечьГорячим золотом ей розы пышных плеч.Одежда жаркая всё ниже опускалась,И молодая грудь всё больше обнажалась,А страстные глаза, слезой упоены,Вращались медленно, желания полны.1843

Диана

Богини девственной округлые черты,Во всём величии блестящей наготы,Я видел меж дерев над ясными водами.С продолговатыми, бесцветными очамиВысоко поднялось открытое чело, —Его недвижностью вниманье облегло,И дев молению в тяжелых муках чреваВнимала чуткая и каменная дева.Но ветер на заре между листов проник, —Качнулся на воде богини ясный лик;Я ждал, – она пойдет с колчаном и стрелами,Молочной белизной мелькая меж древами,Взирать на сонный Рим, на вечный славы град,На желтоводный Тибр, на группы колоннад,На стогны длинные… Но мрамор недвижимыйБелел передо мной красой непостижимой.1847

«Влажное ложе покинувши, Феб златокудрый направил…»

Влажное ложе покинувши, Феб златокудрый направилБыстрых коней, Фаетонову гибель, за розовой Эос;Круто напрягши бразды, он кругом озирался, и тотчасБойкие взоры его устремились на берег пустынный.Там воскурялся туман благовонною жертвою; мореТихо у желтых песков почивало; разбитая лодка,Дном опрокинута вверх, половиной в воде, половинойВ утреннем воздухе, темной смолою чернела – и тут же,Влево разбросаны были обломки еловые весел,Кожаный щит и шелом опрокинутый, полные тины.Дальше, когда порассеялись волны тумана седого,Он увидал на траве, под зеленым навесом каштана(Трижды его обежавши, лоза окружала кистями), —Юношу он на траве увидал: белоснежные членыБыли раскинуты, правой рукою как будто теснил онГрудь, и на ней-то прекрасное тело недвижно лежало,Левая навзничь упала, и белые формы на темнойЗелени трав благовонных во всей полноте рисовались;Весь был разодран хитон, округлые бедра белели,Будто бы мрамор, приявший изгибы из рук Праксителя,Ноги казали свои покровенные прахом подошвы,Светлые кудри чела упадали на грудь, осеняяМертвую силу лица и глубоко-смертельную язву.1847

Кусок мрамора

Тщетно блуждает мой взор, измеряя твой мрамор начатый,Тщетно пытливая мысль хочет загадку решить:Что одевает кора грубо изрубленной массы?Ясное ль Тита чело, Фавна ль изменчивый лик,Змей примирителя – жезл, крылья и стан быстроногий,Или стыдливости дев с тонким перстом на устах?1847

К юноше

Друзья, как он хорош за чашею вина!Как молодой души неопытность видна!Его шестнадцать лет, его живые взоры,Ланиты нежные, заносчивые споры,Порывы дружества, негодованье, гнев —Всё обещает в нем любимца зорких дев.1847

«С корзиной, полною цветов, на голове…»

С корзиной, полною цветов, на головеИз сумрака аллей она на свет ступила, —И побежала тень за ней по мураве,И пол-лица ей тень корзины осенила;Но и под тению узнаешь ты как разПриметы южного созданья без ошибки —По светлому зрачку неотразимых глаз,По откровенности младенческой улыбки.1847

«В златом сиянии лампады полусонной…»

В златом сиянии лампады полусоннойИ отворя окно в мой садик благовонный,То прохлаждаемый, то в сладостном жару,Следил я легкую кудрей ее игру:Дыханьем полночи их тихо волновалоИ с милого чела красиво отдувало…1843

«Питомец радости, покорный наслажденью…»

Питомец радости, покорный наслажденью,Зачем, коварный друг, не внемля приглашенью,Ты наш вечерний пир вчера не посетил?Хозяин ласковый к обеду пригласилВ беседку, где кругом, не заслоняя сада,Полувоздушная обстала колоннада.Диана полная, глядя между ветвей,Благословляла стол улыбкою своей,И явства сочные с их паром благовонным,Отрадно-лакомым гулякам утонченным,И – отчих кладовых старинное добро —Широкодонных чаш литое серебро.А ветерок ночной, по фитилям порхая,Качал слегка огни, нам лица освежая.Зачем ты не сидел меж нами у стола?Тут в розовом венке и Лидия была,И Пирра смуглая, и Цинтия живая,И ученица муз Неэра молодая,Как Сафо, страстная, пугливая, как лань…О друг! я чувствую, я заплачу ей даньЛюбви мечтательной, тоскливой, безотрадной…Я наливал вчера рукою беспощадной, —Но вспоминал тебя, и, знаю, вполпьянаМешал в заздравиях я ваши имена.1847

«Уснуло озеро; безмолвен лес…»

Уснуло озеро; безмолвен лес;Русалка белая небрежно выплывает;Как лебедь молодой, луна среди небесСкользит и свой двойник на влаге созерцает.Уснули рыбаки у сонных огоньков;Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;Порой тяжелый карп плеснет у тростников,Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;Но звуки тишины ночной не прерывают, —Пускай живая трель ярка у соловья,Пусть травы на воде русалки колыхают…1847

К красавцу

Природы баловень, как счастлив ты судьбой!Всем нравятся твой рост, и гордый облик твой,И кудри пышные, беспечностью завиты,И бледное чело, и нежные ланиты,Приподнятая грудь, жемчужный ряд зубов,И огненный зрачок, и бархатная бровь;А девы юные, украдкой от надзора,Толкуют твой ответ и выраженье взора,И после каждая, вздохнув наедине,Промолвит: «Да, он мой – его отдайте мне!»Как сон младенчества, как первые лобзаньяС отравой сладкою безумного желанья,Ты полон прелести в их памяти живешь,Улыбкам учишь их и к зеркалу зовешь;Не для тебя ль они, при факеле Авроры,Находят новый взгляд и новые уборы?Когда же ложе их оденет темнота,Алкают уст твоих, раскрывшись, их уста.1841

Сон и Пазифая

Ярко блестящая пряжка над белою полною грудью  Девы хариты младой – ризы вязала концы,Свежий венок прилегал к высоко подвязанным косам,  Серьги с подвеской тройной с блеском качались в ушах,Сзади вились по плечам, умащенные сладкою амброй,  Запах далеко лия, волны кудрей золотых.Тихо ступала нога круглобедрая. Так Пазифаю  Юноша Сон увидал, полон желанья любви.Крепкой обвита рукой, покраснела харита младая,  Но возрастающий жар вежды прекрасной сомкнул,И в упоеньи любви на цветы опускаяся, дева,  Члены раскинув, с кудрей свой уронила венок.1842