Десять

Про систему Петя тогда не понимал, а лишь догадывался. Понимание пришло позже, когда его, отличника по всем предметам, выбрали комсоргом школы. Именно тогда он начал впервые ощущать вкус: ему несли папки с личными делами будущих комсомольцев, и он решал, кому пора вступать в ряды…, а кому нужно ещё… поучить устав. Глаза друзей, ожидавших его решения, он видел очень отчётливо, понимал, сочувствовал, но своего решения не менял.

Цели уже тогда были поставлены твёрдо и решительно.

Он оканчивает школу с золотой медалью. Сдав один экзамен, поступает в университет и сразу попадает в чётко выверенную и отлаженную иерархию, – систему распределения мест и благ.

Эта система быстро «двигала» человека из слоя в слой: пионерская система, воспитав юного винтика нового будущего, сдавала его на комсомольский «конвейер». Тот, в свою очередь, обогащал поступивших «винтиков» новой сутью: «смысл своей деятельности комсомол видит в осуществлении решений партии и Советского правительства». «Набив» будущего специалиста нужными и ненужными университетскими знаниями «под завязку», система посылала их в далекие республики обогащаться опытом, чтобы на деле проверить умение «винтиков» закручивать нужные «гайки», то есть своими руками и строить эту «новую жизнь» страны.

«Винтики» нередко ломались, «гайки» лопались, но в целом система работала, неимоверно истощая и измучивая собственное трудящееся население: молодёжь страны вкладывала всё, что у неё было на тот момент: юность, силы, здоровье, энтузиазм… – всё было оставлено там, где-то в Средней Азии, между свежеуложенными кирпичиками здания общежития для работников нового хлопкового комбината.

Отдав «коммунистическим стройкам века» почти семь лет, и осознав, что из всего этого молодого набора «будущего строителя коммунизма» остался лишь энтузиазм, Пётр возвращается в Москву с молодой женой Олей и четырехлетней дочкой Наташенькой. В придачу к молодой семье он имеет медаль «За трудовые заслуги», отличную характеристику и весомый опыт управления людьми.

Была одна довольно важная деталь в образе тридцатилетнего «комсомольского труженика» Петра СергеевичаМолодцова, – он был преданным системе специалистом, на которых тогда делали ставку в ротации управляющих кадров. Про таких, как он, старшие товарищи на закрытых заседаниях бесчисленных исполкомов и комиссий, где распределялись должности, говорили, шамкая губами и слегка кивая головой: «Тхолковый… тхолковый…»

В новой системе координат, которая начала вылезать из-под земли с началом перестройки, он уже твёрдо знал своё место и знал, куда именно ему нужно двигаться.

Ему, боевому и опытному комсоргу школы, руководителю экспедиции и начальнику стройки, сразу же было предложено место первого зама в серьёзном ведомстве. Организация небольшая, она входила в систему одного важного министерства, была очень тесно связанна с техническим обеспечением больниц и медицинских центров и поэтому чужих туда не пускали.

Пётр спокойно встретил своё первое назначение и лишь отметил про себя, что первая поставленная цель уже достигнута. Кооперативная квартира в центре Москвы, доставшаяся от родителей, перспективная должность, молодая семья, до работы несколько остановок в переполненном троллейбусе, – но зато… важный пост, который сулил много интересного.

Ведомство, куда назначили Петра Сергеевича, стояло на первом рубеже борьбы за здоровье граждан. Каждый день в новостях твердили о том, что здоровье является одним из главных ресурсов страны, каждый день по телевизору показывали, какие средства направляются на эти цели. «Все прогрессивное человечество» шагало в направлении свободного рынка, демократии и гласности. А в тихих полутёмных кабинетах, под бой старинных часов, на столах с пыльными зелёными лампами продолжали властвовать цифры и человеческие страсти.

2.

И десяти минут не понадобилось Петру Сергеевичу, чтобы сообразить, что к чему.

Усевшись в мягкое дерматиновое кресло в своём первом ведомственном кабинете, Пётр Сергеевич открыл две толстые папки с документами ведомства – и сразу понял, кому, сколько и какого оборудования необходимо отпускать. В одной папке были аккуратно сложены заявки на оборудование из регионов, а в другой, – «несуществующей» для многих папке, – были выписаны названия фирм-поставщиков и аккуратные столбики непонятных, на первый взгляд, цифр. На самом деле, Пётр сразу увидел соотношение одних цифр и других и понял, что во второй папке записывались суммы денежных переводов компаний-посредников на счета в иностранных банках. Кому принадлежали эти счета, Пётр Сергеевич догадывался.

Арифметика поставок была проста и незатейлива, её «оригинальность» заключалась в том, что дополнительный доход образовывался сразу с двух сторон: ведь на сто единиц планового оборудования было двести шестьдесят заявок из регионов, а с другой стороны, – более трёхсот поставщиков техники были готовы «доплачивать» за победу в тендере.

Существовали и другие формы «сотрудничества», – поставка фиктивного оборудования, «потеря» поставщика, банкротство посредников… Человеческая мысль, когда она работает в своих корыстных интересах, способна выдумать такие сложные и запутанные бизнес-связи, что если этот «клубок» кто-то попытается размотать, – просто порвёт всё и не найдёт ни виновных, ни самой техники, ни денег, выделенных на закупку. В «святая святых» ведомства, – к определению поставщиков и планированию «операций» – допускались лишь избранные и проверенные лица. Ведомство работало во всю свою административную силу, выполняя план по распределению оборудования, к концу года даже получая от вышестоящего министерства премии за выполнение пресловутого плана поставок.

Новые назначенцы, которых определяли на эту должность, начинали обычно с ремонта кабинета и замены мебели, но у Петра Сергеевича была не просто деловая хватка, а какое-то особое чутьё на те возможности, которые сулила его новая должность. Не вылезая из кабинета в течение недели, он подготовил проект реструктуризации ведомства. По его проекту, министерство получало в лице этой организации одновременно исполнительный и контролирующий орган, избавляя себя от излишней головной боли.

Проект был принят с первой попытки. Старшие седые товарищи, назначившие Петра на эту должность, долго изумлялись деловой хватке своего молодого «протеже», но ещё больше удивлялись размерам своих денежных счетов в иностранных банках, которые выросли в разы с момента его назначения.

Вскоре Петру Сергеевичу уже не нужно было втискиваться утром в переполненный троллейбус, – ему был выделен престижный ведомственный автомобиль с личным водителем и секретарша Леночка. А уже через пять лет старую кооперативную квартиру сменили апартаменты в престижном жилом районе.

Желания шли к целям семимильными шагами…

К тому времени его жена Оля родила сына Димочку, и в подарок на тридцатипятилетие получила от мужа импортное бриллиантовое колье.

Но не эти вещи и товары привлекали Петра Сергеевича… Его цели росли вместе с его административными возможностями, и нужно сказать, что они были под стать ему, высокому крепкому мужчине с широкими плечами, твёрдым подбородком, в идеальном костюме и дорогом галстуке. Идеально начищенная обувь, дорогой портфель, заграничные красивые очки, уверенный немногословный взгляд тёмных глаз и мощные, жилистые руки, – казалось, что Пётр только что сошёл с обложки серьёзного журнала.

Он уже не вспоминал о целях, о точках, о которых думал в детстве. Точки «хорошо», «очень хорошо» были уже где-то рядом, и казалось ещё чуть-чуть и все цели будут достигнуты. Оставалось сделать несколько сильных рывков.

3.

Ведомство, которым руководил Пётр Сергеевич, размещалось в старом, тихом здании. Коридоры были устланы красными ковровыми дорожками, а в тихих серо-жёлтых кабинетах сидели молчаливые администраторы и делопроизводители. По коридорам передвигались курьеры и секретари с кипами бумаг и листочками-распоряжениями, скрепками подколотыми к многотомным «коронам».

Приёмную руководителя ведомства украшали высокие колонны и копии древнегреческих статуй. Здесь было особенно тихо, и иногда, в конце месяца, из главного кабинета выкатывали тележку, доверху груженую папками и бумагами. Каждая такая папка, – словно большой невидимый пирог, и каждый «кусок» в нём был подробно расписан и обозначен. Далее происходило незаметное, существующее лишь на бумаге, движение намеченных «кусков пирога» в разные стороны, – наиболее напористый руководитель с помощью подписанных приказов и распоряжений вышестоящих руководителей «подминал» под себя часть бюджета, которая в прошлом периоде принадлежала другому департаменту.

Тихая, почти молчаливая ведомственная борьба не видна и не слышна простому обывателю, – бюрократический фронт работает тихо: в этом мутном, еле прозрачном ведомственном «эфире» слышны лишь только щелчки пальцев по компьютерным клавишам. Это набирается текст очередной докладной записки, а на самом деле на молчаливом «бумажном фронте» каждая такая записка, приказ – словно залп орудия. Неслышные залпы орудий «взрывают» спокойствие ведомства: это где-то на флангах наступают бюрократы-юристы, казуистически трактуя то или иное место в законодательных актах, которые сами же и писали несколько лет назад.

Им отвечают цветные раскрашенные «бомбы» – диаграммы, с очерченными сегментами, подготовленные экспертами-экономистами для презентаций на заседаниях и комиссиях. Каждая такая «бомба» доказывает невозможность той или иной трактовки законодательства в пользу юристов.

Между флангами и линией фронта слышны разрывы «информационной артиллерии», – это меткими «орудиями-статьями» бьют журналисты, оплаченные заказчиками с той или иной стороны.

В этой бюрократической войне несведущему человеку очень трудно понять, где красные, где зеленые, где синие, и вообще, – ради чего идёт спор? Кто за кого? О чём вообще идёт речь? И если кого-то вы спросите, – «а за что, собственно, борются?», – не моргая глазами, каждый чиновник на любом уровне «системы» честно скажет: «за качество и своевременность медицинских услуг для населения».

И будет прав.

Тихая подковёрная борьба продолжается до тех пор, пока откуда-то сверху не раздаётся уверенный голос: «У нас нет проблемы с бюджетом, все подготовлено и отправлено на утверждение в установленные сроки».

И всё сразу замолкает.

Пётр Сергеевич сначала просматривал все бумаги, которые приходили ему на подпись. Затем, когда бумаги завалили все пространство большого стола, – он отдал разбирать их своим помощникам, затем распределил иерархию документов на четыре уровня, и просматривал лишь бумаги первого уровня, – самые важные. К этому времени он обзавёлся первым помощником, – взял на должность своего близкого друга, Сергея Круглова, с которым работал ещё на комсомольских стройках.

Кто работал в государственных учреждениях в то время, знает, что смысл многих подобных ведомств часто вообще не поддаётся разумному пониманию. Так, организации со странными названиями «По контролю над….» вообще не занимались предметом своей деятельности, а лишь запутывали всё и всех. В итогах работы многих ведомств встречалась одна любопытная деталь: чёрным по белому в отчётах было написано: «все поставленные на текущий год задачи решены», и здесь же, в конце отчёта, аккуратно добавлено: «но проблем в отрасли становится всё больше». А дальше, словно по мановению волшебной палочки: «рост числа таких проблем в данной отрасли требует новых подходов, решений, ну и конечно, финансов». Система «двигала» сама себя и росла год от года.

Только опытный чиновник-боец мог принять вызов подобной системы, встроиться в неё, дать ход «организационным решениям» или «поставить» административные барьеры. И вот тут – вперёд, к новым должностям прорывались толковые, пробивные молодые специалисты, имеющие к тридцати пяти… сорока годам значительный опыт руководства коллективами и тесные связи с людьми, принимающими решения.

Пётр Сергеевич с такими коллегами дружбу водил. Он умел это делать, – чтобы «водить дружбу» с такими людьми, нужно было не только обладать определённым «статусом», но и со вкусом этот «статус» поддерживать. Так, некоторые его старшие друзья уже в те годы приглашали Петра Сергеевича погостить с семьёй на частной вилле на юге Франции, другие звали посмотреть лондонскую квартиру, третьи – покатать на небольшой яхте в Адриатическом море, – словом, коллеги Петра Сергеевича охотно показывали умение «достойно обладать высоким статусом». Но Пётр Сергеевич не хотел останавливаться на широком ведомственном месте, он планировал двигаться выше, а поэтому в своём новом назначении повёл себя ещё предприимчивее.

Около девяти лет он лично вёл те самые записи в двух толстых папках. За эти годы папки даже не истерлись, не пожелтели и не выцвели, – казалось, никакое время не властно над продукцией китайской канцелярской промышленности. Однако в сохранности этих двух папок Пётр видел какое-то мистическое действие, доставая из несгораемого сейфа эти папки дома, он каждый раз волновался, закрывал шторы и долго просматривал сделанные записи.

За эти годы состояние его счетов в нескольких иностранных банках выросло до суммы с несколькими нулями – ещё десять лет назад он и не думал о таких деньгах. Теперь наступала пора, когда счета приходилось открывать на жену и помощника, – слишком велика была вероятность того, что кто-то мог «покопаться» в его финансовых операциях, проводимых через разные банки и платёжные терминалы.

На десятый год, «система» начала очередное «движение»: Петру Сергеевичу было предложено перейти на работу в министерство и возглавить комитет по закупкам медицинского оборудования. «Система» берегла его как самого выгодного руководителя, как того, кто «выжмет» всё из своей должности и из выгодной экономической ситуации, и поэтому долго подбирала ему подходящее место. Пётр уже не вспоминал о целях, его «несло» к очередным возможностям, которые бросала ему под ноги судьба…

4.

Новый кабинет Петра Сергеевича был совсем не похож на первый. Здесь всё было отделано в современном стиле: дорогие породы дерева, немецкая мебель, высокие потолки и массивные широкие окна с превосходным видом. Сидя в глубоком кожаном кресле на новом месте в министерстве, куда его назначили после суровой бюрократической практики, Пётр Сергеевич в очередной раз начал деятельность с реформ: выстроил более чёткий и понятный порядок – сократил количество своих заместителей с пяти до двух, изменил ряд должностных инструкций и административных регламентов, в результате чего делать то, что делали раньше, стало значительно труднее.

Это была гибкая, но крепкая система. Чтобы «расти» в ней, каждый её участник должен был постоянно доказывать свою преданность и надёжность. Сбоев в «системе» не должно было быть: своей должностью и своим местом каждый укреплял и расширял внешнее поле действия системы. Назначения со стороны были редки, обычно такой человек встраивался в систему «по горизонтали», быстро осваивался и, лишь отработав несколько лет, мог начать движение «по вертикали».

Но были и проколы.

Обычно это были неадекватные люди, – они ломали «систему» взаимоотношений своими непомерно высокими запросами или амбициями. Система расправлялась с такими «членами» своеобразно: человека выталкивали и «сдавали» в нужные инстанции. Были показательные разоблачения, коррупционные дела и следственные действия. Впоследствии скандал затихал, и система тихо продолжала работать дальше.

В окружении Петра Сергеевича таких «проколов» не было. Лучший и самый близкий его друг со школьной скамьи – Сергей Круглов стал его личным заместителем и помощником. На него были оформлены несколько компаний, через которые шли деньги за поставки оборудования, он же оформлял самые ответственные документы, и Пётр Сергеевич мог положиться, что ошибок в работе не будет: Сергей знал свое дело досконально и тоже… строил новый коттедж недалеко от дома Петра.

5.

Настало время подумать Петру Сергеевичу и о своей семье. Тем более, что дочь Наташа уже к этому моменту выросла и справила восемнадцатилетие, сыну Дмитрию скоро должно было исполниться пятнадцать. Ольга, супруга Петра Сергеевича, уже давно не работала, активно руководя прислугой в загородном доме, который обслуживать одной было совершенно не под силу.

Этот загородный дом или, как говорили в народе, «коттедж», в престижном посёлке Малиновка Пётр Сергеевич построил за два с небольшим года после своего назначения в министерство. Теперь ему было куда пригласить коллег и друзей, – десятикомнатный дом площадью более четырёхсот квадратных метров представлял собой «шале» с отделкой из дорогостоящего канадского дуба. Рядом с домом был построен домик прислуги, баня, гараж, спортивный комплекс, теннисный корт, и необходимый для полноты картины, крытый бассейн.

Жизнью дочери Пётр Сергеевич заинтересовался лишь тогда, когда она закончила школу и сразу захотела покорить экономический факультет престижного московского ВУЗа. Это «поступление» далось ему нелегко, – за одно бюджетное место ему пришлось заплатить столько, сколько могло хватить, по его меркам, на всю кафедру. Но дочь серьёзно мечтала после окончания ВУЗа продолжить учебу в бизнес-школе Лондона, и Петру Сергеевичу нравилась такая устремлённость. Всё, по его мнению, было хорошо в дочери, ему не нравились только те друзья и приятели, которые частенько стали заезжать за ней домой на мотоциклах престижных марок.

Сын Дмитрий увлекался машинами и мечтал о карьере гонщика где-нибудь в Европе, с жаром смотрел гонки «Формулы-1» и знал по фамилиям всех гонщиков в каждой команде. В его собственном гараже уже к восемнадцати годам стояли два автомобиля, – новенькие иномарки, одна из которых – дорогое спортивное купе.

Всё было успешно в семье Молодцовых. В их дорогом доме в Малиновке частенько засиживались до утра коллеги и друзья Петра Сергеевича, закатывались шикарные праздники и пикники, которые организовывала Ольга Ивановна вместе с Кругловым, – помощником Петра Сергеевича. Поначалу это были небольшие, почти семейные праздники, позже, когда Ольга по-настоящему взялась за организацию досуга, праздники выросли в цене: стали заказывать приезд некоторых звёзд, известных артистов, музыкантов, стали приглашать профессиональный оркестр для исполнения шлягеров на большой веранде перед домом, – словом, так увлеклись, что не заметили, что все мечты Молодцовых постепенно стали сбываться.

Нет, они конечно мечтать не перестали. Особенно супруга Петра Сергеевича, – женщины вообще никогда не перестают мечтать о чём-то новом, ещё не изученном и не приобретённом.

Мечтали они о таком же доме, но… на Лазурном побережье, во Франции, вдали от серости московских пятиэтажек, мимо которых каждый день приходилось ездить на работу, вдали от вечных пятничных пробок, и усталых лиц друзей и подруг…

Дочь Наташа успешно училась, оправдывая ожидания отца и заведующего кафедрой. Последний «старался» для Петра Сергеевича, как мог: на первом курсе Наташа побывала на нескольких олимпиадах, на втором курсе съездила в Брюссель на экономический форум, как лучший студент ВУЗа. Но вот на третьем курсе с Наташей случилась история, которая поразила всех, кто её знал довольно близко.

Наташка… влюбилась. В общем-то, это бывает со всеми в возрасте от восемнадцати и старше, но тут история была какой-то совсем необычной. Дело в том, что Наташа влюбилась в Гошу, – молодого известного байкера, весёлый и хамоватый образ которого часто мелькал на обложках модных журналов. Много раз отец пытался вразумить её, рассказывал ей о безумности подобных ночных гонок, много раз напоминал о безопасности, о шлемах и защите для мотоциклов.

Но неприятности подкрались с другой стороны.

Наташа… объявила родителям, что ждёт ребёнка.

Это событие стало причиной нескольких бессонных ночей в семье Молодцовых. Откладывать поступление в Лондонскую бизнес-школу было нельзя, – возможности отца, как объяснял ей Пётр Сергеевич, были не бесконечны, возможно, – ещё несколько лет, и он не сможет организовать ей это поступление, эту карьеру, в отрасли могут произойти суровые изменения, и потом, – когда она родит ребёнка, посидит несколько лет «в декрете», и снова возьмётся за ум, – может быть поздно строить карьеру. Наташа плакала, почти не слушала отца, его объяснений и обещаний хорошей жизни. Она не сдавалась…

Через несколько дней стало понятно, что её Гоша уезжает жить в другую страну и не собирается связывать свою жизнь с Наташей. Это были дни бесконечных слёз и напряженности в семье. Ссоры стали ежедневными, это выматывало Пётра Сергеевича, и он всё чаще стал… уединяться, закрываясь в своём кабинете возле небольшого импровизированного бара с крепкими напитками.

Спустя неделю слёз и обвинительных речей, он попросил своего помощника разыскать этого Гошу, чтобы поговорить с ним по-мужски.

Встретились в небольшом баре.

Гоша, молодой байкер не сразу признал в Петре Сергеевиче Наташиного отца, а когда признал, пожалел, что связался с ней. Разговор не получился: Пётр Сергеевич сразу крепко «наехал» на него и пообещал молодому человеку множество проблем. Но мотоциклист был не робкого десятка: он знал, что за подобные «случайности» и «проколы», как он выражался, ни уголовной, ни административной ответственности не предусмотрено.

Пётр Сергеевич пытался обратиться к его совести, к его отцовским качествам, он твёрдо повторял, что тот «украл» чувства и надежды молодой девушки, напоминал, что нужно хотя бы встретиться и всё обсудить, успокоить Наташу и помочь ей решить… Помочь решить ей эту проблему… Как-нибудь решить…

Но Гоша сам напомнил Петру Сергеевичу о его высокой должности и возможных связях в медицинском мире, которые лучше бы решили вопрос, чем он сам. Молодой человек нагло и открыто смеялся над «заботами» отца о своей дочери, цинично намекая на его возможности, положение, высокую должность, деньги… и в конце признался, что это не первый случай в его жизни, когда девушка пытается шантажировать его своими проблемами. Пётр Сергеевич не выдержал и, прощаясь на ступенях бара, всё-таки врезал молодому любителю мотоциклов между глаз. Обратно Пётр Сергеевич ехал в служебной машине с неприятным мыслями: он понял, что спасать дочь в этой ситуации должен лишь он сам, никому не доверяя и не доверяясь.

Утром он позвонил лучшему доктору, которого знал, рассказал ситуацию и договорился о встрече. И уже через несколько дней, закончив всё, он отправил усталую и измученную дочь с подругой на Мальдивские острова, отдохнуть и набраться сил.

Проблема была решена, но спокойствия в семье это не прибавило, – наоборот, все члены семьи, мать, сын, и даже прислуга всё понимали и осуждающе смотрели в сторону Петра Сергеевича. Он часто ловил на себе эти взгляды и недоумевал: неужели это он был виноват в этой ситуации? Ведь именно благодаря его помощи Наташа вновь вернулась к нормальной жизни, учёбе и мечтам о заграничных поездках в Лондон. Он считал, что в очередной раз навёл должный «порядок» в семье, восстановил честь семьи, дочери, в конце концов… казалось, что всё вернулось на «круги своя».

Казалось, что жизнь продолжается…

6.

Жизнь действительно продолжалась, но уже… как-то не так.

Началась серая, довольно неуютная полоса в жизни Петра Сергеевича. И началась эта полоса вроде бы случайно, вроде всё было схвачено, всё было выстроено, учтено, – но произошло то, чего Петр Сергеевич никак не ожидал…

После случая с дочерью, супруга Ольга перестала разговаривать с ним, демонстративно переехав жить в гостевой дом и появлялась в доме лишь днём, когда Пётр Сергеевич был на работе. Однако довольно большие суммы по-прежнему продолжали регулярно исчезать с её банковской карточки, которую Пётр Сергеевич по-прежнему пополнял. Спустя несколько месяцев молчания Пётр решил заблокировать Ольгину карточку, решив, что, не выяснив отношений окончательно, просто так давать деньги в таких количествах не имеет смысла. Дочь, вернувшись с тёплых южных морей загорелая, но утомлённая, не разговаривала с отцом и лишь попросила снять для неё отдельную квартиру в Москве, ближе к этому ненавистному университету, в который так настойчиво… устроил её отец.

Пётр Сергеевич и это выдержал: молчание дочери, молчание её матери, проблемы на работе с очередным бюджетом… Всё стало рушиться постепенно и медленно, словно желая таким образом надолго вывести его из того равновесия, которое он так долго создавал собственными руками.

Чтобы успокоить дочь и как-то загладить свою вину перед ней, Пётр Сергеевич решил купить дочери отдельную двухкомнатную квартиру на окраине столицы. Однако при покупке квартиры произошла ещё одна странная история, смысл которой Пётр Сергеевич так и не понял: он нанял через знакомых хорошего риэлтора, подобрал хороший вариант на вторичном рынке – приличную квартиру, с видом на лесной массив, – но был… обманут.