Полная версия:
Ким Ир Сен: Вождь по воле случая
Аньтуский партизанский отряд, в котором служил наш герой, просуществовал недолго. Довольно быстро руководство КПК слило его с двумя другими, образовав Ванцинский антияпонский партизанский отряд[57]. После смерти комиссара этого отряда Ким Ынсика его место занял Ким Ир Сен. Таким образом, первой руководящей позицией Ким Ир Сена в партизанском движении стала должность политработника. Иными словами, командование больше ценило его верность идеям и Компартии Китая, чем чисто военные навыки. В принципе, с учетом того, что военного образования Ким Ир Сен не имел, это выглядело логично, хотя в одной из более поздних его характеристик и было сказано, что «его знания о политических вопросах неглубоки»[58].
Через некоторое время Ким Ир Сена повысили в должности – он стал начальником штаба и одновременно политкомиссаром партизанского полка. Официально эта часть называлась 3-м полком отдельной дивизии 2-й армии Народно-революционной армии Северо-Востока. Тут следует заметить, что, несмотря на громко звучащие названия отрядов, все эти полки и дивизии были намного меньше, чем соответствующие формирования в регулярных армиях. Разница была в десять раз, а то и больше.
В феврале 1936 года КПК провозгласила, что вооруженное сопротивление в Маньчжурии будет объединено в единую организацию – Антияпонскую объединенную армию Северо-Востока (АОАСВ). Объединенной эта армия, однако, была в основном на бумаге – у нее не было ни единого командования, ни своего штаба. Партизан сплачивали общая цель – изгнание японской армии из Маньчжурии – и их общая готовность подчиняться руководству Компартии Китая.
В августе 1936 года ситуация в Корее резко изменилась к худшему. Мягкий и спокойный генерал-губернатор Угаки Кадзусигэ был отправлен в отставку, и ему на смену пришел командующий Квантунской армией – жестокий милитарист Минами Дзиро. С учетом того что Японией на тот момент правила армия, что-то подобное должно было произойти рано или поздно, но Корее не повезло – ее новый хозяин был одним из самых жестоких правителей в истории полуострова.
Немедленно после прибытия в Корею Минами Дзиро покончил со свободами, которые предоставлял жителям колонии его предшественник. Его правление в чем-то напоминало конец 1910-х, хотя жестокая политика Минами имела более четкую цель – ассимилировать корейцев, сделать так, чтобы их культура растворилась в японской.
Еще перед назначением Минами на должность Япония объявила, что теперь все подданные империи, вне зависимости от их вероисповедания, должны в обязательном порядке посещать синтоистские святилища. Губернатор дополнил эту политику сокращением часов и позднее полной ликвидацией преподавания корейского языка в школах и сокращением числа корейскоязычных газет до одной – вестника самого генерал-губернаторства. Минами Дзиро ввел обязательные к произнесению клятвы верности империи и активно использовал политику кнута и пряника, чтобы поощрить корейцев принять японские фамилии и имена[59].
Это было далеко не все. Губернатор постарался сделать так, чтобы само слово «Корея» упоминалось по возможности реже; по его мнению, колонию следовало называть просто «полуостров». При этом официальную дискриминацию корейцев Минами отменять не собирался – условно говоря, Пак мог стать Киноситой, но при этом по бумагам он оставался корейцем – подданным второго сорта.
И наконец, Минами Дзиро начал проводить самую отвратительную акцию за все время японского правления в Корее: призыв девушек с целью работы проститутками в полевых борделях японской армии. В наши дни эта больная тема крайне политизирована и в Японии, и в Южной (да и в Северной) Корее, но научный консенсус говорит, что значительную часть девушек угнали в бордели против их воли[60].
Безусловно, порядок Минами опирался в первую очередь на штыки, а не на широкую народную поддержку, но внешне режим казался стабильным. По мере того как армия укрепляла свою власть в империи, сопротивление ей и в метрополии, и в Корее сходило на нет. К тому времени уже целое поколение корейцев выросло при генерал-губернаторстве и многие не видели никакой реальной альтернативы японскому правлению.
Между тем партизанское движение переживало внутренний кризис, вызванный параноидальными настроениями его собственного командования. По отрядам ходили слухи, что многие партизаны были тайными членами Группы за народное благосостояние (ГНС) – небольшой организации корейских лоялистов, существовавшей в 1931–1932 годах. На самом деле эта организация была давно распущена, но партизанское командование убедило себя, что ГНС продолжает существовать тайно и ряды сопротивления засорены ее агентурой.
Последовали чистки. Тех, кто отказывался признаться в членстве в ГНС, обычно сразу расстреливали на месте[61], поэтому безопаснее всего было «признаться», заявив, что ты очень сожалеешь о своей «ошибке» и полностью раскаиваешься. Ким Ир Сен был одним из тех, кому пришлось «признаться» в том, что он был членом ГНС, хотя, несомненно, он не имел ни малейшего отношения к этой организации[62].
После того как руководство движения осознало и масштабы чистки, и ее потенциальные катастрофические последствия, кампания была свернута. Теперь, по крайней мере, партизанам больше не угрожала смерть от рук своих боевых товарищей[63]. Примерно тогда же Ким Ир Сен получил новое назначение – он стал командиром 6-й дивизии 2-й армии Антияпонской объединенной армии Северо-Востока[64]. Именно в этой должности Ким Ир Сен произвел свой самый известный партизанский рейд – атаку на Почхонбо[65].
Почхонбо – дословно «Крепость широкого неба» – название небольшой деревни, располагавшейся рядом с границей с Маньчжоу-го. Неподалеку от нее находилась гора Пэкту, высочайшая вершина Кореи, и потому населенный пункт был окружен заказником[66]. Неудивительно, что Ким Ир Сен и его подчиненные выбрали для своей атаки именно это плохо защищенное место.
Ночью 4 июня 1937 года группа, состоявшая из около двухсот партизан, пересекла границу и начала внезапную атаку на полицейский участок в деревне. Совершенно не ожидавший удара гарнизон поднял тревогу и запросил подкрепления[67]. К моменту прибытия этого подкрепления многие партизаны уже отступили обратно в Маньчжурию, но некоторых участников рейда японцам удалось поймать. На следствии арестованные партизаны показали, что одним из видных участников атаки был Ким Ир Сен; назвали они и его изначальное имя – Ким Сончжу[68]. К тому времени для японской полиции Ким Ир Сен был уже довольно известной фигурой[69].
Понятно, что рейд на Почхонбо немедленно оказался на первых полосах корейских газет[70], одна из которых даже выпустила по этому поводу спецвыпуск[71]. Ближе к концу 1937 года в корейской прессе появились и сообщения, что Ким Ир Сен был убит[72]. Однако эта информация не соответствовала действительности. Комдив Ким был жив.
После этой операции партизаны решили попробовать создать сеть своей агентуры в самой Корее. Сеть эта функционировала под названием «Общество корейцев во имя возрождения родины» и имела отделения в разных городах, однако вскоре она была разгромлена японской полицией[73].
После того как армия установила полный контроль над всей империей, ее руководство решило раз и навсегда покончить с партизанами в Маньчжоу-го. Квантунская армия, которая де-факто управляла Маньчжурией, назначила генерал-майора Нодзоэ Масанори[74] командующим специальным формированием – 2-м отдельным гарнизонным отрядом, прямой задачей которого была борьба с партизанами. Командование не просчиталось: генерал Нодзоэ, казалось, был создан именно для этой должности. Нодзоэ Масанори любил непосредственные выходы в поле больше, чем работу в штабах. Вообще генерал был человеком, которому нравился риск: например, какое-то время он работал разведчиком в городе Тяньцзинь в Китае[75].
Вместе со своим верным помощником Китабэ Кунио[76] Нодзоэ приступил к борьбе с партизанами. Основной тактикой генерала был хорошо известный метод кнута и пряника. Если партизаны были готовы сдаться, отказаться от коммунистических убеждений и помогать Нодзоэ Масанори в поиске своих бывших товарищей, то генерал тоже был готов пойти навстречу. Он не только освобождал пришедших с повинной от уголовного преследования, но и выплачивал им денежную компенсацию[77]. Кампания оказалась весьма успешной: многие из тех, кто потерял веру в то, что партизаны когда-нибудь смогут одолеть Японию, сдавались Нодзоэ и его людям.
Помимо активных усилий Нодзоэ Масанори и Китабэ Кунио, на упадок партизанского движения влиял и еще один фактор: все усилия партизан, по сути, не привели вообще ни к каким видимым результатам. Маньчжоу-го стабильно функционировало в условиях японского владычества. С течением времени надежда на помощь Нанкина становилась все более смутной. В 1937 году Япония начала вторжение во «внутренний» Китай, и в ходе войны чаша весов медленно, но неуклонно склонялась в пользу Токио. Казалось, что долгая японо-китайская война вполне может закончиться капитуляцией Китайской Республики.
Японская империя выглядела непобедимой, и многие маньчжурцы решили для себя, что будет проще и правильнее смириться с гегемонией Токио. Не стоит забывать и о том, что Китайская Республика тех лет была, по сути, диктатурой Чан Кайши и поэтому была лишена той привлекательности, которой обладают свободные страны. Что же до уровня жизни по обе стороны фронта, то Китай был разорен войной, а в Маньчжоу-го рекой текли японские инвестиции. Наконец, поскольку на бумаге Маньчжурия не была частью империи, то и ассимилировать маньчжурцев Япония не стремилась. Неудивительно, что в таких условиях многие жители страны смогли убедить себя, что альтернативы существующему порядку вещей просто нет, а в целом жить под японцами, возможно, не так и плохо.
Тем временем партизанская карьера Ким Ир Сена достигла своего пика. Его новым – и последним – назначением стала должность командующего Вторым фронтом Армии первого направления[78]. Вряд ли эта большая должность стала утешением для Ким Ир Сена: он был на нее назначен в условиях кризиса и развала всего партизанского движения. С каждым днем приходило все больше известий о партизанах, убитых японцами. Среди жертв были и известные полевые командиры. Непосредственный начальник Ким Ир Сена, командующий Армией первого направления Ян Цзинъюй погиб 23 февраля 1940 года[79]. Начальник штаба Ким Ир Сена Лим Усон, второй человек в его армии, перешел на сторону японцев[80]. В условиях непрекращающегося кризиса КПК приняла решение разбить крупные партизанские формирования на «малые отряды», по сути признав, что движение доживает свои последние дни[81].
Карательные операции сказались и на личной жизни Ким Ир Сена. Неизвестно, встречался ли он с кем-то, когда он учился в Ювэньской средней школе, но в партизанских отрядах Ким Ир Сен встретил девушку, ставшую его первой женой, – Хан Сонхи[82]. Сонхи была командующей женской частью партизанского отряда и занимала эту должность вплоть до ее ареста в 1940 году. Об аресте сообщила пресса колониальной Кореи. Стоит заметить, что Сонхи представилась фальшивым именем Ким Хесун, чтобы защитить своих товарищей. В то же время в сообщениях упоминалось и то, что она принесла клятву верности империи[83].
Конечно, Ким Ир Сен не знал о том, что стало с его женой после ареста; скорее всего, он думал, что Сонхи для него потеряна навсегда. Вскоре он нашел себе новую супругу – Ким Чонсук, одну из бывших подчиненных Хан Сонхи. Чонсук была настолько похожа на Сонхи, что ее иногда принимали за младшую сестру последней[84]. Возможно, это стало одной из причин, почему Ким Ир Сен сошелся с Ким Чонсук: на каком-то уровне он мог психологически воспринимать ее как замену Хан Сонхи.
Ким Чонсук была родом из небольшого приграничного городка Хверён. В партизанском отряде работала портнихой[85]. Она родилась в 1919 году[86]. Таким образом, в 1940-м ей шел всего лишь двадцать первый год.
По мере того как карательные операции генерала Нодзоэ набирали обороты, Ким Ир Сен и многие его товарищи поняли, что единственный способ не сдаться и не погибнуть – бежать из страны. Но бежать они могли только в Советский Союз. 1940-й стал годом массового исхода маньчжурских партизан в СССР[87]. Согласно китайским источникам, Ким Ир Сен пересек границу Маньчжоу-го с Советским Союзом 23 октября 1940 года[88]. После того как он оказался на советской территории, Ким Ир Сена задержали и вместе с другими партизанами подвергли проверке. За проверку отвечала четверка коминтерновских работников, по крайней мере один из которых – Александр Коган – говорил по-китайски. Ким Ир Сен должен был заполнить на китайском языке анкету, которую коминтерновцы перевели на русский[89]. Кроме того, Ким и его товарищи составили доклад для Коминтерна – в нем они скромно просили связать их с ЦК КПК для получения дальнейших инструкций и указаний[90].
Работу коминтерновской команды курировал лично глава Исполкома этой организации Георгий Димитров. Получив доклад четверки[91] и оценив положение дел со всем руководством партизанского движения, куда входил и Ким Ир Сен, 17 марта 1940 года Димитров записал в своем дневнике: ситуация «крайне неблагополучная»[92]. Такой пессимизм имел под собой вполне конкретные основания. Партизанское движение было разгромлено. Многие командиры были мертвы: кто-то умер от болезни, кого-то настигли японские пули. Это был конец. По сути, Антияпонской объединенной армии Северо-Востока больше не существовало.
У Ким Ир Сена имелась и еще одна причина искать убежища в СССР. К тому моменту, когда он пересек маньчжурско-советскую границу, его жена Ким Чонсук была беременна. 16 февраля 1941 года она родила сына. Новорожденному дали русское имя Юра, то есть его полной формой было то ли Юрий, то ли Георгий[93]. По некоторым свидетельствам, имя Юре выбрал советский доктор, принимавший роды[94], а по другим данным, этим доктором был военный медик Николай Тихонович Никитенко[95], который действительно позднее служил в одном формировании с Ким Ир Сеном[96]. Согласно этим рассказам, доктор Никитенко выбрал для мальчика имя «известного советского командира»[97]. Похоже, это и вправду так; скорее всего, Юру назвали в честь Георгия Жукова.
Нетрудно понять, почему Никитенко выбрал именно этого генерала. Георгий Жуков, командовавший войсками во время боев на Халхин-Голе, был тогда хорошо известной на Дальнем Востоке фигурой. Другой популярный командир, сражавшийся с японцами, Василий Блюхер, к моменту рождения сына Ким Ир Сена был уже репрессирован.
Когда родился Юра, у Ким Чонсук были проблемы с молоком, поэтому кормилицей ребенка стала другая партизанка, Ли Цзайдэ[98], о чем она сама рассказала спустя многие годы[99]. В будущем Юра стал известным человеком. Скорее всего, читатели знают его под корейским именем, которое он принял в дальнейшем, – Ким Чен Ир.
После всех проверок партизан расселили по двум лагерям. Первый из них назывался «северным лагерем», или лагерем «А». Он располагался в деревне Вятское в нескольких десятках километров к северо-востоку от Хабаровска. Второй, «южный лагерь», или лагерь «В», находился, по всей видимости, в поселении Океанская рядом с Владивостоком[100]. Лагерь «А» был назван по протекавшей рядом реке Амур[101], а лагерь «В», что интересно, в честь не Владивостока, а совсем другого города – Ворошилова (ныне Уссурийск)[102]. Решение представляется немного необычным, так как «южный лагерь» располагался ближе к Владивостоку, чем к Ворошилову. Бывших партизан тренировали как разведчиков и диверсантов – советское командование не оставляло надежд когда-нибудь снова забросить их в Маньчжоу-го[103]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Notes
1
2
Чхильголь – это название деревни на корейском языке. Тут стоит заметить, что в то время на русском и многих других европейских языках названия корейских населенных пунктов записывались по японскому чтению составляющих их иероглифов. Иными словами, официальный адрес родины Ким Ир Сена на момент его рождения был следующим: «Японская империя, Корея, провинция Южная Хэйан, Хэйдзё, округ Рёдзан, Ситасато, Нанатани». Однако эти названия практически вышли из употребления после 1945 года, и для удобства читателей здесь и далее в основном тексте книги автор использовал корейские названия и в тех случаях, когда речь шла о колониальной Корее.
3
4
Подтверждение тому, что у Ким Ир Сена был брат Рёнхо, можно найти в северокорейских книгах, опубликованных в начале 1960-х годов. См.
5
6
Журин А. Сделан в СССР // Совершенно секретно. 2011. № 9/268. https://web.archive.org/web/20150628072203/http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2889/;
7
Conroy H. The Japanese seizure of Korea, 1868–1910: A Study of Realism and Idealism in International Relations. Pennsylvania: University of Pennsylvania Press, 1960. P. 367.
8
9
Stories of Cruelty (March 20) // The Korean "Independence" Agitation; Articles reprinted from Seoul Press. Keijo: Seoul Press, 1919. P. 4.
10
11
Там же.
12
О Чжан Цзолине можно прочитать, например, в этой книге: Chi Man Kwong. War and Geopolitics in Interwar Manchuria: Zhang Zuolin and the Fengtian Clique during the Northern Expedition. Leiden: Brill, 2017.
13
14
Средний доход в Маньчжурии тех лет составлял примерно 16 серебряных долларов в год, а курс обмена был примерно 2,44 иены за доллар. См.: Allen R. C. et al. Wages, Prices, and Living Standards in China, 1738–1925: in Comparison with Europe, Japan and India // London School of Economics, July 2009. http://eprints.lse.ac.uk/27871/1/WP123.pdf и "Exchange Rates Between the United States Dollar and Forty-one Currencies," "MeasuringWorth". https://www.measuringworth.com/datasets/exchangeglobal/
15
События, приведшие к назначению Сайто на пост генерал-губернатора, подробно описаны в замечательной книге южнокорейской исследовательницы Чон Сансук.
16
В частности, эти утверждения были отражены в хронологической таблице, приведенной в конце классической биографии Ким Ир Сена, написанной Со Дэсуком. Dae-Sook Suh. Kim Il Sung: The North Korean Leader. New York: Columbia University Press, 1988. P. 333.
17
