скачать книгу бесплатно
Вот такой же ливень лил две недели назад, ни зги не видно, когда он возвращался на своем «Запорожце», консервной банке с ручным управлением, домой из районного центра, куда он ездил переоформлять пенсию.
Жил он всегда тихо, одиноко, обособленно. Семьи в свое время не заимел, а теперь уже и не к чему. Дружбы особо ни с кем не водил, ни с кем не ругался. В дурных компаниях никогда не участвовал. Было ему ужу далеко за шестьдесят. И он мечтал об одном, как дожить эту жизнь достойно, а больше всего о том, как не помереть с голоду. Он от рождения нытиком не был и теперь молча боролся за жизнь, если его нищенское существование можно назвать жизнью. Ведь пенсия, что он получал – с воробьиный скок, воробью же на смех. Думать о ней-только себя изводить.
Жил он до смерти своей тетки в городе. Вся прежняя работа Михеева была связана с жилищно – коммунальным хозяйством. Кому капающий кран починить, кому гвоздь в оторвавшуюся доску вколотить. Этот приработок его кормил. Во всяком случае, если не на водку, то на хлеб хватало. А ему много и не нужно. Пить он особо не пил, так рюмашку опрокидывал под горячую котлетку. Либо выпивал со старым корешом Петровым. Это не питие, а так – лечение.
В тот день, возвращаясь в свою неудобную берлогу, ехал он медленнее обычного. Дворники едва успевали сметать дождевые струи с лобового стекла. Уже свернув на свою тихую, утопающую в зелени улочку, он вдруг с ужасом увидел перед своим капотом стройную женскую фигурку. Он среагировал мгновенно, умело бросив машину на бордюр. Мощный удар пришелся на передние подвески, и визг тормозов заставил женщину обернуться. Он увидел перед собой широко открытые испуганные глаза, косметику, перемешанную со струями дождя, и тяжелые, намокшие волосы, беспорядочно лежащие на плечах. В правой руке она держала раскрытый цветной зонт, который мало чем мог помочь ей в этой ситуации. Насквозь промокшее платье облепило тонкую девичью фигурку. Вблизи он узнал ее. Девушку (она и в самом деле была еще не замужем) звали Галей Акимовой. Она работала почтальоном в их поселковом отделении связи. Перекинутая через маленькое хрупкое плечо тяжелая почтовая сумка притягивала ее к земле.
– Здравствуй, Галя, – сказал Артем Петрович ласково. – Испугалась? Ты не бойся. Я тебя не перееду. Я очень осторожный водитель. Письма разносишь? – поинтересовался он.
– Да, – улыбнулась Галя. – Не только. У меня есть и к вам письмо.
– Бог мой! От кого? – удивился он. – У меня и родни-то нет. Один я как сыч на белом свете. Худой, забытый, никому не нужный мужчина. – Губы его искривились в иронической усмешке. Давно прошла пора бесшабашной удали. Он обвел Галю печальным взглядом.
– Вы не подвезете меня до конца вашей улицы? – попросила она. – Мне всего в четыре дома осталось разнести газеты, – и похлопала тоненькими пальчиками по изящному металлическому замку на сумке.
Эта сумка, небрежно перекинутая через плечо, на мгновение приковала к себе взгляд Артема Петровича. В душе его, словно ребенок в утробе, шевельнулась окаянная мысль. Но до полного оформления ее в стройный план было еще далеко.
«Запорожец», натужно тарахтя мотором, вихрем проскочил по центральному деревенскому тракту, в конец деревни, и вынырнув из очередной колдобины, остановился перед облупившимся, вросшим в землю деревенским домом, что возле выгона агрофермы.
– Зачем себя утруждать в такой-то ливень? – сказал он дружелюбно Гале. – Давай, садись, я подброшу тебя до почты. А оставшиеся газеты развезу по адресам.
– Спасибо, – Галя широко и лучисто улыбнулась и наотрез отказалась от его помощи.
– Зря ты мне не доверяешь, – пробурчал он, помогая почтальонше вылезти из машины.
– Что вы, Артем Петрович, я вам верю, – сказала Галя на прощание. – Но это моя работа, я не могу ее никому перепоручить. Я должна сама, – и расхохоталась звонким веселым голоском.
«Садануть бы тебе дроби под хвост. Птица ты эдакая. Да посмотреть, чем ты начинена! Пожалуй, ты бы и не так запрыгала», – подумал он озлобленно.
Пенсию Михеев получал исправно каждый месяц шестого числа. Впрочем, приносили не только ему. У них половина Солнечной улицы, на которой он жил – пенсионеры. И все они получали деньги в этот же день.
«Надо же, кому-то пришла в голову блажь назвать улицу по имени Солнца! Добро бы жили на ней люди богатые или зажиточные-тогда другое дело. Такое название оправдывает само себя. А то живут большей частью старики и старухи, которые одной ногой уже на том свете. Десятку какую-нибудь паршивую и то занять не у кого! Они бы и хотели дать ему взаймы, да взять с них нечего. Голь перекатная. А у миллионеров, что на той стороне деревни коттеджи возвели, так тоже напрасный труд просить. Они за копейку, что у них возьмешь, удавятся.
А тут и не пьешь, да как дальше жить – неизвестно. Денег на хлеб нет. Ну, положим, эти русские, что на иномарках разъезжают, не откажут, на булку дадут. Но у них брать зазорно. Ведь он, это мурло, не просто так даст тебе копейку, он даст тебе ее, чтобы лишний раз унизить. Поскольку за человека тебя не принимает. Ты для него хуже собаки бездомной, хуже кошки, что тянутся к людям за ласковое слово. Ты вынужден будешь стоять перед ним, перед этим мерзавцем, навытяжку как рядовой перед генералом. По стойке «смирно» и не выкобениваться, а тихо слушать тот бред, что он будет тебе вдалбливать в твою и без того голодную башку».
Артем Петрович жадно затянулся последней папиросой. Едкий дым выел легкие. Дед закашлялся.
– Жизнь гребаная, – выругался он матерно в сердцах. – Нет денег даже на «Беломор». – А курить тянуло. И очень не хотелось отвыкать от этой естественной для его лет привычки. Тот, кто как он с 13 лет пристрастился к табаку, бросит курить разве что в гробу.
Он зажег свет в комнате, бросил взгляд на часы, затем на окно. Без пятнадцати пять. В рассветной мути длинные ветви деревьев в саду казалось нашептывали ему что-то тайное, зловеще о чем-то предупреждали. Одновременно было ощущение, что их длинные стволы врезались в небо, пробили толщу густых облаков.
«Если уж начало в чем-то невезти, то одним пустяком дело не закончится, – подумал Артем Петрович. – За одним невезением придет второе, третье… А там одна неудача за другой длинной вереницей постучатся в дом».
Неделю назад у него «сдох» аккумулятор, а тут не прошло и трех дней после этой беды, восьмилетний пацан разбил переднюю фару на бампере. Да и мотор что-то не очень тянет. Начал чихать. Видно, доживает последние дни. И хотя отец пацана клятвенно пообещал возместить ущерб, но только с получки. Все это, конечно, Михеева не утешало. Ему ли не знать, как нонче платят работягам. В час по чайной ложке с рассрочкой на три месяца. Фара – черт с ней. Она не главная проблема. Его заботит сейчас другое. Аккумулятор для «Запорожца» ему достал Егорыч, сосед с другой половины деревни. Теперь он должен ему за него 450 рублей. И хотя Егорыч его не торопит, предоставил ему, что называется, бессрочный кредит, но долг есть долг. Он Артему Петровичу, что удавка на шее, тянет вниз посильнее гири. Рано или поздно его отдавать надо. Чем раньше отдашь, тем лучше.
Сегодня шестое мая. День этот еще хорош и тем, что Галя Акимова с толстой синей кожаной сумкой через плечо разносит пенсию. На приблатненном языке пенсионеров – «святой день». Обещающий хоть и скудную, через пень – колоду, но кормежку. А значит, и так можно рассудить – первую радость для стариков.
Ох, эта синяя, толстая, с железным замком почтовая сумка – предел желаний Артема Петровича. Она, эта сумка, всякий раз была полным полна. Надо думать денег в такой «кошелек» помещалось немало. А Михеев, когда поглядывал на этот «кошелек», невольно облизывался, как кот, мечтающий о хозяйской крынке с молоком. Попади эти денежки в его руки, он бы нашел им применение. В первую очередь рассчитался бы с долгом за аккумулятор, купил бы цветной телевизор японского или корейского производства. Его черно – белый «Таурус» уже год как работал вполсилы, без звука. И хотя дед Михеев не жаловался, приноровился смотреть немое кино. По всем статьям выходил какой-то перебор. В век сверхзвуковых скоростей и компьютеров глядеть испорченный старый телевизор! Да мало ли чего еще можно купить благодаря синей сумке почтальонши! Мечтать о большем Артем Петрович пока не отваживался…
Готовиться к приходу Акимовой он стал загодя. Тщательно побрился на кухне тупой бритвой перед осколком большого зеркала. Надел лучший костюм, который у него был со времени, когда он еще сшибал деньгу в коммунальном хозяйстве. На шею повязал красный с горошком шелковый галстук. И все для того, чтобы произвести на девчонку впечатление. Ни для кого из знакомых ему старых женщин или, говоря проще, старых перечниц, он не намерен был таким образом выкобениваться. Только для Гали Акимовой.
Затем достал старый гвоздодер, обтянул его шерстяным чулком, достал несколько целлофановых пакетов побольше, прикинул свои действия – надо было точно знать, как он будет действовать. Чтобы, не дай Бог, не сорвалось, не случилось промашки.
Без пятнадцати двенадцать во дворе залаяла собака. Артем Петрович поспешно пригладил седую шевелюру, поправил галстук и выскочил на крыльцо. Несмотря на майский полдень, на деревенской улице было темно как в могиле, что не видно было соседних домов от такого сильного ливня. Даже черт не выходит в такую лихую погоду чинить свои козни. Но Артем Петрович внутренне ликовал. Сердце его прыгало от радости, предвещая удачу. Он давно ждал такого благоприятного стечения обстоятельств. Почтальоншу он решил встретить во дворе. Поставив руку козырьком ко лбу, прикрывая глаза от бьющих капель дождя, он спустился с крыльца к калитке и приглашающе махнул рукой долгожданной гостье, несмотря на то, что за три секунды промок с ног до головы.
Это была она, Галя Акимова. Улыбнулась ему весело как хорошему и давнему знакомому.
– Собака ваша меня не загрызет? – кокетливо спросила она и нащупала пальцами задвижку на калитке.
– Да, ты что, Галочка! – Артем Петрович натянуто рассмеялся, забегал вокруг почтальонши. – Кобель мой это так, больше для острастки, чем для сгрыза.
– Ко мне, Нерон, – похлопал Михеев себя по бедру. – К ноге! Лежать! Я тебе полаю. Вот, будешь лаять на кого ни попадя, оставлю без обеда.
Большой черный с белым воротником овчар приблизился к хозяину, завилял хвостом.
– Вот так-то лучше, – сказал строго дед кобелю. – Узнал Галю? Своя она. Понял? Не в первый раз, небось, ее видишь. А теперь в конуру, живо! И чтобы, пока она не уйдет, я бреха твоего не слышал.
Кобель молча повиновался. Но лучше бы хозяин не давал такой команды старому умному псу. От этого выиграли бы оба: и дед, и собака.
Михеев перестал суетиться, снова пригладил ладонью волосы, взял Галю под руку и вместе с нею прошел в дом.
На крыльце он обернулся, поднялся на цыпочки, прострелил взглядом улицу. Много ли народу видело, что почтальонша зашла к нему? Деду показалось, этот ее визит к нему не засек никто. Все равно от сильного дождя ни хрена не видно. А с другой стороны, он эту Галю запрячет так, что ее не то что с собакой, днем с огнем не сыщешь!
– Прошу, Галочка, прошу! – любезно поддерживая за локоть девушку, приговаривал он в темных сенях. – Погода-то сегодня какая! Как по божьему заказу, для отпущения грехов.
Галя быстро прошла в комнату, села за стол, торопливо опустила сумку на старую табуретку, вытащила из нее ведомость, в которой пенсионер Михеев должен был поставить подпись о получении денег. Она спешила. Ей предстояло обойти еще 15 домов.
«Не заметила, слава тебе Господи, гвоздодер обтянутый чулком на табуретке», – внутренне ликуя, подумал дед.
У Михеева задрожали руки. Он быстро сделал в ведомости загогулину напротив своей фамилии.
«Лишь бы поскорее со всем этим барахлом покончить», – сверлила мозг ядовитая мысль.
Галя за это время достала две толстые пачки денег. В одной пачке перетянутые узорчатой банковской лентой – пятидесятирублевые купюры. В другой – десятирублевые.
Когда она склонила голову над ведомостью, он глубоко вздохнул и, задержав в себе дыхание, потянулся рукой к гвоздодеру. Резко, сильно, будто вколачивая гвоздь в дерево, без оттяжки ударил Галю по затылку. Удар пришелся точно в основание черепа.
Почтальонша охнула и уткнулась лицом в ведомость. В уголке рта у нее появилась кровь.
Артем Петрович надел на Галину голову полиэтиленовый пакет, чтобы кровавым краснотьем не запятнать пол. Затем еще трижды ударил по голове гвоздодером. Бил он по – прежнему резко, без оттяжки. Потом накинул на голову почтальонши еще пакет и крепко стянул его на шее приготовленной бельевой веревкой.
Через пять минут все было окончено.
Он завалил безжизненное тело на пол и в тот же миг вздрогнул от сиплого простуженного голоса, раздавшегося за дверью.
– Петрович! Ты чего это! Спишь, что ли? Отворяй, господин-товарищ, ворота. В магазин бежать пора.
Это кореш появился. Федотов. Он обязательно должен был появиться, ведь сегодня день пенсии.
Артем Петрович застыл. Затаил дыхание. После чего тихо, пытаясь не издать ни скрипа, ни лишнего стука, потянулся к коробке радиодинамика, увеличив в нем громкость. Снова замер.
Федотов еще несколько раз ударил в дверь ногой, не веря, что Михеев решился в одиночку, без него отметить «святой день». Но, видать, это было так. Дед Михеев отсутствовал. Лишь из форточки неслась громкая музыка. Почти полностью оглохший Артем Петрович любил классическую музыку. Иногда включал трансляцию какого-нибудь концерта на полную мощность.
Чертыхаясь, Федотов присел на крыльцо, выкурил пару сигарет и ушел, проклиная про себя столь неожиданно проснувшуюся жадность товарища по «горькой». «Должно быть, он всегда был таким!» – думал, шагая в сторону сельмага, разочарованный Федотов.
Спустя час после его ухода, дед Михеев, приняв стакан для храбрости, вышел во двор. В руках он держал швабру.
– Ну, бестия, сейчас я тебе покажу. Выходи, шут окаянный, – рассерженный хозяин пнул ногой в собачью будку.
Пес зарычал и оскалил клыки. Такое отношение не понравится любой живой твари, уж тем более злобному крупному овчару.
– Я вот тебе порычу, – сквозь зубы процедил охмелевший хозяин и ткнул шваброй в темноту конуры.
Пес виновато поджав хвост наконец вышел из своего убежища.
– Что ж ты, бездельник, на кого не надо тявкаешь, на ту же Галю. От нее для нас обоих польза какая вышла. Теперь тебя куриными лапками кормить буду каждый день. А вот пьянь всякую, типа Сашки Федотова, ты во двор пускаешь и даже не рявкнешь ни разу, а на меня рычишь. Что с того, что он наш старый знакомый. Рвань подзаборная, должен мне уже целых сорок колов. Год отдает, а все побирается. На халяву выпить приходит. И чем только он тебя подкупил? Тупая твоя собачья башка. Ты чуть нас обоих не погубил. Я не только для себя, но и для тебя жилы рву. Если уж я погорю, то и твоя судьба не слаще редьки. Закончишь свою жизнь на мыловаренном заводе.
Черный пес умными глазами уставился на деда, завилял хвостом, как бы говоря: «Не жури меня, хозяин, понапрасну. Я все понял, я исправлюсь».
Вечером, в девятом часу за ним пришли. По – существу, для Михеева ИХ визит не являлся полной неожиданностью. Он ИХ ждал. Когда-то ОНИ должны были прийти. ИХ было девять человек и вышагивали они строго по рангу. Но только трое поднялись на крыльцо и постучались в его дверь.
Один из оперативников, судя по погонам, был лейтенант. Он был с собакой. Служебной ищейкой. Михеев его до этого ни разу не видел.
«Что ж, поглядим, чья возьмет? – подумал Артем Петрович про себя. – Я вам нос-то утру. Долго искать будете и ни шиша не найдете!»
Шестеро остались стоять у милицейского «УАЗика» и черной «Волги». Двое в форме в фуражке с красной окантовкой и с автоматами за плечами чересчур дружелюбно разговаривали, время от времени поглядывая на окна его дома. Собственно говоря, из всех их он знал только одного. Участковый Куракин был как всегда при параде. Перепоясан портупеей. Строгий, подтянутый. Без тени улыбки на лице. Даже против собственной воли Михеев почувствовал к нему уважение.
– Маленькая должность досталась большому человеку, – сказал он. – Не открыть им нельзя. Вышибут дверь и все – равно войдут.
Набросив на плечи старый плащ, он вышел в сени, сбросил с прочной стальной петли крючок.
– Входите, гости дорогие, – сказал он, показав желтые гнилые зубы. – Давно, давно ждал. Может, чайку поставить или самогоном угостить? – Он решил прикинуться добреньким старичком. Играть так уж до конца.
– Руки назад! Живо! – рявкнул Куракин и ловким движением надел на него наручники.
– Вперед, в комнаты, – приказал он.
– Да вы что делаете? – попытался возмутиться дед, но тут же заметил оскаленную пасть волкодава, который был явно не прочь сомкнуть свои клыки у него на горле. И замолчал. Решил не сопротивляться. Понял, что это бесполезно. Что его приперли к стене.
Собака пришедшая с лейтенантом на кухне повела себя странно. Сначала залаяла, затем завертелась волчком, потом стала скрести доски пола лапами.
– Кажется, нашли, Андрей Ильич, – сказал Куракин лейтенанту.
– Еще бы, на то мы и ищейки, чтобы искать сокровенное, – сухо заметил офицер. – Видишь, как собака вертится, значит, есть труп. Пес чует мертвеца за версту. Если жмур не в воду брошен, а в землю закопан, отыщет в любом случае. Труп никуда не денется.
– Да, криминалистика ушла далеко вперед. Скоро мы будем ловить убийц по запаху их пота.
– Уже ловят, – сказал третий оперативник.
– Как? Неужели? Не может быть? – усомнился Куракин.
– Разве вы ничего не слышали о детекторе лжи? – удивленно приподнял брови лейтенант.
– Ну так это за границей. А у нас в России подобные эксперименты только в начальной стадии.
Тело Гали уже бездыханное и окоченевшее было найдено в подполе под прошлогодней картошкой. Сверху дед набросал на нее различный хозяйственный хлам ввиде пустых ведер и сломанных стульев. А так же набросал разное изношенное тряпье.
«Почему он ее не закопал, непонятно? Вероятно, не думал, что ее так скоро хватятся. Впрочем, отыскали бы почтальоншу в любом случае. Днем раньше или позже, но нашли бы все – равно», – подумал участковый. Он обернулся и посмотрел в упор на убийцу.
Михеев выдержал его жесткий колючий взгляд. Теперь Артему Петровичу было уже все – равно. Ему было никого не жалко, ни себя, ни других. Одно ему было ясно – он проиграл. Поэтому он смотрел на всех ненавидящим взглядом затравленного зверя. Обложили его, не дали покутить перед смертью и помереть спокойно. Значит, жизнь кончена.
Из подпола вылез молодой милиционер. За ним наверх выпрыгнула собака. Он потрепал ее по высокой взъерошенной холке.
– Молодец, Граф, – сказал лейтенант, – хорошо поработал. Буду хлопотать перед начальством, чтобы тебе выдали дополнительный служебный паек. Я разобьюсь на куски, но сделаю все что смогу.
В руках он держал синюю почтовую сумку, только теперь уже пустую.
– Идиот, – посмотрев в сторону Михеева, – сказал лейтенант, – бросил такую важную улику на месте преступления.
– Он не расчитывал, что ее там найдут, – сухо заметил участковый.
– Зато воспользовался содержимым сумки. Где деньги, Михеев? Признавайся. Расскажешь правду, будет хоть небольшое, но послабление тебе. Запишем это как чистосердечное раскаяние. Тебе в любом случае светит серьезная статья. Скажешь правду, получишь по – минимуму. Ты еще крепкий дед, может, выйдешь на волю и заживешь по – новому. Ну, что молчишь?
– В комнате под батареей. Поднимите половицу, найдете тайник. Там спрятана первая толстая пачка. Та, что пятидесятирублевыми купюрами. Остальные в тыльной стороне дивана. И четыреста рублей здесь, за обоями. Я деньги на мелкие расходы всегда кладу за обои. Правду я говорю, правду! – внезапно закричал и истерично захохотал убийца.
– Прекрасно, замечательно, – сказал лейтенант. – Сколько всего было в ней денег? – Он помахал сумкой перед носом Михеева.
– 13 тысяч 825 рублей, но 400 рублей вы не досчитаетесь. Я потратил их на «Беломор». В тумбочке под телевизором 100 пачек.
«Социальные условия, – подумал Куракин, – это конечно важно. Но мало мы еще учим людей добру. Частенько совсем забываем про это простенькое, вечное, но великое понятие. Так оно и бывает. Сначала оправдываемся за счет эпохи. А потом – цинизм. Убеждение, будто можно плевать на человеческую жизнь. Люди – клопы, люди – тараканы. Как же называется такой человек? Тот, что считает, что люди тараканы, которых нужно давить. Когда-то он это знал. А сейчас забыл. – Он напряг морщины на лбу. – Нет, не вспомнить, провал памяти».
– Выводить что ли его? – дружелюбно спросил он лейтенанта.
– А что же с ним делать? Такого деятеля дома оставлять опасно. Знаете, какая мне сейчас мысль в голову пришла? Я подумал, что профессия почтальона у нас в Российской глубинке всегда связана с большим риском, наравне с профессией бизнесмена или банкира. И сумма, что носят эти девочки вот в этой сумке, ничтожно мала – от 5 до 15 тысяч. Но все это не объяснить преступникам. Всем этим Сидоровым, Ивановым, Петровым, которых сегодня нынешняя жизнь выкинула на обочину. А значит, предел их мечтания – бутылка водки или телевизор, что стоит у соседа на кухне. Что означает одно: сосед живет лучше и, значит, соседа нужно уничтожить, чтобы добыть этот самый пресловутый телевизор. А где найти деньги на этот вожделенный Рай? Вот таким простым способом. – Он указал на подпол. – Любое преступление объясняется просто, всего двумя словами. Все можно! Потому и убивают у нас в большинстве случаев не раздумывая, за копейку, залив мозги водкой. Вот такая обывательская выходит философия. А вы со мною не согласны?
Куракин молча развел руками. Против таких веских доводов нечего было сказать. Он свое дело сделал. Алкаша Федотова он давно держал на «жучке». Застукал на месте, когда тот стащил из сельмага ящик с водкой. Но ходу делу не дал. А напряг его для внештатной помощи. Приставил его к почтальонше Гале не для охраны (какой из тощего алкаша телохранитель), а так для пригляду, на всякий случай. Все таки носить в сумке аж по пятнадцать тысяч не хухры-мухры.
30 июля 2000 года
Тихий омут[7 - Рассказ впервые был опубликован в областной информационной газете «Ваш Шанс». Главный редактор издания Золотоверхова Елена Николаевна.]
(детективный рассказ)
Сергей Распопов
Игорь Фатхуллин
1
