Научите своих детей

Выходя к гостиной, по скрипучим доскам, Томас решил пройти коридор до конца, и как только он закончился, произошло необъяснимое.

Том снова оказался в начале этого же коридора – за спиной был второй, аналогичный тому, что Том только что прошёл.

«Что за хрень?»

Это был не трип – Томас умел отличать галлюцинации от реальности происходящей.

Коридор, состоящий из нескольких, перекрёстно расположенных комнат и ванной, что вчера посещал Том перед сном, повторялся снова и снова. Поулсон прошёл его ещё, ещё и ещё, постоянно попадая в одно и то же начало. Он был устроен зигзагом, так что Том не мог высмотреть, что его ждёт в конце следующего, ещё не пройдённого им.

Смех всё не утихал. Смеялся ребёнок, сложно было различить, мальчик или девочка – возраст около 10-12 лет. Тот факт, что кто-то хихикал на весь дом, был ещё более-менее пугающий, но Том реально насторожился, когда понял, что от его движений смех не отдаляется и не приближается.

Устав повторяться, Том начал шарить по комнатам. Решив вернуться в ту, где он проснулся, Поулсон оказался у чёрной двери. Ворвавшись, он узрел пустую комнату, освобождённую от любого рода мебели.

«Что происходит?»

Выйдя, он стал рассматривать каждое попавшееся помещение – но везде были лишь серые обои и тот же скрипучий пол.

Том попытался вспомнить, сколько коридоров он уже прошёл, дабы вернуться в самое начало. Но как бы он не старался – у него не получалось.

Внезапно, в дверь рядом с ним постучали. Том насторожился. Смех притих.

Её ручка медленно заскрипела, в попытке открыться. Кто-то усиленно мусолил и дёргал её. Томас подумал, кто ещё мог тут быть, и если он там есть, то пускай ответит – что здесь происходит. И открыл эту дверь.

Перед ним стояла женщина. Лица её он почему-то не мог рассмотреть. Женщина была одета в белое, длинное платье. Том сильно смутился от того, что фигура её была ему до смерти знакома, но он не мог найти, где именно в его голове лежало это воспоминание. Он начал осматривать её руки – пальцы, кисти у неё были исхудалыми, вены плохо видно, на сгибах локтей – синяки. Татуировок не имелось.

Но от лица будто бы исходил свет – Поулсон не мог всмотреться в него. Было видно светлые, по плечи волосы, и ничего более Том не способен был разглядеть. Шея у неё исхудалая, ключицы проглядывали сквозь платье – она весила, может, сорок-сорок пять килограмм.

– Уходи, – вдруг проревела женщина далеко не женским голосом. – Проваливай и не возвращайся!

Она говорила словно обезумевшая, рыча, плюясь и брызгая слюной. Затем ненормальная попыталась наброситься на Тома, от коей попытки Том еле увернулся.

– Проваливай!

Том испугался. Он был обескуражен поведением женщины и ни в коем случае не хотел иметь с ней дело. Развернувшись, он побежал по коридору. Женщина же помчалась за ним.

Они бежали долго, Том на удивление быстро выдохся. Коридоры как и раньше, не кончались, а сил у женщины, видимо, было немерено. Она бежала по следам, отмахивая от себя руками Тома.

Выдохшись окончательно, Поулсон споткнулся и сильно упал. Падение на скрипучий пол спровоцировало треск, и вокруг Томаса проползла трещина. Он оглянул разломы рядом с собой, и понял, что его ждёт неминуемое падение, взглянул на женщину, что остановилась и смотрела на его безвыходное положение.

Перед тем, как провалиться, Том попытался ещё раз всмотреться в лицо женщины.

– Мама?

Том в очередной раз проснулся. Вскочив над кроватью, Поулсон осмотрел своё мокрое насквозь лежбище, затем собственное тело – он очень сильно вспотел. Время – десять утра. Прошло всего два часа сна! Благо, теперь уже нет ни смеха, ни скрипа пола. Карина наверняка тихо сопела рядом, но колебания Тома учуяла сразу же и проснулась.

– Что это такое?! – Том схватил её за руки и хорошенько встряхнул.

– Тише, тише, – начала Карина, слегка улыбаясь и сжимая плечи от боли, – это всего лишь сны.

– Нихрена это не сон. Я.. я не знаю, что это было.

– Отпусти, – еле слышно прошептала девушка.

Томас и не заметил, как сильно сжимал её предплечья.

Он лёг обратно, задумываясь над смыслом того, что видел во сне. Карина, простонав от освобождения, забралась на живот к Тому, и, прикрыв его губы пальцем, заговорила:

– Калея вызывает осознанные сны. Реалистично, не правда ли?

Она провела пальцем по его губам, щекам, спустилась к шее.

– Ты весь взмок.

Она наклонилась к его виску, доставляя ему своё тяжёлое дыхание. После нескольких вдохов-выдохов, девушка смочила его ухо.

«Это опять плохо кончится»

Руки Тома медленно перешли на её обнажённые бёдра, и с каждым глубоким проникновением языка Карины, всё сильнее сжимали их. Ей нравилась эта боль.

Отпустив ухо, она перешла к шее, осыпая его кожу своими мягкими укусами, после которых появлялись покраснения и синячки. Поулсон не пускал свои руки дальше бёдер, ожидая от девушки скорейшего прекращения схватки, ибо, мысля объективно, сейчас он хотел лишь спать. Но Карина очень изысканно пробуждала в нём желание самой себя. Сейчас её губы были уже на уровне груди, и она постепенно, переходящим планом, спускалась ниже и ниже, к животу. Томас понял, с чего хотела начать девушка, но не был в силах её остановить.

Карина сидела промеж его раскинутых ног, и перед ней в качестве преграды оставались лишь его трусы. Живот Тома, как и грудь, были искусаны и исцарапаны, а в голове его – лишь предвкушение предстоящего.

Девушка медленно, аккуратно, словно работая с чем-то чрезвычайно хрупким, взялась за резинку трусов Тома и стянула их. Осознавая свою наготу, Поулсон вжался в кровать и просто закрыл глаза.

В дальнейшем – полёт в эйфории от вытворяемого девочкой «искусства», колебания в разных позах. В диком экстазе Том бил девушку – сначала мягкие пощёчины, сопровождающие оральный коитус, затем сильные, до отпечатков ладоней, удары по бёдрам и ягодицам. В свою очередь, Карина сжимала его плечи, бока и спину с такой силой, что местами намокшая простыня была измарана свежей кровью Тома.

Том высвобождал всю свою фрустрацию на ней – девочка страдала, но не так, как в прошлой жизни. Отпустив её из одного, далеко не милосердного положения, он тут же перебрасывал её в другое, более беспощадное. Томас никогда не понимал, действительно ли доставляемое им женщинам удовольствие настолько сильно, что они готовы претерпеть абсолютно все позывы его Танатоса.

Окончание было близко, и за несколько секунд до этого, комнату поразил громкий визг и плач, сигнализирующий о только что пройдённом девочкой пределе. Поставив новый рекорд терпимости, как только Том освободил её от своих железных оков, она упала с кровати, стянув за собой одно из одеял. Избитая, взмокшая от пота и слёз, она отвернулась в угол и завернулась клубком, не переставая плакать. Томас же, чуть не доведя себя до потери сознания, сначала подождал несколько минут, затем снова отправился в ванную.

По возврату в спальню, Карину он не увидел.

Свет заходящего солнца упал на кровать, попутно разбудив Тома. Вздрогнув, он с горечью осознал, что так и не побывал в том сне. Озадаченный обрывками памяти, Поулсон провалялся на кровати минут десять.

Напялив штаны, Томас выполз из комнаты, тихо, надеясь не встретить хозяйку дома, что так сильно пострадала от него вчера.

Двери спален были заперты, в ванной тоже никого не было, гостиная пустела. У входа Том одел обувь и вышел.

Глава 11

Том заехал домой, и, не желая заходить внутрь, дабы не лицезреть тот беспорядок, что устроили собаки, прикрикнул имена питомцев, стоя у легко открывающегося окна. В миг оттуда вылетела пара мускулистых тел и набросилась на хозяина.

Выгуляв родню, Том всё-таки зашёл домой, накормил собак, переоделся и, несмотря на то, что сегодня у него был выходной, отправился в участок.

На этаже было необычно пусто; добравшись до кабинета, Том приземлился на стул, обдумывая план своих действий.

«Её муж должен был уже вернуться – послезавтра похороны»

Перед тем, как снова позвонить в фирму Хамфри, он решил навестить своего «приятеля», что чалился в одной из камер.

– Добрый день, Карл.

Том снова был напротив преступника.

– Странно, что ты так никому и не позвонил – ты ведь считаешь себя невиновным.

Карл опять сидел с поникшей головой.

– Мне некому звонить..

– Почему это? – удивился Том.

Он почувствовал, что сидящий напротив не хочет об этом говорить.

– Как же твоя семья?

Тут Карл поднял взгляд.

– Верите, нет.. Я всю ночь пытался вспомнить, что вчера произошло. Господи..

Он говорил возбуждённо, обеспокоенно.

– Меня не волнует твоя амнезия, Карл.

Он наклонил голову в сторону, заинтересовав подозреваемого.

– Ты понимаешь, что тебе грозит минимум пятнадцать лет? Анамнез твоей жизни я ещё не разбирал, но не думаю, что ты сможешь съехать на аффекте и прочей хрени, чтобы пережить какое-то время в больничке..

Внезапно волна радости пронеслась по голове Тома.

«Ему не нужна тюрьма»

– ..а затем выйти на свободу.

Карл хорошо понимал, о чём говорит детектив.

– Попытайся ещё раз проиграть у себя в голове, что вчера произошло. Может, я смогу тебе помочь, Карл. Врятли кто-то сыграет большую роль в твоём спасении, нежели я.

Радищев уныло смотрел на Тома.

– Значит, я обречён.

Он сказал это с такой уверенностью, что Том, в какой-то степени, оправдал его.

– Я хочу позвонить матери..

– Она уже здесь, Карл, – опередил его детектив.

Затем Том встал и вышел из камеры, оставив Радищева наедине с собой.

Через десять минут он сидел в своём кабинете, ожидая приглашённую Екатерину Смолину.

Немного потрепав его терпение, в помещение вошла среднего роста женщина, одетая в странный пиджак, не менее странную винтажную шляпу и юбку. Женщина передвигалась короткими шагами, что было весьма необычно, если учесть каблуки на её ногах. Лицо её было потухшее, глаза бессонные, опухшие от слёз. Выглядела она довольно молодо.

Как только Смолина вошла, не смотря на присутствующего детектива, сразу же присела на ближайший к двери стул и начала, местами всхлипывая, говорить.

– Здравствуйте, расскажите пожалуйста, что произошло с моим сыном.

Она не поднимала взгляд, видимо пытаясь абстрагироваться от той атмосферы, что нагнетал Том своим присутствием.

– Екатерина, мена зовут Томас Поулсон. Я расследую двойное убийство в Кинмаунте, произошедшее вчера днём.

Она наконец решилась поднять взгляд, после чего её глаза не отрывались от губ Томаса.

– Вчера, в четверть пятого вечера, диспетчерам поступил звонок. Звонивший заявил о убийстве, совершённому по этому адресу. Звонил он из этого же дома, просил скорее приехать, после чего повесил трубку..

– И звонил мой..

– Да, ваш сын. Перед приездом полицейских Карл пытался утроить пожар там, где произошло однако две смерти, предварительно попытавшись покончить жизнь самоубийством, но, видимо, он испугался и струсил. Были убиты хозяйка дома миссис Алисиа Анна Дойл и, скорее всего, её клиент, до настоящего времени его личность не установлена, но это будет выяснено уже в ближайшее время. Убиты из пистолета Макарова, который был найден при вашем сыне, на котором его же отпечатки. После более подробного исследования экспертами, вина вашего сына будет доказана тем, что он изнасиловал миссис Дойл. Вся одежда вашего сына испачкана кровью хозяйки дома. Более того, по отпечаткам и оставленным следам мы установили, что именно ваш сын именно ворвался в дом Алисии, когда она консультировала клиента.

Екатерина была просто поражена словами Томаса. Она наблюдала за ним с приоткрытым от ужаса ртом, и каждый аргумент в сторону вины Карла вызывал ещё большее искривление её физиономии. В конце концов, она вновь разрыдалась.

Карл встал, подошёл к женщине, потрепал её по плечу и пообещал принести воды и салфеток.

– Я приду через несколько минут.

Оставив её наедине, он глубоко вздохнул.

«Мать его по-настоящему любит»

Вернувшись, он положил салфетки на стол перед миссис Смолиной, сел на своё место и спросил:

– Екатерина, вы себя нормально чувствуете?

Она молча кивнула, пряча нос и глаза в бумаге.

– Расскажите пожалуйста о себе и своём сыне. Какие у вас отношения в семье?

Внезапно за дверью послышался какой-то шум – кричал сильный, молодой, женский голос. Также были слышны голоса мужчин – местных сотрудников.

Том напрягся, чуть привстал с кресла, и вдруг в комнату ворвался один из его знакомых коллег – Джереми Фишер.

– Томас, чёрт побери, здесь неадекватная одна требует твоего свидетеля.

Его пухлое лицо было злое и взволнованное.

– Как она попала на этаж?

– Не знаю!

Вновь послышались громкие голоса. Вдруг миссис Смолина ожила, вслушиваясь в голоса из коридора.

– Кажется, это моя дочь, – сказала женщина, посмотрев на Томаса.

– Впусти её ко мне. – Том закатил глаза.

Фишер развёл руки, стукнул себя по бокам и махнул остальным, чтобы девушку пропустили.

Итак, в помещении – три человека. Один – детектив, фактически являющийся инициатором и стороной обвинения, двое других, а точнее, две – часть одной семьи, видимо, пришедшие защищать своего человека.

Когда младшая ворвалась в проход кабинета, Тома озарило сильное чувство боязни и неуверенности, которое сопровождало эту девушку. Она была отнюдь не тем, кого из себя строила перед всеми этими полицейскими. Мягкое тельце с не менее слабой душой внезапно нашло в себе силы на борьбу и спасение своего близкого человека. Значит, Карл всё-таки являлся частью семьи, дорогим и неотъемлемым её членом. Его сестру звали София, фамилия отца, так же, как и у обвиняемого. Длинные, светло-рыжие волосы, острый нос, худое, слегка вытянутое лицо, равно как и тело – имела длинные ноги, тонкие бёдра и талию, невыдающуюся грудь – точно балерина. Выделялись в ней только плечи – они были широковаты. В глазах её Том сразу высмотрел поразительную голубизну.

Она зашла, обратила свой нежный, полный испуга взгляд на мать, затем на сидящего за столом детектива, после чего глаза её приобрели остроту и подозрение. Она ни с того, ни с сего приземлилась рядом с миссис Смолиной, обняла её, и громким тоном обратилась ко второму присутствующему:

– Что здесь происходит?

Том получал некое удовольствие от просмотра данной картины, отдавая все похвалы этому смелому существу.

– Это я должен у вас спросить.

– Это моя дочь, София, – внезапно встряла в разговор миссис Смолина. – Я предупредила её о том, что еду в участок, не успев ничего толком рассказать. Простите её пожалуйста..

– Мама! Почему ты.. – возмутилась девушка, но мать положила свои ладони на руки дочери и шёпотом вняла ей успокоенье.

– Софушка, это детектив Томас Поулсон, следователь по делу..

– Какому делу, мама, что случилось?!

– Хватит орать! – Тому изрядно надоело терпеть подобное у себя в кабинете. Пауза: – Вы обе, я так понял, являетесь родственниками подозреваемого, а именно Карла Радищева. Вы, – он обратился к молодой девушке, – полностью представьтесь.

Агрессия с лица Софии спала, она рассутулилась, выпрямила плечи и назвала своё полное имя.

– Кем вы являетесь Радищеву Карлу Альбертовичу?

– Родной сестрой, старшей.

Говорила она с каждым разом всё мягче и мягче, видимо, больше не желая испытывать на себе недовольный тон Тома.

– По непонятным причинам, но раз уж вы оказались здесь, и вместе, а так как я не успел всё объяснить вашей матери, я повторюсь ещё раз, – Том поднял глаза на сидящих напротив, – я являюсь следователем по двойному убийству, произошедшему в округе Кинмаунта, вчера днём. Ближе к вечеру, в двадцать минут пятого, диспетчерам службы спасения поступил вызов, гласящий о двух совершённых убийствах по адресу Воссково шоссе, 14. Отследив звонок, выяснилось, что звонили именно с этого дома, который принадлежит миссис Алисии Анне Дойл. Звонок длился всего несколько секунд, его запись свидетельствует о максимальном сходстве с голосом вашего сына. И действительно, по приезду на вызов, группа полицейских обнаружила в доме Радищева Карла Альбертовича, имеющего при себе пистолет Макарова с четырьмя недостающими для полного магазина патронами. На одежде вашего сына была найдена кровь, принадлежавшая одному из убитых, а убитых в этом доме действительно было двое – хозяйка дома, и, неизвестное лицо, по-видимому, человек, обратившийся на консультацию, ведь миссис Дойл была практикующим психотерапевтом, причём известным. Факт того, что это был клиент косвенно доказывает и место убийства – кабинет для консультаций. Примечательно, что ваш сын, перед самым приездом наряда устроил небольшой пожар в этом помещении, видимо, пытаясь скрыть улики произошедшего, а ещё незадолго до этого попытался покончить жизнь самоубийством, потратив ещё три пули – первые две были потрачены по одной на каждую жертву. Отпечатки пальцев и следы от ботинок, оставленные благодаря дождю, от входа в дом до кабинета подтверждают то, что именно ваш сын последним вошёл в этот дом.

Том замолчал. Миссис Смолина тихо плакала в плечи своей дочери, а та с каменным лицом смотрела на первичный рапорт, что Том положил пред ними на стол.

– И ещё – завтра придёт заключение судмеда – миссис Дойл была изнасилована перед смертью, и вероятнее всего – вашим сыном.

– Этого не может быть, – тихо, про себя, сказала София, взяв в руки документы.

Мать заливалась слезами, косясь на бумаги.

– Этого просто не может быть, Карл не такой.. – повторяла София. – Мой брат просто не способен на такое.

– Уважаемая, ежели вы не верите документам, не хотите ли вы прокатиться до Мединститута, где оперирует наш эксперт и посмотреть на всё своими глазами?

Том чувствовал ложь, всякий раз приплетаемую родственными душами в оправдание своих близких, но в этот раз чутьё ему подсказывало, что София права. Точнее, права лишь в том случае, что сама она не способна была поверить и подумать о том, на что способен её брат, что никак не отменяет очевидного объективного участия Карла в этих двух убийствах

Девушка посмотрела на Томаса. Её губы вновь задрожали. Она минут двадцать перечитывала протокол, время от времени что-то нашёптывая матери. Миссис Смолина же совершенно не интересовалась документами, полностью доверив их осмотр дочери.

– Тогда зачем он сам вызвал полицию? – После этого инсайда глаза девушки округлились до небывалых размеров.

– Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос. Я предположил аффект, но неизвестно, чем оно вызвано – судмед отверг наличие алкогольного, наркотического и токсикологического опьянения после изъятия анализов. Чтобы попытаться узнать правду, я и пригласил вашу мать, и, так и быть, вас саму, ко мне. – Томас оторвал взгляд от рук: – Кстати, где ваш адвокат?

– Эм, – миссис Смолина посмотрела на Тома, – видите-ли, мы не знаем, как сказать об этом Альберту.

И тут она снова залилась слезами.

– Это мой отец, – жёстко прокомментировала слова матери София.

– Хорошо, я опущу этот вопрос до закрытия следствия, но вам посоветую думать уже сейчас..

– У нас очень сложные отношения с ним, – начала говорить девушка. – Мы, можно сказать, сбежали от него сюда. Он очень жесток. У нас едва получается покрывать все расходы благодаря маминой студии в Москве, она часто летает в Россию. Отца не хотят сюда пускать из-за его высокого места в органах, вы наверняка знаете, кто он..

Том кивнул.

– Отец ненавидит Карла. Мною он особо не занимался, лишь потому, что я девочка, а кем, по вашему, должен являться сын такого строгого и жестокого деспота? Мать всеми силами вырывала Карла из-под его влияния. Он учил его быть безупречным, в «армейском» смысле, сам же Карл больше натуры творческой. Он, так же, как и я, и мать, стихи пишет, рисует, правда ещё не выставлялся ни разу, аргументируя, что это не его. Да и не налегал он особо на творчество, опять же из-за страха перед отцом.

На щеке Софии появилась первая слезинка. Том охотно слушал этот рассказ, пытаясь абстрагироваться от чувств и эмоций и выделять причинно-следственную связь в конфликте внутри семьи.

– Вы не представляете, какого это жить – постоянно боясь собственного выбора, своего желания, пускай даже в обычной деятельности. Отец его и в кадетскую школу, и на единоборства с кабанами своими таскал, и на военные сборы благодаря знакомым по этой части.. А Карлу это было неинтересно.. Ну, может, интересно, но его раздражало то, что ему навязывают чужой интерес. Он желал чего-то своего. Сбегал из дома часто – от избиения. И ладно, как он говорил, чтоб его – дак отец по-пьяни и меня, и мать гонял. Убегал, лишь бы не видеть. И нас зазывал. Ну а куда мальчишка-то сам убежит – его где-нибудь поймают, в милицию, а затем за шкирку и обратно к нам в дом. В школе постоянно дрался – не потому, что сам конфликтный, а просто иной, не такой, как все – себя защищал. Учителя сами его оправдывали, говорили, что мальчик бесконфликтный. Просто один всегда, «белая ворона». Отец же за любой «косяк» устраивал ему наказания, причём непросто бил – изощрённо мучал, запирался в гараже, на первом этаже нашего дома, «по-воински наказывал», как говорил он. И никто не видел, что он там переживал..

София отпила немного воды, обняла мать покрепче и замолчала.

– То есть, определённых увлечений у него не было?

Девушка сглотнула. Заговорила миссис Смолина.

– Знаете, нет. Он с детства увлекался всем, чем можно – было время конструировал что-то из железа, строил скворечники, спортом разным увлекался. Но ничего такого, что заставило бы его оставить в этом деле душу, не было. Разве что рисование.

– Он так любил рисовать?

– Мы попытались устроить его в ту студию, которой я сейчас владею, но особого таланта он не демонстрировал. Но, любое свободное время он посвящал вырисовыванию этих, как их называют, на букву «К».. – Она обратилась к дочери.

– Комиксам, – одновременно сказали София и Томас.

– Да, у него очень хорошо получалось вырисовывать сюжет в одной запечатлённой картинке. Дома, в России, лежит несколько коробок его «произведений», он рисовал их на тетрадной бумаге.

– Хорошо, – растянул Том. – Миссис Смолина, оцените пожалуйста, ориентировку его деятельности, когда он был ребёнком, на оценку результата этой самой деятельности со стороны.

– Что, простите?

– Ну, как я понял, ваш ребёнок инфантильно брался то за одно, то за другое занятие не по причине ли того, что искал то, что производило бы на вас, в том числе и вашего супруга, впечатление? Пытался ли он привлекать этим внимание?

– Не знаю, не могу сказать вам.. Он, вроде, никогда не стремился демонстрировать их нам.

– Тогда, может быть, вы ответите? – Том посмотрел на Софию.

Она испуганно и растерянно посмотрела на Томаса.

– Я… Я не знаю.

– Проблема отца мне известна, но давали ли вы как мать и старшая сестра ему то, чего он хотел, как ребёнок?

– Да, конечно давала, – сразу ответила Смолина, даже перестав плакать. – Я его никогда не баловала, но воспитывала в достатке, в культуре и просвещении, что и вылилось, я считаю, в такой высокий оценочный балл международного тестирования, благодаря которому он успешно поступил в Райерсон. И знаете, он успешно учится.

Том перевёл взгляд на Софию – та поражённо молчала и смотрела на детектива.

«Где-то здесь причина нарциссизма»

Томас учёл и проигнорировал молчание.

«Молчит»

– Вы более-менее знакомы с его детством. Как-никак, вы – его мать и сестра. Расскажите о его отношениях с противоположным полом.

– Знаете, в этом плане он всегда был очень скрытен.

«Почему-то мать разогнала инициативу, а сестра замолкла»

– Я не знаю истории ни о его первой любви, ни о целом с девушками, – сказала миссис Смолина, опять пуская слезу.

– Мне тоже ничего неизвестно об этом, – сухо добавила София.

Внезапно дверь открылась, и в кабинет ворвался Марвин.

– Ты уже здесь.. Звонил Гордон, они опознали второго. – Он торопился за свой стол и не заметил присутствующих у стола Тома. – Ты едешь?

Развернувшись, он поймал намокшие взгляды двух особ.

– Кто это?

– Мисс Радищева и миссис Смолина.

– Сестра и мать подозреваемого, – продиктовал себе напарник. – Детектив Вин Додсон, убойный отдел, здравствуйте.

Он остановился, видимо, ожидая Тома, но тот никак не мог понять, чем закончить такой интересный, разгар которого начался в самом конце, разговор.

– Послушайте, вы можете поехать с нами и убедиться в уликах, так как я подозреваю, что протоколы вас не устраивают.

Марвин скривил лицо и развёл в стороны руками, явно не одобряя предложение Томаса.

– Что за дерьмо? – Додсон сказал это губами – Том понял.

– Вы согласны? – переспросил Том, игнорируя напарника.

София прошепталась с матерью и обе женщины кивнули. И как только Томас приподнялся с кресла, София посмотрела на него: