Сиреневый туман

Мама Женя тоже смотрела на ребенка с болью:

– Ты, Шур, знаешь, че? Приводи малыша чаще. У нас есть кой-какие припасы. Чай, не обедняем, если с вами поделимся?!

И еще: смотрю не больно чистый сынок-то твой. Это может привести к гибели.

– Дык вода теперь на вес золота!

– А ты поступай, как мы в хуторе. Воду берем летом из речки, греем и моемся. А коль стирку затеваем, добавляем в нагретую воду вместо щелока золу из печки. Неужто никто не знает этого в вашем селе?

– Да кому мы нужны? У нас каждый за себя.

– А зимой пользуемся снегом. Набираем в ведра. Греем на печке, сливаем в таз и готово. Лиза купаться обожает. Косы у нее, видишь, какие!? Чуть не уследишь, насекомые заведутся.

– Да, волосы у нашей дочки отменные: блестящие, живые, словно и войны нет, – вздохнула Шурка.– Мать из тебя действительно вышла хорошая. Признаю, твоя взяла. Я ведь, что думала перед войной?! Неопытные, детей не имели. Через год- два назад приведете девчонку. А я еще покуражусь: взяли, так воспитывайте.

– Ну, нет. Зря так думала. Мы ведь перед тем, как смотреть дочку, все обдумали, взвесили за и против. И только потом отправились смотреть. А увидели, не смогли уйти без малышки. Сердце не обманешь. Оно говорило: ваша дочка, берите на воспитание.

Лиза не могла дождаться ухода мамки Шурки. Боялась, что та вдруг передумает и заберет с собой. Снова начнутся крики, обзывания и мордобой. Хорошее настроение или плохое, у той во всем виноваты дети. Всегда и везде жаловалась окружающим: вот если бы их не было, жилось бы легче.

Наконец, Шурка поднялась из-за стола:

– Ладно, как бы не было у вас хорошо, пора и честь знать. Я ведь че пришла? Убедиться, что все хорошо. Какая никакая, а все-таки мать. Иногда душа ноет. Хоть нечасто, но случается.

– Не переживай, подруга. Все у девочки есть. Сыта, одета, обута. И ухожена. И любим, как родную. Без нее уже и жизни не представляем.

– Что ты все мыкаешь. Одна ведь лямку тянешь. А Лешки-то нет, почитай, больше двух лет.

– Так его нет, а в наших душах с нами. Правда, дочка?

Лиза кивнула головой и уткнулась носом маме Жене в живот.

– Он когда уходил на фронт, сказал:”– Я обязательно останусь живым ради тебя, любимая, и нашей дочери. Раз взяли заботу о Лизочке, должны во что бы то ни стало поставить на ноги. Только ждите меня».

Вот и ждем, как договорились.

– Малахольная ты, Женька. Ни одного письма ведь не было с тех пор. Так аль нет? А пуля-дура не спрашивает, кто обещал вернуться, а кто нет. Все хотят этого. Но только и слышишь бабский рев от похоронок.

– А мы с Лизой все равно ждать будем. Хоть три, хоть пять лет. Так хотим, и так будет.

Шурка пожала плечами:

– Ваше право. Молодость только угробишь, блаженная.

И ушла, таща за собой сына, как трактор борону. Тот с благодарностью и мольбой оглядывался на сестру и добрую тетю, стоящих в обнимку у калитки. А мамке Шурке даже невдомек было с нежностью посмотреть на сына.

Шурка с сыном теперь часто приходили к Хмелевым. Лиза перестала бояться, что та отнимет ее у добрых родителей. Кишка тонка, сама от голода страдает. Зачем еще один рот? Просто здоровалась и убегала на улицу. Эта женщина перестала будоражить сознание воспоминаниями. Нашлось немало более достойных внимания дел и развлечений.

У Хмелевых окотилась кошка. Лизин брат вертелся возле маленьких котят, протягивая им руки, которые те кусали, били задними ногами, но как-то не больно, играючи. Он хохотал:

– Тетя Женя, смотрите, котятки не кусают, а нежно прижимают зубами. Они мягкие и совсем не колючие.

Лизина приемная мать нежно гладила ребенка по голове. Дети ведь не виноваты, если у них не совсем порядочные родители.

Глава 10. Детские воспоминания. Знакомство с Борей

В то время все жили примерно одинаково: у каждой семьи недостаточно продуктов и не во что одеться. Из Михайловского пришла как-то осенью первая переселенка. У нее в чемоданчике были вещи и обувь, но, как она сказала, нечем кормить троих детей.

У мамы Жени в чулане нашлось немного картошки, кусочки вяленого мяса и баллон молока. За это женщина отдала ей валенки для Лизы. У мамы Жени тоже не было обуви, но что для матери собственные беды перед потребностями ребенка?!

Лиза воображала перед подругами, гордо вышагивала перед ними, кривя нос, глядя на их тряпичные чуни, которые всего день назад носила сама.

– Вот у меня обувь, это да! А ваша обувка ничто перед валенками.

– Да гадость твои валенки, Лизка! – завистливо говорила Бородинова Вера.

– Такая же тряпка, как и наши. Где всегда снег и мороз, они подошли бы. А в наших краях с грязью и слякотью- ерунда, поддакивала ей Чепурная Анюта.

Лиза сквозь зубы прорычала:

– Сами вы- ерунда. Знаете, как в них тепло!?

– Дай померить? -просили девчонки. И натягивали на свои ноги. Потом нехотя соглашались:

– Может, и так, но воду держать не станут! – снова поддела Верка.

– А пошли на реку, проверим! – ухмыльнулась Анюта.

Девчонки, большие и поменьше, отправились на реку, что протекала метрах в пятидесяти от дома Лизы. Морозов больших не наблюдалось -лед еще был тонкий. Все по дороге с завистью смотрели на обновку. А Лиза шла впереди, задрав голову.

– Вот убедитесь, с этой обувью я никогда не заболею, – горделиво хвасталась она.

Лед трещал, но маленькая Лиза продвигалась вперед.

– Видите, ноги еще сухие! – крикнула на берег, хотя уже почувствовала влагу на подошве.

– Ты ногой-то топни, топни! Поймешь, кто прав, – не успокаивалась Анюта.

– Ну, и вот! – Девочка топнула ногой и провалилась в реку.

Валенки и одежда напитались жидкостью, теперь она не могла поднять ни руки, ни ноги. Ее тянуло на дно. Хоть речка и не была глубокой, тяжесть не позволяла Лизе самостоятельно выбраться из воды. Она хваталась за края полыньи, тонкий лед -раскрашивался, и снова оказывалась в ледяной воде.

– Давай руку! – слышался голос Верки.– Или вот за шарф хватайся!

– Да не стой же на месте! Иди к берегу! – вторили ей девочки.

– Честное слово, не могу даже пошевелиться, меня в ил затягивает, – вытирала слезы Лиза.

– Ну и сиди там сама, раз не хочешь слушать, что старшие говорят, – обиделись девчонки.

– Если бы было все так, как говорит эта задавака, она бы хоть руки протянула, – скривилась Анюта.

– Как пить дать, снова издевается над нами.

Подруги с криками разбежались по домам. По счастью рядом гулял незнакомый мальчишка года на три старше бедолаги.

Он выломал жердину от сухого дерева, лег на лед почти на берегу и заорал:

– Эй, ты! Чего забралась на тонкий лед? Жить что ли надоело?

– Да я хотела доказать, что валенки не боятся воды. А сама провалилась, – плакала Лиза.

– Хватайся за палку. Буду тянуть на берег, а ты не бросай жердину. Так, смотришь, и вытащу из полыньи. Тогда ползи по льду. Иначе снова провалишься.

Он немало повозился с девочкой, пока не оказалась, вся мокрая и дрожащая, на берегу.

– Теперь побежали! – крикнул он и устремился вперед.– А-то воспаление легких обеспечено!

У Лизы зуб на зуб не попадал от холода, мышцы сводило судорогой, но она старательно выполняли команды мальчишки.

Ноги почти не чувствовала, казалось, что передвигалась по снегу босиком. Они уже не казались ледяными, даже, скорее, горячими.

– Здесь не бывает таких морозов, как на севере. Значит, лед не промерзает на пятнадцать сантиметров. И ходить по тонкому льду опасно, – говорил пацан на бегу.

А девочке было так муторно, что не хотелось ничего отвечать и даже слушать.

Мамы дома не оказалось. Валенки Лиза оставила в сенях за дверью, мокрые вещи бросила в чулане.

– Обычно за иконами прячут лекарство. Поглядеть? – услышала голос пацана.

Лиза кивнула головой, глаза при этом были закрыты. Ей казалось, что вокруг все переливается разными цветами.

Мальчик сунул ей в руки маленькую бутылочку:

– Разотрись хоть немного. Я пошел.

Не открывая глаз, Лиза разделась до нага, потерла ладошками тело. И забралась на русскую печку. От тепла разморило. И так проспала до самого вечера. Проснулась, когда мама вернулась с работы. Мокрые вещи висели над духовкой, валенки сушились в духовке на кирпичах.

– Моя ты зазнайка! – обняла дочку мама.– Зачем надо было доказывать что-то друзьям, не понимаю? Спасибо мальчишке – беженцу из Белоруссии, что у Митяя на постой определили. А-то бы остались мы с папкой без любимой доченьки.

– Все таки проболтался? – от обиды из глаз девочки брызнули слезы.

– Ничего подобного! Подружки твои рассказали ночному сторожу, а он уже нам. В конце рассказа добавил:

– Видел, этот мальчишка приезжий из полыньи вытащил девчонку и до дому бегом доставил.

Бабы зашумели.:

– Ты беги, Женя, домой! Неровен час, заболеет Лизка. Вот я и примчалась.

Она растерла Лизу снова самогоном с ног до головы. И заставила опять укрыться на печке. А наутро девочка сияла, как медный таз, когда увидела у калитки своего спасителя. Он представлялся ей героем, спасшим принцессу от неминуемой смерти.

– Спасибо, что не разболтал о моей глупости, – потупила она глаза.

– Да что, я сам что ли не был в такой ситуации? – Совсем просто, без кривляний и пафоса ответил он.– Кстати, мы даже не познакомились вчера. Меня Боря зовут. Мы с матерью из Ленинграда.

– А я уже знаю, в деревнях новости быстро разлетаются. Меня мама с отцом Лизой зовут.

– А другие иначе что ли кличут? – засмеялся Боря.

– Да ну тебя! – Покраснела Лиза.

Между ними как-то сразу появилась симпатия и паутиной связала их в играх, в походах в школу. Даже при игре в “ войнушку», которая была актуальна в то время, они обязательно оказывались “ русскими», и Борька укрывал ее от пуль и врагов.

Когда “ немцы» переходили к пыткам, выкручивая руки и дубася кулаками, парнишка грудью прикрывал ее, крича:

– Меня, меня пытайте! Оставьте слабую женщину в покое. Что вы детей да женщин мучаете? Попробуйте справиться с сильными мужиками! А, слабо? И кто же вы после этого?

Лизе нравилось быть под защитой мальчишки. Она казалась себе тогда самой настоящей принцессой, неотразимой и особенной.

При походах к школе и обратно он носил ее сумку, рассказывал смешные истории и военные анекдоты. И обязательно дарил полевые цветы, которых встречалось немало. При этом становился на колено и, протягивая Лизе, улыбался во весь рот. Видно было, как сверкали его глаза. А Лиза прикрывала сердечко, чтобы никто не видел, как бешено оно колотилось.

Борис уже тогда знал о ее пристрастии к цветам- она с благоговением останавливалась у тех дворов, где, несмотря на тяжелые времена и отсутствие времени, красовались все те же нежные головки георгинов, маков, роз или ветки цветущей сирени.

Она восторгалась всегда:

– Какая прелесть! В стране война, боль и слезы, а хозяева напоминают, что эти беды не вечные. Пройдет немного времени и снова наступит мир, вернется в нашу жизнь красота и гармония.

Боря как-то пришел к Лизе. У забора стояла ее мать.

– Представляете, теть Жень, у теть Тони за домом ощенилась собака.– Заговорил он. – Несколько дней щенки ползали вокруг нее, тычась носами в живот в поисках молока, а теперь растут не по дням, а по часам. Значит, нашли, что искали – Он мечтательно улыбался, некоторое время молча.-. Надо же! Война войной, а жизнь все равно продолжается, правда, теть Жень!?

– Да, Боря, природа берет свое.

– А вчера из укрытия показался пушистый малыш. Он покачивался на лапках, и все равно продвигался вперед, познавая мир за порогом. Дошел до края порожка. И кувырком полетел вниз. Лиза тогда подскочила к комочку:

– — Какой он мягкий, – раздался ее возглас, – и пушистый. – На лице ее появилась радость, – У меня такое ощущение, будто это вовсе не щенок, а облако спустилось с небес.

– — И чего ж в нем небесного?

– — А он кажется невесомым, – отозвалась Лиза.

– — Странно, Борик, а мне дочка ничего о этом не рассказывала.

– — Забыла, может?

– — Кто знает, авось и запамятовала.

– -Она была вчера такой трогательной и озабоченной, заглянула в щенячье укрытие:

– — Да тут их много, на любой вкус найти можно: и рыжики, и серо-рыжие, и бело- рыжие. А один вообще черный, как ночь.

– Я сказал ей:

– — Лиза, положи кутенка к матери, – там у него и пища, и тепло.

Она сначала прижала малыша к своей щеке, он таким тепленьким оказался.

И только потом выполнила просьбу.

– Иди, малыш к маме, хватит с тебя пока одного приключения, – прошептала кутенку, опуская в укрытии возле собачки. Та обрадовалась, начала облизывать любознательного малыша, а он стал тереться об ее шерстку.

– Хотите посмотреть на них?

– Пошли, поглядим на твое чудо- облако, -согласились тетя Женя и подошедшая к калитке Лиза..

Когда оказались у закутка собаки с выводком, вне коробки гуляло уже двое малышей, а третий выглядывал из укрытия. Потом и он осмелился, стал тоже топать по подстилке, покачиваясь на слабых ногах. А первые два начали задирать друг друга, толкаясь и даже кусаясь.

– Во, дают! Не успели на свет появиться, уже бои устраивают! – засмеялся Борька.– Что же потом будет?

– Так они с детства тренируются! – улыбнулась тетя Женя.

– Вот молодцы! Поэтому никто не может обидеть- всегда во всеоружии.

Дети учились тогда в Тутовской школе, до куда идти приходилось пять километров по бездорожью и грязи в непригодной для этого одежде и обуви. Лиза заболела лихорадкой. Пока добиралась до школы, еще терпимо. А ближе к третьему уроку ее начинало трясти. Учительница Ирина Михайловна вела девочку в канцелярию, укладывала на сдвинутые стулья и укрывала всей одеждой, какую находила там. Лежала Лиза до тех пор, пока жар не спадет. Так продолжалось до нового года.

Безденежье и лишения, когда не в чем посещать школу и с питанием проблемы, привели к тому, что к весне она еще и скарлатиной заболела. Провалялась в постели несколько месяцев, пропустила учебную программу. И потом долго плакала, когда сказали, то она осталась на второй год.

– Да не плач ты так, подумаешь лишний год ребенком побудешь, учась в школе, – шутил тогда Боря.– Я же знаю, что ты самая лучшая. Нет никого умней.

Это утешало ее, как пилюля.

– Мамка моя вот тебе сапоги передала резиновые и платок теплый. – Принес как-то сверток Боря.– В твоих калошах по здешней грязи по колено ходить, – никогда не выздоровеешь. И платочек байковый тоже не спасет от морозов и вечных здешних ветров.

– А как же тетя Лида?

– А у нее еще есть! Не волнуйся.

Лиза подумала тогда, как здорово иметь настоящих друзей, с которыми и беды не страшны и радость в удовольствие.

Глава 11. Выступления в госпитале. Тетка Матрена встречается с сыном

Перед каждым праздником в учебных заведениях и клубах проводились обязательные концерты с участием школьников. Выступление Лизы и Бори с частушками всегда были гвоздем программы. Они пели дуэтом:

Лезут к нам в страну бандитыБешенной оравою.Будут все они разбиты —Наше дело правое!Мы в любом бою смертельномВражью силу отразим.Ни вершка земли советскойНикому не отдадим.

При этом притопывали ногами и показывали кулак или кукиш незримому врагу. Зрительный зал сотрясался овациями. Дети смущались и убегали за занавес.

Овации продолжались. Артистов не хотели отпускать. Тогда Лиза хватала подол платья двумя руками, а Боря дядь Митяеву рубашку на выпуск, подпоясанную кушаком, и выходили на поклон. Снова не отпускали, Лизка тогда срывала очередные хлопки:

Сидит Гитлер на заборе,

В алюминевых штанах!

А бабье над ним смеется

Глянь! Штаны-то на болтах!

Не совсем было ясно по-малолетству, о чем она поет, но слышала хохот в зале и понимала: зрителям нравится. Борька еще больше подливал «масла в огонь»:

На сосне висела груша,

А на груше шишечка.

Наша «девушка Катюша»,

Как на гробе крышечка.

Лез к Москве фашист – насильник

Через надолбы и рвы.

Крепкий русский подзатыльник

Получил вместо Москвы.

Зал ревел и содрогался от рукоплесканий. На этой ноте концерт заканчивался.

Люди, ободренные, шли домой, чтобы с настроением продолжать жить и надеяться на победу в войне и возвращение родных домой. Получившие похоронки, и то думали: не зря погиб любимый человек. За него обязательно отомстят однополчане, раз есть еще такие патриоты.

Чуть подросли школьники, их стали приглашать в госпитали- выступать перед ранеными бойцами.

Старший по возрасту Боря всегда спрашивал у подруги:

– Чего ты все вертишься во время выступлений?

– А что, заметно? Думала, никто не видит. Отца смотрю. Вдруг он где-то раненый лежит, а мы с мамой и не знаем. Сколько лет нет писем! Я же вижу: мама расстраивается, даже плачет ночами.

А еще когда она переживает, начинает что-нибудь вязать. В этот раз связала чулки через колено черные с белыми и серыми полосками из грубой пряжи. На вид такие красивые, просто чудо. Но также колючие, что, как только посмотрю на них, выть хочется и все начинает заранее чесаться.

Мама никак не поймет, почему я их не ношу. Попробовала одеть себе. И тут же сшила из старой одежды подкладку для них.

– Нашли же выход из положения.

– Ну, да, в этот раз все обошлось. Только хочется, чтобы и ей было хорошо, не только мне.

В эти дни Боря с Лизой помимо частушек исполняли “ Катюшу» и Лиза разучила еще новую песню “ Синенький скромный платочек», которые поднимали в воинах гордость за страну и веру в родных и любимых. Выживают в войне, кто уверен, что их продолжают любить и ждать.

– А пойдем сегодня в кино? Слышал, в клуб привезли» Броненосец Потемкин». Такой кайфовый фильм!

– Я бы пошла с удовольствием, Борь. Только, смотрю, дождь собирается. А мои тряпичные чуни быстро промокают, хотя и подшиты потником из старых валенок. В таких зимой по снегу еще можно пройтись, а по грязи вряд ли получится.

– Согласен. Тогда оставим этот поход на зиму. А так хотелось.

– Так сам сходи.

– Не, без тебя неинтересно, Лизок

– Давай тогда просто на лавочке посидим, поболтаем.

– Идея! И как я не догадался первым? Кстати, мамка говорила, одна ее знакомая, тоже переселенка, завтра принесет к нам на хутор, вещи и обувь в обмен на продукты.

– Надо маме сказать. Я быстро. – Лиза метнулась к хате.

Минут через пять они уже сидели у ее калитки во двор:

– Слушай, Лизок, а давай выкопаем пару отростков сирени у реки, той самой, под которой всегда в садовника играем. И посадим по краям лавочки. А-то пусто как-то. Представляешь, будем сидеть, когда разрастется, а цветы прямо перед лицом красоваться станут.

– А что, неплохо придумал! Там сирень темная, пушистая. Счас, за лопатой сбегаю.

Сделав дело, уселись на скамью снова. Веточки сирени свешивались теперь к ним, укрывая листьями, как одеялом.

– Мы теперь с тобой, как в шалаше, – засмеялась Лиза.

– Ни дождь теперь не страшен, ни жара, – поддержал ее Боря.– Когда куст разрастется, любого спрячет от непогоды.

– Знаешь, Боря, когда я сегодня пела про платочек, на меня так пристально и знакомо смотрел парень какой-то. Из памяти теперь не могу выбросить. Казалось, силился угадать во мне кого-то. А мне кажется, и я его где-то видела…

– Мало ли на свете похожих людей, – вздохнул мальчишка. – На всех что ли обращать внимание?!

Тут Лизка хлопнула себя по лбу:

– Вспомнила! Видела его фото у теть Матрены на тумбочке. Сын это ее, Федька. О нем так же нет вестей, как и о моем отце. И уходили они на фронт в один день.

– Так чего сидим? Побежали к тетке!

– А вдруг я ошиблась?

– Не переживай. Лучше сделать и пожалеть, чем ничего не предпринимать. А вдруг это и правда он?! Вот радости будет!

На улице уже было темно, колхозники вернулись с работы. Парень и девочка закричали прямо на бегу:

– Тетка Матрена! Тетка Матрена! Мы к тебе с радостью!

Та выскочила простоволосая, в переднике, об который вытирала руки от теста.

– Чаво орете, как оглашенные? Курей и тех небось, распугали?! С насеста наземь со страху повалились.

– Тетка Матрена! Вы давно от Федьки весточек не получали?

– Так ить ни одной не було! Могет, уж травой заросла могилка сыночка мово, а я и не знаю ничиво об этом, – вытерла она слезу.– А чаво эт вы о нем вспомнили?