Стеклянное солнце

Мужчина щелкнул затвором ружья и прицелился. В этот момент Георгий ринулся на него. Последовал выстрел. Оба лежали вповалку на земле и боролись. Второй рыбак поспешил схватить оружие товарища, но его успел вырубить подоспевший Москвич.

Пуля ушла чуть выше на полметра и просвистела над головой Москвича. Казалось, что он даже бровью не повел. Настолько хладнокровны были его действия.

– Что ты делаешь? – Громко и надрывно спросила Василиса Москвича.

Брезгуя карабином, Мкад достал раскладной нож и нажал на кнопку. Показалось холодное и острое, как бритва, лезвие. Все остальные пытались угомонить Москвича, но у них не получалось.

– Сейчас покушаем! – Взревел Москвич и подставил нож к щеке рыбака.

На одном лице отпечаталось звериное нутро и ярость, на втором маска звериного ужаса и смерти. Никто не смог отнять нож у Москвича, даже Власов не сумел ничего сделать. Все боялись, что Мкад в гневе зацепит и их.

Из леса дальними сигналами послышалась сирена. Метрах в трехстах от выезда на поляну показалась пара фар. Слепил свет всем в глаза. Москвич, равно как и остальные, сразу сообразил, что происходит. Отрезвляющий эффект заставил всех одеться, а Москвича спрятать нож за пазуху. В глазах у рыбаков замаячила хлипкая, но неубиваемая надежда, что они будут спасены, и эти фары – помощь им от бога.

– Господи Иисусе, я знал, что меня не оставят. – Прошептал светло-желтый.

Через полминуты на полянку заехал еще один УАЗ, на этот раз закрытый. На его боковой стороне, на красноречивой синей полосе было начертано слово "полиция".

Из машины выскочило трое с автоматами. Раздался громкий басистый приказ лечь на землю и не дергаться. Пришлось повиноваться. Один только Москвич куда-то подевался.

А нет, и его нашли.

– Кто здесь вызывал полицию?

Представительный и массивный, из машины донесся голос. После пятисекундного молчания задняя дверь со скрипом открылась и из "бобика" вылез лейтенант, толстый и безразличный, и повторил вопрос.

– Еще раз, кто?

– Я.

Из-за спин полицейских выскочил совсем юный мальчик лет 15 и стал рассказывать, как все случилось.

– Я был неподалеку в лесу, грибы собирал. Как стемнело, заплутал немного. Услышал, как эти двое. – Тут он показал пальцем правой руки на рыбаков. – Шепчутся, возмущались, что надо наказать молодых людей.

– И поэтому ты позвонил нам? – Не понял парня полицейский.

– Да я бы и сам внимания не обратил, если бы один из этих…

– Какой? – Отрезал его полицейский.

– Этот. – Парень показал на мужчину в темно-зеленом. – Он достал ружье и сказал, что надо будет потом выкопать могилку здесь. Я вызвал вас и стал наблюдать. Минут через 10 после этого выстрел громкий и двое рыбаков пошли к людям у костра.

– Хорош, остальное в участке расскажешь, хлопчик, садись.

Один из автоматчиков открыл пареньку дверь и тот приземлился на заднее сиденье автомобиля.

Все это время Москвич вызывающе смотрел на стражей правопорядка и пальцами делал вид, будто стреляет в них из пистолета. Полицейский, держа руки на ремне своих темно-синих брюк, посмотрел на Мкада и спросил у паренька:

– Кто из них тут сопротивлялся?

Парень высунул голову из машины.

– Вот этот, что в татуировках весь и тот, что с девушкой обнимается. – Парень на этом моменте завистливо сглотнул.

– Их тут две штуки.

– С той, что в черном. – Уточнил мальчуган и показал пальцем на Власова.

– Разберемся. – Пульнул классической ментовской фразой полицейский и приказал рыбакам, Власову и Москвичу сесть в машину.

– Стойте, можно я с ними?

Из оставшихся на берегу один вышел и поднял руку.

– Я хочу знать, что с ними будет.

– Не твое собачье дело. Иди отсюда.

Молодой человек лет 25, что до этого с таким рвением прыгал через костер, сейчас с не меньшим желанием хотел попасть к своим соратникам в машину.

Он снял свою почерневшую от костра футболку с изображением российского флага и ударил ею одного из автоматчиков. Оскорбленный не оценил выпада и скрутил того. Лейтенант засмеялся и сквозь хлынувшую слезу сказал:

– Давай, пакуй и его, как он того хочет.

Машина тронулась с места и унесла с собой все веселье и радость сегодняшнего вечера. Уехал и именинник. Оставшиеся у затухающего костра уехали следом через 20 минут.

Буханка оказалась достаточно просторной, чтобы в ней поместились сразу девять человек. Они толкались, жались друг к другу, но смогли вместиться.

Георгий сидел рядом со своими товарищами. Слева спал Москвич, несмотря на ухабистость проселочной дороги, по которой они ехали, а справа полулежал на стенке "буханки" Глеб Васинько. Именно он напросился на поездку в этом милом автомобильчике.

– Ну и зачем? – Гоша непонимающе спрашивал Глеба.

– Что зачем? – Философски натужно ответил тот.

– Зачем тебе понадобилось сюда залезать, дуралей?

Оба уже успели отрезветь за все время событий. Оказывается, Власов умеет быть рассудительным. Его спутник тоже не был дураком. Маска безразличия и ума прилипла к лицу своего владельца настолько плотно, что успела стать частью его характера. Глеб ответил рассудительно:

– Просто так, без всякой мотивации. Час назад я прыгал через костер, а сейчас я в ментовской тачке, что может быть круче.

– Слабая причина конечно, но зная тебя…

Власов задумался. Его вяжут прямо на его дне рождения. Если найти подход к этому с необычной стороны, то не все оказывается так плохо. Никаких формальных поводов для ареста нет, а сам праздник это не сильно-то и портит. Наоборот, арест сегодня, в день рождения, как знак качества классно проведенного дня.

Он вспомнил одного давнего друга, который подобные приключения променял на женитьбу и семью. "Мда, дурак" – Подумал про него Георгий.

– Жора, я только за Пашу боюсь. У него татушки.

Тон, с которым говорил Глеб, был безразличным, оттого и становился более пугающим и застывающим в мозгу.

Но обстоятельства складывались позитивнее. Глеб часто называл Москвича по имени, когда того не было рядом или он спал. Да и не посадят за одни лишь татуировки. В конце концов, Мкад ночевал за решеткой и за более жуткие пригрешения.

Само отделение не баловало просторными помещениями и достойным освещением. Одна лампочка на каждые пять метров пространства. Дежурный с сонной нежностью соскабливал с бумаги карандаш ластиком. Ему и в голову не могло придти, что за 20 минут до конца его дежурства сюда приведут целую толпу людей.

– Сеня, блин, открывай. – Скомандовал лейтенант и ввел всех в небольшое помещение, которое здесь шуточно все называли холлом.

– Ну что там, зайка, в крестики-нолики со с…

– Заткнись!

Последовал удар в живот дубинкой. Москвич, оклемавшийся ото сна, сгорбился от удара и стал тяжело дышать. Ребро дубинки попало прямо в солнечное сплетение.

– Открывай! – Скомандовал жирный лейтенант дежурному, тот повиновался.

Глеба, Гошу и Мкада посадили в отдельную от рыбаков камеру, хоть они и находились по соседству.

– Эй, я ведь в суд подам, скотина. – Угрожающе заныл Москвич.

На него никто не обращал внимания. Возникало такое ощущение, будто полицейские уже давно сумели приучить себя к подобного рода выходкам задержанных. Но что-то все равно должно было случиться. Наконец к решетке изолятора – тесного и замазанного, подошел лейтенант с блокнотиком и забубнил себе под нос:

– Имя, Фамилия, адрес проживания.

Повисло молчание. Лейтенант недобро посмотрел на Мкада и постучал ручкой по трубке решетки.

– Глеб Васиньков, улица Героя Шапошникова, дом 5, квартира 8.

– Как? Васинько?

Глеб дрогнул скулой и сжался. Он не любил, когда ему таким образом напоминают его болгарско-украинское происхождение, пускай и случайно.

– Васиньков! – Повторил он четко и стройно, сделав акцент на последнюю букву.

Васинько находился в организации уже четвертый год и никто так и не мог сказать, кто он. Отчасти мнение товарищей диктовалось его скрытностью и немногословностью, отчасти и тем, что он сам напускал на себя такую ауру. Но был у него и многословный изъян.

Он очень хорошо знал историю России и любил ее цитировать и каверкать на свой лад. Однажды он допустил небольшую оплошность. Глеб рассказал как-то раз единомышленникам, что он 6 лет обучался в кадетской школе. Тот период с своей жизни он не любил, но старался с ним мириться.

Он находился с ними, с людьми, которые искренне и слепо ненавидят всех по причине своих умеренных взглядов. Он шатался и ковылял между умеренной позицией национализма и самой простой жизнью среднестатистического человека. По слухам, его девушка, если она и имела место быть, даже не догадывалась о том, что ее парень состоит в противозаконном сообществе.

– Теперь ты. – Лейтенант показал на Мкада.

– В жопу иди!

Жиробас с удивлением посмотрел на Москвича. Не ожидал, что такие дерзкие индивиды все еще ходят по России-матушке и сотрясают мирный воздух правопорядка прямо в отделении полиции.

– Власов Георгий, Улица Газовская 19А. – После недолгой паузы взял инициативу Гоша. – Квартира 30.

Лейтенант развернулся и ушел. Глеб с Георгием задумались: "Неужели мент проглотит все это?" Да, лейтенант здорово зарядил Мкаду в живот. Так, что сейчас тот тяжело дышал. Однако сейчас Москвич нарывается снова.

– Нацики вонючие!

Плюнул в них один из рыбаков, тот, что пытался запугать всех палкой.

– Захлопнись, морда хвастливая. – Приказал ему Георгий.

– Тихо там!

Из коридора донесся басистый клич дежурного. Тон разговора снизился, градус оставался прежним.

– А если я тебе скажу, что запомнил твой адрес, это тебя успокоит?

– Да. – Гордо ответил Георгий, памятуя о том, что лейтенант пока что еще не подходил к рыбакам.

Подключился второй и шепотом закончил фразу, задумывавшуюся еще его приятелем.

– Мы за вами придем.

Из коридора послышались тяжелые шаги. Подошел лейтенант с теми двумя, которые приезжали на вызов. В руках они также держали автоматы и готовились к чему-то. Лейтенант приказал открыть дверь камеры.

– Выйди. – Спокойно произнес жиробас.

Мкад, которому предназначался приказ, сидел на месте и смотрел в потолок. Он держался за живот и отчетливо понимал, что с ним будут сейчас делать.

– Я второй раз повторять не собираюсь.

Глеб с Георгием немного отсели от своего предводителя. Оба понимали, что достаться может и им, а взведенные с предохранителя автоматы – гарантия повиновения.

Наконец Москвич тихонько поднялся со шконки и направился к выходу. Его руки крупно дрожали, а из левого глаза бесшумно покатилась слеза. Последовал удар прикладом автомата.

Скула Мкада оказалась рассечена, он упал на пол, грязный и холодный. Следующий удар последовал уже ногой в печень. Вдвойне прихватило живот. Москвич стиснул зубы, стараясь удержать крик. Из второй камеры, где сидели рыбаки, на это действие смотрели удовлетворенно и с интересом.

Затем схватили за волосы и вырвали пучок. Москвич надеялся, что они не станут расстегивать рубашку и не будут смотреть на те татуировки, что были под низом.

– Ублюдок вонючий. Язва, ты хоть понимаешь, что из-за таких бездельников и паразитов как ты и твои дружки, вся страна в жопе?!

У Москвича не было сил ответить, он харкался собственной кровью и стискивал зубы еще сильнее.

– Имя, Фамилия, Адрес! – Требовал лейтенант, нанося удары ногой.

– Нет… – Еле слышно ответил Мкад.

– Ну Сука. Парни, налегайте.

Били в шесть ног. По почкам, печени, ребрам. Отбивали руки и делали кровавую массу из его внутренних органов. Москвич перестал что-либо понимать. По его телу словно проползал и давил его огромный танк. Единственное, что хотелось сейчас бедному человеку, так это умереть побыстрее. Ощущение боли во всем теле, которая превращалась в шок, окутало его сознание. Наконец он сжал зубы настолько сильно, что те не выдержали и двое из них лопнули, сломались.

– Все, ребят, хватит! – Громко, успокаивая себя приказал лейтенант. – А то не дай бог зажмурится, под статью пойдем.

Москвич лежал скрючившись на полу. Его освистывали рыбаки и своими возгласами требовали продолжения.

– Нарываешься. – Предупредил лейтенант одного из свистевших, затем повернул свою тушу обратно к Мкаду и снова задал интересующий его вопрос. – Имя, фамилия, адрес?

Еле разжав зубы, он сипло и тяжело ответил.

– Павел Трухин, Комсомольская 48-54.

– А вы, если не хотите также. – Обратился лейтенант к Власову с Васинько и показал пальцем на Москвича. – Бросайте это.

Взяв данные у обоих рыбаков, полицейские затащили избитое и окровавленное тело обратно в камеру и закрыли ее. Мкад еле слышимо вслед им сказал "зиг хайль".

Власов с Васинько принялись помогать избитому, но тот с твердой решимостью отклонил их помощь. К утру ему будет лучше.

Лицо, за исключением скулы, осталось нетронутым, только вот отбитые почки с печенью долго будут напоминать о себе, вдобавок каждые минут десять Москвич харкал кровью и его жутко рвало. Пришлось попросить ведро.

– Как думаешь, когда выпустят?

Власов жевал известку и смотрел в желтую стену. Атмосфера тут не из приятных, но пересидеть ночь точно можно.

– Утром, не позже. Москвичу вызовут скорую, а мы домой.

Васинько посмотрел на блюющего в ведро Мкада, потом перевел взгляд на Гошу и не дрогнув ни одной мышцей лица, сказал:

– С Днем рождения тебя.

– Присо… Единяю....сь. – в перерывах между позывами произнес Москвич.

Власову ничего не оставалось, кроме как еле слышимо сказать "спасибо". Сегодняшний день оказался хорошим, но отнюдь не для всех.

Пока Глеб с Жорой спали, Москвич всю ночь провел в обнимку с предоставленным ему ведром. Он чувствовал себя так, словно внутри у него находилась манная каша. Режущая боль в животе соседствовала с пульсацией сердца и головы. Казалось, что еще немного, и внутри него что-то натужно лопнет и он умрет от многочисленных внутренних кровотечений. Дышать было трудно, а говорить еще тяжелее. Саднили и ныли два сломанных зуба. Их осколки оставались во рту и царапали щеку, отчего Москвичу становилось еще тяжелее. Только под самое утро он сумел умиротворенно закрыть глаза и уснуть прямо на ведре.

Глава 5

– Выходите, утро.

Люди в камере неспешно проснулись и протерли глаза. Перед ними стоял лейтенант и с недовольным лицом смотрел на них. По его взгляду задержанным начинало казаться, что он готов их убить прямо сейчас.

– Пора вас отпускать, не повесишь ничего. – Призадумался он, цыкнул и сокрушенно закончил. – А жаль.

В камере напротив уже никого не оставалось. По-видимому, рыбаков отпустили раньше. Может даже за пару минут. А раз так, то становилось опаснее выходить за пределы участка. Их могли элементарно выловить.

Георгий, грязный и сонный, вышел из здания первым. На улице безжалостно палило солнце. Москвичу вызвали скорую. Она приехала на удивление быстро и забрала того с собой.

Сам Москвич сопротивлялся, но Власов с Васинько его уговорили.

– Слушай, надо нашим все объяснить, почему в ментовку попали. Если старшие не поймут, то будет неприятно нам, сам знаешь. – Думал обреченно Георгий, сделав акцент на последнем слове.

Глеб почесал голову и взглянул на небо. Солнце поднималось с востока и заливало город своим оранжевым прохладным светом.

– Давай так, ты езжай домой, а я в больницу к Москвичу, его все равно домой отправят, поэтому мы на базу к Братству поедем и там все решим.

Братством называлось движение неонацистов в городе К. Это было общество, в котором действовало сразу несколько лидеров и проводились крупные акции вредительства советскому прошлому: памятникам, домам и даже людям, которые одевались совсем не так, как подавляющее большинство. Не любили людей в клетчатой и кожаной одежде, старались навредить даже тем, кто носил старомодные очки.

С точки зрения братства любой человек делился на правильного и неправильного. К первой категории относили славян, в том числе и русских, и немцев. Вторая категория была гораздо более многочисленней. К ней относились все остальные.

Вопреки расхожему мнению, не все нацисты почитали Адольфа Гитлера. Кто-то считал его лишь подставным лицом, пешкой, которая в свое время оказалась в нужном месте и в нужное время. В этом вопросе деление оставалось нечетким.

Но абсолютно все участники Братства уважали Йозефа Геббельса как умелого составителя якобы самой действенной и правильной идеологии в истории человечества. Каждый считал нужным и даже обязательным детальное изучение его истории в рамках самообучения.

В братстве был даже своего рода экзамен, когда новые члены при вступлении должны были ответить на 10 вопросов по биографии Гитлера, Бормана и Геббельса. И такие акции проводились в том числе среди членов братства. Внезапно, без всякого предупреждения.

Довольно успешно проходил "тест на вшивость" и Власов. Идейно крепкий, он считал излишними и невозможными идеи воссоздания НСДАП в рамках города, пусть даже и областного центра. Какой бы подпольной партия не была, ей никогда не восстановить единый рейх – это абсурд.

Этого не понимали лидеры "партии", которых даже мало кто знал и видел в лицо. Скрытное управление и оттого делалось полумифическим. О том, кто же стоит за всем Братством, знали считанные единицы, но не распространяли ценную информацию. Опасность подстерегала на каждом шагу.

Власов хоть и являлся по меркам Братства старожилом, но в тайны его посвящать не считали нужным. Рано еще. Георгий не считался надежным в той степени, в которой требовалось. Все знал разве что Москвич, но молчал, в противном случае его действия расценили бы как предательство.

Васинько так и вовсе являлся подозрительным для более старших участников братства. Они не приветствовали его молчаливость и пространные мысли о том, стоит ли выполнять приказы старших членов братства или нет. На этой почве он конфликтовал с Мкадом.

Сам Москвич был одним из "старших", состоял в братстве уже 8 лет и получил свой особый статус год назад. Его главной задачей стал присмотр за более "свежими" братьями. Также он пропагандировал идеи в сознание отдельных людей, выполнял миссию нарушения общественного порядка и создания единого партийного начала.

Больше пятнадцати лет братство действует на территории области, за это время успело уйти или сесть в тюрьму почти половина ее изначального состава. Случалось и так, что люди разубеждались не только в возможности реконструировать нацистскую идеологию, но и в ней самой. Они предпочли пойти работать и создать семью. Самый обычный путь для самых обычных граждан, который действующие члены не одобряли совсем.

Системой это назвать было все же довольно сложно. Членство в братстве не давало никаких привилегий, а приносило лишь беды и постоянную опасность. Братство привлекало только тех, для кого жизнь без приключений, авантюр и проблем совершенно не складывалась.

К этим людям относился и Васинько. Георгий запомнил его скорее националистом, нежели фашистом и антисемитом. Для братства его взгляды представлялись умеренными и невыдающимися. Каждое его слово вносило крупицы сомнения в тех, кто искренне верил в то, чем занимается. Его опасность заключалось не в отталкивании идей, а в их рационализации и обоснованию, что никогда никем не поощрялось. Нужно выполнять приказы, а не обсуждать их.

Власов же наоборот, оставался свободен в своих действиях и словах. Его ненависть перевешивало голос разума. С ним что-то случилось и он перестал испытывать чувство любви. Ее заменила собой злость и всепоглощающая ненависть ко всему, что его окружает. Каждый человек с одним лишь намеком на неславянское происхождение рисковал быть уничтоженным в пух и прах. Пусть это будет даже не физическое, а моральное и психологическое давление.

Была в Братстве и своя система наказаний. Если ты не подчиняешься командам старшего, то избиваешься одним из них, либо же толпой. Если ты попадаешь в полицию, то тебе придется как минимум объяснить причины и принять последствия, а как максимум – снова быть избитым. Предательство каралось смертью…

Если верить слухам и домыслам, которыми был пропитан весь воздух и вся атмосфера Братства, то высшая мера наказания за предательство применялась за всю его историю лишь четырежды. Наиболее интересная деталь состояла в том, что один из этих ордеров на убийство выдавался Москвичу, как наиболее идеологически крепкому бойцу, следовательно, готовому исполнить любой приказ.

Сам Мкад, несмотря на свою разговорчивость и даже болтливость, никогда не распространялся об этом. Но даже слухов с лихвой хватило на всеобщий страх и уважение. Никто не перечил ему, не оскорблял. Все знали, что он может убить.

Вот так выглядит эта история из рассказа одного из старожилов Братства:

"Зимний вечер, очень теплый и безветренный. Посреди заброшенного пенопластного завода стоит человек. Он кинул братство, рассказав о нашей деятельности одному из ментовских. Слава богу, не было имен, адресов, дат и так далее.

Он ждал своего друга – Москвича, так и не подозревая, что его раскрыли. Человек этот не совсем понимал, что происходит. Он словно на прогулке. Решил, что никто ни о чем не догадается. Да и что тут такого?

Тут из-за угла появился Мкад и не теряя ни секунды, направился к предателю. Трагизм в том, что приговоренный – приходился близким другом убийце. Москвич сам вызвался покарать предателя. Нож взрезал воздух, вошел в плоть поглубже, остановился на полпути к сердцу. Москвич спросил лишь одно:

– Жалеешь?

В ответ ему тихо последовало:

– Нет.

Нож дошел до сердца. Боль проникла во все точки тела. Не оставалось ни одного места, где бы она не побывала. Убитый не стал даже кричать. Он принял смерть от руки друга достойно. Так, словно собирался жить вечно. А его тело даже не было захоронено.

Как и полагается предателю, его выбросили на помойку и лишь спустя пару дней нашли окровавленного, свернутого в позу эмбриона. Так закончилась жизнь человека, по глупости своей кинувшего все Братство."

С той истории последствия были разве что запугивательные. С тех самых пор Москвича старались лишний раз не беспокоить, не выводить из себя. Даже старшие на всякий случай говорили с ним заискивающе. А произошла история всего лишь год назад.

Его приятели, Георгий и Глеб, сделали выводы и вольность в общении заменили сдержанностью и аккуратностью. Возможно, он и не убивал, но кто мог точно знать?

Помимо идеологической и дисциплинарной составляющей, у организации была и вполне материальная база. Место, где приверженцы неонацизма могли вместе обсудить наболевшие вопросы или тщательно подготовить свои разрушительные акции. Находилось оно за пределами города, в березовом лесу и представляло из себя глухое и закрытое от людей место.

Когда-то давно, во времена переменчивых генсеков, здесь были многочисленные заводы и промышленные зоны. Сейчас же все обанкротилось и кануло в небытие. Прекрасное место для неформалов, бомжей и проституток.

Расположилось здесь и Братство. Оно заняло преимущественно западный комплекс зданий и сооружений, устраивая свои сходки в глубокой утробе туннелей и технических строений.

Нет шума, нет лишних глаз. Только самые верные своему долгу, только самые лучшие. Вот что значит дисциплина.

Место никогда не было одним и тем же. Каждый раз устраивались по-разному, что-то готовили, к чему-то готовились. Безопасность была превыше всего, учитывая их наглую противозаконную аморальную деятельность.

Дальние концы промышленных зародышей помогали им в этом вопросе лучше, чем самые глухие леса Сибири. Чем ближе потенциальная угроза оказаться рядом с другими людьми, тех выше от них защита.

Словно слепые кроты, по туннелям и катакомбам перемещались члены братства. Годами приученные двигаться здесь тихо и неприметно, они не создавали совершенно никакого шума. Их голоса растворялись в общем гуле труб, отзвуков и шума мышей. Каждое движение рассчитывалось и отточивалось.

В эту беззаветную с первого взгляда систему и был вписан Власов со своими приятелями. Он понимал как, понимал где, но все еще задавался вопросом "почему?".

За 5 лет членства в Братстве Власов не продвинулся дальше простого ничтожества. Равно как и любой мало-мальски сообразительный человек, он считал своим долгом служить тем, к кому он когда-то обратился. Георгий выполнял любую работу от уборки помещения для собраний до избиения "чурок". Преданность своей ненависти и негативу подточило в нем глупость и усугубило ее. Но зерна сомнений в нем оставались, и им лишь предстояло вырасти в огромные колосья.

В далеком по сегодняшним меркам 2009 году, в холодный декабрьский день была убита его мать и его отец. Дело было поздним вечером. Самое криминальное время на планете.

Два человека, одна 56, другой 46 лет, улыбались и шли вдоль обычной городской улочки. Тогда проспекты и более менее значимые улицы начали готовить себя к празднику Нового года, обделяя закоулки и темные места своим ярким предпраздничным настроением.