Мозаика

Я захотел вставить свое слово. Причем, внутри меня был порыв ответить девушке язвительно – так на мне сказалось ее поведение.

– Отнюдь, не для одиноких. Ты же читаешь книги? Авторы многое хотят сказать, просят внимание.

– Унтри, что на тебя нашло! – среагировал Профессор.

– Простите, сам не понял. Элеонора, такая странная, – начал было защищаться я, но девушка меня перебила.

– Я странная? – закипела она, ее щеки, и без того всегда румяные, покраснели еще сильнее. – На се-бя по-гля-ди. Мистер «Я все знаю, а ты нет», скажи-ка, ты себя в зеркало видел? У тебя пятно на рубашке!

Я провел прямую линию от ее глаз и увидел грязь на своей груди. Мне стало стыдно и резко захотелось провалиться под землю.

– Сначала в свой огород посмотри, – добила она мое эго.

Возникла неловкая пауза в разговоре.

– Не хорошо, Элеонора, – продолжительную тишину нарушил Профессор. – Вам обоим стоит углубиться в этику.

– Я читала Бенедикта Спинозу43 с утра, – в свою защиту сказала девушка.

– Оно и видно – разумный эгоизм44 выходит с каждой фразой, – заметил Профессор, повернулся к стенду и достал толстую книгу. – Вот, ознакомься с принципом «благоговение перед жизнью»45 Альберта Швейцера46.

Профессор передал ей книгу.

– Спасибо, прочитаю, – поблагодарила его девушка.

– Давайте сделаем перерыв, после чего продолжим, – предложил Профессор. Мы кивнули, и он покинул аудиторию.

Элеонора посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я тоже промолчал – не хотел начинать новую волну. Вспомнив о своей грязной рубашке, я встал из-за стола и вышел в коридор.

«Что ты за человек?» – подумал я про себя, проводя психоанализ. – «Как можно было так поддаться искушению ответить выпадом? Ты хотел проучить ее? Это было глупо. Сейчас пойду и извинюсь перед ней. Она тебя пошлет. Ну и ладно, ты заслужил».

Я подошел к мойке и почистил рубашку. В запачканном зеркале увидел размазанный силуэт высокого существа. «И, вправду, кто ты?» – уже не в первый раз спросил себя: видимо входит в привычку задавать вопрос, на который ответ искать не торопился.

Мимо меня прошел Профессор – быстрым шагом он направлялся в аудиторию.

«Быстрее за ним», – сказал я себе в полголоса, подбадривая тем самым свое тело передвигаться ко всем. – «Итак, наломал дров. Больше не нужно привлекать внимание негативными поступками!»

– Дорогие студенты, – обратился Профессор к нам, не успел я присоединиться к группе, – мне нужно срочно поехать к матери в больницу. Поэтому сегодня я вас покидаю. До завтра!

Мы попрощались с ним в ответ, и он вышел из класса.

– Как вы смотрите на то, чтобы пойти в «Салют» и познакомиться поближе? – предложил Хастар.

Мы посмотрели друг на друга, ища ответа в глазах, но я видел лишь вопрос. Пол Экман47 бы был не доволен моими познаниями в физиогномике.

– Почему бы и нет? – улыбнулся я, подумав, что там я и извинюсь перед Элеонорой.

– Да, пойдемте, – поддержала идею девушка.

Осталось услышать решение Федота – все уставились на него.

– Хорошо, – сказал он. Мне показалось, что парень не выдержал напряжения и ответил утвердительно, хотя не горел желанием идти куда-то в компании малознакомых людей.

– Супер! – радостно воскликнул Хастар, и повел за собой группу.

Достаточно спокойно и даже не переговариваясь, мы добрались до кафе. Я вовсе ушел в свои мысли, растворившись в пространстве и времени, и вернулся в себя лишь в заведении.

– Зеленый чай с мятой и шиповником? Как вам? – спросил нас Хастар.

Мы кивнули.

– Два чайничка, – сделал он заказ официанту.

Сидя за столом, я увидел перед собой Элеонору, которая была напротив меня. Я вдруг вспомнил, что хотел попросить у нее прощение.

– Слушай, – обратился я к ней, – иногда я говорю глупости. Прости меня, грешного, за то, что не умею держать язык за зубами.

– Ты думаешь, что я обижаюсь за то, что ты сказал? Чушь! Мне было неприятно, что ты так подумал – посчитал меня глупой. Я не читаю книги? Может я и разговаривать не умею?

«Вот и понеслась», – видя перед собой рукоплещущую девушку, подумал я. – «Тебе от этого не спрятаться. Защищаться? Не надо. Сейчас она успокоится». Но она не успокаивалась.

– Молчишь? Нечего сказать? – продолжала она. – Не читаю книги. Ха! Молодой человек, а вы хам.

– Он извинился. Ты можешь либо принять извинение, либо его отклонить, – вступился за меня Хастар. Федот сидел молча – мне кажется, он хотел быть незаметным.

– Да, – открыл я рот, пока его не открыла Элеонора, – не буду думать о людях в плохом контексте. Ты права.

Почему я так с ней разговаривал? Кто она мне? Странно. Очень странно. Тело не слушало голову.

Ее красные губы снова начали шевелиться:

– Унтри, ты молодец! Признание – первый шаг к искуплению. Я тебя, конечно же, прощаю. Зачем обижаться на пустяки? Тем более нам еще долгое время вместе учиться.

«Кто эта женщина?» – открыл я новый круг безответных вопросов для себя. – «Почему я ей поддаюсь? Другие это замечают? Надеюсь, я не покраснел». Покраснел? Унтри, с тобой явно что-то не так.

Официант принес чайник и поставил чашки на стол.

– Нам нужно познакомиться поближе. Кто есть кто? – сказал Хастар, разливая чай по чашкам.

Кто я? Я один? Сомневаюсь, что у меня одна личность. Он думает, что это так легко сказать.

– Когда я просыпаюсь, то чувствую себя одним человеком. Когда ложусь спать, то это уж точно другой человек, нежели утром. И это, не считая прочих личностей, большинство которых хотят преобладать, – начал я говорить вслух и понял, что на меня смотрели, как на сумасшедшего.

– У тебя расстройство множественной личности? – спросила меня Элеонора, и я не понял: то ли она испугалась за меня, то ли за себя.

Даже Федот с удивлением посмотрел на меня.

– Нет. Скорее это проявление субличностей48. Спутать достаточно просто, но это не болезнь.

А что такое болезнь?

– Почитайте Сидру и Хэла Стоун49, – продолжил я, – внутренний диалог помогает преодолевать жизненные ситуации. Это по сути отражения внутреннего голоса. Альтеры50 же, как у Билли Миллигана51, способны полностью контролировать тело, превращая его в управляемое существо. К тому же смена личностей сопровождается потерей памяти.

Вроде как ответ удовлетворил одногруппников. Все отпили из чашек.

– А что говорит твой внутренний голос сейчас? – спросила меня Элеонора.

Я снова посмотрел на ее губы, и почему-то засмущался.

– Н-не-не знаю, – выдавил я из себя, и постарался отвести от себя взгляд ребят. – А ты?

«Она красивая», – подумал я. Симметричное лицо, выраженные скулы, ожерелье на груди.

– Я люблю читать Гомера52, смотреть детективы и сочинять стихи.

Какое-то необычное сочетание любимых занятий. Хастар сказал о себе:

– Могу сидеть допоздна за любой книгой независимо от жанра. В словах я нахожу нечто таинственное, и от того прекрасное.

– Слушаю меланхоличную музыку и предпочитаю гитару флейте, – поделился Федот.

– Зачем слушать грустные мелодии, если от этого лучше не становится?

– Не поверите, но мне становится. С ней все становится на свои места: люди передвигаются с какой-то целью, птицы парят заманчивее, нотные сборники лежат ровнее.

– А почему гитара, а не флейта? – поинтересовалась Элеонора.

– В ней больше силы, размаха, возможности сыграть так, будто работают не руки, а сама душа, – ответил Федот.

Сейчас он уже не казался таким застенчивым, как до этого.

– Вот это другое дело! – воскликнул Хастар. Прирожденный лидер и тимбилдер. Мне он напоминал Джона Кеннеди53. – А вы интересные личности, к тому же в разных телах, – сказал он, посмотрев на меня. От него веяло дружелюбием. – Как вам Профессор?

– Пока что тяжело сказать, – ответила Элеонора, – но вероятно мы станем намного умнее и мудрее под его руководством.

– А то, – поддержал Хастар. – Дедушка успел сделать многое. Я слышал, что он был одним из основателей Движения Свободы. Однако спустя несколько лет, у него возникли разногласия с другими организаторами, и он вышел из их рядов.

Движение Свободы – самое популярное общественное движение в мире. Оно зародилось в Москве, но быстро распространилось на весь мир, благодаря своей миссии, а также политическими и технологическими трансформациями, бурно охватывающими всё социальное пространство. Изначально благородное дело, заключающееся в поддержке и защите прав слабозащищенных слоев населения, переросло в гигантского организационного монстра, который без разбора сметал все социальные барьеры на своем пути. За годы деятельности Движение было несколько раз удостоено Нобелевской премией мира54. Позднее, когда бразды правления перешли к отзывчивым внешне, но тщедушным внутри общественникам55 с командой сильнейших юристов, начался процесс чего-то, напоминающего экспроприацию экспроприаторов56. В силу того, что меньшим злом для финансовой элиты было существование Движения и отъема лишь небольшого их имущества (вводился сильный пропорциональный налог, а также богачей «вынуждали» под разного рода лозунги выделять большие деньги на благотворительность), верхушка власти поддерживала движение: отдавала прайм-тайм, разрешала митинги, закрывала глаза на оскорбления в свою сторону. Сторонники Движения выражали свою свободу слова, а менеджмент – получал хорошую прибыль, которая была сравнима больше, чем у большинства людей, так как было мало способов иметь заметно сильную разницу в заработке между работающими и неработающими гражданами. Однако у администрации Движения получалось неплохо обогащаться, пуская при этом пыль в глаза простому народу. Польза от Движения заключалась в том, что оно заметно сокращало неравенство людей и открывало дорогу всем гражданам. Однако дальше оно не шло – люди не знали, что делать со своей свободой, от чего «безрамочная» жизнь становился тяжким грузом для многих людей.

– Сильно, – отметил Федот.

Унтри, не нагнетай обстановку. Разговор только начал клеится. Лучше переведи тему.

– Как вы решили стать философами? – поинтересовался я.

– Ты не первый, кто меня об этом спрашивает, – отозвался Хастар. Я задел его за живое. – Что происходит? Как с этим разобраться? А зачем все это? Эти и миллионы других вопросов просто-напросто не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Я даже болел продолжительной болезнью от того, что ломал голову над этими вопросами. Мне не хватало ума найти и открыть книги людей, которые уже задавались этими вопросами. Куда уж там! Мне не довелось даже сесть за стол и расписать на бумаге свои мысли. Я тщетно пытался заново изобрести велосипед в своей голове, лежа на диване. Наверное, так и продолжалось бы, пока врач-психолог не посоветовал мне Альфреда Адлера57, чтобы я разобрался со своими демонами. Что вы думаете? Сработало. Лекарство от философских мук в виде трудов мыслителей породило новые мысли о строении мира, но для меня это был уже другой уровень. Я чувствовал, что мне поддалась сама вселенская эссенция58 – концепция за концепцией мое знание о ноуменах59 и феноменах60 увеличивалось. Не знаю, когда у этой истории будет апогей, но с поступлением в университет, на мои вопросы появилось больше других вопросов, чем ответов.

– Что на счет меня, – привлекла к себе внимание Элеонора, – то я никогда не болела от недостатка материала для изучения. Вопрос только во времени: комбинаторика – твой союзник, и лень – твой враг. Как все успеть? Вот что меня заботит от рассвета до заката.

– Открытые глаза – питательная среда, рассадник вольнодумия, – заметил Федот, молодой Ван Моррисон61. – Сколько ни старайся, а сконцентрироваться на потоке мыслей полностью не удастся. Хотя я достаточно близко подхожу к совершенству, когда играю на музыкальных инструментах.

– Что насчет тебя, Унтри? – спросила меня Элеонора. Она больше не злилась на меня.

– Я пытаюсь разобраться в себе, во всех своих желаниях. Реальность гипнотизирует, любое движение приковывает к себе внимание, а их так много, что приходится выбирать одну траекторию. Иногда в судорогах, иногда вслепую, я ищу свой путь с надеждой, что дорога не будет иметь конца.

Все высказались, но мы ни на ком не останавливались, хотя стоило бы, так как каждый из нас представлял собой загадку.

Глава 3

Еще недолго просидев в кафе, мы разошлись.

Давно я так не общался – социализация идёт мне на пользу. Каждые пять лет приходится набираться в два раза больше смелости, чтобы вживую заговорить с незнакомыми людьми. Всему виной виртуализация жизни, использование приложений по знакомству и, само собой, Движение Свободы, которое активно пропагандирует ценность взаимного спокойствия. Если вы не знаете человека, но хотите с ним познакомится, то у вас вряд ли получится без его желания. В транспорте это сделать практически невозможно – специальные кабинки, разделяющие людей, и быстрый транспортный поток не предоставляют людям возможность выйти на контакт, даже если бы они не ходили постоянно в наушниках. Ничего не провоцирует людей нарушать установки свободы. Даже у полиции поубавилось прав на вторжение в частную жизнь граждан. Однако такие точки соприкосновения интересов, как университет, проектная работа, управленческая деятельность, располагают к общению и даже глубоко одинокого человека вплетают в социальную паутину.

Сколько бы нам ни внушали аксиоматику62 свободы, все же я не согласен ни с ее концептом, ни с ее реализацией. Неподготовленный человек не может спрятаться от шквала свободного времени, и обречен на экзистенциальный кризис. Людям сложно ориентироваться не только в полном мраке, но и при ослепительном свете. В настоящее время среди граждан распространены такие средства от тоски, как изоляция и отвлечение. Прочитали бы они Петера Цапффе63, поняли бы, что, несмотря на то, что он пессимист, в этом вопросе подметил верно – образ жизни может облегчить страдания, а может их преумножить.

Куда нам столько свободы? Мы же не знаем, что с ней делать! Но нет, куда уж там! Ее никогда не бывает достаточно! Нужно больше, еще больше! Вот сводка из сегодняшних новостей: «В нижней палате парламента внесен законопроект о снижении возраста решения по эвтаназии до 14 лет». Это что? Меня переклинило, когда два года назад порог снизился до 16 лет – мне как раз было столько. Я не понимал, куда мы катимся (и сейчас не понимаю). Мои одногодки полусерьёзным тоном шутили, что им ничего не стоит принять смертельную таблетку, но закон им не позволяет. Когда закон был принят, половина ребят, с которыми я общался в сети, перестали выходить на связь. А теперь аж до 14 лет?! То есть янгблад64, который только стал совершеннолетним, может заказать в аптеке жизнеутоляющие препараты и уйти восвояси? И это, вероятнее всего, примет форму закона. Кошмар!

Мне пришла мысль, что пришло время бороться с этим. Этого никто не делает, потому что противодействие такой мощной системе чревато сильным давлением и может дойти даже до казни, а смерть я боялся больше всего. Однако всё моё нутро хотело показать, что существует возможность жить в радость. Единственное, до чего я додумался, было расклейка плакатов. Так как во имя свободы в 2063 году окончательно убрали все видеокамеры наблюдения в городе, а патрулирование окрестностей полицейскими отрядами было таким же редким явлением, как совершение гражданами преступления, я решил, что информационная пропаганда будет единственной безопасной возможностью достучаться до людей. Действия в сети все еще регулировались органами законопорядка достаточно тщательно (чувствую, что скоро и это станет вехой в истории), поэтому не осталось выбора, как освещать правду на улице. Я понимал, что кому-то это может не понравиться, но исходя из благих намерений и нравственного долга, решил, что у меня нет иного выбора: начну открывать глаза, и может кто-нибудь найдет в себе силы побороть депрессию и увидеть изъяны свободы.

Люди становятся все мягче, нежнее, слабовольнее. Поместить их в условия белового безмолвия65 Джека Лондона66, так они такую истерику закатят – самому Альфриду Лэнгле67 мало не покажется! Что уж там, сами в магазин за продуктами сходить или в квартире убраться не могут. «Это участь роботов» – говорят они, умалчивая о своей участи.

Тюрьмы есть, но люди туда попадают редко, так как преступность находится на низком уровне. Уголовные преступления совершаются настолько нечасто, а права человека учитываются настолько беспрецедентно, что Движение Свободы планирует добиться закрытия большинства тюрем.

Что такое преступление, и нужно ли карать преступника за его поступки? К настоящему времени вопрос стал объектом горячих обсуждений – из философской картины мира, проблема плавно перетекала в обыденную. Бурный обмен мнениями в социальных сетях разделял людей на два лагеря: одни считали, что человеку нужно давать второй шанс, другие – что нельзя. На многочисленных личных примерах первые доказывали, что в результате предоставления возможности люди менялись в лучшую сторону, вторые – в худшую. Используя научный метод, усидчивые философы разрабатывали свод моральных законов и карту нравственных правил, которых стоит придерживаться в той или иной жизненной ситуации. Но большинству людей, проживающих свою жизнь, мало беспокоила философия и наука – гораздо важнее было собственное мироощущение, в котором затаилась правда.

Однако истина была там, где мало кто ее ожидал. Каются люди тогда, как их поймали. Один избивает другого в состоянии злости и опьянения: объявилась полиция, он стал сильно раскаиваться и говорить, что больше никогда так не будет. Бабушка перешла дорогу на красный свет: дорожный патруль ее остановил, указав на нарушение правил движения, она глубоко расстроилась и ее нравственное «Я» вступило в сильный конфликт с безнравственным. Маленькая девочка своровала у своей подруги браслет: родители поймали с поличным, она поклялась держать руки при себе. Стоит закрыть на проступки глаза, так правонарушение может молниеносно превратиться в преступление.

Прощение – божественное проявление. Праведники стараются видеть в людях хорошее. Доброта, милосердие, бескорыстие, помощь другим, забота о ближнем: эти добродетели – их непосредственные спутники. Причем признание и искупление вины не всегда являются причинами к отпущению грехов. Разве мать Тереза68 разделяла людей на категории, когда служила бедным и больным? Акт милости не у всех требует вопросов.

Однако что будет, если человек не будет судить человека? Всепрощение откроет чакры вседозволенности? Никаких регуляторов, и законов. Такая свобода нужна? Несмотря на возникающие противоречия, добрые кантианцы вполне смогут так прожить много лет, пока райское яблоко не приведет к раздору. Но сколько выдержит мир, состоящий не только из святости, но и греха? Пока что эпоха изобилия только разжигает животные инстинкты, проявления которых мы видим изо дня в день.

Если места лишения свободы закроются, то возможно граждане одумаются, ведь одним барьером для грешников станет меньше. Воспитание нравственного у каждого человека способствует прогрессу, развитию всего общества. Мораль – то, что никогда не должно нас покидать: ни на секунду. Для меня очевидно, что люди должны задумываться как о своих действиях, так и государства, иначе нами будут управлять либо внутренние побуждения, либо внешние мотивы.

Соглашусь с компатибилистами69, скорее даже с полукомпатибилистами70: определенным образом жизнь можно предсказать и даже повлиять на нее. Основная масса сильно подвержена своим желаниям и не может им противостоять, но существуют люди, которые делают осознанный выбор: лениться и не делать зарядку или заняться йогой, поехать на транспорте или идти пешком; поспать подольше или начать день с пробежки. Тандем инженеров и искусственного интеллекта вводит инновации и изобретает устройства, которые меняют представление о возможностях человека. А само существование нравственности с концептом выбора между добром или злом говорит о наличии свободы воли.

Взяв из стола большие листы, я принялся писать на них лозунги. Долго придумывать их не пришлось.

«Такую свободу вы хотели?»

«Что ты делаешь со своей свободой?»

«За свободой стоит выбор, а за ним должна быть воля».

«Горе от свободы, в которой нет счастья».

«Свобода усыпляет. Очнись!»

Что же я предлагал? Мой призыв – не избавиться от существующей свободы, а грамотно принять ее. Судя по всему, духовно люди не были готовы ко времени, которое им открылось. После долгих лет упорного труда старые поколения – не знали, чем себя занять, поэтому забивали свое время суетой, а молодые – даже не задумывались о бытии, и погружались в туман развлечений.

Благополучие людей – мой критерий, индикатор изменений. Если бы люди были счастливы, жизнерадостны, то я бы даже не задумался о том, что нужно что-то менять. Но люди глубоко несчастны и испытывают экзистенциальные муки.

Зачем мне это надо? Зачем что-то менять? Почему бы не принять действующий порядок и не жить спокойно. Как-то я спросил маму: «Зачем мы живем?» Она ответила: «Чтобы сделать мир лучше». Это засело у меня в голове. Но я не альтруист, так как руководствуюсь эгоистичными побуждениями: мне сейчас будет жить лучше, если я буду видеть людей вокруг себя счастливыми.

С наступлением ночи я выскользнул из общежития с рюкзаком, набитым агитационными материалами. День и ночь различаются только по солнцу – у граждан нет распорядка дня. Заведения обслуживаются робототехникой, и народ может посещать их в любое время. Все же темнота была мне на руку – я не хотел попасться, как неприятель Движения Свободы. Для многих они символизировали достаток.

Глобальная децентрализованная система, без лидера, с численностью пять миллионов человек в России (двадцатая часть всего населения страны). Большая часть членов, официально вступивших в ряды Движения, не проявляли общественную активность. Однако показательным было то, что каждый девятый из десяти случайных человек в социальной сети выражал поддержку в адрес деятельности этих общественников. И, вправду, было заметно, что данная организация имела большую силу, чем все политические партии – даже сила власти правительства из года в год сбавляла обороты. Де-факто какая-то доля сотрудников органов государственной власти симпатизировала Движению Свободы, хотя законы запрещали им лоббировать свои интересы.

У Движения Свободы были отличительные знаки: жест – соединенные вместе кончики пальцев рук (обозначал сосредоточие свободы), клич – «Свободу всем во всём!» (провозглашал её во всех сферах жизни), эмблема – человек с поднятыми руками (показывала автономию каждого гражданина в своих стремлениях). Данные атрибуты добавляли объединению сплоченности. Неофициально их называли «свободниками».

В глубине души большинство понимало, что все куда-то катиться, но из-за отсутствия необходимых знаний и опыта не могло полно оценить ситуацию. Свое воздействие на умы оказывали пузыри фильтров. Онтогенез человека был примерно таким: рождение – возможность делать, что хочется, не выходящее за рамки закона – депрессия из-за непонимания своего предназначения – смерть.

Моя семья не была поражена вирусом свободы. Родители жили скромнее других, и к тому же приучали меня, показывая, что мир прекрасен и без всяких побрякушек. Они придерживались традиционализма71 и жили обособленно от людей (не физически, а морально), поэтому не понимали, зачем я трачу время на знакомство с прогрессивизмом72. Будучи ребенком, я не мог вникнуть, почему родители не принимали существующую культуру, но став постарше, догадался, что их так воспитали. Несмотря на окружающую социальную среду, мои бабушка и дедушка прививали им консервативные ценности. Диалектическое73 развитие семейных идеалов выразилось в том, что борьба антимодернизма74 родственников и либерализма75 общества взрастила во мне желание изучать философию. Я еще не понимал, к чему она меня приведет, но был готов к приключению.

Рекламные стенды пестрели афишами, постерами, объявлениями. Капюшон на голове, рюкзак за плечами, плакаты в руках – я тайком передвигался по городу от одного рекламного щита к другому. Своими плакатами, расклеенными поверх прочих материалов, я взывал к чувствам воли, упорства и самоанализу.

Пересекая городские улицы, я начал испытывать стресс. Зачем я хочу изменить мир? Нужно ли мне это? Что мне за это будет? Стоит ли оно того? Вопросы лились ручьем, и я решил провести аутогенную тренировку. Сев на скамейку около Берендеевского парка, я закрыл глаза, стал выравнивать дыхание и успокаивать разум.

«Вдох-выдох. Здесь только я. И никого больше. Сегодня – хороший день. Было безоблачно. Солнце долго не хотело заходить за горизонт. Воздух свежий», – тренинг помогал. – «Я познакомился с новыми людьми. Они оказались приятными. Профессор, как подобает преподавателям, был немного строгим, но благосклонным и справедливым. Одногруппники представились незаурядными, смышлеными и начитанными, причем, каждый из них по-своему харизматичен. В наше время мало кто занимается спортом, но ребята выглядели подтянутыми: то ли еще были молодыми и имели такое строение тела, то ли не брезгали физической культурой. Элеонора была неотразимой». – Сердце забилось чаще. – «Что? О чем я подумал? Унтри, ты что потерял контроль над своими эмоциями?» – Такое в первый раз. – «Она – обычная девушка. Разве? Всего лишь привлекательный представитель противоположного пола, увлекающийся литературой. Так. Что-то пошло не так».