Маяк Кита

Евгения Гаврилова

Маяк Кита

Глава 1

Не помню, когда впервые я почувствовал себя живым. Холод. Леденящий, пронизывающий, обжигающий холод проник в меня. А потом – страх. Кто я? Где мои глаза, где руки? Почему я решил, что они должны быть? Я вижу, слышу, но как? Кажется, это длилось годами или даже столетиями и было просто невыносимо. Порой сознание покидало меня, я впадал в какой – то сон, я слышал ветер, голоса людей, но это уже не тревожило меня.

Много времени прошло прежде чем я узнал, кто я. Я услышал это от людей. Они и раньше произносили это слово. Но однажды я понял, что они говорят обо мне.

Маяк. Так называли меня люди. Постепенно я свыкся с этим, поверил, что так и есть, и стал наблюдать за собой и за людьми вокруг. Жизнь проникала вглубь меня, я мог чувствовать, я мог любить, ненавидеть, бояться. Только одно мучило меня больше всего, я не мог говорить. Говорить так, как люди. И ещё мои сны. Яркие, красочные. Я бегу. Я обнимаю. Я смеюсь. Боль. Мне хочется разорвать эти каменные стены, в которых я заточён. Но потом я вспоминаю, что эти стены и есть я.

Я стою на маленьком острове, парящем высоко в небе, прикованный огромной цепью к Большой Земле внизу. Что там, я не знаю. Иногда остров опускается ниже и я могу увидеть воду, много воды. Но чаще всего я вижу облака. И корабли. Они летят среди белых пушистых облаков. Огромные, красивые, с такими же белыми, как облака парусами и крыльями. Днём они часто останавливаются на острове, оставляют продукты для смотрителя маяка, а ночью пролетают мимо. Мой свет горит для них так ярко, что я уверен, что они без труда найдут дорогу домой.

Смотритель тоже любит корабли. Он забирается повыше, там где зажигает ночью на мне свет, и подолгу глядит вдаль. Мне трудно даже сосчитать, сколько здесь уже было смотрителей маяка. Одни не выдерживали и года, другие оставались на всю жизнь. Я любил их всех. Но они всегда уходили. А я, я оставался.

***

–Жуткие, жуткие ботинки. Ненавижу. Дождь. Ненавижу. Тащиться снова на эту биржу труда в другой конец города. Ненавижу. Не поеду, не могу больше выносить их взглядов. Да знаю, знаю, что от меня воняет, я уже не мылся несколько дней, я живу на улице. Эта дамочка так смотрит на меня. Я молчу, я всегда молчу. Ботинки стёрли ноги. Подошва отрывается. Я перевязал их шнурками. Господи, только не смотри на мои ноги. Кто возьмёт меня на работу? Вернуться в цирк. Нет, нет, только не это, – Кит не выдерживает, эти взгляды на остановке проникают под кожу. Жалостливые и презрительные, сочувствующие и полные отвращения. Словно ожоги на теле. Перед глазами встаёт картина – здоровенный жирный мужик расплывается в улыбке.

– Тебе понравится, малыш – говорят его мясистые губы. И на теле Кита остаётся ожог от сигареты.

Воспоминания готовы обрушится на Кита лавиной, но его спасает автобус. Водитель не церемонится, брызги разлетаются в стороны и без того хилые ботинки Кита становятся настолько мокрыми, что в них пропадает всякий смысл.

Люди садятся в автобус. Кит стоит. Автобус уезжает. Кит стоит. Знаешь, хорошо, когда такой дождь, слёз не видно. Никто не увидел слёз Кита. Никто и не хотел их видеть.

Кит родился в маленьком городке. Мать его была самой обычной девушкой, а отец самым обычным парнем. Однажды они встретились и также расстались. Но появился Кит. Маленький, тихий и рыжый.

–В кого ты у меня такой – говорила ему мама и гладила маленькие пальчики Кита.

Они жили вместе на съёмной квартире, точнее, в маленькой комнатушке. Ди работала везде, где только могла, чтобы прокормить себя и сына, и платить за комнату, а если платить было нечем, то Ди платила собой. Она ненавидела себя и весь мир, но потом прижимала Кита к себе, спящего и улыбающегося во сне, и забывала обо всём до следующего раза.

Тот год, когда Киту исполнилось пять лет, был особенно тяжёлым. Ди с трудом удавалось находить небольшие подработки, а платить собой приходилось всё чаще и чаще.

Кит привык быть один, он не доставлял Ди забот . Его любимым занятием было пододвинуть стул к подоконнику, забраться сначала на стул, затем на подоконник, сесть поудобнее и смотреть в окно. Любой, кто бы взглянул в окно, как и Кит, только бы поморщился, ну что за вид. Старый, полуразрушенный завод. Серые стены. Серые трубы. Грязь и мусор. Но Кит смотрел не глазами, он смотрел сердцем. И старый завод превращался в замок, а редкие прохожие в героев из сказок.

Кит улыбался. Кит всегда улыбался. Кажется, этот ребёнок не ведал печали. Всё грязное, серое, голодное и безысходное, всё то, что и состовляло их с Ди жизнь, не коснулось его сердца. И Кит улыбался. Улыбался серому небу, заводу и своей маме, когда она возвращалась домой. Эта улыбка спасала её день за днём. Но улыбку матери Кит видел не часто. Поэтому, когда она вернулась радостная, улыбающаяся, с полными пакетами еды и подарков для него, для Кита, он на какой – то миг замер. Вдруг что – то сильное, тяжёлое сдавило всё его хрупкое, детское тело. Но это был только миг, и видя такую счастливую мать, Кит радовался вместе с ней.

***

Вот уже 20 лет я стою на острове совсем заброшенным. Мне вспоминается разговор последнего смотрителя маяка с одним из тех, кто прилетал на корабле и раз в месяц забрасывал продукты.

– Скоро здесь уже никто не будет летать.

– Разговоры только. Знаешь, сколько уже стоит этот маяк.

– Говорю тебе, на Северном Небе открывают новые пути. К тому же, Тёмные корабли будут перевозить преступников через туннели миров, а здесь что, только и открыты несколько торговых порталов.

– Не верю я, здесь маяк, здесь всегда были открыты дороги между мирами. Вот ещё мой прадед рассказывал, что видел, как мимо этого маяка драконы пролетали.

– Опять ты за своё, прадед твой, тебе сказки рассказывал.

– Правда это, что я тебе, мальчишка?

– Они строят новый маяк.

– Что?

– Вот что, строят…

Больше я их не слушал, ветер уносил их голоса, время стирало о них память… Тогда я думал, правда ли то, что они сказали. По моим каменным стенам пробежала лёгкая дрожь, а может быть мне это только показалось.

Правда. Смотритель умер через несколько лет после того разговора, но корабли перестали прилетать уже на следующий год. Новый маяк построили, а небесные пути запечатали. Смотрителю предлагали вернуться на Землю, но он наотрез отказался. Он сам спускался по большой цепи вниз, а потом также возвращался с продуктами, одеждой, книгами и семенами. Звали его Онни. Я слышал его имя от других. Но однажды он сказал мне его сам.

–Знаешь что – заговорил смотритель и положил свою руку на один из моих холодных камней.

– А я Онни.

– А я, я…

Я не знал своего имени. Но даже если бы и знал, я бы не смог ответить Онни.

С тех пор Онни стал говорить со мной. Так я постепенно узнал все его секреты, страхи и надежды. Так я узнал о его первой и единственной любви.

Глава 2

Онни родился в семье потомственных смотрителей маяка. На Большой Земле, дело это считалось почётным, достойным уважения, но очень трудным. Трудным, потому что требовало и сил, и смелости, и ещё полной отдачи своему делу. Обычно, смотрители маяка – люди одинокие, без семьи, без любимых. Но в роду у Онни старались найти золотую середину. Старались всем сердцем и душой. Но не находили. Мужчины уходили на маяк, а женщины и дети ждали их на Большой Земле. Так и Онни ждал своего отца. Ждал каждый день и каждый год. Совсем старый прадед Онни заменил ему отца. Он делал Онни фигурки из глины, рассказывал истории о маяке, о том, как однажды, видел настоящего дракона, о том, как Тёмные корабли перевозят преступников и как безголосые тени охраняют их, кружа над кораблём. И от этого кровь в жилах стынет. Онни был ещё мал, он не знал как это, когда кровь стынет, но зато, он уже знал, какие бывают холодные зимы раз в три года. Первую такую зиму в жизни Онни, они пережили благополучно, а на вторую – прадед умер. Он ушёл в лес и там замёрз.

Шло время. Онни рос. Росли его братья и сестра. Старела мать. Всего несколько раз домой возвращался отец.

Онни всё чаще думал о том, что скоро придёт и его очередь отправиться на маяк. Это были совсем несчастливые мысли.

Первой об этом заговорила мама.

–Онни, через пару месяцев тебе восемнадцать, отец обещал спуститься в этот день – мама говорит и смотрит в окно.

Онни весь сжался. Он знал, неспроста мама сейчас говорит об этом.

–Я испеку пирог, твой любимый, с ягодой, позовём моего брата с его семьёй. Я тебе новую рубашку сшила. Онни, ты меня слушаешь? Онни, ты куда? Онни…

– Я бежал и бежал, не чувствуя ног под собой – рассказывает мне Онни и прижымается спиной к моим каменным стенам.

– Я вот всё думал, как же так, почему моя мать желает мне такой участи, разве не она плачет ночами у себя в комнате по моему отцу. – Онни вздохнул и продолжил:

– Так вот, я был молод и полон сил, а отчаянье и протест против судьбы кажется подгоняли меня ещё больше. Сам того не замечая, я так далеко забежал в лес, что когда наконец остановился, то ничего вокруг не узнал. А вскоре понял, что заблудился и не совсем представляю, как вернуться домой.

***

Жизнь Ди и Кита поменялась. Теперь они жили в большом доме, ели досыта и красиво одевались. Ди вышла замуж за владельца местного цирка. Единственного в их городе и довольно популярного. В нём же для Ди и нашлась работа, новый муж хоть и был обеспеченным, но считал, что сидеть без дела дома и просто так тратить деньги – непозволительная роскошь.

–Каждый должен приносить пользу – говорил он и улыбался своими мясистыми губами, поглядывая на Кита.

– Вот подрастёт он немного, и я найду ему работу в цирке – обращался он уже к Ди.

– Не трогай его, он же ребёнок – отвечала Ди. Но её муж только продолжал улыбаться.

Кит недолго радовался тому, что их жизнь с мамой стала лучше. Если раньше, Кит, хоть иногда видел её улыбку, то теперь её словно стёрли с лица Ди. Она всегда, даже дома, носила какую – то плотную, облегающую и закрывающую всё её тело одежду и большие чёрные очки. Ди так редко снимала их, что Кит даже стал забывать какого цвета глаза у его матери. Но Кит был ребёнок, он не знал о том, что на самом деле происходит в стенах дома, где они с мамой теперь жили.

Только когда ему приходилось сталкиваться с мужем мамы, Кит замирал, словно околдованный и улыбка гасла на его нежном веснушчатом детском личике. И однажды она угасла навсегда.

Глава 3

***

Ди тихонько отворила дверь в детскую. Кит безмятежно спал и улыбался своим детским снам. Ди присела на краешек кровати и стала смотреть на сына. Она сидела тихо, боясь шевельнуться. На ней не было её обычных плотных одежд и тёмных очков. Если бы Кит проснулся, то он бы увидел на теле Ди шрамы и синяки. Но Кит не проснулся, а Ди не пряталась.

Никто не знает, что творилось в сердце матери, которой предстояло принять непростое решение. Ди также тихо поднялась и вышла из комнаты. Затем и из дома, и из жизни Кита.

Кит остался жить с отчимом. Один мрачный день сменялся другим днём, а год – годом. Когда Киту исполнилось 12 лет, Лукас, его отчим, решил, что Кит уже достаточно взрослый, чтобы работать в цирке.

–Школа тебе ни к чему, хватит уже, ты и так слишком много сидишь за книжками. Что ты там читаешь? Это всё тебе ни к чему. Твоя мать, грязная шлюха, неблагодарная, никогда не ценила моей доброты и щедрости. И ты такой же. А я ведь мог и вовсе выбросить тебя на улицу. Что же ты молчишь? А?

Кит молчал. Да и было неважно, скажет он что-то или нет. Такие разговоры случались почти каждый день. За разговорами – порка ремнём. Только тогда Лукас успокаивался на время, а Кит лежал свернувшись калачиком в каком – нибудь углу.

Школу и книги пришлось бросить. Теперь Кит почти всё время проводил в цирке. Его отдали в ученики к клоуну Нико, тот был уже стар и беззуб, но публика его любила, а значит приносила в цирк свои деньги, а это уже больше всего любил Лукас.

Киту предстояло стать клоуном. Что за насмешка судьбы? Мальчишка, который разве что мог поделиться своей болью, должен был веселить публику.

Нико не особо торопился брать с собой Кита, глядя на него, он боялся, что тот только всю публику распугает и Лукас будет недоволен. А недовольного Лукаса боялись все, даже он, Нико, дерзкий и задиристый старикашка. Но Нико всё же всему старался обучить Кита, всему, что он знал и умел сам.

Они сидели в гримёрной Нико перед большим зеркалом. Старый клоун старательно накладывал грим, а Кит должен был повторять за ним.

–Вот так, нарисуем улыбочку – сказал Нико и рассмеялся, глядя на себя в зеркало.

–Куда всё подевалось? Где мои шикарные каштановые волосы? Где белоснежные зубки? Ха – ха – и он разразился громким неестественным смехом.

–Я, конечно, уже привык, что из тебя слово клещами не вытащишь, но иногда, это меня здорово достаёт – сказал Нико, продолжая накладывать грим и даже головы не поворачивая в сторону Кита.

–Не понимаю я Лукаса – продолжал свой монолог Нико. – Чего он тебя при себе держит. Ух, он и взбесился, когда твоя мать сбежала. Мы тут даже дышать боялись.

При упоминании о матери у Кита внутри всё сжалось, рука дрогнула и по лицу поползла кривая красная линия.

Нико этого не заметил и продолжал болтать.

–Её можно понять, Лукас каждый день избивал её бедняжку, но с другой стороны он был прав, если бы он её не учил уму разуму, что бы было. А вон что, как только сбежала, так нашла себе мужика и даже про сына родного ни разу не вспомнила.

Нико говорил и говорил, словно Кита и не было рядом.

Кит смотрел в своё отражение в зеркале, на свои рыжие длинные до плеч волосы, покрытые разноцветной краской, на своё лицо в гриме и на свои сероголубые глаза, которые с каждым словом Нико становились темнее и темнее.

Не знаю как, но Нико удалось продержать Кита в учениках три года и не разу не брать его с собой на представления. Работы в цирке было много и Кит чаще всего выполнял разные поручения и самую грязную работу. Деньги цирк приносил немалые и Лукасу не было дела до того, что Кит делает в цирке. Главное он работает и не сидит больше с книгами. А уж дома Лукас наверстает упущенное, ведь ремень у него всегда под рукой.

Нико не был в душе злым, но его болтливый язык умел наносить такие раны, словно он не говорит, а орудует острым клинком. И это не давало ему стать для Кита хоть немного другом. Остальные же в цирке или не обращали внимания на рыжего молчаливого мальчишку, или его сторонились, боясь прогневать Лукаса.

Но сколько ни тяни, нужно было, чтобы Кит начал участвовать в представлении.

–Поражаюсь тому, как ты спокоен – говорит Нико и надевает свой парик. – Да, я уже здесь сорок лет работаю и волнуюсь сегодня как никогда в жизни. Ты же мне всё представление испортишь. Ты помнишь чему я тебя учил?

Кит кивает и рисует огромную ярко – красную улыбку на своём лице.

Нико не может унять волнение. Ещё бы, ведь если случится провал, то Лукас и с него шкуру спустит.

Глаза Кита тёмные – тёмные, из сероголубых, они становятся такими же тёмно серыми, как тучи перед грозой. Кит поднимается и смотрит на себя в зеркало. Он очень красив. Просто удивительно. Три года и щуплый, избитый мальчишка превратился в прекрасного лебедя, красоту которого даже не скрыли и не испортили яркие краски грима и нелепые одежды клоуна.

Их выход. Нико на взводе, он нервничает и даже путает слова. Хорошо, что публика даже не замечает его дрожи и волнения. Все хохочут до упада, подсаживаются ближе и смотрят во все глаза.

Что же это? Нико понимает, что эти взгляды адресованы не ему, но кому тогда?

Кит. Кит, вот кто ловец восторженных взглядов. Нико не может его узнать. Будто бы всё это время он, Нико, спал и видел сон о молчаливом мальчишке, забитом и униженном. Нико собрался, волнения сменились гордостью. Ведь это он воспитал такого отличного ученика, это он своим мастерством, своим словом и делом слепил из этого мальчишки судя по всему будущую звезду цирка. Как же будет доволен Лукас.

Но Нико, чьё сердце и глаза погрязли в гордыне и в услужении своему эго, не видел и не знал, что всё это время, настоящим учителем для Кита была – боль. Пронзающая, беспощадная, не знающая устали и даже маленькой передышки, она и только она, сделала из Кита звезду цирка.