Энтропия. Рассказы

Я снова начал курить от безысходности и скуки. Мимо моего дома, прямо под окнами, часто шествовали счастливые толпы людей, отправляющиеся на городскую площадь. Ровно пять лет назад такие же сборища были посвящены самой ужасной трагедии, когда-либо случавшейся с этим миром, теперь же они праздновали долгожданное избавление от страшной напасти. И только я всё так же оставался неизменен. Только спокойно смотрел на них сверху, роняя на их вскруженные головы серый сигаретный пепел и бесчувственно провожая их циничным взглядом. Мой кабинет и моя квартира были завалены чужими рукописями, рецензиями, журналами. Иногда после насыщенного рабочего дня, прокручивая в памяти всё прочитанное, я с трудом мог вспомнить, где заканчивается одно произведение и начинается другое. Все они сливались в единый узор общих человеческих судеб, сотканный природой и слепым случаем.

То, что произошло с миром, возможно и не так удивительно. Ведь давно же твердили все учёные, что любовь – это химия. А против химии, равно, как и против физики, не попрёшь. Думаю, этим и объясняется тот факт, что невозможно заставить человека полюбить (и разлюбить тоже). Вода – это вода, и в вино она не превратится, сколько ни молись.

Наука вернула человечеству способность любить, но будет ли оно любить, это уже другой вопрос. Ясно лишь одно: проведя эти мрачные пять лет на тёмной стороне Венеры, оно, наконец, осознало свои ошибки и теперь готово их исправить.

Принц Звёзд

Наверное, это неудивительно: влюбиться в принца. Но для меня ещё как! Дело в том, что мне всегда нравились исключительно страшные парни, а стереотипный образ ванильно-ласкового голубоглазого принца с елейным голоском и безупречными манерами меня всегда раздражал. Я чувствовала в нём фальшь и какой-то подвох, будто это обманка, иллюзия – меня поманят ею, а затем грубо свергнут в суровую реальность: вот, чего ты достойна, и не смей мечтать о большем. Это был мой внутренний личный запрет: не влюбляться в принцев, чтоб никогда не разочаровываться. Но в итоге это всё-таки произошло.

И что же теперь остаётся? Писать Саяши письма, которые он никогда не прочтёт?

Саяши был избран Принцем Звёзд за свои заслуги перед наукой. Он был гениальным учёным, создавшим и доказавшим Теорию Квантовой Гравитации, и за это его избрали на столь высокий пост. Кроме научной власти, которая контролировала развитие технологий и колонизацию планет, существовала также светская и духовная власть в лице Императора и Верховного Жреца.

Я встретилась с Саяши на планете Севе́ре, куда отправилась вместе с научно-исследовательской миссией. Несколько десятков лет назад там построили исследовательский центр, где работали учёные со всех уголков Империи. Я не была связана с наукой, я просто писала книгу о необычных планетах, поэтому в первую очередь мой выбор пал на Севе́ру. Планета изобиловала тайнами, которые никто не мог объяснить. Например, она была очень молодой, гораздо моложе звёздной системы, которой принадлежала. Это противоречило всем законам формирования планетных систем, так как планеты зачастую формируются в одно и то же время. Человек, попадая на неё, начинал чувствовать себя по-особенному. Севе́ра была почти точной копией Земли, с той лишь разницей, что обращалась вокруг яркой белой звезды, отчего свет на ней был окрашен в холодные голубоватые тона, как и глаза Саяши, напоминающие ясное утреннее небо или лёд высоко в горах. Эти бездонные синие небеса пронизывали золотистые лучи солнца, складывающиеся в неповторимый рисунок радужки. Я заметила его только когда оказалась совсем близко к Саяши. С расстояния или на фото его необычные глаза казались… в общем-то обычными. И для меня было открытием обнаружить в холоде морских далей тонкие невесомые нити золота и серебра, которыми природа наградила Принца.

Его взгляд был несколько загадочным, но одновременно прямым и непримиримым. Молодой человек точно знал, чего хотел, и не думал уступать кому-то дорогу. Он не привык ни под кого прогибаться, и на всё имел своё мнение: и в вопросах науки, и в вопросах политики. Кстати, из-за последней ему пришлось на несколько лет покинуть границы Империи. Вследствие заговора произошёл госпереворот, в результате которого законный Император был свергнут, а его трон занял диктатор-самозванец Роз, начавший экспансию в соседние независимые республики Галактики. Саяши высказал свою чёткую гражданскую позицию. Он не принял новую власть, как и многие другие учёные, и подписал манифест сопротивления, из-за чего подвергся гонениям и травле со стороны властей. Саяши пришлось уволиться из НИИ, в котором он работал ведущим научным сотрудником и улететь на Вегу. Там он продолжил свою научную деятельность, не прекращая нести людям свет и постигать тайны Мироздания.

Власть в скором времени сменилась. Граждане Империи устали работать на износ, словно рабы, отдавать свои жизни на фронте во имя диктатора, пожелавшего подчинить себе все звёздные государства в Милкимеде, жить под неусыпным контролем властей, ограничивающих их личную свободу. В конце концов, произошла Революция, и Роз был свергнут. Это было первое восстание, произошедшее со времён Великого Столкновения (столкновения Млечного Пути и Туманности Андромеды, в результате которого образовалась новая эллиптическая галактика Милкимеда). Империя существовала уже тогда, и смогла пережить этот природный катаклизм без существенных потерь, но кризис в обществе, столкновение человеческих умов и мировоззрений едва не разрушило её.

После Революции Саяши вернулся домой и через пару лет был избран Принцем Звёзд. (Эта должность, как и должность Верховного Жреца, была упразднена во время правления Роза). Новый Император был избран из числа военных командиров, стоявших во главе восстания, он заслужил свой трон кровью и всю свою ярость и жестокость оставил на фронте, став мягким и мудрым правителем.

Я познакомилась с Принцем Звёзд на научной конференции, организованной в день его прибытия на Севе́ру. Говорят, что, чем больше игнорируешь человека, который нравится, тем сильнее влюбляешься в него. Это как раз мой случай. Когда я поняла, что случилось непоправимое, было уже поздно, пути к отступлению, пути назад не было, но я пыталась сопротивляться. Так же, как эта планета сопротивлялась естественному ходу времени, я сопротивлялась своим чувствам.

Я не знала, как относился ко мне Саяши. Мы не много общались. Он был занят исследованием Севе́ры, а я наблюдала за учёными и делала заметки об их работе. Писательство должно было приглушить мои чувства, но оно только больше разжигало их. И ещё мне стало трудно формулировать свои мысли, ведь все они неизбежно возвращались к недостижимому Принцу Звёзд.

Между нами пролегала слишком глубокая пропасть. Я хоть и писала книги, но была простой девчонкой – не семь пядей во лбу, как у гениального Принца. Да, он был недостижим…

***

Мы смогли наиболее сблизиться и нормально пообщаться во время экспедиции в Долину Мечей. Учёные прозвали это необычное место именно так за острые, как пики, скалы, взмывающие в небо. Они ограждали Долину со всех сторон, образовывая вокруг неё идеальное кольцо природного происхождения. Проход внутрь был один – через Рубиновое ущелье.

Высокие скалы, стеной ставшие перед нами, виделись мне клыками громадного хищного монстра, разинувшего свою пасть. Я не боялась ничего, ведь рядом был Саяши. Да и без него тоже не боялась бы… Своё я в жизни уже отбоялась, во время Революции. Но Принц Звёзд… Он просто радовал мою душу. Мне, как это всегда бывает при сильной влюблённости, хотелось постоянно смотреть на него, поэтому красота и необычность окружающей природы прошла мимо меня.

В Долине Мечей наблюдались магнитные аномалии, поэтому Саяши в первую очередь организовал экспедицию именно туда. Мне было всё равно, куда ехать. Севе́ра поначалу привлекала меня, и мне было безумно интересно отправиться на эту планету. Я предвкушала приключение, но после встречи с Саяши всё поблекло на его фоне.

Мы без труда одолели ущелье и оказались окружёнными со всех сторон неприветливыми скалами. На их вершинах лежал искрящийся в лучах звёзды снег – такой же белый, как волосы моего любимого Принца, которые нещадно лохматил прохладный верховой ветер. Я старалась как можно меньше смотреть на Саяши, но он, по-видимому, уже давно заметил мою заинтересованность, только не подавал виду, полностью сосредоточившись на науке.

«Успокойся! – говорила я себе. – Он никак к тебе не относится. Ты здесь вроде журналиста. Ни на что не рассчитывай!»

Я и не рассчитывала. У меня уже давно не было никаких планов на эту жизнь. И надежд тоже. Просто не хотелось обманываться в очередной раз, поэтому я предпочитала не иметь ожиданий вообще. Не вздрагивать каждый раз от звуков его голоса, так похожего на мой, не ловить крохи его редкой, но такой красивой, освещающей улыбки, не думать о нём, но каждый раз проигрывать бой с собственным сердцем. Я сказала себе твёрдое «нет» и углубилась в самостоятельные поиски чего-то неведомого, что таила в себе Севе́ра. Интуиция подсказывала мне, что она скрывала что-то невероятное.

Мне всегда не давал покоя один логический парадокс. Почему всё существует? Ведь для того, чтоб что-то существовало, этого чего-то должно сначала не быть, но тогда как оно появится, если его нет? Тогда логично предположить, что не должно существовать ничего, а мир является лишь иллюзией, сном Брамы – если мне не изменяет память, именно так когда-то давно и считали древние индусы.

Учёными было доказано, что Вселенная возникла из первичной сингулярности – того, что не поддаётся логическому объяснению и не описывается ни одним законом известной нам природы. За сингулярностью последовала стадия инфляции, окончившаяся Большим Взрывом – моментом во времени, точкой отсчёта, которая дала начало эволюции Вселенной. Но что вызвало образование первичной сингулярности, так и оставалось загадкой, разрешить которую не было по силам никому.

Креационисты по-прежнему считали, что Мироздание создал Бог, но учёные возражали им, говоря, что у Бога просто не было времени, чтобы что-либо создавать. Конечно, ведь он сам создал его, находясь при этом вовне! Но учёных было не переубедить. Они утверждали, что существование вне пространства и времени невозможно. Что ж, это логично. Ведь для любого существования нужно Место и развитие во времени, от прошлого к будущему или наоборот, а если его нет, соответственно, нет и никакого Бытия, нет ничего.

И тогда мне пришла в голову одна интересная идея. Я описала её в книге, которую так и не опубликовала. На её страницах я уверенно утверждала, что Создателя нет, ведь доказано, что для существования чего-либо требуется наличие места и времени. Поэтому Бог «не существует», а находится в другом состоянии, которое нельзя определить, как существование. Я назвала это состояние Предсуществованием.

Таким образом, Богу или причине первичной сингулярности не требовалось время и место, чтобы создать Мироздание, потому как они «не существовали». Но не доказали ли подобные размышления, что всё возникло из «ничего»? Выходило так, что я в своей теории Предсуществования описывала именно ничто, из которого появилось нечто, но всячески отвергала это. Я считала так: ничто – это абсолютный ноль по всем фронтам, чистая сингулярность, Небытие, смерть. А Предсуществование – это состояние, которое отличается от Существования. Оно просто другое, и нам, мысля категориями Бытия и Небытия, невозможно его постичь. Да, у Бога, которого также можно называть первопричиной всего, не было времени, чтобы создать Вселенную, но у него был принцип, возможность существования, которую он реализовал, и из состояния Предсуществования его идея перешла в Существование.

То есть, Бога не существует в том смысле, что к нему не применим сам Принцип Существования, сама его возможность. Он не существует, как существуем мы сами и всё в этой Вселенной. Поэтому о нём нельзя сказать, что он есть в том смысле, в каком есть всё то, что появилось в результате Большого Взрыва. Но он существует в другом смысле, как Предсуществование, как то, что явилось причиной самой возможности Бытия. И если б Вселенная не была построена согласно Принципу Существования, вместо неё было бы что-то другое.

Но не пошла ли я на хитрость? Получалось, что я отодвинула начало и причину мира ещё на одну ступень назад, следуя бесконечной инверсии, и моя теория не дала окончательного ответа на вопрос, с чего всё началось.

Мне нравилось считать, что началось всё с Предсуществования, и в него неизбежно должны были упереться те, кто познавали мир, причём, неважно, каким путём: с помощью богословия или с помощью науки – разница заключалась лишь в инструментах познания.

Конечно, у меня не было никаких доказательств. Только идея. Формулы я выводить не умела. Мой чисто гуманитарный склад ума не позволил даже осилить школьный курс математики. (Я еле-еле сдала итоговый экзамен на тройку и навсегда забыла о точных науках). И после этого ещё смела претендовать на гениального Принца Звёзд?! Нет, не претендовала. Он был недостижимой мечтой, и я смирилась, что она никогда не сбудется. Вообще, смирение – полезная вещь, кто бы что ни говорил.

Тогда, в Долине, я отправилась исследовать близлежащие окрестности сама, просто и незаметно исчезнув из виду.

По пути мне попадались диковинные травы и цветы. Я оставила лагерь далеко позади и углубилась в Долину, не собираясь возвращаться до темноты. Деревья с яркими фиолетовыми листьями больше всего привлекли моё внимание. Я немедленно их сфотографировала. На ощупь их листья оказались, словно шёлк. Всё-таки Севера была не так уж и похожа на Землю. Но всю дорогу меня не покидало странное ощущение, о котором я упоминала в начале своего повествования. Оно преследовало меня с первого дня моего прибытия на эту планету. Я чувствовала, будто знаю то, чего не должна знать, но не могла никак оформить это знание в своей голове. Оно не складывалось ни в слова, ни в зрительные образы, только тревожило сердце не слабее несбыточной любви.

Пересекая Долину, текла быстрая горная речка. Я пошла по её руслу, разглядывая интересные растения на её берегах. Воды стремительно облизывали гладкие голубые и розоватые булыжники, а кое-где на мели проблёскивали аметисты, скрываясь в тёмно-жёлтом иле. Я не любила драгоценности, поэтому не взяла себе ни одного сиреневого камня.

Мысли постоянно возвращались к Принцу, а от него к Предсуществованию.

«Вот бы было здорово, – подумала я, – если б Саяши научно доказал мою теорию и вывел необходимые формулы!» И тут же я себя одёргивала: «Он поднимет меня на смех, если я только заикнусь об этом иррациональном бреде, пришедшем мне в голову!»

Такие идеи были хороши для фантастических романов, но никак не для настоящей науки.

В следующую минуту моя нога случайно соскользнула с мокрого камня, я упала, разбила и вывихнула колено, а радиопередатчик упал в воду и был унесён с глаз моих бурлящим потоком реки. Кричать и звать на помощь было бессмысленно: я отошла от лагеря на семь километров и оказалась в безвыходной ситуации из-за своей халатности. Теплилась слабая надежда, что меня обнаружат патрули военных, выставленные по периметру лагеря, но зачем им было забредать так далеко?

Нога болела нещадно, и любая попытка пошевелить ею оканчивалась ещё бо́льшими страданиями. Так я и сидела на берегу реки: полупромокшая, голодная и несчастная.

***

Может, это было предсказуемо, а может, и нет, но спустя, примерно, полчаса я услышала за спиной до боли знакомый голос. Да-да, меня окликнул Саяши, и я сначала не поверила, но обернувшись, убедилась, что это он. Принц направлялся ко мне, и меньше всего мне хотелось предстать перед ним в таком жалком виде. Уж лучше бы меня нашёл кто-то из патрульных! Это была катастрофа! Я молниеносно вытерла дорожки от слёз и попыталась изобразить на своём лице подобие улыбки.

– Ваше Высочество… Я тут… Случайно поранилась…

– Боже! Мышонок, я сейчас…

Он подбежал ко мне и помог мне встать.

Что? Мышонок? Конечно, Принц знал моё имя, ведь я брала у него интервью для своей книги, и он неоднократно просматривал списки на экспедицию. И это обращение… Неужели, оно значило, что он хотел быть ко мне гораздо ближе, чем к остальным? Но думать об этом долго не пришлось: адская боль прострелила всю ногу, и я безвольно повисла на руках Саяши.

– Идти можешь?

– Нет, Ваше Высочество… Очень больно. Мне так жаль!

– Ничего, всё будет хорошо. Я вызову патруль с машиной. Нас быстро отыщут. Кстати, а где твой радиопередатчик?

Я с сожалением посмотрела на бушующие воды реки.

– Ясно. Не волнуйся, мы всё исправим, только потерпи немного.

Меня мучил, наверное, самый банальный вопрос, и я немедленно задала его Принцу.

– Ваше Высочество…

– Да?

Его ясные сине-золотые глаза заглянули мне в самую душу.

– А как вы… Как вы здесь оказались? Как вы меня нашли?

Он усмехнулся.

– Я заметил, что тебя нет, и спустя некоторое время пошёл по твоему радиоследу в Долину. Я опасался: мало ли что может случиться?

– На Севе́ре нет ни крупных зверей, ни разумной жизни. Чего тут бояться?

– Но, как видишь, я опасался не зря.

– Да, конечно… Спасибо вам…

– Не стоит. И… для тебя я просто Саяши.

Принц безуспешно пытался поймать радиосигнал, но магнитная аномалия Долины Мечей глушила любые излучения. Связь постоянно обрывалась. Его передатчик оказался так же бесполезен, как и мой, лежащий на дне реки.

– Что ж… Придётся добираться до лагеря своим ходом, – бодро заключил он, и всё оборвалось у меня внутри.

***

Мне стыдно это вспоминать! Да, мне стыдно вспоминать, как всю дорогу до лагеря Принц Звёзд Саяши нёс меня на руках, а я чувствовала себя жалко, и чтоб хоть как-то отвлечься от этого позора, рассказывала ему о Предсуществовании, возможно, позоря себя в его глазах ещё больше. Если б не эта неприятность, приключившаяся со мной в пути, я бы никогда не осмелилась высказать ему свои идеи, и они бы так и остались на страницах какого-нибудь третьесортного научно-фантастического романа, написанного мною в будущем. Но их ждала иная судьба.

– Что же это получается… По-твоему, Мышонок, за пределами Мироздания есть то, что не может существовать? И это зовётся Предсуществованием?

– Именно. А как иначе? Внутри сингулярности обрывается пространство и время, и, тем не менее, сингулярность существует, не включая в себя пространство и время. Может, искать Предсуществование следует там?

– Ты хочешь сказать, что за пределами Вселенной и горизонтом любой чёрной дыры находится одна и та же субстанция?

– Я не знаю, но очень на это похоже.

Трудно было сказать, воспринимал ли Принц мои слова всерьёз. Я несла метафизическую чушь, но не от боли, которая ничуть не уменьшалась, а от близости любимого человека, который, возможно, даже не подозревал о моих чувствах. И тогда я цеплялась за Предсуществование, как за последнюю соломинку, чтобы не сойти с ума от осознания безысходности и тщётности своих чувств.

– А знаешь… В этом что-то есть! – сказал он весело и заглянул мне в глаза.

Я оживилась.

– Вы, правда, так думаете?

– Ну да. Проблема начала была всегда. Конечно, скорее всего, она лежит за пределами привычной логики. Можно придумать Создателя, можно придумать сингулярность или ещё что-нибудь, но, сколько бы мы не отматывали причины назад, находя для каждой новой предыдущую, неизбежно наше познание упрётся во что-то, что выйдет за пределы всех законов Вселенной и даже того, что могло бы быть на её месте, сложись всё иначе.

– И что бы тогда было? Вместо неё.

Саяши пожал плечами, обводя взглядом белые скалы вдали.

– Мне трудно это представить. Тебе, наверное, легче, ведь ты пишешь художественные книги. Раз ты смогла вообразить себе Предсуществование, то и это сможешь вполне…

– Но я не могу ничего доказать. Научно… А вы бы смогли, Саяши… – Выпалила я на свой страх и риск.

Мы уже приближались к лагерю. Увидев нас, патрульные выехали нам навстречу на машине. Принц опустил меня на ноги.

– Найти доказательство твоей теории? – недоверчиво переспросил он.

– Найти Предсуществование…

Наш разговор оборвался, потому как к нам приблизились патрульные с врачом. Меня усадили в машину и начали осматривать ногу, а Принц… Принц улыбнулся мне напоследок, пожелал скорейшего выздоровления и отправился в лагерь по своим делам. Его кто-то отвлёк, и он с головой окунулся в хлопоты, а я ещё долго смотрела ему вслед сквозь тёмно-синие стёкла внедорожника, не веря, что наш разговор произошёл наяву.

***

После того случая мы с Принцем не пересекались несколько дней. Я делала заметки и общалась с другими учёными. Они оказались щедры и завалили меня научными данными, в которых я не понимала практически ничего.

Полноценно пообщаться с Саяши мне удалось, только когда небольшой отряд учёных во главе с ним отправился в Лес Камней у подножия западных скал.

Принц пригласил меня сесть рядом с ним, и всю дорогу мы проболтали. Саяши оставался доброжелателен, и я не могла понять, то ли он просто вежлив, то ли, действительно, испытывает ко мне интерес. Да и к чему было это знать? Я, ведь, решила не надеяться.

Лес Камней не был лесом в традиционном смысле. Это интересное образование занимало почти четверть Долины, и упиралось в неприступные скалы, которые мешали ему распространяться за её пределами. О том, как образовался «лес», учёные имели весьма смутные представления, но для того они и прибыли на Севе́ру – чтоб раскрыть все её тайны.

Когда мы приблизились к Лесу, моему взгляду предстали окаменевшие исполины-деревья, неподвижно застывшие в студёном воздухе. Откуда-то издали доносился мерный шёпот реки, звезда скрылась за рваными облаками, «деревья» перестали отбрасывать тени. У нас с Саяши перехватило дыхание от этого изумительного зрелища, ранее не встречавшегося ни в одном из уголков Милкимеды.

Могучие «дубы» и кустарники звёздника, деревья, похожие на огромные травы, и бирюзовые «сосны», под пятьдесят метров в высоту, полностью окаменели, находясь при этом на воздухе, не испытывая ни давления, ни воздействия специфических веществ и излучений. При этом они сохранили все свои пропорции и цвета, и со стороны казалось, будто их покрыл тончайший слой стекла.

Учёные в нетерпении повыскакивали из транспортёров и принялись исследовать Лес: брали материал для анализов, облучали деревья с помощью приборов, проводили замер радиационного фона. Им удалось установить, что источником магнитных аномалий в Долине был именно Лес Камней. Я не вдавалась в подробности, но оказалось, что виной всему были минералы, осевшие на окаменевших листьях. Однако, главная загадка – как такое чудо природы могло образоваться – пока не была раскрыта.

Я везде следовала за Саяши с его молчаливого согласия, но старалась не отвлекать его от работы. Он восхищался деревьями, что-то переключал на своём планшете, подносил сканеры к стволам «дубов» и «сосен». А я больше восхищалась им, и Лес тоже поблёк передо мною.

К концу того невероятно длинного дня мы набрели на странное дерево, усыпанное нежно-голубыми цветами. Принц пришёл в восторг от них и не скрывал счастливой улыбки. Крона дерева, внешне очень похожего на кедр, располагалась довольно высоко, и, наряду с иглами, была усыпана небольшими цветами, похожими на пионы. В свете закатной звезды они отливали серебром, как глаза Саяши.

– Нравятся цветы, Мышонок? – окликнул меня Принц.

Не дожидаясь моего ответа, он подтянулся на ветке, одновременно ставя ногу на другую, и полез наверх.

– Что вы, Саяши! Не нужно!

Деревья не выглядели хрупкими, но они были всё-таки мёртвыми, и я опасалась, как бы ветки не обломались под весом Принца. Но ему, казалось, это даже не приходило в голову. Он бесстрашно взбирался наверх, не обращая внимания на мой обеспокоенный взгляд. Дотянувшись до ближайшего цветка и едва не сорвавшись вниз, он с трудом отломил его, и, улыбнувшись, спрятал в карман.

– Извини, что он каменный… – Тихо промолвил Саяши, преподнося мне его, а я не могла вымолвить ни слова от нахлынувших чувств.

Лепестки «пиона» оказались гладкими и холодными на ощупь, но такими красивыми! На их голубой глади просвечивали тончайшие золотые прожилки, которые слегка мерцали в угасающем дневном свете.

– Здесь, на лепестках, напыление халцедона и кварца, а золотые нити – это пирит, – пояснил Принц.

– Спасибо… – Заворожено прошептала я, принимая каменный цветок из его мягких рук.

– Не стоит благодарности. Это – мелочь, по сравнению с тем, что подарила ты мне…

– А что… я подарила?

– Ну… Предсуществование… – Ответил он, пристально глядя мне в глаза.

Что ж… Может, оно было гораздо важнее любви?

***

Ещё несколько раз мы с Принцем обсуждали Предсуществование. Он выяснял у меня детали, задавал вопросы, которые я с трудом понимала, и строил гипотезы, перед тем, как засесть за разработку новой теории. Честно, я до последнего не верила, что он на это решится.