Шан. Потерянная

– Простите за тревогу. Говорили, здесь живёт слышащий.

Лайр кивнул.

– Говорили верно.
Лайр присел на корточки перед мальчиком, но не касался его. Просто смотрел. Затем спросил:

– Как зовут?

– Эмир, – отозвался старик.

Мальчик не отозвался. Но глаза его дёрнулись. Едва заметно. Как будто имя протянуло тонкую ниточку.

– Как давно? – Лайр положил мальчишке руку на плечо и замер, прикрыв глаза. 
– Недели три. Сначала стал тише. Потом будто выцвел. Он… стал другим. Молчит. Смотрит в одну точку. Иногда ночью говорит. Не своим голосом. Мы живём у старой границы. Там место… странное. Но я сразу понял, что это оно грызёт.

Лайр открыл глаза. Взгляд его был сосредоточенным, будто он слышал не слова деда, а что-то глубже. То, о чём никто из пришедших не мог рассказать.
Он медленно выпрямился. 
– Мне понадобится время. Пойдёмте в дом. Мы как раз собирались ужинать. 

Вернувшись домой, мы усадили гостей и принялись хлопотать на небольшой кухне, которая была отделена от чего-то напоминавшего гостиную лишь тонкой шторой, которую Лайр предусмотрительно задёрнул. 
Я поставила котелок на огонь и принялась сооружать нехитрую похлёбку – пара корнеплодов, сушёные травы, немного соли. Взболтала воду в котелке, дождалась первых пузырьков. Воздух заполнился терпким, успокаивающим ароматом.

Привычно заняв место рядом с Лайром, я стала нарезать хлеб, с интересом подглядывая за его работой. Он, в свою очередь, возился с травами у каменной ступки. Его движения были сосредоточенными, но лёгкими – без спешки, без колебаний. Он выбрал три разных сбора и, не объясняя, смешал их в разных пропорциях. Две чашки – для нас. Две другие – для гостей.

Я обратила внимание на то, как он чуть дольше держал руку над чашками старика и мальчика. В их отвар он добавил ещё что-то – один-единственный, почти прозрачный лепесток с сероватой каймой и несколько капель настойки из тёмного пузырька. Ни запаха, ни цвета от этого не прибавилось – только легчайшее колебание в воздухе. Как если бы тень шевельнулась в солнечном луче.
Может быть, мне показалось. Но наши чашки он оставил без «добавок».
Ели мы молча. Лайр не торопился, но двигался чётко, казалось он полностью направил своё внимание на стоящую перед ним миску, но я знала, что он наблюдает. Слушает. Старик ел с благодарностью, неторопливо, время от времени тихо бурча под нос слова благодарности перемежая их с причудливыми короткими молитвами. Мальчик почти не касался еды, но пил отвар, который Лайр осторожно вложил в его руки. Пил медленно, глоток за глотком. Лицо его оставалось безучастным, но мне казалось, будто бы его плечи расправляются с каждым глотком. 
Когда миски опустели, Лайр встал первым. Не громко, но уверенно сказал:

– Вам стоит отдохнуть. Путь у вас был долгий.

Он коротко кивнул старику и указал на печь:

– Там тепло. Подъём узкий, но крепкий.

Старик даже не возразил. Только кивнул, снял сапоги и, кряхтя, забрался наверх. Мор, до того чинно восседавший на табурете с мягкой подстилкой, недобро зыркнул на старика и презрительно фыркнул. Насколько я успела понять, Мор был не самым дружелюбным котом и то, что Лайр предложил гостю его любимое место, Мор принял с некоторым неодобрением. 
Лайр обернулся к мальчику. Тот сидел всё так же, чуть сгорбившись, с пустым взглядом.

– Эмир, – мягко позвал он.

Мальчик поднял глаза. Медленно. Его взгляд казался мутным, словно пробивался сквозь толщу болотной воды.

– Идём. – Лайр подвёл мальчика к лавке у стены, застелил тюфяком, что до того лежал в углу, и накрыл тонким шерстяным покрывалом. – Ты в безопасности. Можешь спать.
Эмир лёг не говоря ни слова. Он вытянулся во весь рост и сложил руки вдоль тела, словно маленький неподвижный солдатик, затем закрыл глаза и замер. На мгновение он напомнил мне мертвеца, если бы не едва заметно вздымающаяся грудь.
Я села на лавку у печи, глядя, как Лайр неспешно убирает посуду. Он двигался тихо, бережно. Как будто тишина в доме стала чем-то осязаемо хрупким. 
– Что ты добавил в их отвар? – спросила я негромко.
Лайр ответил не сразу, неопределённо поведя плечами. 
– Кайрис и настойку пепельной версы. Кайрис успокаивает, приносит крепкий сон. Верса… помогает отключить шум. Иногда – внутренний. Иногда – тот, что слышится совсем не отсюда.

– А нам?

Он бросил на меня короткий взгляд и почти улыбнулся. Почти.

– А нам не нужно.

Я почти улыбнулась в ответ, потом спросила.
– Ты ведь уже понял, что с ним?
– Почти, – отозвался Лайр. – Завтра пойму точно. Сегодня пусть спит. Это уже полпути к ответу. Придётся подежурить ночь рядом. 
Он посмотрел на меня дольше, чем обычно. Огонь в печи освещал его лицо мягкими, колеблющимися отсветами, и в этом свете он вдруг показался мне усталым – по-настоящему, глубоко. 
– Можешь, – сказал он наконец. – Но только если не будешь пытаться делать то, к чему не готова.
– Я не собираюсь вмешиваться. Просто… – я на секунду опустила глаза. – Не хочу оставлять тебя одного.

Он кивнул, и в этом движении было больше признания, чем во многих словах до того.

В Шане темнело рано. Мы погасили яркий свет. Оставили только одну масляную лампу и мерцающее дыхание печи. Старик уже спал наверху, мирно посапывая. Мальчик не шевелился, только иногда дёргал веками, как будто видел что-то важное. Или вспоминал. Выглядело это жутко, от короткого взгляда на спящего Эмира у меня по спине пробежали липкие мурашки. 
Мы с Лайром расположились у лавки. Я устроилась на полу, у изголовья импровизированной кровати, облокотившись на край печи. Лайр сел в ногах мальчика так, чтоб он оставался в поле его зрения полностью. Он оперся спиной о стену, положил руки на колени и наблюдал. Не пристально, скорее мягко скользил глазами по маленькому телу изучая и слушая.

Ночь опускалась медленно. В её тишине я ощутила, насколько всё, что происходит, неслучайно. Будто каждый шаг, каждый гость, каждый взгляд вплетался в узор – тот, которого мы пока не видим целиком.
Я почти задремала, устроившись на полу, когда почувствовала: что-то меняется. Не звук. Не движение. Скорее – сдвиг в воздухе. Как если бы пространство выдохнуло. Или замерло на вдохе.

Лайр напрягся. Я заметила это сразу: его спина выпрямилась, плечи чуть дрогнули, ладони сжались. Он склонил голову набок, его взгляд стал цепким, а дыхание тяжелым. 
Эмир лежал, как и прежде, но веки его стали уже не подрагивать, биться – будто он боролся с чем-то изнутри. В уголках губ появилась еле уловимая судорога, как у того, кто вот-вот закричит, но не может.
Я заметила, как Лайр поднялся. Молча. Напряжённо, но без резкости. Он подошёл ближе, опустился на одно колено рядом с лавкой. Смотрел на мальчика, но как будто – сквозь. Во взгляде Лара было что-то новое. Тяжёлое. Почти болезненное.

Я не поняла, что именно происходит. Только чувствовала – что-то началось. И это что-то было гораздо страшнее, чем могло показаться на первый взгляд. 
Лайр осторожно протянул руку и положил её мальчику на грудь.

Медленно закрыл глаза.

Мгновение – и воздух сгустился. Как будто в комнате потемнело. Печь продолжала ровно гудеть, но тепло больше не касалось кожи. 
Он сидел, склонившись над мальчиком, как якорь посреди шторма – вся его суть была собрана в ладони, лежащей у груди Эмира. Его лицо было напряжённым, словно он сражался без звуков и движений, где-то внутри. Челюсть сжата, на лбу залегла глубокая морщинка, в уголках губ – едва заметная дрожь. Плечи напряжены, будто под тяжестью, которую я не могла видеть. А воздух… воздух вокруг них словно изменился. Густой, натянутый, как перед грозой. Мне почудилось, что в его тени колышется нечто живое – чужое, тревожное. Казалось, Лайр удерживал что-то не силой, а волей, укреплял границы, чтобы не дать пролиться наружу. И чем больше оно рвалась, тем тяжелее становилась фигура Лайра, словно скала, принимавшая удары волн.

Я машинально сделала шаг ближе, просто чтобы быть рядом. И, почти не задумываясь, протянула руку и коснулась его предплечья. Легко. Как бы говоря: «Я здесь. Я помогу.». И через миг что-то вокруг дрогнуло. 
Как будто зашуршала ткань. Как будто в клубке из напряжения и пронизывающей ужасом тьмы вдруг появилась тонкая нить. Я едва почувствовала это, только отголосок. А Лайр… он на мгновение замер, будто услышал зов из очень далёкого места. 
Лайр вздрогнул. Не от страха – как будто от резкого света в темноте. Его плечи дрогнули, и дыхание сбилось – на миг.
Мальчик на лавке замер. Лицо его разгладилось. Он глубоко вздохнул, перевернулся на бок и подложил свою тоненькую ручку под голову. Впервые за вечер он начал двигаться не как кукла, а как человек. 
Я аккуратно убрала свою руку, разрывая наше с Лайром прикосновение. Я не знала, что сделала и сделала ли вообще что-то, но внутри я чувствовала отклик – лёгкий толчок, будто невидимая дверь чуть приоткрылась и впустила свет в темноту. 
– Всё в порядке? – шепнула я.

Лайр посмотрел на меня – взглядом долгим, тихим. В этом взгляде было слишком много всего, чтобы понять сразу.
Усталость. И что-то вроде изумления.
Потом он медленно кивнул.

– Да. Теперь – да.