Киборг Убийца. Советский рубеж

Евгений Павлов

Киборг Убийца. Советский рубеж

Предисловие

17 июля 1944 года началась Псковско-Островская наступательная операция, в ходе которой 23 июля и был освобожден Псков.

С первых дней войны Гитлеровское командование называло Псков «ключом к парадным дверям Ленинграда». Кроме того, древний город являлся воротами в Прибалтику. Именно поэтому немецкое командование стремилось захватить его. К сожалению, им это удалось, не смотря на героизм защитников города.

После захвата Пскова немцы уже с октября 1942 года приступают к сооружению оборонительного рубежа – линии «Пантера».  Она являлась северной частью оборонительного «Восточного вала», проходившего от Балтийского до Черного морей. Представляла собой набор сплошных фортификационных сооружений на общую глубину 8-10 километров. Её протяженность на Псковской земле составляла 175 километров. Оборудованная блиндажами, дотами, зарытыми в землю пушками и танками, колючей проволокой, линия должна была сорвать возможное наступление советских войск и наглухо закрыть дорогу в Прибалтику. Командование группы немецких армий «Север» считали укрепления «Пантеры» неприступными.

Для её прорыва были сформированы войска 3-го Прибалтийского фронта под командованием И. И. Масленникова. В конце февраля 1944 года советские войска вышли к укрепленному району противника. В течение почти четырёх месяцев наши части готовились к штурму «Пантеры».

Часть 1

«Герои не нашего времени»

Глава 1

«Хорошие, плохие, злые»

-Что главное в танке?

-Броня? Орудие? Ходовая часть?

-Главное в танке не обосраться!!!

(Армейская мудрость)

Расположение 1 роты, 374 стрелкового полка, вблизи города Пскова, 1944 год, 17 февраля, 02:15.

Ночь выдалась тёплой от того было ещё противнее. Снег падал и сразу таял. Одежда промокла насквозь, не помогал даже плащ палатка, в который солдаты кутали себя и свои автоматы. Сапоги намокли, и кирза разбухла, ноги хлюпали. Тулупы, из овчины, передаваемые при смене поста, были бесполезны, напитали влагу и стали не подъёмными, они, словно убитые бойцы, лежали в углу бойниц окопа, кто-то просто стоял на них, скрывая глубокую лужу скопившейся воды. Солдаты переминались в окопах с ноги на ногу что бы хоть как-то согреться. Кто-то матерился, проклиная всё на свете, кто-то жалобно поскуливал, кто-то обречённо вздыхал. Никто не упрекал, все привыкли к такому за то время, которое судьба дала каждому на этой проклятой войне.

– Тащ гвардии лейтенант, – разбудил Артёма голос старшины. – Пора на обход позиций, просили разбудить!

Артёму Овчаренскому, недавно исполнилось двадцать три года и вот он тут, сразу после окончания училища, направлен сразу на фронт. Для него это был пятый день войны. Ещё не испивший всех прелестей тяготы службы, не перенёсший потери своих друзей и всё это казалось, происходит не с ним. Артём был из очень хорошей, богатой по меркам советского до военного времени семьи. Ему пророчили большую карьеру: мать – доктор наук, родом из какой-то глухой деревни, но родители не чаяли в ней души и собрали деньги, и отправили учиться в московскую школу интернат для одарённых детей. С детства у неё проявилась способность к точным наукам, родители всячески это поощряли, дорогие книжки, учебники. Их было тяжело достать, и стоили они для них целое состояние, родители любили свою дочурку, конечно же, покупали всё, что требовалось для развития. После окончания она поступила в институт на физико-математический факультет.

Сын особо не интересовался деятельностью родителей, и для него это была не нужная информация, наиболее важным было запоминать то, что ему задавали многочисленные учителя.

Его мама окончила с красным дипломом институт и работала, в каком-то НИИ. Отец – высокопоставленный, влиятельный чиновник. Был очень жёсткий, требовательный на много старше матери. В своё время ему приглянулась молоденькая девчонка, которую встретил однажды при проверки деятельности НИИ, и стал оказывать знаки внимания. Не особо интересующаяся мужским полом и не особо окружённая мужским вниманием его будущая мама не устояла перед представительным и обходительным мужчиной и вскоре они поженились. Отец часто пропадал на работе, мать то же не особо появлялась дома, занималась наукой. Проявления любви маленький Артём не наблюдал между родителями, и какого-то проявления нежных чувств, как по отношению друг к другу, так и по отношению к себе. Мальчик был предоставлен себе, за ним смотрела нанятая няня. Отец сильно вкладывался в сына, поэтому на шалости особо не было времени, на игры со сверстниками и просто в игрушки. Отец окружил сына целым штатом репетиторов и учителей, а также тренером по физической подготовки и борьбе. Из-за этого его день был расписан по минутам. Особенно было страшно из школы принести тройку, тем более двойку, отец снимал ремень и лупил до крови. То же самое, и если учитель в дневник вписывал замечания. Нет, это были замечания не по поводу плохого поведения, а банальные и свойственные возрасту вещи: забыл форму для физкультуры, принёс котёнка на урок, отвлекался на уроке, не полностью выполнил домашнее задание! Отец, когда видел подобное, краснел и приходил в ярость!

– Ты, ты знаешь, кто я?! Ты позоришь меня и нашу семью, это не допустимо, я выбью из тебя эту дурь, ты по струночки будешь у меня ходить, – и каждый раз хватался за ремень!

Школу Артём закончил не с золотой медалью почти все были пятёрки за исключением двух четвёрок: это химия и физика. Отец просто перестал с ним разговаривать и будто не замечал его.

– Ты в кого уродился такой? – говорил отец.

Немного смягчился, когда сын поступил в МГИМО. Тогда он сказал:

– Ладно, молодец, – даже пожал руку сыну.

Артём был счастлив до небес в этот день, ведь отец его почти никогда не хвалил!

Но всё изменила война. Отец долго отмазывал сына, как мог от службы. Но все были в шоке, когда Артём заявил:

– Всё хватит, я уже взрослый, не мальчик, я принял решение, я иду на курсы офицеров!

Отец по привычке потянулся к поясному ремню, но Артём осадил его. Даже сам удивился своему спокойному и тяжёлому голосу:

– Только попробуй!

И неожиданно для себя его отец поверил угрозе, но хотелось оставить последнее слово за собой, как старшего, не чего вразумительного в голову не пришло, лишь сбивчиво и, запинаясь, выкрикнул ругательства.

–Пошёл вон! Чтоб я тебя не видел больше, сдохнешь там, так тебе и надо!

Мать лишь закрыла лицо, силились встать, безвольно вскинула руку, вопрошая к сыну, но её руку грубо одёрнул отец.

– Сидеть, прибежит ещё на коленях умолять будет!

Артём равнодушным взглядом оглядел родителей, комнату и вышел, громко хлопнув дверью. В этот момент он ощущал эйфорию, свободу и внутреннюю силу.

Сейчас тут на фронте молодому лейтенанту думать о войне и испытаниях не хотелось. Казалось это всё временные неудобства. Он не осознавал, что это теперь его действительность и жизнь не будет прежней.

Он проходил по окопу, проверяя посты, брезгливо вступая новыми начищенными яловыми сапогами в лужи. Обходить это месиво из воды и земли вперемешку с глиной было бесполезным делом. После тёплой офицерской землянки это всё казалось адом.

– Как они только терпят!

Подумал он, проходя мимо поста.

– Докладывай! – Прошипел лейтенант обратившись к часовому.

– Хорошо всё тащ комадира, только холодно немножко, – ответил солдат.

– Это что за доклад боец?!

Тяжёлая рука старшины легла плечо лейтенанта.

– Ты не серчай, это Якут, гордость нашего полка, парень хороший, парни его орлиный глаз зовут. Сам пришёл на войну! Он столько фрицев положил, и ихние офицеры у него на счету есть. Грамоте не обучен, зачем устав не понимает, на фрица, как на зверя ходит один. Так и говорит:

– На охоту пошёл на зверя тащь. большой камандира! Кого добыть надо сегодня большой тащ. командира. У него такое отношение к званиям, мы привыкли: маленький камандира, камандира, большой камандира, очень большой камандира.

Старшина рассмеялся и хлопнул по плечу лейтенанта, и они пошли дальше проверять посты. Тем временем старшина продолжил:

– Вот положим надобно языка добыть, тфу ты, поймать, он ведь ловит, кого просят. На этого зверя один ходит, говорит: я заговорённый, а вас всех убьют. Уходит на три-четыре дня. Мы уж с ним простимся, мол, не сдюжил наш Якут. А потом смотрим, вернулся и языка не целого правда, обычно пальцы указательные отрежет, что бы волю и сопротивление сломить и как ослика на верёвке ведёт языка. Снайпер хороший, его всегда просят разведчики на прикрытие, стреляет без оптики и других приблуд, с простой винтовки, простым прицелом. Многие из нас ему жизнью обязаны. Разведчики упрашивали командира перевести в разведку, но тот на своём стоит, не отдаёт!

Старшина Ерофев Иван Данилович был родом из Иркутска. С будущей женой познакомился на стройке, где работал разнорабочим, но это не значило, что он занимался, принеси-подай. А был мастер на все руки. Закончил он только школу и рано пришлось работать. Рос без отца, мать очень поздно его родила и обладала скверным здоровьем. Когда Ивану исполнилось двадцать два, её не стало. Работал, где придётся, брался за любое дело, очень быстро всё схватывал и освоил и плотницкое дело, и сварку и учувствовал в качестве бригадира при сложном монтаже конструкции. Был очень ответственный и к любому делу имел глубокий подход. Перед порученным заданием вкрадчиво изучал, запоминал нюансы. Ерофеева все очень уважали, не смотря, на то, что был достаточно молод, всегда называли по Имени Отчеству. С бедующей женой он познакомился там же на стройке, когда в помощь дали строй отряд. Им с Леночкой тогда было по двадцать пять лет. Как-то их бригада производила строительные работы в посёлке под Иркутском, рядом Ангара, лес, одним словом красота! Место было живописное, и они решили остаться. Иван пошёл в подмастерье к кузнецу и очень быстро освоил это дело. Жизнь налаживалась, работа нравилась, да и денег приносила хорошие. Без работы он не сидел. Обустроили дом, жена работала фельдшером, она по образованию была медик и стала работать по профессии. Была уважаемым человеком в селе. Всё было хорошо, но Бог не даровал им детей, шли годы, а вместе с тем разговоры об усыновлении, им на тот момент исполнилось уже 42. И вот как-то в новый год утром Леночка сообщила:

–Вань, я, по-моему, беременна!

–Наконец то! – обрадовался Иван.

Счастью не было предела. И вот на шестом месяце беременности произошла трагедия, перевернувшая всю жизнь. Супруга возвращалась домой от сильно заболевшей бабы Нины и попала под коня нёсшего пьяного конюха по улице. Тот не заметив её в темноте на полном скаку сбил, а потом, чтобы понять, что случилось, проехал посмотреть и не увидел перепачканное тело в грязи его Леночки. Иван свою любимую обнаружил сам, когда на часах уже было одиннадцать вечера, он заволновался и пошёл её встречать, она уже была мертва. Конюх неделю прятался в соседнем селе у родственников. Следователи его нашли, был суд, дали пять лет за убийство по неосторожности. Облегчение это не принесло. Иван стал сильно пить. А потом началась война. Он, не раздумывая пошёл в Иркутский военкомат и записался добровольцем. Был не раз ранен, но смерть обходила стороной, многих друзей потерял, а сам жив! Часто тогда про него говорили, что Ерофеев нарочно ищет смерти, но с боевым опытом росло и уважение. Многие суеверные говорили, что он заговорённый, или знает какой секрет, и надо к нему держаться ближе. А сам он думал, что проклят и всю жизнь ему, терять, тех, кто близок. Когда погиб его друг Пашка, он старался ни с кем не сходиться и держал людей на расстоянии. Его жизненный опыт и ответственность приглянулась командиру роты, и его быстро повысили до старшины, поставив на должность заместителя командира взвода.

Ночь делили на три части и службу солдаты несли в три смены. Начало усиления постов в ночную смену начиналось с четырёх часов дня до восьми утра. Пять часов на Псковском влажном морозе это не шутка, а тяжёлое моральное и физическое испытание. На улице всего минус двенадцать, а тело до костей промерзает, одежда влажная.

–У нас в Сбире при минус тридцати не так зябко, – констатировал Иван глядя на лейтенанта, который ёжился и при остановке принимал смешную зимнюю стойку. – У нас зимой воздух сухой, а тут болотина, гнилые места, а вы откуда таищ лейтенант? С интересом спросил Ерафеев.

–Из Москвы я… – с нескрываемым раздражением ответил лейтенант, как бы выказывая не желание продолжать разговор, и искоса посмотрел на старшину.

Старшина был крепкий коренастый мужик с широкими плечами и короткими ногами.

–Настоящий медведь твою мать, – подумал Овчаренский.

Медвежий образ добавлял армейский ватник и наброшенная сверху плащ-палатка.

–Значит из самой столицы, а Ленина видел? – не замечая недовольства продолжал Иван.

Он был простой до общения русский мужик и тонкостей в разговоре с командиром не уловил.

–Видел! Хватит старшина!

Артём был уже тритий командир в этом взводе, за три неполных месяца. Об этом думать не хотелось, но мрачные мысли не отпускали его, как он не силился их отгонять.

–Как же всё-таки было хорошо дома! Быстрее бы вернуться в землянку, выпить горячий чай, выкурить папироску и спать, два часа до следующей проверки! – продолжал размышлять про себя молодой лейтенант.

Сейчас в суровой реальности это казалось просто, каким-то райским Блаженством. Старшина хотел ещё, что-то сказать. Уже набрал воздух в лёгкие, но лейтенант оборвал его:

–Отставить разговорчики, мы что тут лясы точить собрались?! – в голове у Артёма с визгом летящей пули вертелась мысль, – Этому мужику словно не холодно, идёт в вразвалочку, вон даже гимнастёрка сверху расстёгнута!

Раздражение и какая-то не понятная обида от всего происходящего заполнило всё его озябшее тело. Не такое он себе ожидал. Думал сразу бой атаки, собирался грамотно руководить и конечно же побеждать врага, а не занимается какой-то ерундой.

–Да это тварь издевается над мной, проверяет меня на вшивость, – осенила мысль! – Это он меня так унизить хочет, мол, такой бывалый, выносливый, а я тут та, насрано!

– Пуговицы! – взвизгнул лейтинант.

Гимнастёрка была распахнутая на старшине, откуда высовывалась бычья шея с «медвежьей головой» привлекла внимание молодого лейтенанта

– Старшина Ерафеев, почему нарушения устава ношение формы? Или тоже уставу, грамоте не обучен? – почти по девчачье взвизгнул Овчаренский!

– Обучен, протянул Иван Данилович не понимающим басом, – да это у меня шея короткая натирает, а тут как натрёшь, так всё загнивает. Говорю, болотина же, место гнилое, вон давеча один голяшку сапогом натёр так… – Ерофеев сконфужено начал объяснения.

Не успел договорить, его оборвал лейтенант:

– Застёгивай, давай, давай я сказал!

Ерофеев подчинился. Как-то по смешному поднял голову, вытянул шею, ну то, что у обычных людей является шеей, несколько раз пытался попасть пуговицей в петлю, с третей попытки у него это получилось. Кожа и мышцы топорщились из горловины воротника.

– Я сказал крючок! – Хрюкнул Овчаренский.

– Не получится! – Грустно протянул старшина.

Тогда лейтенант подскочил, схватил за край воротника и сам попытался зацепить крючок, зацепил, но получилось только за кожу «бычьей» шеи старшины. Крючок вошёл прямо в кожу, и потекла кровь. Старшина даже не дёрнулся, лишь окатил молодого презрительным взглядом.

– За, что так грубо тащ. лейтенант!

– Я тебе не тащ. лейтенант, я гвардии лейтенант, уяснил! Пошли, давай старшина!

Очень довольный собой, лейтенант, что так мастерски применил свои знания, полученные в военном училище, не обращая внимания на остальное посты, пошлёпал в землянку.

– С этим, сбродом только так и нужно, надо всех в кулаке держать, а то развели тут чёрте, что. Я вам всем покажу, кто такой Лейтенант Овчаренский, вы у меня по струнке ходить будете!

Придя в землянку, он разделся, налил горячий чай, выкурил папиросу и бухнулся спать. В землянке было тепло, пахло сеном, древесиной, землёй и догоравшими в буржуйке поленьями.

Овчаренский спал и ему снился прекрасный цветной сон: ресторан, вкусная еда, выпивка и какая-то дама от чего-то с голой грудью, но в плащ землянке. На голове широкополая белая летняя шляпка, она пила вино и трогала своей ножкой, обутой в кирзовый сапог его между ног, вторая нога была в туфле ярко-красного цвета. Внешность дамы его особо не смущала.

– Странная конечно дама, – думалась молодому командиру, – она хороша!

Лица её он не мог разглядеть, хоть и упорно вглядывался, но уверенно знал, что хороша! Артёму очень хотелось произвести на неё впечатление, да и просто хотелось.

– А знаешь, дорогая я скоро буду генералом!

Дама молчала, но он знал, что она улыбается.

– Это знаешь, какие это возможности? Это квартира, служебная машина, спец-паёк! Начал сердится Овчаренко, понимая, что не производит на неё впечатление. А ему очень, очень этого хотелось!

Дама молчала, как будто ей всё равно. Вдруг кирзовая нога превратилась в кирзовую руку и сильно сжала член.

–Значит всё же ей не всё равно! – Заключил Овчаренский!

И вдруг дама открыла огромный рот-дыру и как заорёт:

– Подъём, тревога к бою, нас атакуют!!!

Лейтенант лениво сел, не отпуская свой член который он сжимал через армейские штаны, не понимая где он, что происходит, и куда все подскочили, куда делась эта интересная гологрудая красотка! Потом выругался и начал медленно собираться. Все уже выбежали. Он не торопился, зачем, есть же кому отражать атаку, в его планах было жить, а не геройствовать! Выстрелы начали приближаться, и он услышал, как совсем рядом, где-то в окопе взорвалась граната. Сон выветрился, он стоял в одной руке ремень, другая тряслась, пытаясь заправить в штаны белуху.

За несколько минут до атаки.

Старшина смотрел, как на горизонте, на фоне яркой луны вырастали силуэты танков один за другим. За танками стали вырастать маленькие силуэты пехоты, они своим движением ломали ровную линию горизонта, от чего это напоминало колыхание зеркала воды при дуновении ветра, только это была не спокойная гладь воды, а смертоносная сила. Танки казались чудовищами, которые медленно и величаво поднимались с морского дна, показывая свою хищную личину, и превосходство над другими формами жизни.

– Разбуди офицеров Саня! – обратился он к стоявшему рядом солдату.

Солдаты стали роптать. Ерофеев громко крикнул:

– Отставить панику, это разведка боем, психическая атака. Отобьёмся, чё зассали! Не из таких передряг выбирались!

Потом скомандовал:

– Согласно вечерней расстановке номера по позициям к бою, без команды, огонь не открывать!

И уже тише, наверное, самому себе:

– Подпустить надо ближе сукиных детей!

Несколько человек медленно после оглашения команды перевалили через бруствер окопа и медленно поползли по мокрой и мёрзлой земле к воронкам от снарядов обозначенные старшиной при вечерней расстановке. Их движение напоминало огромных гусениц, которые оставляли за собой не ровный длинный след, раздвигая своим телом мокрый выпавший снег, оголяя мокрую жижу поверхности земли. За собой каждый тащил связки с противотанковыми гранатами.

–Три, нет четыре танка! – насчитал Старшина.

Примерно в то же время после объявление тревоги.

Лейтенант медлил и не мог совладать с собой, чтобы выйти наружу, тело словно оцепенело, ноги подгибались, а руки тряслись. Он кое-как заправил белуху. Вдруг раздалась очередь крупнокалиберного пулемёта MG-42, в ответ ППШ и замолк. Ещё автоматчики, ещё очереди, в ответ сразу два пулемёта одновременно.

– Немецкие пулемёты, прямо там за палаткой! Оборону прорвали, так быстро! – пронеслось в голове у лейтенанта.

Через плащ палатку, которая служила дверью, он увидел отцветы огня вырывающийся из стволов пулемётов. Свет от пулемётов обрисовал силуэт стоящего. Огромный, словно демон апокалипсиса с огнями из рук. Противостояние ППШ захлебнулось. Артём не видел, но почувствовал, что силуэт повернулся лицом к входу, и услышал щелчок спуска. Овчаренский сжался, понимая, что произойдёт, ноги стали ватные он осел, а внизу живота показалась, что начали крутить раскалённой кочергой, наматывая на неё кишки.

– Мама, мамочки, – проблеял Артём и по штанам полились горячие ручьи, сапоги быстро заполнились жидкостью.

Раздались металлические щелчки. Овчаренский сразу понял, кончались патроны!

– Рядом же кобура надо выхватить пистолет!

Начал судорожно вытаскивать, но пистолет сопротивлялся. Силуэт не стал нагибаться, чтобы войти, а просто сорвал плащ-палатку, и как показалось Лейтенанту, заполнил собой всю землянку. Лейтенант продолжил судорожно дёргать пистолет, который не как не хотел выниматься из кобуры. Он был похож на загнанного кролика, который конвульсивно подпрыгивая, пытался найти путь из тупика. Всё же он справился с собой, выхватил пистолет, расставил чавкающие в сапогах ноги по ковбойский и направил его на фрица. Он даже почувствовал своё превосходство, это придало сил, и уверенности, но раскалённая кочерга в животе не унималась и всё сильнее накручивала на себя кишки.

– А что он сделает? Он на мушке, я сейчас выстрелю, и всё закончится, я его завалю, – мысленно начал себя успокаивать, убеждать и подбадривать себя лейтенант, – там по выстрелам не менее дюжины автоматчиков и не справились, мазилы, что за сброд мне достался бля!

Фигура немца была огромной, визуальный вес добавлял кожаный плащ, за плащом виднелся огромный короб. На голове не званого гостя простреленная в нескольких местах и искорёженная каска, с вмятинами от пулевых попаданий. Лицо фрица было абсолютно без эмоций. Лицо, которое как будто сошло с арийских пропагандистских плакатов виднелись многочисленные борозды от попаданий. Кожа висела лоскутами словно резиновая, но крови не виднелось. Это зрелище просто привело Артёма в ужас.

–Что за срань тут происходит, это, наверное, сон!

Фриц отбросил за разряженные пулемёты, все патроны закончились. Больше оружия у нападавшего не виднелось.

– Получи фашистская мразь! – подбодрил выкриком себя Артём.

Зажмурившись, неуверенно разрядил половину обоймы в грудь противника, раздался металлический лязг. Противник не дёрнулся. Даже не шелохнулся. Лишь очень медленно опустил глаза, оглядывая свою грудь.

– Бронеплита! Сообразил лейтенант и оставшуюся обойму разрядил в лицо.

Голова как-то не естественно дёрнулась. От попаданий она лишь чуть нагибалась в разные стороны. После окончания стрельбы она на секунду замерла. Эта секунда лейтенанту показалось вечностью и ввело его в ступор. Ноги не произвольно перешли в режим вибрации. Тело немца уверенно стояло, словно зловещая статуя. Голова медленно вернулось в исходное положение, кожа на лице частично слетела, частично висела, как будто разорвали резиновую грелку, а там, где должны были находиться глаза, появились красные огоньки. Торчали оголённые кости черепа, чёрного цвета. Это добавило ещё большего ужаса и нереальности происходящему.

– Боженьки! – взмолился Овчаренский.

Судорожно вспоминая молитвы. Артём был уверенным атеистом, но на войне атеистов нет.

– Господи спаси! – попытался вспомнить молитву которой учила его бабушка.

Но бесполезно, всю память, как отшибло!

Туша медленно сдвинулась с места и направилась к нему, и метафизическая кочерга перестала накручивать кишки, резко остановилась, во что-то упёрлась, надавила. И с громким пердежом и отвратным запахом содержимое кишечника прорвалась наружу. Обильно накладывая в офицерские штаны. Чвакающими обсосанными ватными ногами он начал отступать и как маленькая девочка забрался в угол спального места, сел обнял коленки и зашатался, вгоняя себя в транс.

– Это сон, сон. Это мне снится, я сейчас проснусь, а потом засну, и мне опять приснится кирзоногая, гологрудая красотка. Конечно же, это сон такого не может быть на самом деле, надо проснуться! – как молитву или мантру бормотал он себе под нос.

Из этого состояния его выдернула рука, которая схватила его за волосы и отогнула назад, вторая рука схватила за шею и выдернула безвольное тело за просторы безопасного ложе. Ноги повисли в пустоте. Чуть согнув руку, фриц придвинул его лицо к своему, что было, когда-то красивым мужественным, мужским лицом. Овчаренский разглядел металлическую скулу с вполне человеческими белоснежными зубами.

– Не курит, наверное, спортсмен что ли, – зачем-то размышлял про себя Артём.

– Цель опознана: русский солдат, угрозы нет, уничтожить! На чисто русском сказало чудовище.