скачать книгу бесплатно
Так что…
Я решительно затянулась, замяла окурок и вылистала номер Старосты.
Он взял со второго гудка. На то и Староста. Всегда на связи, всегда поможет.
– Доброго утречка, ваш-сочество! – брякнул он подобострастно-весело.
«Ваше высочество» – эхо пьянки за знакомство.
Староста у нас старый – сержант морпех из бандито-крестьян. По официальной версии. Я не спрашивала. Но по поведению его очень быстро наклеила на него ярлычок «разведчик». У морпехов же есть разведка? Парни, которые из подводной лодки выныривают в унитазе штаба противника, хватают язык за пенис с тестикулами и ныряют обратно на подлодку, по дороге используя язык веслом – есть же такие, да?
Это я вспоминаю невысказанный никому сарказм от когнитивного диссонанса между шаблоном «морпех» и его поведением.
Старосту выбирали голосованием, и он поставил пару условий «взаимодействия себя и личного состава учебного подразделения». В частности, что мы устраиваем пьянку и толкаем спич про себя. Исходя из предположения, что следующие пять лет нам вместе прорываться через учёбу, и крайне желательно понимать, кому когда где какая помощь может потребоваться и кто какую может оказать, а так же какие темы в разговоре лучше избегать.
Я выдала дежурную заготовку «Даша, блондинка, дочь мэра». Мой будущий имитатор парня вслух задумался, «царь-царевна, мэр-мэревна?». Сам себя поправил, что не звучит, но принцесса останется принцессой, как ни назови.
У всех – утихло. У Старосты – нет. Но – грамотно, только в канальном общении без свидетелей.
Натягиваю коммуникационную маску «утомлённая принцесса», и мягонько, мурлыкающе-протяжно-устало:
– Староста, привет. Слушай, я сегодня не могу.
Староста, излишне весело со сквозящей заботой:
– Что, опять с Димой соревновались, кто кого перепьёт?
Добавляю злобности в голос:
– Дима сёдня ночевал у мамы… Хотя… сделай одолжение, спроси его, где он ночевал, а?
Староста:
– Вау-вау! Не всё в порядке в вашем королевстве, ваш-сочество… Так ведь и у Вани-дурачка появятся шансы на квест с призовой принцессой.
Вздыхаю, причитаю осуждающе:
– Ванечка, тебе до дурачка ещё восемь сотрясений и три запоя. И не перепутай: сначала – сотрясения, а потом запои.
Староста:
– О! Спасибо тебе за подсказку, добрая фея лечащий доктор!
– Да не на чем… Так, ладно. Короче. Меня сегодня не будет. По семейным. Надо домой сгонять.
Староста, сдержано-заботливо:
– Что серьёзное случилось?
– Не. Просто… скажем… приспичило с бабушкой поговорить, а она телефон не берёт.
– Ага… и после второй пары – никак.
Вздыхаю, чуть занудно:
– Мне кажется, что прогулять день по болезни – корректней, чем выставить в игнор половину занятий… только не забудь Диму прилюдно – именно прилюдно! – спросить, не знает ли он, что со мной.
Староста, весело-злобненько:
– Не учи воробышка чирикать. – помедлив, заботливо: – А таки на самом деле, что с тобой?
Задумчиво медлю, переключаясь на искренне-серьёзный тон, говорю ровно:
– Иван, когда потребуется помощь, я обращусь.
Староста, устало-разочарованно:
– Ладно. Понял. Давай, пока.
Положил трубку.
Я несколько секунд потупила на страницу с контактом Старосты. Ну, если честно, потупила над сомнениями, не было бы лучше, если бы вместо Димочки был Ваня, который не слился бы от моих кошмаров. И начал пытаться помочь…
Тяжело вздохнула, закрыла контакты, открыла Яндекс-такси.
Список мест…
Чуть ломаная линия на карте области… повышенная, 2409 рублей. И хрен с ним, это – надо. Только надо точку переставить. Не домой, а к бабуле.
По дороге дремала я над мыслью – «интересно, если бы у Штирлица был водитель, успевал бы Штирлиц выспаться?»
Бабуля была в теплице. На ней был спортивный костюм из девяностых. Один из десяти одинаковых, которые у неё на ротации. Мама пару раз пыталась дарить что-то посовременней, но бабуля всё возвращала броском через мамин забор.
Мне, на мой пятнадцатый день рождения, бабуля пояснила, что она типа в отставке, а это у неё типа униформа, и менять её она не будет в память о прошлом. На мамино возмущение – что за униформа из спортивных костюмов?! – бабуля захихикала и посмотрела на папу. Который покраснел и резко перевёл тему.
То, что спорткостюмы – униформа бандитской пехоты 90-х, я выгугливала долго.
И да… бабуля, она… если на меня натянуть её костюм, а ей покрасить волосы, со спины нас спутать – можно.
Думаю, я не первая, кто до неё докапывался с вопросом: как она не превращается в штурмовую тумбочку. Но, наверно, я единственная, кому она ответила, что просто никогда и ничего не боялась. И если хотела что сказать – не держала в себе. Хотя хорошо думала, как именно сказать.
Бабуля собирала помидоры. Повернулась на цоканье каблуков по брусчатке. Сделала удивлённо-скептическое лицо, и проскрипела добродушно:
– Дашка! Ты, сучка гламурная, твою мать ещё раз, херли не на учёбе?
И меня – отпустило… Очень захотелось сложиться в зародыш и заплакать, выплеснув всё единственному человеку в жизни, который никогда меня не ломал. Никогда не парился по поводу того, какая я. «Есть – и ладно, остальное херня».
Лицо само расплылось в нервной улыбке.
Зашла в теплицу, обняла. Тихо, в ухо:
– Здравствуй, бабуль.
Само собой, она поняла, что я не просто так. И что мне плохо чуть на насмерть. Но – «остальное херня» – хрен она прогнулась под мои эмоции.
Ну, похлопала по спине и буркнула в ухо:
– И тебе не кашлять.
Отстранила, удерживая руки на плечах. Ну, я-то в теории знаю, что это жест «не ссы, я тебя держу». Но вот у неё это – натурно, естественно.
Она впилась хищным взглядом в лицо, рассмотрела. Спросила, жестковато-заботливо:
– Так чё припёрлась-то, рёва-корова?
«Рева»… Пронзило ощущением, что можно пореветь. Кому-то. Лицо само начало плакать. Запихнула всё это под маску.
Бабуля, злобненько-весело:
– О! О! Нахваталась от отца привычки морду бетонировать.
Спасибо, бабуль. Вот нотки бешенства счас как раз не хватало.
Вдох-выдох. Буркаю сквозь зубы:
– Тут к тебе вопросик срочный возник. А ты телефон – как обычно.
Бабуля, весело-возмущённо:
– Да меж булок эту вашу рацию. Без неё родилась, без неё жила, и помру тоже без этого буржуйского высера. А то ышч, придумали, что до человека в любой миг докопаться можно.
Молчу, мрачно глядя в землю. Ну, про телефон уже сто раз это говорено, так что остаётся только мрачно обвиняюще молчать.
Бабуля вздыхает, деловито буркает:
– Так, понятно… Чё встала-то? Пока не оберём этот парник – чаёвничать не будем. Впрягайся давай, раз припёрлась.
Издаю унылый вздох. Но это тоже уже говорено. «Раз ты ко мне припёрлась и тебе что-то от меня надо – будем по моим правилам, и не просто так».
Но вообще мне не в лом.
И ещё – ритуал: шаг к кусту, приподнять ветку и вгрызться в живой помидор.
Закрыла глаза. Промелькали все осени, с пяти лет. И вся эта хрень со сном отступила. Даже появилась надежда, что выживу.
Прожёвываю, говорю ритуальное:
– Спасибо, помидорка. Это – осень. Я прожила восемнадцать лет.
Потом привычно шагаю к помидорам, начинаю собирать в корзину.
Из-за спины раздаётся бабулино бурчание:
– О, ляпота-то какая! Мине цельная пыжнес-ледь пряма на шпильках памидору собирает.
Меня улыбает.
Пока собирали, слопала ещё три помидорки. Но антидепрессантом сработала только первая.
Через полчаса сидели за столом в беседке.
Беседка у бабули – сказочная.
Вкопали кверху лапами четыре больших елки, срезали ровно корни, покрыли парой листов толстого стекла. Стесали ветки внутри.
На северных сучках живёт какой-то вьюн с красными люто тонизирующими ягодами. По южной – кислый дикий виноград. На западе и востоке они конкурируют. Внутри всегда – полумрак.
В этом полумраке и сидели за столом с печеньками и вареньем.
Услышав звездновойнывский мем «переходи на тёмную сторону, у нас есть печеньки!», бабуля возмутилась: «а варенье?». Я – выгуглила, впечатлилась, запомнила. А бабуля на разговор про тайны повадилась выставлять варенье с печеньем.
Я сидела над печеньем с вареньем, прихлёбывала из кружки, перебирала в памяти. Думала, о чём рассказать и как. Мне-то вообще надо было не выговориться, а один ответ получить. Но у нас семейный спорт – раскрутка спросившего на инфу.
Пауза. Про евреев и встречный вопрос.
Считается, что отвечать вопросом на вопрос – еврейская привычка. Но у нас в семье (думаю, от бабули) применялось мнение, что просто отвечать на вопрос – рабская привычка. Или военная, что не далеко.
После того, как в школе первый раз выкатили «ты чё, еврейка?» я спросила репетитора. И получила лекцию-анализ сращивания иудаизма с англиканством на примере культурного кода глубины и вектора отклонения от прямого смысла фразы.
Если суть лекции по-простому, то:
Вообще евреи не имеют привычки отвечать вопросом на вопрос. Евреи имеют привычку существовать в принципиально ином культурном коде, чем русские. Они любят хорошо понимать собеседника. Поэтому все вопросы между двумя евреями – понятные. И вообще зачастую не вопросы, а утверждения или даже скрытые команды типа «Вам не кажется, что цвет и форма этой машины не сочетаются?» вместо «глянь, какая тачка!». А вот общаясь с человеком другого культурного кода, или даже без кодов, еврей всегда мучается вопросом – что он имел в виду, задавая этот вопрос? И задаёт встречный уточняющий. Только не тупой «в связи с чем интересуетесь?», а что-нибудь, показывающее увлечённость беседой и причину встречного. «Вы еврей? – Шо-то имеете сказать против евреев?» С оттенком «как вы оправдываетесь, что обижали евреев?». Про оттенки читать в глубинах Пятикнижия.
А у нас в семье, ни разу не еврейской, была привычка под видом расспросов и уточнений вопроса разводить воспросившего на информацию.
Так что бабуля сидела напротив и пялилась на меня с очень понимающей коварной улыбкой.
А я сидела, думала и никак не могла сообразить, как бы спросить, чтобы не спалиться. Так и сидела, в полусне, пока бабуля не грохнула кружкой об стол.
Я вздрогнула, как бывает, когда резко дёргают внимание. Посмотрела на бабулю, а та пронзительно так:
– Спала сегодня?
Посомневалась, потом созналась:
– Часа четыре.
Бабуля молчала, буровя взглядом. Мол, рассказывай давай.
