Безумный свидетель

Екатерина замолчала, как если бы заново переживала моменты убийства, о которых только что рассказывала. Майор Щелкунов вопросов покуда не задавал и ждал, когда Малыгина продолжит свое признание. Сказано было не все.

И она продолжила:

– Когда я убедилась, что девочка мертва, то стала понемногу приходить в себя. Я раздвинула ей ноги, чтобы произошедшее походило на изнасилование. Потом обратила внимание, что мои руки в крови. Тогда я подошла к рукомойнику и стала смывать кровь. Мыла долго и тщательно. Мне все время казалось, что кровь вся не смывается и капли ее уже впитались в мою кожу. И я принималась мыть руки снова и снова. На пальто и рукавах кофточки я также обнаружила несколько пятнышек крови и тщательно затерла их. Меня по-прежнему била дрожь, по всему телу струился холодный пот, и одежда прилипала ко мне, словно я только что вышла из-под душа. Я вымыла лицо, выпила две горсти воды и кое-как привела себя в порядок. Единственным моим желанием было побыстрее покончить со всем этим, уйти отсюда как можно дальше и забыть произошедшее как страшный сон. Я даже вышла из комнаты и пошла по коридору к выходу, но меня остановила мысль: «А что же я скажу Артему, когда вернусь? Ведь он снова будет упрекать меня, что у меня ничего не вышло». А его упреки для меня были настоящей мукой, отравляющей все мое существование. Этого я допустить никак не могла… Тогда я вернулась… в ту комнату… где лежала Мотя, и стала шарить по ее карманам. В правом кармане безрукавки я обнаружила связку ключей на тесемке и подумала, что это ключи от помещений конторы. Так оно и было. Один из ключей подошел к замку второй комнаты, где стояли столы и несгораемый шкаф. Я предприняла попытку открыть его, но в той связке ключа от шкафа не оказалось. Тогда я стала наугад открывать ящики столов, вынимать их содержимое и бросать на пол. В одном из них обнаружила деньги и золотые мужские часы с широким кожаным ремешком-напульсником. Деньги и часы я сунула в свой саквояж. Когда я вышла из этой комнаты, то стала искать ключи от первой, где находились стеклянные витрины с ювелирными изделиями артели.

– Сколько было денег?

– Я не считала. Просто положила, и все.

– Как вы себя чувствовали? – не сумел удержаться Щелкунов от вопроса, который занимал его на протяжении всего допроса. Трудно было поверить, что эта миловидная женщина способна на такое жестокое убийство.

– Скверно чувствовала… Ведь это не женское дело – человека жизни лишать, женщина, наоборот, дарит жизнь. Даже когда я вышла из кооператива, меня била лихорадочная дрожь. Я никак не могла ее унять! Сердце колотилось так, что его стук, наверное, был слышен во всех помещениях конторы артели. А еще меня преследовал запах крови. Было такое ощущение, что им пропиталось все мое тело. Кружилась голова и подташнивало…

– Продолжайте дальше, – сказал Щелкунов.

– А нужный ключ так и не находился. А еще я постоянно думала о том, что сейчас в двери конторы начнут стучать, после чего в коридор ворвутся милиционеры, арестуют меня и заточат в тюрьму, а я больше никогда не увижу моего Тему. Мной овладела страшная паника, я не стала больше пытаться проникнуть в комнату с витринами и ринулась к выходу. Мне вдруг показалось, что за дверью кто-то стоит. Я прислушалась. Вроде бы никого не было, показалось. Потом тихонько откинула крючок и, приоткрыв дверь, выглянула. Вроде на улице около дома и поблизости никого не было. Придержав колокольчик, чтобы он не звякнул, я открыла дверь и вышла. Прикрыла за собой дверь и стала боком, на носочках спускаться по ступеням. Когда одна из них скрипнула, я едва не закричала со страха. Наконец я спустилась, огляделась и пошла прочь от дома, все время прибавляя шаг… Когда уже отошла далеко, я немного успокоилась.

– Гантель и ключи были с вами? – воспользовавшись паузой, задал вопрос Виталий Викторович.

– Да, – последовал ответ. – Гантель я завернула в носовой платок, а ключи положила в карман пальто.

– И куда вы их… после случившегося… подевали?

– Я выбросила их.

– Куда? – нетерпеливо поинтересовался майор Щелкунов.

– Я даже не помню.

– Вспомните.

– Кажется, когда я проходила по мосту через Протоку, я бросила гантель и ключи в сугроб.

– Сможете показать, куда именно? – спросил Виталий Викторович.

– Наверное, смогу… – не сразу ответила Екатерина Малыгина.

Майор Щелкунов кивнул. Надо будет постараться найти гантель и ключи как можно скорее…

Рассказ Малыгиной очень походил на правду. Она довольно верно поведала о многих деталях совершившегося преступления, о которых мог знать только ограниченный круг людей. Ясно, что в ее душе нашли себе пристанище черти, именно поэтому ей хотелось выговориться и тем самым хотя бы частично снять со своих плеч груз содеянного.

– Когда я пришла домой, Тема еще не спал. Он посмотрел на меня и спросил, как все прошло. Я промолчала, отдала ему саквояж и рухнула на диван. Силы покинули меня… Все, что он говорил в тот раз, доходило до меня не сразу, и приходилось как-то сосредотачиваться, чтобы воспринимать его слова и что-то отвечать на них. Когда он пересчитал деньги, а их оказалось всего-то около семисот рублей, он разочарованно посмотрел на меня и спросил: «Чего так мало?» Я ответила, что это все, что было в конторе. «А украшения, цацки там всякие?» – снова задал он вопрос. Но я только мотнула головой: сил говорить уже не было. Веки мои сомкнулись, и я уснула в чем была, даже не расстегнув пальто… – Малыгина как-то странно посмотрела на майора Щелкунова. – Продолжать? – спросила она.

– Я вас внимательно слушаю, – изрек Виталий Викторович, чувствуя, что запал Малыгиной прошел и она вот-вот закончит свое повествование. Откровение ей далось нелегко, было заметно, что она устала…

– Когда я проснулась, то первыми словами Темы были такие: «Тебя там никто не видел?» Я ему тогда ответила: «Вроде бы никто». Но вспомнить ничего не могла: все произошедшее вчера виделось мне будто бы через плотный густой туман. «Это хорошо», – ответил он и стал ходить по комнате. Я чувствовала, что он хотел спросить меня что-то вроде «как все прошло», но не решался услышать ответ. А мне не очень-то хотелось рассказывать и переживать все сызнова… Но он так и не спросил… Мы попили чаю, – продолжила после недолгого молчания Малыгина, – и Тема предложил пройти прогуляться. Мы пошли по направлению к Кремлю, прошли мимо тюрьмы, в которую был превращен старинный храм Параскевы Пятницы, поднялись на кремлевский холм и через Спасские ворота прошли на территорию Кремля. Не знаю, почему Артема потянуло сюда. Наверное, в память того, как в самом начале нашего знакомства мы гуляли по широким кремлевским стенам и смотрели через амбразуры на реку и городские слободы за ней. Вот и теперь, перебравшись через овражек, мы поднялись на стену и стали сверху смотреть на заснеженную реку и город. А потом я поймала себя на мысли, что едва справляюсь с желанием подняться на самый верх стены, расправить руки и кинуться вниз. Мне почему-то подумалось, что я могу полететь, если сильно этого захочу. И если получится, тогда у меня начнется новая, иная жизнь, не похожая на мою прежнюю, на жизни других людей… – Малыгина искоса глянула на майора Щелкунова, отметила, что у него между бровей пролегла глубокая складка, и спросила: – Как вы думаете, я бы полетела?

– Я думаю, что вы бы полетели вниз, – хмуро изрек Виталий Викторович. – И если бы не убились, то поломали бы кости очень сильно, – добавил он.

– Вот и вы то же самое… – произнесла она печально и хотела было продолжить фразу, но передумала. И так все было понятно.

– А что побудило вас… дать признательные показания?

– После нашей прогулки по Кремлю, когда я была совершенно счастлива и даже забыла про случившееся, мы вернулись домой. Потом Тема сказал, что ему надо съездить в другой город, чтобы продать золотые часы. «Я с тобой», – сказала я ему. «Нет, – ответил Тема. – Не надо, чтобы нас видели вместе». – «Почему?» – спросила я. «Пусть все затихнет сначала», – буркнул он, и разговор на этом закончился. Все же я решила его проводить. Когда он садился на поезд, то дал мне пятьдесят рублей, наверное, из тех денег, что я взяла в конторе артели. Я приняла их и попросила дать мне ключи от его дома, чтобы там подождать его, пока он будет в другом городе сбывать золотые часы. Но он как будто не расслышал просьбу и прошел в вагон…

Было видно, что Малыгиной тяжело говорить. Как показалось Щелкунову, даже говоря про убийство Матрены Поздняковой, она переживала куда меньше, нежели когда стала рассказывать про расставание с Артемием Левандовским. Это было неприятно Щелкунову и выставляло Екатерину Малыгину в крайне негативном свете. Хотя в каком еще свете может выставить себя убийца, если, конечно, все, что она рассказала, не вымысел. Все-таки, несмотря на наличие деталей, о которых мог знать только человек, побывавший в конторе артели и знавший Матрену Позднякову, у Виталия Викторовича относительно рассказа Малыгиной про совершенное убийство и кражу денег и золотых часов имелись некоторые сомнения. А детали, про которые знала Малыгина, были таковы:связка ключей на тесемочке в кармане Моти, зеленое шерстяное платье с теплой безрукавкой изолотые часы с широким кожаным ремешком-напульсником…

Екатерина Малыгина после недолгого молчания продолжила:

– Переночевала я на вокзале – уж очень не хотелось идти на свою прежнюю квартиру. Под вечер, когда Левандовский должен был уже вернуться, я пошла к нему, но дома его не оказалось. Я снова переночевала на вокзале, и мне снилась Матрена Позднякова в кофточке кровавого цвета. Она протягивала ко мне руки и смотрела на меня пустыми темными глазницами, как у голого черепа. Из уголка ее рта стекала струйка крови и капала на кофточку. Кажется, я закричала и оттого проснулась… Выйдя из здания вокзала, я пошла, куда глядели глаза, и весь день провела, блуждая по улицам и всматриваясь в лица прохожих, в надежде увидеть Артема. Мне казалось, что вот сейчас он мне повстречается, я подойду к нему, и мы объяснимся. После чего все пойдет по-прежнему, и мы будем вместе, как и раньше… Вечером я снова пошла к его дому. В окнах его квартиры горел свет. Я вошла в подъезд, прошла к дверям его квартиры и долго звонила, едва не оборвав звонок, но все было бесполезно. Мне никто не открыл. Тогда я вышла на улицу и снова посмотрела на его окна. Они были уже темными – он просто выключил свет. Получалось, что он был в квартире и попросту не захотел пускать меня. Почему? – Малыгина посмотрела на майора Щелкунова без всякой надежды получить ответ и наконец-то поймала его взгляд. – Артем не захотел пустить меня, потому что здесь была замешана женщина? Он был не один? – Виталий Викторович не стал отвечать на риторический вопрос, и Екатерина продолжила: – На следующий день прямо с утра я решила проследить за домом Артема, хотелось узнать, один он был в квартире или еще с кем-то?.. Где-то в середине дня он вышел из подъезда с какой-то мамзелькой в искусственной коротенькой, длиною по пояс, шубке! – брезгливо поморщилась Малыгина. – Девица эта была молода и весело смеялась над какой-то шуткой Левандовского. Он тоже был очень довольный. Им обоим было хорошо! – едва не воскликнула от негодования Малыгина. – А мне было очень плохо… Я была вне себя от горя. Мне хотелось подбежать к ним, высказать ему все, что я про него думаю, а ей выцарапать глаза! О, с какой радостью я вонзила бы ногти в ее гладкую ухоженную кожу! Я едва не сделала это… Что меня тогда удержало, не знаю. – Пожав неопределенно плечом, добавила: – Наверное, остатки благоразумия и желание отомстить, но не так очевидно и не столь открыто. Хотелось, чтобы Тема страдал так же, как страдаю сейчас я… – Помолчав, она продолжила: – Стараясь держаться поодаль, чтобы они не заметили меня, я пошла за ними. Они вошли в кафе, что не так давно открылось на улице Карла Маркса, и заказали себе кофе с пирожными. Легко тратили деньги, ради которых я убила в конторе артели девочку четырнадцати лет. А ведь подстрекателем к убийству был Артемий Левандовский… И я поклялась себе, что непременно жестоко отомщу ему. Несколько дней я думала, как мне поступить… И в конечном итоге пришла к вам. Вернее, в отделение милиции, – поправилась Екатерина. – Ведь, признаваясь в содеянном преступлении, я тем самым изобличаю и его, верно? – с надеждой глянула на Виталия Викторовича Малыгина. – Средств к существованию у меня нет. Терять мне в жизни больше нечего, у меня из родных давно никого не осталось, а Тема, – женщина судорожно сглотнула, и ее голос дрогнул, – отказался от меня и, по сути, предал. Ведь все, что я натворила, я сделала ради него и по его наущению…

– Это единственная причина? – хмуро спросил Щелкунов.

– Вовсе нет! – отрицательно покачала головой женщина. – Мне подумалось, если я все расскажу, мне станет легче и эта девочка перестанет мне сниться. Кроме того, я спасу невинного человека, ведь, насколько мне известно, в убийстве подозревается председатель артели Волосюк. А я не хочу, чтобы из-за меня невиновный человек пошел в тюрьму…

Екатерина Малыгина закончила свой рассказ. Казалось, что силы покинули ее, – уставившись в какую-то точку на полу, она бессильно свесила руки и молчала. Виталий Викторович тоже не спешил прерывать тяжкую тишину, осмысливал услышанное.

Выкурив папиросу, он резко смял ее о дно стеклянной пепельницы, а потом объявил:

– Гражданка Малыгина Екатерина Сергеевна. Вы арестованы по подозрению в убийстве несовершеннолетней девочки Матрены Поздняковой… Дежурный! – позвал он громко. На окрик в комнату вошел невысокий плечистый милиционер. – Отведи арестованную в камеру.

– Слушаюсь! – охотно отозвался дежурный и, защелкнув наручники на запястьях Малыгиной, вывел ее из кабинета: – Вперед пошла!

Похоже, что дело следует закрывать… Убийца обнаружен и арестован. И более того – Малыгина добровольно дала признательные показания… Вот только облегчение, каковое обычно происходит после хорошо проделанной работы, отчего-то не наступало.

С чего бы это?

* * *

На следующий день майор Щелкунов в своем кабинете провел процессуальные действия: предъявил свидетелям для опознания Екатерину Малыгину, подозреваемую в убийстве, которую они видели в субботу вечером возле дома артели в плохоньком пальто и с саквояжем в руке.

Первым был Михаил Возницын – приятель работника артели «Путь Октября» Семена Голубцова и один из тех пятерых граждан, что первыми вошли в воскресенье утром, пятнадцатого февраля, в помещение конторы артели и обнаружили труп Моти.

Он неловко кашлянул в кулак, когда вошел в кабинет, и посмотрел на Малыгину, стоявшую подле окна.

– Вы узнаете эту женщину? – спросил его майор Щелкунов.

– Узнаю. Именно эту женщину я видел беседующей с Матреной Поздняковой где-то в восемь или, скорее, в девятом часу вечера в субботу, четырнадцатого февраля, – изрек Возницын безо всякого сомнения. – И она же спускалась с лестницы двумя часами позже.

– Вы уверены в этом? – для пущей убедительности спросил Виталий Викторович и получил безапелляционный ответ:

– Уверен.

Немного сложнее было со вторым свидетелем, Панкратом Ивановичем Черных, что видел некую худощавую женщину в плохоньком пальтишке и с саквояжем в руках, беседующую с Мотей в восемь или в девятом часу вечера на ступеньках между первым и вторым этажом дома промыслового кооператива. Он долго смотрел на Екатерину Малыгину, а потом попросил смущенно:

– А пусть она как-то по-другому встанет. Я ведь ее только сбоку видел, – виновато произнес Панкрат Иванович.

– Встаньте боком, – приказал Малыгиной майор Щелкунов.

Женщина немедленно повиновалась. После непродолжительной паузы Панкрат Иванович заявил:

– Это она.

– Точно? Вы уверены? – переспросил Виталий Викторович.

– Точно! Я ее видел, – подтвердил Черных. И для пущей убедительности добавил: – Это она самая и есть… Нос у нее такой же, а еще подбородок похож.

– Тогда составляем протокол, – подвел черту под следственными действиями Щелкунов.

И все же какой-то червячок сомнения в правдивости показаний Екатерины Малыгиной у майора Щелкунова оставался, и причину колебания он покуда отыскать не мог.

А еще следовало провести психическое освидетельствование Малыгиной. Что-то с ней все же было не так…

Глава 12

Сомнения майора Щелкунова

Еще через три с половиной часа председатель промыслового кооператива «Путь Октября» Николай Григорьевич Волосюк был освобожден из-под стражи и пешком, наслаждаясь предоставленной свободой, потопал домой.

Майор Щелкунов вновь открыл дело Екатерины Малыгиной и принялся перечитывать показания фигурантов. Сомнения в ее искренности усиливались.

Согласно ее показаниям, она дважды ударила саквояжем с находящейся внутри него гантелей Матрену Позднякову по лицу – сначала в передней, а потом в коридоре. От нанесенного удара у девочки помимо гематом на веке и виске имеласьглубокая ссадина длиною два с половиной сантиметра под левым глазом и трехсантиметровая царапина на шее. Повреждения кожи с глубоким рассечением всегда сопровождаются обильным кровотечением. Однако ни в коридоре, ни в передней, ни где еще либо, кроме жилой комнаты Поздняковых, крови обнаружено не было. Что весьма странно…

По показаниям Екатерины Малыгиной, она пыталась открыть несгораемый шкаф. Однако, по заключению экспертов, никаких попыток вскрыть несгораемый шкаф не предпринималось. Остались еще нетронутыми витрины с выставленными в них ювелирными изделиями артели, стоившими немалых денег. Как-то странно все это выглядит… Екатерина Малыгина решается на ограбление, не останавливается перед убийством, а в итоге удовлетворяется несчастными шестьюстами восемьюдесятью рублями и золотыми часами.

В каком бы состоянии она ни пребывала, но, когда она была уже во втором помещении конторы, ей никакого труда не составляло толкнуть незапирающуюся дверь (она даже не имела замка), ведущую в первое помещение, и пройти внутрь, туда, где находились витрины. Можно было разбить стекло и набить полный саквояж ювелирными изделиями, после чего благополучно их продать, скажем, где-нибудь в Чебоксарах или в Ижевске. Чего опять-таки не произошло.

Ввиду данных обстоятельств надлежало провести тщательную проверку ее показаний. Был еще один немаловажный момент… Нынешним утром пришли результаты психического освидетельствования Екатерины Малыгиной, вылившиеся в весьма обстоятельное заключение, гласившее, что ее умственные способности находятся в состоянии, не соответствующем общепринятым нормам. Комиссия рекомендовала отправить ее для более тщательного обследования в окружную психиатрическую лечебницу. В заключении врачей имелись важные для следственного дознания строки: «…у Малыгиной Е. С. имеют место ложные суждения, овладевшие ее сознанием и не соответствующие действительности». Иными словами, она подвержена идеям бреда. Так, может, все, что она так красочно и в деталях рассказала во время дачи признательных показаний, есть не что иное, как бред не совсем здоровой в психическом отношении женщины?

Следовало побольше узнать о Малыгиной, ибо врачебное заключение – это одно, а вот показания людей, близко знавших ее прежде, совсем другое.

Не исключено, что Екатерина Малыгина страдает временным помешательством. Тогда можно предположить, что когда она давала признательные показания в убийстве Матрены Поздняковой и в ограблении конторы артели, то пребывала в бреду, путая вымысел с действительностью. Или, может, наоборот, Малыгина как раз находилась в здравом уме и твердой памяти и отдавала себе полнейший отчет в реальности происходящего. Со всем этим следовало разобраться. А как иначе можно составить мнение о человеке, если не во время личного знакомства (что уже произошло) или опросом людей, хорошо знающих этого человека?

Да пожалуй, что и никак…

Найти людей, хорошо знавших Екатерину Малыгину, майору Щелкунову представлялось делом не из легких. Его следовало поручить оперуполномоченному Валентину Рожнову, обладавшему недюжинным старанием в разыскных действиях. Несколько лет назад они служили вместе в одном из городских отделений милиции в поселке имени Серго Орджоникидзе, расположенном на окраине города. Капитан Щелкунов был тогда начальником отдела по борьбе с бандитизмом, а Рожнов простым оперативником.

Когда Щелкунов получил звание майора и возглавил отделение, Рожнов сделался старшим оперуполномоченным. Помимо текущих дел, Валентин Рожнов отыскивал нужных для дела свидетелей и, конечно, граждан, преступивших закон и подлежащих судебному наказанию. Вообще найти в городе человека по незначительным приметам, которые могут иметься у сотни, если не тысячи горожан, а то и вовсе без примет – было коронным номером оперуполномоченного Рожнова. Он мог бы отыскать иголку в стоге сена, если бы ему дали такое задание. Способности Валентина Рожнова к розыску людей были поистине уникальными. Не случайно, когда майор Щелкунов по настоянию вышестоящего начальства возглавил группу по розыску и обезвреживанию банды «разведчика» – самой опасной в городе в первые два послевоенных года, – он взял в группу бывшего следователя железнодорожной прокуратуры младшего лейтенанта Зинаиду Кац и, конечно же, старшего оперуполномоченного Валентина Рожнова. Обоих своих выдвиженцев он со временем перетащил в городское управление милиции, когда возглавил там отдел по борьбе с бандитизмом и дезертирством.

Сейчас требовалось отыскать нескольких людей (желательно из разных мест), которые близко или хотя бы неплохо знали Екатерину Малыгину. В самом городе было не столь много людей, которые могли бы утверждать, что знакомы с Екатериной Малыгиной. Ну а тех, кто хорошо ее знал, можно было пересчитать по пальцам.

Помочь в разыскных мероприятиях мог только Валентин Рожнов, и майор Щелкунов обратился к нему за содействием. Тот взял под козырек и отыскал нужных людей через сорок восемь часов.

Первой свидетельницей была одноклассница Екатерины Малыгиной Светлана Полякова. Она показала, что «Катя всегда была большой выдумщицей, и верить ей на слово было все равно что выслушать какую-нибудь небылицу: ничего подобного, о чем она говорила, не было и в помине. Может, поэтому настоящих подруг в классе у нее не имелось». Весьма резкое суждение, в котором усматривалось немало личного.

Второй важной свидетельницей, охарактеризовавшей Малыгину по месту работы, была директор школы Маргарита Гостева. Она рассказала, что как учительница Малыгина была неплохой. Предмет свой знала хорошо и умела передавать знания детям. А вот как педагог она была никудышной, поскольку детей не любила и к процессу воспитания подходила «без огонька». То есть в педагогике Малыгина была человеком случайным. Чтобы она как-то заговаривалась или выдумывала что-либо этакое, чему изначально не было бы веры, такого директриса школы не припомнит, хотя она замечала, что у Малыгиной «порой были какие-то странные немигающие глаза, прямо как у рыбы». И о том, что Малыгина ушла из школы, Маргарита Гостева нисколько не сожалеет.

Третьим очевидцем, о котором удалось узнать Валентину Рожнову, был Давид Горидзе – тот самый геолог, что разбил ее сердце, но, к сожалению, от встречи он уклонился и уехал в Башкирию.

Зато участник Гражданской войны товарищ Замалеев, с которым у Малыгиной также возникли непродолжительные отношения, находился в городе и, как прежде, занимал должность заместителя заведующего городским отделом народного образования.

Откладывать свою встречу с Замалеевым майор Щелкунов не стал и в этот же день вызвал его повесткой в отдел по борьбе с бандитизмом.

В назначенное время дверь кабинета перешагнул нервного вида тщедушный человек с хмурым неулыбчивым лицом. Представившись Рашидом Исмаиловичем Замалеевым, он сразу выразил свое возмущение:

– Я никак не пойму, зачем меня вызывают? Что обо мне подумают в горкоме партии мои товарищи? Я занимаю очень важную и ответственную должность.

– Вам не стоит так переживать, Рашид Исмаилович, речь пойдет не о вас, – успокоил вошедшего майор Щелкунов. – Вы присаживайтесь… Я хотел задать вам несколько вопросов… Речь пойдет о вашей знакомой Екатерине Малыгиной. Сейчас она находится под арестом, и мы опрашиваем людей, близко с ней знакомых. Насколько нам известно, некоторое время… вы с ней очень крепко дружили. Вы не могли бы ее охарактеризовать, что она за человек? Скажем так, способна ли она на убийство?

– Что вы себе позволяете! Ничего такого у меня с ней не было и в помине! – вознегодовал Рашид Исмаилович. – Прошу заметить, что я человек семейный, многодетный, заслуженный. И обвинять меня в половой связи с некоей гражданкой… как ее, вы сказали?.. – вопросительно посмотрел на Щелкунова замзав городского отдела народного образования, как будто впервые о ней слышал.

– Екатериной Малыгиной, – любезно подсказал заслуженному и семейному человеку Виталий Викторович, внутренне усмехаясь.

– …с некоей гражданкой Екатериной Малыгиной вы не имеете никакого права, – закончил свою тираду товарищ Замалеев.