За секунду до сумерек

«Как бы он отнесся? – Чий задумался. Ну, наверное, все-таки спокойно, да драки бы не дошло, может, даже и доверительно, якобы доверительно, ведь это равносильно тому что поражение своё признать, то что ошибся, а он этого не любит, правды бы, наверное, все равно не сказал, так под дурачка бы заделался. Не знаю, мол, идти надо, а там поглядим. Ладно, пока до этого ещё не дошло, и мы поглядим», – решил он. Тем более что затевать этот разговор не хотелось. Он и сам не знал почему, просто не хотелось. Быть может, потому что раньше, до того разговора, он к Израну лучше относился, ну, сорвиголова он, ну, подчиняются когда ему, любит, брата тенью считал, но это все… Детством от всего этого отдавало или если и не детством, то привычным чем-то. А теперь-то оказывается, что все это не так.

Чий иной раз ловил себя на мысли, что присматривается к нему со спины, украдкой, тут же отводя взгляд, когда он поворачивался в его строну. В напряжении постоянном, и ждет от него чего-то, и, как ему казалось, временами, Изран это чувствует, и тогда становилось почему-то неловко, как будто это не от Израна подлости ожидать можно, а он сам что-то такое подлое делает, как будто друга обманывает. А особенно эта неприязнь, наверное, после их разговора с Воротом появилась, теперь ведь точно известно… «Точно, разговор! – вспомнил он. – Это ведь раньше подозрения только были». У Чия аж мурашки по телу пробежали от этого неожиданного воспоминания. Он неуверенно огляделся.

Это было в ночь до того, как они оставили мари и пошли по настоящей хляби. Со времени привала у ямы практически ничего не произошло. Они еще раз заметили следы орды через пару дней, следы были явно старые, и было неясно, когда здесь стояли кочевники, до или после того привала, где Чий нашел застежку.

Досаждали, в основном, мелочи, обыденные и повседневные: стала кончаться вода, и ее теперь не хватало, так что в день они пили не больше пригоршни, она сильно затухлась за неделю, чтобы не было поноса, ее еще раз прокипятили, но на вкус она была мерзкая и отдавала чем-то похожим на гнилую картофельную шелуху. Особой опасности со стороны зверья им не грозило, он не слышал, чтобы к Болоту забирались тудары, один раз ночью к лагерю подходил сатр, но они сейчас были сытые и не нападали на человека. Такой – как очень высокая, длинноногая рыжая собака, они иной раз в холке доходили до плеча, но тогда, с расстояния, он казался просто очень тощим и абсолютно незлобным. По-настоящему опасно было только однажды, как раз на границе перед марями.

Местность была необычайная, низина уже началась, но часто тут и там попадались довольно крутые холмики, лысые почему-то, их вершины возвышались над сплошной и очень густой шапкой гнилого кустарника, и все это вместе затянуло свежей молодой порослью черновницы и прямолиста, которые он видел и в Деревне на топи.

Они как раз остановились обсудить, как идти дальше, когда из-за цепи невысоких холмиков показались верховые, вооруженные люди, какой-то разъезд орды. Между ними расстояние было примерно полета нескольких копий, их тут же увидели. Чий даже заметил, как изменились в лицах передние всадники, дальнейшего он уже не видел. Он не знал, погнались за ними или приняли за каких-нибудь местных дикарей, сорвавшись с места, они всей толпой кинулись вперед, в чащу. Такие моменты обычно плохо запоминаются, время сжимается, и в памяти остаются какие-то случайные ощущения, обрывки от всего происшедшего. Он запомнил, как со всего маху рухнул в ветки, тут же по колено уйдя в жижу под дерном, как хватал ртом воздух, когда бежал, обдирая руки, падал, цепляясь за гнилые скользкие корни. Снова вставал и опять падал, и страх, что вот сейчас его догонят.

На открытое место они вышли уже по темноте, никто не знал, где они теперь, но Тольнак обещал, что выведет (и до сих пор обещает), и сразу же решили ложиться спать. Вот в тот вечер он и услышал их разговор. Чий проснулся ночью, неожиданно легко и сразу понял, что спать больше не хочется. Все вокруг было мокрым от росы, и он сам, даже штаны пропитались, он уже хотел подняться, как вдруг понял, что его разбудило. Где-то рядом говорили тихо, но, если прислушаться, становилось более или менее понятно. Голоса он узнал сразу. Один принадлежал Израну, а другой, чуть побасовитее, Вороту. Чий подумал, что из-за него он, скорее всего, и проснулся. Ссадина на лбу горела, он попытался незаметно повернуться.

– Да лучше так. Я тебе говорю. Даже хорошо, что сбились.

Ворот что-то зашептал возражающим тоном.

– Кто найдет? Он? Ничего он не найдет. Ты не понимаешь, отсюда только назад. Они через неделю все… Дальше говорили в основном тише, но Чий уже примерно догадывался о чем, еще несколько раз до него долетали слова и отдельные фразы, что-то о Тольнаке, пару раз о доме и еще один раз, это его особенно насторожило, или даже его, вообще, только из-за этого насторожило. Он долго не слышал ничего конкретного, одну лишь интонацию и отдельные звуки, но ему чудилось, обсуждают не то его самого, не то Краюху, он и сам не понимал, почему, никаких имен слышно не было, совсем ничего, а потом он услышал то, от чего у него аж внутри похолодело.

«Значит, голову пробить надо дубиной или наконечником лучше, можно…»

Изран не шутил. Так никто бы шутить не стал не из-за темы разговора, с такой интонацией не шутят, заинтересованно-вопросительно и спокойно, как об уже происшедшем.

Чий испугался, в ушах стучало от ударов собственного сердца, со страха он постарался еще сильнее вжаться в землю. Лежать было очень неудобно, казалось, что его вот-вот заметят, и, как назло, горела и чесалась ссадина на лбу. Так спокойно говорили сейчас о нем самом, о том, что ему собираются пробить голову. Ему представился Изран, тогда, во время их разговора у ямы, участливый, внимательный вроде, в этой его манере общаться, коротко спрашивать, смотреть широко открытыми глазами в упор и кивать иногда, а на самом деле все это время иметь ввиду, что при первой необходимости вот ему, которому сейчас киваешь и едва ли не хлопаешь, его по спине, надо будет пробить голову дубиной или чем там придется. И вслед за этим почему-то некстати вспомнилась та толпа слепцов, которую Чий представил тогда, у ямы.

Конечно, все это было надуманно, оснований считать, что разговор о нем, не существовало, но в то, что это не так, что не про него, просто не верилось. «А, может, Краюха», – пронеслась нелепая мысль, он чуть было ей не обрадовался, как будто это имело какое-то значение. Чий попытался успокоиться. «Почему он вообще замышлять что-то должен? Может, это в переносном смысле, не шутя, просто… У чего еще голова может быть?» Он мгновение об этом размышлял, версия была совсем уж нелепая, это не вязалось, значит, доподлинно ясно только то, что они что-то задумали, и вовсе не обязательно, что это имеет отношение к нему.

Скоро они замолчали. Удобней ему не стало, и спать теперь не хотелось совсем. Чий решил выждать время и отойти посидеть где-нибудь в стороне, смочить след от удара на лбу холодной водой, спокойно все обдумать. Но ему каждый раз казалось, что они еще не спят, еще рано, и, если встать сейчас, заметят. Он так и уснул, не заметив когда.

И забыл все на утро, это как вышло?

Впереди опять остановились. Чий огляделся, узловидная трава кончалась, и дальше снова начинались деревья. Кто-то с кем-то спорил, его обогнал Тольнак, там спереди уже кричали, похоже, это было надолго. Не дожидаясь, Чий сделал пару шагов и хлопнул по чьей-то спине. К нему обернулось чумазое лицо Кольмы.

– Рыжий, что стоим?

– Ты не понял, – Кольма смерил его взглядом. – Сюда иди, вот, вот. Вон туда глянь, все, понял?

Тропа, едва различимая здесь, делала изгиб и раздваивалась, становясь шире и заметней, а неподалеку оттуда над протоптанным красиво склонялось старое, почти упавшее, дерево с единственной зеленой веткой вверху.

– Ну, вышли мы, да, вышли? Так мы же должны были, ты же нас предупредил уже всех!

– Успокойся, – Тольнак, насупившись, смотрел на тропу.

Рядом стоял Рыжий-старший. Изран сидел в стороне на корточках.

– Петля?! – Чий встал к нему.

– Не видишь, что ли, – он поднял голову. – А ты? Ну, петля, поперлись по звериной тропе.

Он замолчал и опять опустил лицо.

– Ну, так чего? Теперь когда вывести нас пообещаешь? А?

– Ты что хочешь? – Тольнак резко обернулся. – Тебя здесь держит кто-то? Сам веди, давай. Ты вернуться обратно без меня не сможешь, по Степи только даже. Смогу-у-у. Ничего ты не сможешь. Откуда я знаю когда, дома, значит, сидеть надо было, как всю жизнь сидел, а не рваться. А то на Амбаре все по-другому казалось, все смелые у нас были, да? Не был я ни разу на Болоте и не от очевидцев слышал, так кто-то одно говорит, кто-то другое. Ну, давай. Веди! Если я на путь не выведу, вообще никто не выведет.

Он замолчал ненадолго.

– Я говорил, что надо было разделиться, половину на привале оставить с тюками, а половину или меньше даже вперед, налегке. Мы так в четыре, пять раз быстрее выйдем.

– Ну, – подошел Краюха, – так год будем искать, а если разделимся, то еще и осень закончиться не успеет. А мы уже там, быстро-то как.

Тольнак не ответил, смерил его взглядом, состроив гримасу, и отвернулся.

– Назад надо идти.

– Куда? К бродячему народу.

Здесь было довольно сухо. Пользуясь этим, Изран отошел в сторону от гвалта. Чий подумал, что поговорить все-таки придется, и лучше сейчас. Он дождался, когда спор утих и встал рядом. И только тут понял, что не знает, как начать. Ведь не так же прямо сходу. А как? «А, вот, Изран, помнишь, ты на амбаре, так и вот так. Ха-ха, даешь. А я тогда…» Ага, друзья встретились. Глупо. Две недели шли, а тут вот внезапно… Да и не друзья же никакие… Нет, совсем глупо. Можно было сделать деловое лицо, и так, мол, неуверен, а вот тут попробовать надо. Дурь-mo какая, он ведь не Ушастый – сразу догадается. Мне последнюю неделю едва ли не меньше всех надо, на лице нарисовано, как у Дерева, даром что с дубиной этой. Молчание затягивалось, Чий сделал вид, что осматривается, поднес к глазам руку, как будто бы разглядывая. Изран отступил немного в сторону, и Чий машинально, не задумываясь, шагнул за ним, и вдобавок, как назло, под ногами что-то предательски хрустнуло. Все, теперь идти на попятную было уже поздно. Обливаясь потом, он делано неспешно пошел на встречу, обреченно перебирая в уме, что сказать, зная заранее, что получится какая-нибудь ерунда.

– Стой! – Изран выбросил вперед ладонь и, когда тот замер, кивком указал под ноги.

Здесь, на Болоте, Чий такое уже пару раз встречал. Какое-то необычное местное растение – заплетенное узлами в жиже корневище, часто-часто выходящее петлями на поверхность, редкие пучки длинных листьев. Надземная часть здесь была кем-то съедена, не листьев, а именно корневища, так что снизу торчали аккуратные заостренные колышки с сочащейся млечным древесиной.

– Ты смотри хоть идешь куда. Наступил бы сюда, запнулся… Я себе такой вот чуть ногу не проткнул.

Чий присел на корточки и потрогал пальцем срез:

– Твердые, грызет же их еще кто-то.

– Я видел. Сегодня на привале ночью. Лежу, а с краю же, у тюков, дальше кочки уже, и слышу, возится что-то. Я спросонок подумал – Ушастый. Он, когда ложились, все ныл, что есть хочет. Ну и лежу, слышу – шуршит, он, думаю, и так еще, то прекратиться, то снова, потом думаю, что-то долго уже слишком, ему уже лечь пора. Не так на самом деле, конечно, в дреме, просто чувствую, не то что-то, и вот еще насторожило что, повернешься, вроде тихо, нет ничего, времени чуть-чуть пройдет, опять начинается, лежал, лежал, меня уже подозрения взяли, глаза открываю, а там, шагах в четырех на кочках тварь вот такая вот сидит, – он показал руками, – и грызет. Как сурка наша, серьезно, похоже, только эта здоровая, и мехом прям таким густым заросшая, и башка другая совсем, плоская какая-то. А мне и кинуть нечем, я за копьями потянулся, она с кочки соскользнула, всплеск, и все, тихо… Да, по идее, можно было попасть, незаметно к сумке подползти, вытащить, а я спросонья, камня нет рядом, все, уйдет, думаю, засуетился чересчур. А с утра встаем, там вот также поедено.

– Спросонья все равно бы промахнулся, наверное.

– Может быть.

Изран довольно замолчал. «Обошлось вроде. Вот и разговариваем уже» – облегченно подумал Чий. Нормально для начала, сейчас только момент не упустить. Они довольно быстро сменили несколько почти бессмысленных тем – так, ничто не о чем. Чий посетовал на то, что плохо заживает лоб, в одном месте, стрелять начало, нарыв, наверное, будет. Много думать тут было ни к чему, в мыслях он перебирал только то, как лучше подойти к сути, незаметней по возможности, может, даже, якобы, невзначай. Это не получалось, если это вообще реально было, незаметно перейти к такой теме. Изран что-то рассказывал, когда он решился.

– Слушай, я вот тут поинтересоваться хотел. Ради чего все это теперь? А?

Изран замолчал, переменившись в лице, и Чий испугался на мгновение, что если он неправильно подумал об этом, когда представлял этот момент. Он заметил, как дрогнули у Израна пальцы на руке. Тогда либо поругают в лучшем случае, либо короткий бесшумный удар, вот этого кулака в итоге. Останавливаться было поздно в любом случае.

– Это правильно, конечно, было, что тогда ты в Деревню вернуться не дал. Нас, может, и в живых бы не было уже. А теперь?

– В смысле? Идем. Как и задумывали, – сказано было, пожалуй, чересчур резковато.

– Это раньше мы шли, а теперь топчемся, не туда, не отсюда, – Чий мгновение подумал. – Они ведь так разбегутся скоро все, тут же есть даже нечего, по большому счету, – он еще раз помедлил. – Тогда отсюда только назад.

На несколько долгих мгновений в воздухе было тихо, потом линия напряженных плеч сломалась. Изран переменил позу, Чий увидел, как напряженно сжатая кисть расслабилась и вновь повисла вдоль бедра.

– А ты как хочешь? Они же идти не хотят. Что, через Болото их гнать? На Громовую, сейчас?

– Да не о ней речь. Они ведь разбегутся так назад, в… Туда, где Деревня была. Ты их удержать думаешь? Есть нечего.

– Посмотрим.

Сам первым пойдешь. Из подчинения бы не вышли, а там хоть к бродячему народу, хоть на пепелище, неважно. Он же умный, он же понимать должен. Чию вдруг пришла в голову догадка. Умный, не умный, слова слишком расплывчатые, неконкретные: так называли и Драра и смышленую собаку, каждый раз вкладывая разный смысл, он привык для себя пользоваться этим словом, применяя его как определение к таким людям, как Борода, например, как он сам. А у них от Израна было отличие, по крайней мере, одно, он также был сообразительный смышленый, едва ли не больше их, не паникер, не болтун и так далее, и так далее. Тоже, вроде, умный. Но у него не было долгой цепи их неудач, не била его так, как их, жизнь, их умность-мудрость была чем-то приобретенным, от того, что учишься очень долго смотреть на себя со стороны, когда у тебя, неудачника по природе, эти неудачи происходят, когда ты раз за разом падаешь лицом в дерьмо, падаешь, поднимаешься, падаешь, поднимаешься, так что, в конце концов, вырастаешь из этого, выдумываешь науку, как не падать слишком сильно или как быстро вставать, Чий не мог подобрать слов, но именно вследствие этого приобретенного он и считал их «умными» или «наученными», а у Израна все было по-другому, он не знал поражений с детства, он был сильнее, умнее, быстрее других. Это была жесткая система поведения, унаследованная вместе с самой жизнью, ему всё давалось слишком легко. Чий не знал, что лучше, наверное, даже вот так вот, только теперь он стал ее заложником, он не мог влиять на систему, ему не приходилось делать этого раньше, и он не умел делать этого теперь.

– Ну, и как сейчас будем? Между нами если, тут на тебе одном держится все. Вот любого из них спросить, если на чистоту, скажет, что ты знаешь, что мы делаем, как именно идти будем, хоть у нас, вроде, и обсуждается в открытую все – ну, не может Изран чего-то такого не знать, спланировал уже давно. Что с тропы там сбились, петляем, ерунда, заранее такое предполагалось, значит, значит рано или поздно в норму дела наши войдут. И, между нами, от тебя на самом деле зависит… Сам как определился?

– Да, как определился, – он был слегка обескуражен, успел засунуть большие пальцы за пояс, видимо, приготовившись себя отстаивать. – Пока все как раньше и придумали, а там видно будет, может, к Торговому времени к лесовикам, там уже всё конкретно известно станет насчет Деревни. Пока тропы не нашли, может быть, тут подождать придется…

Он нервничал. Это было заметно, слишком уж бодро поворачивался, размашисто жестикулировал и при этом на Чия почти не смотрел.

«Подождать придется» – чего мы дождемся тут без еды? Неделя – и обратно побежим, домой захотелось?!

– …Вот, а ты придумал что-нибудь? Говори, прикинем.

Он смотрел куда-то за спину Чию. Обернувшись, тот увидел, что в шагах трех сзади, слушая их, стоит Тольнак.

– Ну, так чего?

– Нельзя нам тут оставаться. Хоть как нельзя, и, если найдем путь, нельзя, и если не найдем, нельзя. Не дождемся мы здесь Времени торгового, здесь есть не чего.

– У нас хватает пока…

– Чего? Зерна осталось чуть-чуть, долго что ли протянешь, на одних лепешках этих, без мяса, и так всех шатает уже, да и насколько этого хватит, ну, неделя еще, ну полторы, а Торговое время когда?

– Ну, даже так если допустим, тогда, во-первых, идти куда? Назад, вперед, куда?

Они стояли близко друг от друга, и Чий понял, что первый раз видит его таким – Израном Неуверенным, спрашивающим совета у него. Он ведь спрашивал именно. Вот такой растерянный и напуганный, стоит, и не просто разговор ведет, а промелькнула у него в глазах мгновение назад надежда, что здесь знает кто-то делать что, чтобы не пропасть в этой влажной зелени, чтобы не умереть, тихо и без следа, так как он уже отчаялся, по большому счету. Только вот не поверят ведь.

– И, во-вторых, может, и тут прокормимся как-то, – Изран посмотрел в сторону Тольнака.

Тот отрицательно покачал головой.

– Точно?

– Точно. Сейчас может еще что и поймаем, повезет если, а через месяц все.

Изран задумчиво опустил голову, отошел на пару шагов, он молчал, и Тольнак, глядя на него, тоже молчал. Изран опустился на корточки, он как будто их не замечал. Выглядело это довольно странно – они, не разговаривая стояли втроем.

– Переправляться нам надо, – Чий облизал губы и выждал паузу. В прилеске прокормимся, и далеко не обязательно забираться.

– Ты серьезно?

– Да куда серьезней, нечего нам тут делать, ждать и там можно, а здесь дохнуть только остается или назад – то же самое, по идее, тоже сдохнем.

– Время у нас есть, еще посмотрим.

– Куда мы посмотрим, неделя, две, три, пять, какая разница, все равно итог один, и ничего тут не придумаешь больше. А там… – он обернулся к Тольнаку – Пища есть там?

Тот пожал плечами:

– Да, должна быть. По-любому, должна… Прилесок – это не Болото, найдем. Там холмы – не хлябь, хотя бы за мари только зайти.

– Это неделя ходу, понимаешь, неделя, – он обвел рукой вокруг себя – Вот поэтому вот, понимаешь, здесь не травка тебе, здесь Болото, у нас тропы даже нет, а это на другую сторону переть.

– Да прав он все равно, Изран, – сказал Тольнак, немного понизив голос.

– Изран молчал.

– Идем-то все равно туда, и не получится по-другому.

– Не получится… Тропу сначала найди, без тропы не пойдем.

Чий глядел на него со стороны, как он стоял вполоборота, почти отвернувшись, говорил сквозь сжатые губы коротко и даже как будто не отвечая, а огрызаясь, он ведь не разговаривает больше так для вида, его теперь уже не переубедить. Не поверил… как будто с тропой мы пойдем куда-то. Не понимает ведь, отсюда не уходить, отсюда бежать надо, лезть в трясину по подбородок и двигаться туда в дебри, хоть по сто шагов в день, попадется тропа – счастье, не попадется, так пытались хотя бы. «Ведь времени нет!» – попытался напомнить он самому себе. «Ничего» – понял он, не испугалось внутри его ничто, не съежилось, так что бы лень хоть эта пропала дремотная. Совсем ничего.

По осклизлому стволу деревца ползла большая бурая улитка в ярком пятне света, который пробивался сквозь прореху в листве, было хорошо заметно, как шевелятся рожки, медленно движется хоботок по стволу. Налетел легкий прохладный ветерок. И тихо…тихо то тут как. Изран с Тольнаком отошли уже немного в сторону.

– А если будет тропа, Изран, все равно же будет. Ты же меня знаешь, идти надо.

– Тебя знаю, а тропу не знаю, и ты ее не знаешь, грозишься только.

– Ну, не все я помню, не могу я так за пару дней здесь разобраться.

Дальше говорили тише, когда Чий подошел, Изран, что-то буркнув напоследок, развернулся и, не глядя в его сторону, сердито поджав губу, пошел к остальным

Что это с ним? – Тольнак кивнул вдогонку. – Я его не понимаю в последнее время совсем. Поменяли человека.

Чий сдержанно кивнул:

– Я правда и раньше у вас, особого единодушия не замечал.

– Да какой там, у него же никогда не знаешь, повернется как.

Он внимательно посмотрел на Чия.

– С ним же по-разному каждый. Умеет привлечь к себе, в основном, конечно, из-за силы тянутся, а вообще кого как, тебя я даже примерно не представляю, тоже полезен как-то, видать. И никто его не понимает полностью. Ворот не в счет, они с детства рядом, там другое, он, как пес, у него, хотя спорить могу, тоже не понимает ничего… А сейчас у меня и догадок-то никаких, толком, нет. Как будто назло мне, специально, иной раз даже так кажется. Вот раньше например, я уверен был, он бы меня и ночью тропу эту искать заставил. А сейчас: «найдем, пойдем… Пацаны, то да сё…» Когда это ему дело до кого-то было.

«Догадок нет». Он подумал о той ночи, когда они впервые вышли на Болото, как в безлунной темноте, из-за затянутого тучами неба, все тонуло во мраке, непривычную совсем уж нестепную здешнюю тишину и знакомый всегда уверенный голос, который настойчиво через эту тишину доносился: «Дубиной или наконечником лучше, можно!..» «Догадок…» У меня зато есть. Он еще раз мельком посмотрел на Тольнака, и тут его осенило. А с чего это он тогда вообще решил, что это о них с Краюхой речь была, без него-то они никуда не пойдут, все, колом всё встанет. Хотя, может, нет, свой все-таки? Или: ну и что, что свой и кому свой – это он Израновским свой. А не ему, на Амбаре свой, а это далеко, а Израну самому – только сам Изран и свой, да Ворот еще, может. Реально? Реально. Хотя вполне вероятно, что и ерунда все это. Предупредить, что ли? Чий секунду над этим подумал. Ну, что тогда ему сказать? И как?

Подняв на Тольнака глаза, Чий сперва даже оторопел – тот смотрел на него с испугом, потом понял, сколько он уже молча стоит без всякой реакции, и какое, наверное, всё это время было у него лицо. Тольнак, видимо, давно уже пожалел о своей откровенности и сейчас стоял, не зная, что делать. Чий улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Да, др́уга, прав ты. Ну что, пойдём?

– Пойдём, – тот нерешительно пожал плечами.

– Слышь, Тольнак, насчёт дороги, правда, найдёшь?

– Не знаю. Да, конечно должен… Посмотрим…

«Ну, вот и поговорили с Израном», – думал Чий. Не такого он эффекта ожидал. Убедить в чём хотел его, не убедил. Мыслей его, думок не дознался. Совсем без пользы, если не считать того, что сам он ещё больше уверовал в то, что мысли эти всё-таки есть, мутит он что-то, да один раз впервые признали своим в открытую, хотя и не сам Изран. И разошлись нехорошо, некрасиво, комом всё как-то вышло. Хотя в одном польза всё-таки была – об этом он думал совершенно серьёзно, так как сам разговор всё же был, хоть и не ахти какой, а это уже о многом говорило. Значит, право он на это имеет, не у каждого оно есть, далеко не у каждого, у Тольнака, например, нет. А у него есть.

Чий вдруг поймал себя на мысли, что обрадовался этому неосознанно, что нравится ему это. Дурак. Весело стало, чему обрадовался? Тому, что другому скоту из стада сегодня шею перерезать решено, не этому, этот побегает ещё пускай, этот умный и копытом вон как смешно бить умеет, и гривой трясёт, когда есть хочет, и мордой тычется.

Их ждали с сумками на плечах, с решимостью идти, это бросалось в глаза сразу же, причём с тупой решимостью, абсолютно без желания, как уже привыкли, но сейчас был случай особый, Чий знал, что если бы это был привал, они попробовали бы потянуть время, пока бы собирались, пока то, пока это, потом бы выяснилось, что кто-то зачем-то разобрал тент, и ещё столько же пришлось скручивать, и вдобавок он ещё намок с краю вместе с запасом зерна, и опять бы не нашлось виноватых, потому что Изран сегодня ему не поверил (не поверил!), как и следовало ожидать, не было бы виноватых, а были бы одни правые. А сейчас всё не так. Что идти надо, понимали все – оставаться нельзя. В жиже не поспишь.