Угхуул Нарак 2 – Дорога с богом

– В телах ваших темных обликов при углублении внутрь можно узреть жесткую и неимоверно тяжелую сферу, вращающуюся без остановки. В каждом осознанном в бездне существе есть эта сфера – сфера, вращаемая неостановимым ветром времени. В зависимости от личной силы каждый может ускорить или замедлить ее вращение на срок, зависящий от наработки каждого существа. Чем увереннее вы плывете по бездне, тем сильнее вы можете зажать ротор великого обжоры времени в тисках своей воли. Приступайте, и от того, как тонко вы проведете этот процесс, зависит, кто попадет в Первохрам Бездны, а кто просто просидит в этом зале остаток вечности.

В сознании Сына Тьмы, в самой сердцевине тела ската, он без труда нашел искомое: угольно-черная с серыми полосами сфера, как закрученный в боулинге во время броска тяжелый шар, вращалась на постоянно смещающейся по эклиптике оси. Вращение было не быстрое, но, как понял Сын Тьмы, неумолимое. Мысленно сдавливая ее, как в ладонях, Угхуул Нарак ощутил почти физическое жжение и сопротивление инерции великого хода времени. Скрипнув, сфера остановилась и мелко завибрировала, готовая сорваться на новый ход вращения.

Обернувшись, он увидел, что тьма бездны стала как будто не такой насыщенной, и сквозь тьму забрезжил серый рассветный свет, идущий как будто со всех сторон сразу. Попытавшись сжать также сферы времени, тускло виднеющиеся сквозь замершие и ставшие прозрачными пестованные облики своих спутников, Угхуул Нарак просто получил удар, похожий на разряд тока.

"У пестованного тела и самой внутренней сферы разные по полярности значения бездности", – вдруг догадался он.

Притянув силой мысли пестованные облики своих слуг к себе, он просто ввел их сферы, продолжавшие вращаться, в контакт со своей стоящей напрямую. Скрип стал громким и физически рвущим душу – вращение полностью остановилось. Облики прояснились и ожили.

– Всплывайте! – резко приказал граф.

Вынырнув из бездны, Сын Тьмы открыл глаза и увидел совершенно обалдевших своих спутников, глядящих в центр зала – пламя факела замерло, как в стоп-кадре при остановке воспроизведения. Стены зала покрывала резьба в виде длинных рядов странных существ: рыбоголовых людей с руками, достигающими пола, спины существ были покрыты иглами, как у ежей. Картины описывали неописуемые пытки или акты оргаистических соитий. Причем, чем дольше ты глядел на эти барельефы, тем больше было ощущение проваливания в центр событий.

– Не советую пялиться на местные красоты, – проговорил граф. – Не для наших умов писано. Эффект местной камнеграфики по скале таков, что можно стать элементом барельефа, не успев вовремя отвлечься. Всем, кто попадает в это преддверие храма, важно помнить: взгляд и мысль должны быть рассредоточены, чтобы храм не схватил вас сам.

– Дальше куда? – прохрипел Виталик, пряча за бравадой не свойственную ему растерянность.

– Не существует карт храма, и нет никаких опорных и узловых пунктов. Помните про главное: не где, главное – как! Каждому Первозданная Тьма преподаст свой урок в храме, и нет двух одинаковых историй прохождения этих чертогов. Главное помните: вы изменитесь и уже не станете прежними. Если вернетесь – то вернетесь сильнее. Если нет – то значения это уже не будет играть никакого.

Кивнув графу, Сын Тьмы встал и пошел к одному из проходов, окруживших по радиусам весь зал – всего этих проходов было шестнадцать. Арка прохода, по которому они пришли в зал, просто исчезла. Нав и зомби пошли за своим хозяином, граф прикрыл глаза и, казалось, отрешился ото всего.

Пройдя арку прохода, Угхуул Нарак впервые за долгое время вдруг ощутил чувство неуверенности и зыбкое ощущение, что он вот-вот потеряет равновесие. Несмотря на плотный пол вокруг себя, он резко вспотел и почувствовал себя так, как будто идет по туго натянутому канату над дышащей смертью пропастью. Затылок стал тяжелым, а руки и голени завибрировали. Замерев, Сын Тьмы успокоил вдруг сбившееся дыхание и вспомнил слова своего тюнина, нещадного гуру, вколачивавшего в него науку железной рубашки и зрячих рук:

– Ничто не удивляет пастыря черного полога – жнеца среди колосьев обычных смертных. Убей в себе радость и горе, веселость и светлую грусть, похоть и голод, усталость и радость побед. Змея не празднует победу над лягушками, сокол не пирует над телами мышей – для них убивать так же естественно, как дышать. Сотри пыль желаний с зеркала своего ума. Кристалл твоего сознания должен быть прозрачен и остер, и тогда никто и ничто не встанет между тобой и твоей добычей. Не отчаивайся и не спеши к плодам – ты неумолим и неостановим, как сама смерть.

Тогда эти слова казались пустым трепом, сопровождавшим ежедневный садизм тренировок. Но сейчас Угхуул Нарак понял, что его визит в храм был неотвратим, как приход нового дня там, в мире, где есть солнце; неостановим, как горный обвал, рано или поздно случающийся в любой пещере; как падение капель дождя; как рождение новой жизни.

Поняв это, Сын Тьмы вдруг с кристальной ясностью увидел, что пройдет храм насквозь, и даже смерть телесной оболочки не остановит его. Головокружение и тошнота сразу прошли, руки и ноги налились полной и размерной уверенностью, ясность и чистота пронзили его ум, как волна ледяной воды.

Спрятав кисти рук в рукавах мантии и выпрямившись, Сын Тьмы просто пошел вперед и оказался после нескольких тягучих эонов тьмы в новом помещении. Восприятие времени, ушедшее вместе с остановкой сфер, удивительно меняло восприятие всего вокруг. Расстояния и действия были и мгновенными, и протяженными одновременно. Тысячи лет и взмах ресниц стали едины – наверно, так воспринимают время боги, – подумал Угхуул Нарак.

В новом чертоге в центре стоял длинный дубовый стол, окруженный скамьями. Жидкий свет стоял в чертоге, как мутная вода в зацветшем аквариуме. Пройдя в центр чертога, Сын Тьмы снял свое одеяние и бросил его на скамью. Скинув остатки белья и тапочки с ног, как есть, полностью обнаженным, он лег на стол и прикрыл веки.

Из стен проступили и соткались поплотнее несколько силуэтов с рыбьими головами. Один из них сел в ногах Сына Тьмы и начал есть его ногу, противно причмокивая и хрустя костями предплюсны и плюсны, которые разгрызал с потрясающей легкостью. Кровь лилась ручейками по столешнице и капала звонко на пол.

Второй силуэт, скрипя иглами на спине, выпятив явно женские вторичные половые признаки в виде обвисшей груди с серыми сосками и бесстыдно раззявленные половые губы, оседлал левую руку Угхуул Нарака своей промежностью и с влажным всхлипом, протолкнув кисть руки в себя, начал дергаться в неясном пароксизме животной страсти.

С противоположной стороны, на правой руке, разведя под ней на маленькой жаровне огонь, третий рыбоголовый жрец храма постукивал по шкворчащей в зеленом пламени плоти Сына Тьмы небольшим молоточком, сковывал его пальцы в единый невообразимый комок.

Чавканье, влажные всхлипы и постукивание молота не нарушали легкой улыбки, игравшей на лице Сына Тьмы. И тогда со стороны головы подошел четвертый жрец, уже одетый в черную хламиду и держащий в своих лапоруках длинный зазубренный нож из вулканического стекла. Не останавливая длящееся безумие, он резким замахом воткнул нож в живот Сына Тьмы и, потянув его вверх к грудине, вскрыв грудь, вынул пульсирующий комок сердца.

Данное действо наконец возымело эффект: тело Сына Тьмы выгнулось дугой и затряслось, изо рта хлынула пена. Все участники ритуала встали и бросили свои дела – нога была съедена до колена, на левой кисти засыхала мерзкого вида серая слизь, пальцы правой кисти скованы в комок, воняющий пережженой канифолью. Рана на груди зияла торчащими в стороны отломками ребер.

Демоны-жрецы, встав в круг во главе стола, материализовали в соединенных руках своих большую каменную чашу, которая под унылое пение рыбьих голов стала со дна заполняться жидкой тьмой. Торжественно пронеся чашу над оскаленным в последнем судорожном вдохе лицом Угхуул Нарака, они опрокинули ее всю до дна в рану на груди Сына Тьмы.

Клубы тумана из разрезанной груди заполнили весь чертог и скрали все остатки жуткого действа. Рассеявшись по углам и осев в щели на полу, тьма, дым и туман исчезли, оставив совершенно целого Сына Тьмы в позе лотоса прямо на столе – одеяние, сверкавшее всеми переливами бездны, сидело на его теле, как влитое.

Глубокий, как сама бездна, голос, идущий со всех сторон разом, рек:

– Какое имя принимаешь ты, новый зодчий теней, новый аколит и владыка тьмы?

Уста Сына Тьмы разомкнулись, и вселенная изменилась всего на одно слово, но изменилась вся…

– ЧЕРНОБОГ!

Гл