Воин ПрАви

ДНЕВНИКИ СМЕРТИ

На третий день Лариса Дмитриевна приехала домой поздно вечером. Анна осталась в палате с Димой. В окнах не было света, похоже, муж спал. Она осторожно вошла в дом, удивившись, что дверь не была заперта, и включила свет.

– Иван, – прошептала она. – Что случилось?

Иван Фомич с сильными кровоподтеками, привязанный к стулу веревкой только водил из стороны в сторону глазами.

Она развязала платок, которым был затянут рот мужа, затем веревки, помогла дойти до дивана.

– Что случилось, Ванечка?

Он лишь кивнул ей куда-то за спину.

Лариса Дмитриевна медленно обернулась.

– Где дневники сына, старая?

Молодой, лет двадцати пяти, парень, с блестящим кастетом на руке и продолговатой родинкой под глазом, зло смотрел прямо в глаза.

– Кто вы такой? Что вам здесь надо?

– Не врубаешься, старая? Дневники сына тащи. А то обоих порубаю. Что таращишься? Не ясно сказано?

– Но зачем они вам?

– Надо, значит.

– Но у него их много.

– Давай все.

Лариса Дмитриевна достала из шкафа толстые исписанные тетради.

– Вот.

Парень схватил их, быстро перелистал их одну за другой.

– Это не те. Где остальные?

– Но больше нет, кроме тех, что у Анны.

– Твою мать, старая! Чего мозги морочила?

Он наотмашь ударил ее кастетом и, захватив все тетради, выбежал из дома.

А уже через пятнадцать минут огонь охватил все близ стоящие постройки. Соседи закидывали дом снегом, заливали водой, но все было тщетно.

Анна сидела недалеко от лежащего в коме Дмитрия и под тусклый свет настольной лампы читала дневники мужа.

«…11 августа 378 года на берегу Вожи, мы встретили ордынца Бегича с большим войском. Уже тогда великий князь Дмитрий Иванович отказался платить дань в общегосударственную казну, которая находилась в ведении темника Мамая. Потому и пришел Бегич, чтоб указать новое место князя под властью военного хана. И не будь до этого митрополита, а затем неуклонно-твердого Боброка с Владимиром Андреевичем Хоробрым, не управлять Дмитрию северо-восточной Русью. Благодаря им мы стояли тогда на Воже и без страха смотрели на матерых воинов, воевавших и в Азии, и в Европе. В нас горела такая решимость, что даже будь они сильнее нас раз в десять, мы бы этого не заметили, разгромили и все. Тогда мне было всего двадцать три, но я не был неопытным юнцом. Никакого страха, только жажда битвы. Но Боброк избрал другой ход событий. Когда уставшие стоять без дела рати Бегича, переправились через Вожу, воевода приказал отступать. Откуда могли знать враги, что позади нас стоят отборные конники? Заманивая Бегича вглубь княжества, Боброк, при помощи нашей сотни изматывал противника, держал его в напряжении, создавал мелкие стычки. Как только враг начинал активно нас атаковать, мы отходили. И так почти весь день. К вечеру войска Бегича оказались лицом к лицу с основными силами. Дальше было просто избиение. Братоубийство. Потомки Ария рубили друг друга, словно не одной веры…»

Анна оглянулась на Дмитрия и перевернула сразу несколько страниц.

«…Настю убил ВорОта, тот самый, который больше любил золото, чем Родину. Его продолговатая рана под левым глазом, есть след моей стрелы. Он дальний родственник, ставший разбойником только из-за того, что Владимир Андреевич предпочел воеводой в Серпухове меня, а ни его. Он сжег палаты моих родителей в Костроме вместе с ними. Он разрубил на части моего брата Огнена. Могу ли я простить ему его злодеяния? Нет, никогда. Только его смерть сможет успокоить мою душу. Потому оставляю все дела в Серпухове, передаю свои поместья племяннику, Андрею, а драгоценные вещи предаю земле. Место захоронения указано пересеченными мечами».

Далее следовала коряво нарисованная карта, но на ней легко различались названия рек и деревень.

Анне стало жарковато и душно. Она приоткрыла окно и вдохнула свежий весенний воздух. Зачем-то глянула вниз и отшатнулась. Неожиданное чувство тревоги бросило в дрожь. Непонятно откуда перед ней вырос парень в кожаной куртке и вязаной шапочке.

– Здравствуй, красавица. Постарайся быть как можно тише. Не дергайся. Мне от тебя ничего не надо, кроме вот этой маленькой тетрадки. Ну. Дай мне ее сама. Будь умницей.

– Почему я должна отдавать тебе то, что тебе не принадлежит?

– Ах, ах, какие мы все-таки из себя. Сказано давай, значит давай!

– Но это Димина тетрадь.

– Валую она уже вряд ли понадобится.

Анна вдруг увидела продолговатую родинку под левым глазом.

– ВорОта! – неожиданно для себя крикнула она и отшатнулась к подоконнику.

Руки не нашли опоры, провалившись в пустоту, и Анна, страшно закричав, выпала из окна пятого этажа.

ИЗ НАВИ В ЯВЬ

Мелкий дождь барабанил по столу, выбивая странную дробь. В больничной палате пахло лекарствами, и было довольно тихо. Лишь иногда похрапывал сосед слева. Мощный детина с головой как у быка. Панцирная кровать прогнулась под ним до самого пола. Уборщице приходится каждый раз сгонять его с места, чтобы протереть пол под койкой.

Молоденькая медсестра прервала раздумья Дмитрия.

– Не спите? Тогда поворачивайтесь, будем делать укольчик.

– Как вас зовут? – неожиданно спросил он и глянул в серо-зеленые глаза девушки.

Та чуть не выронила шприц.

– Вы говорите?

– А что? Я обезьяна, что ли?

– Нет, но… Настя меня зовут.

– Настя? Вы сказали – Настя? Анастасия?! Настенька, милая, мне надо домой. Где врач? Мне надо, поймите. Очень надо.

Он вскочил и тут же упал. Медсестра помогла прилечь обратно.

– Не спешите. Вы еще не совсем окрепли. Пожалуйста, не вставайте больше.

– Мои родные знают, что я здесь?

– Успокойтесь, не нервничайте. Вам нужен покой.

– Позови врача. Скажи, срочно.

Настя ушла.

«За окном уже лето, а кажется все серым, осенним. Отчего это? В памяти какая-то пустота, словно выжжена огнеметом. Постой, постой. Машина. Было темно. Гололед. Я останавливался и выходил на дорогу. Что же я подбирал? Что-то бесформенное.… Не помню. Обрывается как раз там, где начинаю рассматривать. Дальше только вспышка и опять пустота. Соберись и давай еще раз. Подхожу, нагибаюсь и… вспышка, пустота. Еще раз. То же самое».

Дмитрий глубоко вздохнул и с силой сжал кулаки и челюсти.

В это время вошел врач с медсестрой.

– Дмитрий Иваныч, как вы себя чувствуете?

– Спасибо, отлично.

– Дайте-ка, пульс пощупаю.

– Знаете что, Егор Александрович, мы с вами знакомы, по земным меркам, уже достаточно. Позвоните моим. Пусть приедут или лучше отпустите меня. Я доеду. Самочувствие отменное. Любые горы…

– Не волнуйтесь, Дмитрий. Настя, сделай, что просил. Понимаете.… Как же это сказать?

– Говорите, как есть, – насторожился Валуев, и его глаза словно затвердели и стали колючими со свинцовым тяжелым оттенком.

Врач, встретившись с его взглядом, отшатнулся. По лицу пробежал испуг. В один миг он стал совершенно бледным.

– Мои родители погибли?

– Откуда узнали?

– Я знаю.

Медсестра принесла успокоительное и застыла, увидев неожиданную картину.

– Настя, дай доктору, пусть выпьет и успокоится.

Егор Александрович выхватил стаканчик из рук медсестры и проглотил залпом содержимое.

– Мне нужно домой, Саныч, помоги. Чем быстрее, тем лучше.

– Да, конечно. Настя, приготовьте вещи, я оформлю бумаги. Про Анну тоже?

– Значит и Анну. Все повторяется.

Врач вышел из палаты. Медсестра пошла следом.

– Настя, вы когда-нибудь жили в Костроме?

– В Костроме?

– Извините, я не знаю, откуда это, но чувствую что-то загадочное. Трудно объяснить, но если разгадаю, то пойму, что же со мной случилось.

– Я никогда не жила в Костроме. И даже родственников там нет.

Она пожала плечами и вышла.

Дождь не переставал. Дмитрий закутался явно не в свой плащ. Возможно, врач отдал свой.

Валуев шел по улицам города, слегка прихрамывая, и вглядывался в прохожих. Он ощущал некую оторванность от всей этой суеты и шумихи. В его груди горела жажда мести. Мести, смысл которой он никак не мог понять. В городском парке было совершенно пусто. Сев на мокрую скамейку подставил лицо под дождь.

«Надо идти домой. Домой? У меня есть дом? Конечно, есть. Только это не Кострома. Подожди, какая Кострома? Бред какой-то. В памяти постоянно всплывает эта самая Кострома.… А Настя? Кто такая Настя? Мою жену зовут, звали, Анна, Анюта. Мою жену? Я женат! Был женат. Надо идти до дома».

Валуев встал и пошел, но куда, в какую сторону, он совершенно не имел понятия.

«Вспышка. Что же было до нее? Что? Вспомню это, возможно, вспомню все. Постой, а адрес дома должен быть в паспорте. Так и есть. Отлично. Это недалеко отсюда».

Дмитрий поднялся на второй этаж и позвонил. Никто не ответил. Когда открыл дверь, пахнуло родным и знакомым, только одно смутило его. Похоже, что здесь давно никого не было. Не спеша, прошел по комнатам, огляделся и понял, что здесь все умерло. И умерло после той вспышки.

Дмитрий бесцельно ходил по квартире, останавливался, трогал различные вещи, снова шел из комнаты в комнату и пожирал полными от слез глазами то, что напоминало о прежней и недавней жизни. Свадебная фотография с улыбающейся Анной, рядом фото родителей. Дмитрий провел пальцем по волосам жены, затем матери и аккуратно перевернул их лицами вниз.

– Я найду тебя, ВорОта. Теперь я вспомнил почти все. Я найду тебя, чтобы мне это не стоило. Хотя, скорей всего, ты сам придешь ко мне в руки. Я забираю свое прощение и жалею, что не убил тебя, когда это было возможно. Но теперь я отомщу, и отомщу за всех убитых и обиженных тобой. Я – воин Пути ПрАви. Наверняка, держишь в руках карту и уже мечтаешь о кладе, который схоронен в земле 600 лет назад. Только ты не можешь знать, что там. А потому получишь то, что заслужил. Бойся же, каждого дуновения ветерка, каждого шелеста листа, каждого шума. Я теперь и рысь, и ворон, и лиса, и лев. А ты – жертва. И я иду к тебе.

Валуев резко развернулся и вышел из квартиры.

Когда он шел по ночному городу, его сознание просветлело настолько, что он без колебания принимал решения. Он знал, куда и зачем надо идти.

ИСКАТЕЛИ КЛАДОВ

В небольшой комнатке было сильно накурено. Дым плотной пеленой висел над столом, за которым играли в карты трое. Четвертый сидел отдельно, в углу, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза.

– Слышь, как там тебя, ВорОта? – обратился к нему один из игравших, хитро сощурив бегающие глазки под седыми, елочкой, бровями. – Ты какой-то не такой, не нашенский. Ни пьешь, ни куришь, в карты не хотишь играть. Вот и подумай, как можно тебе доверять? Сулишь нам золотые горы, а сам себе на уме. Неправильно это.

– А вы тут правильные? – с издевкой спросил ВорОта, не открывая глаз.

– Мы – другое дело. Вот нам хотелось бы узнать, откуда ты появился? Ты не местный. Местных мы знаем. Значит залетный. Такую рожу только в дремучем лесу встретишь.

Все трое засмеялись.

– Ты угадал, холоп. Мой дом – лес. Так было испокон веков. Если бы не Валуй, то кто знает, кем бы я был сейчас. Он перевернул, испоганил всю мою родословную и сейчас, здесь, я затем, чтобы вернуть то, что должно принадлежать мне.

– Нам. Всем нам, – ухмыльнулся седобровый.

– Нет, мне, – твердо произнес ВорОта. – Только потом вам. Если это не будет принадлежать мне, то и вам ничего на достанется.

– Я не понял, – писклявым голосом сказал худой в помятой кепке, надвинутой на самые глаза. – Ты хочешь нас кинуть? Да ведь я тебя…

– Охолонь, – грозно стукнул кулаком по столу седобровый. – Скажи, ВорОта, я правильно тебя понял? Ты нас решил кинуть?

– А нафига мне такие подельники? – он вскочил на ноги, сунув руки в карманы брюк. – Ведь вам ничего доверить нельзя. Вот ты. Зачем рассказал тому, большеголовому, на рынке, куда мы едем?

– Брательник никак.

– Он тебя первым и сдаст за прибыль. А ты, Пискля, вчера нажрался и весь квартал знает, что ты искатель кладов. Из вас троих один Лесопилка держит язык за зубами.

– Так ить, он немой, – пробормотал Пискля и оглянулся на седобрового. – Он за нами следит?

– Верно. Откуда ты все о нас знаешь?

– Какая разница.

– Большая! Но черт с этим. Пока у тебя не было карты, как мы могли тебе поверить? Ведь звучит глупо. Мы едем искать клад четвертого века.

– Вы со мной или нет?

– Слушай, ВорОта, – седобровый отбросил карты и закурил по новой. – У нас есть план местности, где черным по белому отмечено место клада. Вопрос простой. Зачем нам нужен ты? Из-за твоей морды нас скрутят на первой же станции. Давай разойдемся по-хорошему. Ты нам обещаешь, что ни на что не претендуешь, а мы тебе дарим жизнь. Идет?

– Куда гребешь, лодочник? – усмехнулся ВорОта.

– Это видел? – седобровый положил перед собой пистолет. – Аккуратно я у тебя вынул?

Он с довольной улыбкой оглядел всех.

– Что такое пистолет без пуль? А вот нож, ему пули не нужны. Он сам – пуля!

Неожиданно крикнул ВорОта и седобровый, держась одной рукой за горло, куда воткнулся нож, а другой словно ища опору позади себя, повалился назад.

– Неповиновения не люблю.

Пискля и Лесопилка молча переглянулись.

– Без меня, даже с этой картой, вам никогда не отыскать клада. Здесь старая топонимика конца 14 века, по- вашему. По-нашему – 4 века. И кто вам всю историю искромсал?

– Ты, правда, ну, из леса? – Пискля боязливо смотрел на ВорОту.

– Из леса. Разбойник я. Промышлял грабежом. Вот только не в этой жизни.

– А в какой?

– Я из того самого четвертого века.

– Ты должен умереть давно!

ВорОта засмеялся.

– Я умер тогда же, в конце своего века. А то, что стою сейчас перед вами, так это просто. Многие, как вы, не помните, жили вы раньше или нет. А у меня осталось незавершенное дело. Потому и помню все, что было в прошлой жизни. Появился Валуй, значит появился и я. Мы взаимосвязаны.

Он взглянул на часы.

– Нам пора.

– А что с ним? – спросил Пискля, кивнув на убитого.

– Столкни в подпол и все дела.

Подельники вышли из электропоезда за одну остановку до конечной. Полная луна освещала дорогу. Почва была влажной, местами скользкой. ВорОта сам точно не знал, что за место указано на карте. Но решил сориентироваться на месте.

– Долго идти? – не выдержал Пискля.

– Долго, – буркнул ВорОта. А пока заночуем вон в том овражке.

Он давно чувствовал опасность, но откуда она исходила, пока еще не знал. Поглядывая, на красные от костра лица спутников, опасности в них не видел.

«Неужели нелепая случайность может перечеркнуть все его планы? Но что это за случайность? Эти двое болванов не опасны, по крайней мере, пока. Кто же еще может вмешаться? Валуй! Только он! Значит, вышел из комы. Жаль, надо было убить там, в больнице. А с другой стороны есть шанс сразиться и убить. Ждать ты меня будешь только у места клада. Тем более хорошо. Маячок в данной местности не помешает. Ну, а как встретить тебя, Валуй, надо хорошенько подумать».

ВорОта прилег недалеко от костра, спрятав в рукаве метательный нож и подложив пистолет у изголовья.

Над оврагом медленно плыла полная луна со странной и непонятной ухмылкой. Утро было уже недалеко.

АНЮТА

Откуда-то издалека Валуй услышал голоса, которые становились все четче и явственней. Грудь пылала, губы пересохли, сил не было. Он с трудом приоткрыл глаза. Вокруг стоял полумрак. Привыкнув, Дмитрий разглядел маленькую комнатку крестьянской избы. Рядом с ним, на табурете, стояла небольшая бадья с чем-то и деревянный ковш с водой. Руки ослабли настолько, что невозможно было приподнять. Вместо голоса хрип. Он закрыл глаза и опять погрузился в темноту.

Когда снова пришел в себя, то прямо перед собой увидел темные глаза и четко очерченные тоненькие губы. Заметив его пробуждение, девушка отшатнулась, и с силой сжала в руке мокрую тряпку.

Валуй долго и пристально разглядывал темноволосую девушку, а потом тихо прошептал, правда слова получились непонятными, но она их поняла и подала ковш с водой. Одной рукой довольно легко приподняла его, другой приставили питье ко рту.

Сразу стало намного лучше.

– Как зовут тебя, красавица? – тихо спросил Валуй и улыбнулся.

Девушка засмущалась и отошла к выходу.

– Анютой прозвали.

В это время зашел седой, с длинной бородой старик в холщовой рубахе, выпущенной поверх штанов и, зыркнув на девушку, велел уйти.

Затем, не спеша, подставил другой табурет поближе к постели, присел и долго сверлил Валуя колючими изучающими глазами. Дмитрий выдержал испытание.

– Добре, – прошамкал старик. – Чьих будешь, князь? Старых, али новых?

Дмитрий улыбнулся.

– Все- то ты, дед, хочешь узнать сразу. Тебе не все равно?

– Мне все одинаково. Я – волхв, мое дело простое. Поставлю тебя на ноги, а дальше будь, что будет. А какого ты роду- племени мне знать не надо.

– Воин я. Не обижайся, дед.

– Какие обиды? Только крови русской пролито столько, что три дня Дон ей тек. Настали времена, о которых предупреждал дед отца, а отец меня. Не внешние враги, а мы сами себя погубим. Ты, князь, в отличие от сотен воинов, оставшихся на Кулиговом, родился в рубашке. Стрела-то одна, да вторая, сердце между собой сжали. Чудеса.

– Не время значит, помирать.

– Не время, – хитро сощурился дед. – Сегодня вечером придет Микула, глянет в тебя. Не простой ты воин.

Старик встал.

– Отдыхай.

Валуй закрыл глаза и опять погрузился в темноту. Слов не было. Очнулся от легкого прикосновения к плечу.

– Дед Микула пришел, – Анюта зарделась, как только Валуй глянул на нее, и тут же убежала.

– Вот и наш воин, Микула. Проходи, там табуреточек у постели.

Микула, с длинной, путаной бородой, видно слеповатый, с гнутой деревянной клюкой, тяжело опустился на табурет.

– Дай руку, – голос был тверд и немного как-то даже вибрировал, что создавало эффект чего-то необычного, что должно было здесь произойти. – Афонька, выйди. Завесь-ка нас и шобы в доме ни души.

– Сделаю, дед Микула. А ну, Анютка, иди животине дай. И ты, баба, что крутишься? Во двор, все во двор.

– Рука воина и мужа. Приблизь лицо.

Дмитрий с трудом приподнялся. Ладонь волхва легла на лоб.

– Путь ПрАви – твой путь. Вышний бережет тебя. Это первое появление на земле, есть подготовка к последующим. Ты – хранитель Вед. Следующая твоя дорога – знание. Путь воина позади. Ты придешь после смерти, чтобы спасти веру. Ни один, ни два, а три раза. Люди, которых ты не убьешь, а простишь, все равно предадут тебя. Ничто не может остановить пролитие крови, и заря будет вечно алеть на горизонте, пропитанное кровавой сурьей последних хранителей. И будут люди робкими, как зайцы, управлять людьми, но бояться за них заступиться. И будет мрак, и древние знаки поднимутся над миром и два народа, потомки Ария, сойдутся между собой. И солнце отразит атаку луны, но смерть будет царить на земле. Славянская кровь пропитает почву и напитает реки. Но ты будешь хранителем истинной древлей веры. Карающий меч будет уничтожать все в округе, но ты будешь хранителем веры. И когда твой враг, минуя века, воскреснет, ты защитишь веру. Все, я устал. Остальное может быть, и узнаешь, потом.

Он тяжело поднялся и, шаркая ногами, стуча клюкой о пол, ушел.

Дмитрий выпил воды. Весь мокрый, ничего не понявший, прислонился к стене. Грудь ужасно болела.

Вошла Анюта.

– Вот свежий отвар, матушка приготовила, – проговорила она, опустив глаза.

Дмитрий нарочито медленно опростал кружку, подглядывая за девушкой.

– Скажи, где я сейчас? В деревне? Далеко ли отсюда Кострома?

– Нет, не далече. Но батюшка велел не говорить.

– А кто ж меня нашел?

– Я и нашла, с Полканом, пес наш. Батюшка велел всех убитых и раненых, что остались в лесах, собрать. Мертвых схоронить, раненым помочь.

– И много раненых?

– Это батюшка тоже не велел говорить.

– Ну и скрытный у тебя батюшка!

– Нет, он осторожный. Он заботится обо всей деревне.

– А скажи. Благоверный князь Дмитрий Иванович Владимирский и Московский жив?

– Живой. Говорят, что нашли его на опушке в одеянии простого воина, раненого, но живого.

– А что ты еще слышала?

– Много чего. То, что князь побоялся умирать и под стяг, в своих одеждах, поставил любимого боярина.

– Слухи!

Анюта пожала плечами.

– А Мамай жив?

– Говорят, что жив.

– Анюта, а кто он вообще, этот дед Микула?

– Волхв.

– И то, что он говорит, сбывается?

– Всегда.

– Скажи батюшке, что мне надо ехать.

– Нельзя, еще рано.

– Мне надо. И так целых три дня здесь.

– Три месяца.

– Сколько? – удивлению Дмитрия не было предела.

– Ваша светлость долго лежали в беспамятстве.

– Тогда тем более. Мои доспехи и оружие, одежды, где?

– Я схожу до батюшки. Без его разрешения нельзя.

Анюта ушла.

Валуй устало закрыл глаза и через некоторое время провалился в глубокий сон.

ВТОРОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ

Он шел по пустому коридору, в котором гулко звучали шаги. Новенькая форма лейтенанта еще была непривычна, но похрустывание ремней вселяли гордость и уверенность. В конце коридора находилась дверь, в которую Дмитрий постучался, и, получив разрешение, вошел.

– Лейтенант Валуев после окончания училища красных командиров прибыл для прохождения дальнейшей службы.

Лысоватый полковник мрачно поднял голову и кивнул на стул

Дмитрий присел.

– Вот, – полковник отодвинул папку. – Изучаю ваше личное дело. Только бумаги бумагами. Живое общение помогает мне понять человека изнутри, каким бы он скрытным и хитрым не был. Вы в партии?

– Член ВЛКСМ.

– Русский?

– Так точно.

– У вас написано – берендей.

– Это такой древний род. Род царя Берендея. По всем документам я – русский.

– Вслушайтесь, что вы сказали. Род царя! Да за одно это, можно ставить к стенке. Хорошо, что я знаю, кто такие берендеи. Другой на моем месте счел бы вас классовым врагом.

– Виноват, товарищ полковник, – вскочил с места Дмитрий.

– Садитесь. Откуда родом?

– Костромской.

– Вы один из лучших из вашего выпуска, – полковник закурил и встал из-за стола. – Нам нужны сейчас честные, чистые и головастые люди. Но не только. Кто вы и что собой представляете, я уже знаю. Есть только одно «но».

Он начал ходить по всему кабинету, держа одну руку в кармане галифе.

– Насколько я осведомлен, ваши родители живут в деревне на Волге и занимаются сельским хозяйством. Почему вы выбрали путь военного?

– Я – воин. И никакого другого пути у меня нет.

Полковник вдруг остановился.

– Воин. И придет воин, чья рука тверда и мысли чисты. И придет воин праведной веры и да устоит земля и продолжится истинная вера из поколения в поколение.

Дмитрий удивленно взглянул на полковника.

– Лейтенант, какую религию предпочитаешь? Ислам, православие, иудаизм?

– Никакую.

– А как насчет славянского ведизма?

– Что это?

– Забудем. Хотя, ты прекрасно меня понял. Не так ли? Ну, да ладно. Значит так, завтра приступай к работе. Ты в группе майора Чернова. Работа у вас сложная, большей частью секретная, но очень важная. Впрочем, все поймешь сам. Желаю успеха.

Полгода пролетели совершенно незаметно. Дмитрий переписывал бумаги, разносил по штабу письма и распоряжения, в общем, выполнял почтово-секретарскую работу. И это уже давно надоело. Вдруг майор Чернов окликнул его.

– Лейтенант Валуев за мной, на выезд. Проверь пистолет.

Дмитрий на ходу проверил оружие и нырнул в черную легковушку. В ней, кроме водителя Павло, уже находились Чернов и капитан Атласов.

– Заедем со стороны переулка, чтобы не видели машину и возьмем этого придурка тепленьким, – сказал Чернов, обращаясь ко всем сразу.

Капитан, заметив замешательство Дмитрия, разъяснил.

– На площади мужик, увешанный плакатами с непонятными иероглифами, проповедует и ведет подрывную работу среди людей, Все, что о нем нам сообщили довольно странно. Здесь одно из двух. Или он придурок, или иностранный шпион, помешанный на религии.

– Сначала проверим, присмотремся, – заговорил Чернов. – Может он не один. Тогда возьмем всех сразу. Стрелять в самых крайних случаях.

Валуев прошел сквозь толпу зевак и оказался в первом ряду. Мужик лет пятидесяти, с густой бородой и глубоко посаженными глазами, он потрясал кулаком в воздухе и кричал что-то до боли знакомое Дмитрию. То ли из детства, то ли еще откуда-то. Плакаты болтались на груди и спине мужика, совершенно непонятные окружающим, но прекрасно понятые им. Они были написаны старорусском языке, давно вышедшем из употребления.

Минут через десять все закончилось. Арестованного отправили на Лубянку.

Когда ехали обратно, майор Чернов косо поглядывал на Дмитрия и молчал. Потом попросил зайти к нему в кабинет.