скачать книгу бесплатно
Облегчение не наступило. После всего увиденного его охватило полное безразличие. И страх, цепенящий страх. Так не должно быть. И я не должен здесь быть. Где угодно, но только не здесь. Что я тут делаю? Если там, у крыльца, еще можно было что-то сделать, поправить ситуацию, то здесь, когда действо уже свершилось, не было никакого смысла вмешиваться. Сознание молчало, замолчали и голоса внутри. Только комок бессильного страха переваливался внутри, заливая конечности парализующим током.
Вяло перебирая ногами, Пашка побрел прочь. Наткнувшись в темноте о камень, полетел вниз, испачкал руки и колени. Не оттираясь, пошел дальше, уходя от этого жалобного плача, умоляющего голоса и раскинутых грубо ног.
Сзади послышался шум. Олег тащил за собой слабо упирающегося товарища.
– Ну, еще же не все, Олежа, – говорил Петеля, – можно еще бы попалить. А потом, глядишь, и сами бы, а?..
– Тьфу, – Олег сплюнул, нашаривая сигарету из пачки в кармане рубашки, – охота тебе эту плаксу дрючить? Все удовольствие нахрен. Пахе даже, вон, хреново стало, да, Паха?
Пашка отмахнулся и пошел дальше, по направлению к кварталам, где жил.
– Пах, ты че, куда собрался? – удивились сиамцы, – айда в зал, там сейчас самое веселье начинается. И на нас телки найдутся.
С трудом сдерживая новые позывы тошноты, ничего не отвечая и не оборачиваясь, Пашка брел по тротуару в сторону своего дома.
Неподалеку от дискотеки припарковались две легковые машины. Грохотала музыка, слышался пьяный смех девчонок и басистый хохот парней. Когда Пашка проходил мимо, под ноги ему полетела пустая бутылка, прокатилась у ног, не разбившись, и с тихим шуршанием спряталась в траве у дороги. Пашка прошел, не взглянув в ту сторону. В спину ударил издевательский смех.
Утихший было дождик снова начался, закрапав по склоненной стриженой голове ласковыми капельками уже почти летних слез.
***
Осторожно перевернулся на другой бок. Вроде уже не так больно. И тошнить перестало. Слава Богу, хоть перекусили. Пашка взглянул на отвернувшегося от них Ахмета почти с благодарностью. Только вот душно, блин… И вообще, хреново-то как, все хреново… По заслугам, наверное. Пашка вновь вспомнил об Иванке.
Он не зря казнил себя все это время. Как потом выяснилось, Гоблин проявлял свои садистские наклонности еще очень долго. Только под утро она нашла в себе силы дойти до дороги, где ее подобрал кто-то из ранних водителей и отвез в больницу.
Иванка была в глубочайшем психическом шоке и не подпускала к себе даже убитого горем отца. Выяснилось, что у нее были повреждены внутренние органы и занесена инфекция. На четвертый день девушка впала в кому и к концу следующей недели тихо угасла в отделении реанимации. Местные врачи лишь развели руками.
До того, как ее вывезли, много народу приходило к больнице, хотя, кроме родителей, туда никого не пускали. Много ребят из школы, из разных классов, спрашивали, чем они могут помочь девочке.
В то время Пашка тоже один раз пришел к окнам, где находилась Иванка. Больше приходить не имело смысла. Пришел один и с наступлением темноты, чтобы никто не мог его видеть. На душе было мерзко.
И это мерзко оставалось с ним на все оставшееся до конца учебы время. А может, стало постоянным спутником. Несколько мучительных недель он вынужденно посещал консультации и уроки, без которых было немыслимо сдать экзамены. Из дома выходил лишь на тренировки, причем старался тренироваться один и наотрез отказывался от всех соревнований. В конце концов тренер только раздосадовано махнул рукой, с сожалением глядя, как его лучший ученик молча тренируется один, в стороне от всех.
Гоблина посадили через несколько дней после случившегося.
Сразу же после сдачи экзаменов и получения аттестата Пашка бросился в военкомат, уговаривая отправить его в армию прямо сейчас же. Чем вызвал подозрение у повидавшего призывников военкома.
Призыв, правда, уже кончился. В конце концов в военкомате вняли его просьбам – на фоне косарей и больных, дистрофичных в массе своей подготовленный спортсмен Павел Пашков смотрелся идеально. Ему самому позволили выбрать войска, Пашка без раздумий попросился в спецназ. Туда, где труднее, тяжелее и… подальше от ставшего ненавистным городка.
До осени он уехал в соседний областной центр, где работал грузчиком и разнорабочим, а осенью с первым же призывом убыл.
…Поведение охранника вдруг изменилось. Он угрюмо встал, повел автоматом в сторону солдат и грубо рыкнул:
– Че расползались? На землю, живо! Руки чтоб видны, лицо пусть боится, – с этими словами Ахмет встал у входного проема, глядя на кого-то внизу.
Пашка открыл глаза, но даже не шевельнулся. Успевший задремать Виталя дернулся, неловко звякнув кандалами, и мутными глазами настороженно посмотрел на Ахмета. Адриян сел, придерживая поврежденную ногу и вполголоса испуганно сказал:
– Эти идут…
Пашка уже и сам догадался, что к ним жалуют большие гости. Сердце учащенно забилось, ладони покрылись противным липким потом. Слегка прикрыв глаза, начал ровно дышать, пытаясь успокоиться. Внезапно вспомнив, схватил закованными в средневековые наручники руками клочки промасленной бумаги из-под лепешек, и запихал ее внутрь трухлявой гниющей соломы, что служила им подстилкой. Поймал мимолетный взгляд Ахмета и слегка кивнул – подставлять чеченца ему не хотелось, да и самим подставляться не было смысла. Пусть лучше думают, что пленные вымотаны, избиты и ослабли от голода. Что, впрочем, все равно являлось правдой. Сейчас Пашке вряд ли удалось сделать какой-либо физический рывок, равно как и вороне «кыш» сказать. Тело отзывалось болью на каждое движение.
За стенкой на улице послышалась речь сразу нескольких человек. Знакомое бряцанье оружия, спокойные переговаривающиеся голоса. Ахмет у порога вытянулся чуть ли не по стойке смирно, глядя на свое начальство. В проеме возникли две фигуры. Пашка чуть не хмыкнул – начальник зеленки с рыжебородым. Никто и не сомневался. Здесь они просто вездесущи.
Света в сарайчике, несмотря на пробитое окно в боковой стене, было мало, и оба вошедших на мгновение замолкли, свыкаясь с темнотой. Главарь жевал в зубах то ли веточку, то ли зубочистку, презрительно вздергивая вверх кудлатой бородой. Его помощник и подручный просто стоял рядом, опустив глаза и выжидая, когда предметы приобретут свои очертания. Что-то с ним было не так, не в порядке. Пашка прищурился. Может, рыжебородый болеет, а может, просто по жизни такой?
Из-за спин вынырнул вчерашний жук в чалме, застреливший Толика. Быстрыми выверенными движениями он осмотрел цепи, бросил взгляд на руки и лица пленных. Удовлетворенно кивнул и вышел. Главарь окликнул его:
– Абу!.. – и отдал короткий приказ. Жук молча кивнул и снова вышел, дав знак нескольким боевикам, стоявшим снаружи. Все подчинились и отошли немного назад. Ахмет тоже, не меняя угрюмого выражения лица, отступил на несколько шагов.
Первым начал разговор рыжебородый. Не тратя времени на какие-либо вступления, он перешел сразу к главному:
– Молодые русские поросята, до сих пор вы живы благодаря мне, – здесь он бросил взгляд на хмыкнувшего в бороду главаря, – и нашему командиру Султану.
Начальник зеленки выплюнул зубочистку, обнажив желтые зубы, и кивнул.
«Ну да, благодетели вы наши», – подмывало сказать Пашку, – «так и хочется сорвать картуз и кланяться, кланяться». Страх начал понемногу растворяться, как и пот с ладоней. С первыми словами рыжебородого каким-то чутьем он уже понял, что сейчас их еще не убьют. Улыбнулся внутри, снаружи не выдавая себя ни единым движением. Разглядывал говорящего, что, уверенно стоя в темном вонючем сарае, в своем добротном армейском камуфляже, подбирал русские слова.
– Еще вчера мы хотели устроить показательную казнь со всеми элементами правильной смерти, которую вы заслуживаете.
Пашка вновь подивился, как рыжебородый изъясняется на русском, никак не хуже любого русского, и слова знает вон какие. Не иначе, как в недалекой своей молодости учился где-нибудь в России. Или в Грозном, может. В институте. Говорили же, что здесь в советские времена неплохие были ВУЗы, обучение все, соответственно, на русском. Помнится, говорили про педагогический и нефтяной. И помнится, вроде говорили, что в педагогический местных не пускали. Правда или нет?..
Рыжебородый продолжал:
– Но утром с нами поговорили некоторые уважаемые люди… – полевой командир при этом что-то недовольно буркнул рыжебородому. Выслушав, тот вяло кивнул и закончил фразу:
– В общем, вы все будете исполнять свое предназначение, ради которого вы, собственно, и были рождены – все вы пойдете в рабство. Будете делать, что вам скажут – и сохраните свои не нужные никому душонки. Вас даже будут кормить, чтобы вы не загнулись раньше времени.
Пашка утвердился в мысли, что разглагольствующий помощник командира все же учился где-то – его жаргон чем-то смахивал на студенческий сленг. Снова чуть не улыбнулся, не слишком-то слушая, что там говорит рыжебородый. Сегодня он еще поживет, значит, какие-то шансы на спасение имеются. Скосил глаза на товарищей. Адриян не отрывал испуганного взгляда от лиц двух главарей, и его темные глаз смотрели почти жалобно. У Витали то ли от неосторожного движения, то ли от волнения снова пошла кровь из сломанного носа, и он поправлял свои тряпочки в ноздрях перемазанными в крови пальцами, отворачивая лицо от чеченцев.
– Ваши хозяева сейчас за вами придут. Сбежать вам не удастся, точно вам говорю, да и сами потом поймете. Лучше вам будет жить, как псам, на цепи, а умереть вы всегда успеете. Аллах вас не ждет.
Пашка всматривался в лицо рыжебородого. Что же в нем было не так?..
Точно, тот же потухший взгляд, отсутствие зрачков и ровный невыразительный голос. Все то, что так отличало наркоманов от обычных людей. И когда он закончил говорить, его лицо оставалось таким же расслабленным, и не выражало ровным счетом никаких эмоций. М-да, и это правая рука известного полевого командира, законченный наркоман.
Стоявший до того молча Султан начал что-то отрывисто говорить рыжебородому. Тот, наклонив к нему голову и глядя куда-то на Пашкины ноги, отвечал односложно, время от времени кивая.
Шансы на спасение, которые целый день просчитывал у себя в голове Пашка, начали проявляться с другой стороны.
Сначала он принял шелестящий звук извне за легкое гудение в собственной голове. Гудение, которое сопровождает всякое сотрясение мозга. Но когда Султан и рыжебородый замолчали, напряженно вслушиваясь в необычный для этих мест звук, он уверился, что слух его не обманывает.
Звук нарастал быстро и становился все отчетливей, пока не превратился в хорошо различимый гулкий стрекот.
Главарь, как и положено командиру, первым догадался о происхождении акустических неясностей. И до того, как в сарайчик забежал телохранитель в чалме, бородатое лицо перекосило в бешенстве. Глаза выкатились наружу и, бешено вращая бельмами, он взревел и бросился к выходу, с силой толкнув в грудь вставшего на пути Жука.
У рыжебородого в потухших глазах появились искорки интереса.
– Армейские вертолеты? Любопытно, – и спокойно направился к выходу, на ходу что-то крикнув Ахмету.
Тот ответил, не переставая вглядываться в небо. Гул нарастал, и вскоре можно было заметить в проеме окна мелькнувшую точку, за ней – вторую. И не было сомнений, что вертушки двигались именно сюда, именно к этому месту, где находились боевики и пленные солдаты.
– Так не бывает! – восторженно крикнул Адриян.
Кажется, он впервые за все это время подал голос.
– Еще как бывает, – саркастически прогнусавил Виталя, пряча в глазах и испуг, и радость, – черти не добили, а свои сейчас хлопнут.
Пашкино сердце сжалось, не ведая, то ли радоваться появлению российских боевых машин, то ли готовиться к тому, что их сейчас действительно расстреляют свои же. И вырваться некуда, конечности плотно держала огромная цепь, удавом лежащая на земле и уходящая куда-то под глиняную стену. Бросил взгляд на место охраны. Никого… Всех как корова языком слизнула. Не было даже Ахмета. Видимо, убедился, что вертолеты действительно летят по их душу, побежал прятаться. Или воевать… Разницы нет, главное – никакого присмотра на данный момент не было.
Одним рывком поднял себя на ноги. Дернул цепью. Грузной волной прокатившись по полу, та лязгнула у основания стены и замерла. Не обращая внимания на то, что кандалы больно врезаются в щиколотки и запястья, Пашка подскочил к стене и с силой ударил плечом по глиняной поверхности. Как и думал, мазанка была ветхой и стена ощутимо качнулась – туда, сюда. Еще удар… Одному Пашке ни за что было бы не свалить ее, но Виталя, оценив усилия бывшего спецназовца, бросился на помощь, забыв про свой свороченный нос. И Адриян подполз и, помогая товарищам, принялся долбить здоровой ногой по стене в такт их движениям.
Тем временем вертолеты приблизились вплотную.
Хоть и ожидалось, но все равно очень неожиданно внизу прогремел первый разрыв. Несмотря на то, что он пришелся метров на сто ниже сарая, Пашка непроизвольно наклонил голову. Идущая впереди вертушка выпустила заряды с обеих ПТУРСов и сделала резкий поворот, уходя с линии атаки и уступая место второй машине. Внизу пошли рваться посланные ракеты. Земля под ногами содрогнулась, солдат ощутимо качнуло. Одновременно с этим снизу донеслись яростные вопли боевиков, заглушаемые взрывами и трескотней автоматов. Второй вертолет выпустил свои ракеты с обоих боков и ушел по той же схеме, что и первый. Верещащий стрекот винтов начал приглушаться. В воздухе запахло дымом и сверху местность начало накрывать поднятой землей, сажей и пылью.
На руку, заметил про себя Пашка, нам это только на руку. Пока, несмотря на кажущуюся хлипкость, стена поддавалась с трудом. Если бы можно было ногами, я бы ее уже пробил, точно пробил бы. Но, на ногах кандалы с тяжеленной цепью, и все что можно сейчас – ломиться в это ветхое сооружение костлявыми плечами вот так, из раза в раз пытаясь повалить эту треклятую стену, посмотреть, куда же ведут цепи от кандалов, а там… там видно будет.
Стихший на время гул снова пошел по нарастающей – вертушки возвращались. На этот раз уже издалека начали обстреливать лагерь и близлежащие окрестности с бортовых пулеметов. Мелкие разрывы пошли снизу вверх по холму, плотно стуча по земле. Одна из очередей прошла по порогу сарайчика, где находились пленные. На несколько секунд Пашке с Виталей пришлось броситься на землю, спасаясь от осколков и пережидая близкий обстрел. Только Адриян, не обращая никакого внимания на стрельбу, продолжал упорно долбить ногой стену.
Пашка отметил, что боевики, надо отдать им должное, не запаниковали. Внизу шла яростная трескотня автоматического оружия, перемежаясь с хлопками «мух» и реактивных пехотных огнеметов – «шмелей». Правда, пока все попытки достать вертушки были тщетными – летчики знали свое дело и не повторялись в маневрах. Вот грохнуло что-то посерьезнее, правда, что именно, Пашка не разобрал. Снова в окошке пронеслись две черные точки и разошлись в стороны. Отчетливо видны были огоньки выстрелов с ПТУРСов и следы в небе от пущенных в эту сторону ракет. Казалось, оба вертолета бьют прямо сюда, в лицо. На второй круг пилоты решили не рисковать и выпустили ракеты издалека. Местность-то уже пристрелена. И попадания пришлись куда как точнее.
Где-то совсем рядом грохнул один разрыв, за ним тут же второй. Пашка инстинктивно зажмурился и против своей воли начал опускаться на землю. Показалось, что небо и преисподняя на время поменялись местами – земля глухо дрогнула и все на ней подскочило, полыхнуло, почернело. И только через миг хрястнуло. Вздрогнула всей грудью и охнула жалобно, но оглушительно громко, невыносимо для людского уха.
Из этого грохота вырвался слабый вопль отчаяния, кажется, Виталин:
– По нам же бьют, суки, по нам!!! – и все потонуло в новом взрыве. Пашка бросился вниз, но лечь полностью ему не удалось.
Сарай вместе с находившимися в нем людьми подняло в воздух. Покачало, словно игрушечный кораблик в гигантских волнах. И там же, в воздухе, он и разлетелся, как будто состроен был из колоды игральных карт. Пашка почувствовал, как в спину бьет чем-то горячим и, ощущая приближение земли, выставил руки перед собой. Где-то перед самой землей его нашла еще одна ударная волна. Непроизвольно ахнул от ужаса, заглатывая языки огня. Горящий воздух заставил его перевернуться несколько раз и швырнул на истерзанную поверхность.
– А-а-а!.. – услышал он свой собственный голос. Тело корежило, как березовую кору в огне костра. Обожженные голосовые связки хрипели надрывно, вылезая наружу, а вместо мозга в голову всунули раскаленный булыжник невиданных размеров. Глаза выкатились от напряжения. Отхаркнув против своей воли из глотки сгусток крови с едкой, черной сажей, попытался встать. К его изумлению, после случившегося это ему удалось. Вывернутые волной конечности двигались, и хотя пока он плохо чувствовал свое тело, оно поддавалось, пусть и неловко, его командам.
Очень сильно жгло лодыжки. Сел, опираясь на дрожащие руки, бросил взгляд на себя, вокруг. Цепи на ногах были разорваны неведомой силой, и тяжелые звенья еще были раскалены до того, что нестерпимо жгли обнажившееся мясо. На руках цепи сохранились, но Пашка увидел теперь их окончание – каменный столбик, подрытый взрывом и ненужно лежащий на вспаханной взрывами земле.
Сарая больше не было, а на много метров вокруг валялись куски обуглившейся глины, составлявшей ранее целые стены, обломки досок, пучки тлеющей соломы. Картина, развернувшаяся вокруг, поражала масштабностью происходивших на ней событий. Как он и предполагал, весь лагерь находился внизу, метрах в ста от того места, где их держали. Сейчас Пашка сидел чуть ли не на самой вершине пологого склона, покрытого редкой плешивой зеленкой. И, оказывается, чуть сбоку, на некотором отдалении, находилась какая-то совсем крохотная деревенька, явно жилой аул. По узеньким вытоптанным дорожкам неслись вспугнутые бараны, а на краю селения, делая вид, что нисколько не бояться взрывов, из-под руки наблюдали за разворачивающимися событиями местные мальчишки. Кто-то из них имитировал стрельбу из палок по проносящимся по закопченному небу вертолетам.
Сверху Пашке было хорошо видно, как несколько чеченок в платках махали и кричали что-то своим детям, не решаясь приблизиться. Мальчишки только отмахивались руками, не отрываясь от зрелища и энергично жестикулируя.
А зрелище на самом деле было из ряда вон, тем более для таких глухих мест. Вертолеты поработали на славу – внизу все было разрыто воронками, а вся поверхность лагеря была усеяна маскировочными сетками, мешками, вещами, оружием, одеждой. Блиндажей и землянок, как сразу определил Пашка наметанным глазом, у боевиков не было. Пара коротких окопов и столько же укрытий, к тому явно не усиленных и не замаскированных с воздуха. Видимо, это был какой-то перевалочный пункт или предназначался для кратковременного отдыха и пополнения провизии и припасов. Поэтому-то неожиданная атака застала бандитов врасплох.
Тела валялись по всему лагерю и за его пределами. На одном открытом участке было видно сразу несколько истерзанных трупов. Оторванные конечности валялись вперемешку с оружием, а вывороченные внутренности виднелись как на кустах близлежащей зеленки, так и вдалеке, раскиданные страшной силой.
Уцелевшие боевики рассредоточились как можно дальше от опасного центра и друг от друга. Тут и там из зарослей трещали очереди, пытаясь достать в небе объект. Но до сих пор ни одна из попыток не увенчалась успехом.
Вертолеты издалека провели третий заход, уже не выпуская ракет – может, кончился боезапас, может, опасались с такого расстояния попасть по близкой деревне – лишь поливая всю зеленку из крупнокалиберных пулеметов. Сделали поворот и явно собрались уходить.
Кто-то из боевиков завыл от яростного бессилия. И к центру разбитого лагеря из кустов бросилась бородатая фигура. Султан, выпуская длинную очередь в сторону уходящих вертушек, огромными прыжками и быстротой, которую в нем Пашка и не мог предположить, бросился к раскиданным по земле зеленым армейским ящикам. На удивление они не детонировали от обстрела, но содержимое было выкурочено наружу и разбросано по разным сторонам. Султан пнул один треснутый по всей поверхности ящик ботинком, отчего крышка окончательно отлетела, и выхватил оттуда гранатомет. «Игла», что ли, напряг глаза, в которых бесновались красно-синие круги, Пашка. Или «Стрела»?..
Когда главарь начал срывать предохранитель и раздвигать сам «выстрел», он разглядел американский «Стингер». Сильно кайфуют черти, подивился Пашка и замер, когда Султан вскинул «Стингер» на плечо. Вертолеты еще не ушли достаточно далеко, лишь начали уменьшаться в размерах, и все шансы попасть у командира сохранялись. А в том, что начальник зеленки стреляет отменно изо всего, что может стрелять, Пашка и не сомневался. Это и так видно.
Из зеленки выбежал Жук-телохранитель, видно, раненый. Чалмы не было, а на смуглой, абсолютно бритой голове темной кляксой темнела кровь. Жука покачивало, но он упрямо шел вперед на смешно подгибающихся ногах, не желая оставлять хозяина одного. Наступил на чью-то оторванную руку и, оступившись, упал. Начал тяжело подниматься, и в этот момент бородатый командир нажал спуск.
Раздался оглушающий хлопок и ракета вылетела с ревом, выбросив позади себя из сопла струю огня. Высоко над землей, набирая скорость, слегка изменила траекторию и бросилась, словно гончая, взявшая след, за удаляющимся вертолетом. За тем, что двигался сзади, прикрывая хвост головному.
– Аллах Акбар! – заорал ей вслед Султан, потрясая над головой пустым «выстрелом» от «Стингера».
– Акбар!.. – донеслось разрозненным криком с разных концов зеленки.
Заокеанская умная ракета, выпущенная чеченским боевиком, стремительно догоняла российский вертолет. Еще немного…
Уже восторженный вопль был готов вырваться из десятков глоток, но вертолет, словно почуяв летящую позади смерть, отгородился отброшенными в небо огоньками защитных тепловых ракет. «Стингер», стремящийся точно в хвост вертушке, в последнюю секунду неуверенно вильнул и разорвался в воздухе, столкнувшись с обманувшей его тепловой ракетой, так вовремя выпущенной русскими летчиками. Вертолет заметно качнуло в сторону, он «заходил», но удержался. Сбоку под крылом что-то задымило, однако он, не снижая скорости и высоты, уверенно скрылся за тем же перевалом, откуда пришел несколько минут назад.
Вместо заготовленного восторженного крика у боевиков вырвался неудовлетворенный яростный вопль.
– Фу-у… – облегченно выдохнул Пашка. И тут же мозг пронзила такая простая и жизненно важная мысль – что это он сидит здесь, когда надо бежать, нестись сломя голову отсюда, по этим горам, по этой зеленке?! Все равно куда, лишь бы отсюда, пока его не хватились, пока о нем не вспомнили, пока он, Пашка, никому не нужен. Прочь, прочь…
Лихорадочно оглядевшись, не обнаружил вокруг ни сарайчика, ничего. Не было Витали. А Адриян…
Совсем рядом лежало месиво, чем-то отдаленно напоминавшее чернобрового Адрияна. Ног у месива не было, из развороченного тазобедренного сустава торчали две передробленные с мясом кости, а тело…
Пашка отвернулся. Никаких чувств не было, лишь облегчение при мысли, что Адрияна с его сломанной ногой уже не придется тащить на себе.
Лихорадочно пополз в сторону. Цепи на самом деле были тяжелые, очень тяжелые, но их вес сейчас мало ощущался. Работая локтями и коленками, Пашка взрывал до него изрытую горящую землю, поддергивая цепи к себе, словно те были сделаны из легкого пластика, а не из металла.
В воздухе начала оседать густая сажа вперемешку с пылью и не опавшими окончательно сорванными листьями зеленки. В нос шибало порохом, вскопанной землей и жженым мясом.
Пашка полз, полз вглубь, дальше от этого места, от этого давно переставшим казаться тошнотворным запаха, вглубь кустов. Углубившись чуть дальше, остановился, подтянул цепи ручных кандалов, хрястнул каменным столбиком о булыжник, отчего столбик рассыпался на части. Цепи накрутил на руки, встал и как можно быстрее пошел, уже в полный рост – благо что зеленка это позволяла. Хотел побежать, но кандалы на ногах с остатками порванных цепей не давали разогнаться. В руки их нельзя взять – слишком короткие, и он шел, волоча их за собой. Края кандалов больно впивались в обожженные раны, елозили по кровоточащему живому телу, но Пашка откинул все мысли о боли, о неудобстве, и продвигался вперед, приволакивая ноги.
И с каждым шагом идти становилось все тяжелее. То и дело звенья волочащейся позади цепи задевали о корни и ветки, стелящиеся по земле. И тогда ржавое железо сладострастно впивалось в живое мясо. В глазах мутилось, Пашка шипел сквозь стиснутые зубы от дикой боли. Стараясь не обращать на нее внимания, упрямо шел, наметив себе идти не вниз, туда, где шумела река, и не вверх, к близкому хребту этого высоченного склона, а вдоль, дальше по густой, выше головы, зеленке. Бандиты, как он думал, посчитают, что он побежал или вниз к реке, что легче всего, или же вверх, попытавшись перевалить через гору и там где-нибудь скрыться. Надеялся, что им не придет в голову, что измученный, глупый солдат использует самый тяжелый и непродуктивный способ – переться сквозь практически непроходимую колючую заросль в цепях.
Не учел только одного. В один из моментов, когда цепь на правой ноге в очередной раз зацепилась за корень, подмытый дождями и предательски обнаживший себя из мягкой земли, Пашка обнаружил, возвратившись на шаг, что каждый раз оставляет за собой жирный кровавый след. Мучительно застонал при мысли, что сам выстилает за собой путь преследователям. По такому следу и собак пускать не надо – и так все видно, не ошибешься.
Может, надо было все-таки вниз, к реке, и там уйти по воде? Успел бы?..
И как в ответ на Пашкины мысли, сзади послышались крики, пока еще достаточно отдаленные. Все Пашкино существо напряглось.
– Ну-у-у… – зарычал он сам на себя и, волоча цепи стертыми в кровь ногами, тяжело побежал, оставляя за собой сплошную красную полосу.
Крики переговаривающихся преследователей приближались, несмотря на все Пашкины усилия оторваться. А казалось, он уже так далеко ушел…
Он бежал, прижав к груди моток огромной цепи, переставляя изодранные, окровавленные ноги. Бежал – и плакал. Плакал не сколько от дикой боли в ногах, помрачающей сознание, плакал при мысли о потере обретенной на миг свободы.
Сзади послышались торжествующие голоса. Наверняка этим уродам удалось напасть на его политый собственной кровью след. Напрягая все силы, бросился вниз, стараясь увеличить скорость и, может, сбить с толку преследователей. Цепи били по ногам, залетали вперед, закручивались вокруг лодыжек. Упал, подвернув ногу, перекувырнулся через плечо, сильно ударившись боком о толстый ствол куста. Сломанные ребра вспыхнули огнем, в глазах заплясали разноцветные огни.
Встал, задыхаясь и отталкиваясь от земли одной ослабевшей рукой, второй удерживая цепи на груди, и побежал дальше, вниз, не стараясь уже уворачиваться от враждебных, усеянных острыми крепкими шипами веток зеленки, раздирающих плечи, руки, лицо.
Где-то сверху, практически рядом, раздался запыхавшийся молодой голос. Ему ответил другой, оба засмеялись. Пашка услышал шорох раздвигаемой поросли и хруст сухих веток под чужими ногами. Кто-то пробежал мимо вниз, краем глаза заметил мелькнувшую тень в соседних зарослях. Обходят… Рванулся в другую сторону. За спиной послышалось тяжелое дыхание. Преследователи обложили солдата…
Внизу стоял, вскинув автомат и целясь в него, в Пашку, молодой чеченец, насмешливо улыбаясь при этом. А позади в спину зашипел чей-то грубый голос. Что он сказал, Пашка не понял, не собирался понимать. Мелькнула только одна отчаянная мысль, только одна – прорваться. Не разбирая дороги, взревел и кинулся на молодого, желая только одного – вырваться из тисков или наконец сдохнуть здесь же, быстрой и легкой смертью. Как и хотел…
