скачать книгу бесплатно
Во фляге была вода. Чистая. Родниковая или колодезная, решил Пашка, отхлебнув и передав Витале. Войска затариваются водой с минеральных источников, там, где нет ее нехватки. Говорят, она полезная, но на вкус и цвет… А тут чистая, прозрачная и вкусная вода. На секунду задержал руку, заметив что-то. Сверху на крышке фляги были выцарапаны инициалы: «А. В.». До Пашки дошло, чья это фляжка. Убитого вчера Андрея.
Как барана на шашлык… Пашку чуть снова не вырвало.
– Ты где посуду взял, Ахмет? – отдышавшись, спросил у чеченца.
Тот заморгал почти виновато.
– Там… Это все ваше, ваши вещи скинуты, куча одна. Да… Я взял одну, пустая была. Вода хорошая, ее здесь все пьют.
Пашка покачал головой и, ни слова не говоря, опять принялся за лепешку.
Вторую он уже надумал оставить на потом, но Ахмет предостерегающе помахал рукой:
– Не, ешьте все, и допивайте. Я лучше потом еще принесу. Здесь не оставляйте ничего, – воровато оглянулся на выход, пальцем указал на фляжку, поторапливая. Адриян последним сделал пару крупных глотков и вернул ее Ахмету.
Чеченец сунул посудину обратно за пазуху своего хорошего германского камуфляжа и вышел наружу. Потянулся во весь свой рост, так, что огромная тень качнулась по косяку и порогу сарая. Сел на пенек, служащий постом. Довольно, словно чеширский кот, прищурил глаза, намурлыкивая все ту же песенку.
Солдаты тем временем быстро умяли второй лаваш. Подобрали все крошки с колен, с земли, отправили и их в рот.
– Спасибо, – негромко подал голос Виталя.
– Угу, спасибо, – Адриян еще прожевывал последний кусок.
– Ай-вай, – сердито мотнул головой Ахмет и даже отвернулся. Ничего не сказал, краем глаза поглядывая на пленных и едва слышно выводя свой незатейливый мотивчик.
После некоторого молчания Пашка решил сказать, сам не зная, зачем:
– А ты хороший человек, Ахмет.
Чеченец прекратил пение и серьезно взглянул на него. И вновь Пашка почувствовал себя почему-то намного моложе его.
– Я не хороший, – отозвался Ахмет, – я плохой. У меня брат был, пять лет младше, – боевик поднял пять пальцев вверх, – его убили. Ваши убили, русские. Может быть, даже вы, – обличительно в каждого из солдат, – это за него я теперь стреляю.
Он продолжил:
– Но я не хочу, как вас, без оружия убивать, нет. Брат умер с оружием в руках, как мужчина, – гордо сказал чеченец, и Пашка заметил, как заблестели его черные глаза, – резать, как баранов, с пустыми руками людей – нет, это не по мне.
Ахмет покачал бритой головой:
– Нет, не по мне. С пустыми руками – это не солдат, а так… Слабый человек, чести нет убивать таких. Они уже ничего сделать тебе не могут. Нечестно… Нохч не должен делать так.
– А кушать я принес, – резко переменил он тему, – я же вижу, вы мученные все, голодные, – улыбнулся одним уголком рта, – чем вас кормят там? Кого видел, все как один – мученные, – смешно произнес он опять это слово, – даже стрелять вас иногда жалко.
Он усмехнулся. И, кажется, совсем невесело.
Помолчал, прислушиваясь к шуму близкого лагеря и к чему-то внутри себя. Начал опять говорить:
– У меня брату было, сколько вам сейчас. Чем-то вот, – посмотрел он на Пашку, – на тебя похож.
Чем мог сивый Пашка быть похожим на брата черного, как чеченская ночь, Ахмета, он не понял, но на всякий случай промолчал. Молчали и Виталя с Адрияном.
Замолчал и сам Ахмет, повернувшись боком к сарайчику и глядя куда-то в сторону поднимающегося к своему пику солнца. На лицо опечаленно набежала тень, густые черные брови сдвинулись скорбно. Свою песенку Ахмет больше не пел, лишь тихо шевелил губами. То ли молил о чем-то Аллаха, то ли разговаривал с убитым в этой затянувшейся войне братом…
Некоторое время Пашка просто смотрел на чеченца. Странный человек, право слово. То ненавидит, оскорбляет почем зря, то кормит… Только не говорите, что он просто такой добрый. Знаем уже…
Ощущение блаженной сытости теплом растекалось по телу, лишь слегка болел еще истерзанный долгим голодом желудок.
Адриян, пользуясь тем, что их охранник не очень-то смотрит за ними, подполз к окну, гремя своими кандалами. Приподнялся на здоровой ноге, помогая себе скованными руками, чтобы взглянуть в узкий проем в стене, служащей окошком.
Пашка тоже поглядел бы в это окно, но длины его цепи явно не хватит до той стены. Да и шевелиться что-то не очень хочется, лучше полежать. Больно телу, устало оно. Прикрыл глаза и привалился к стене, стараясь сохранить живую энергию.
Виталя снова улегся, поправляя свои затвердевшие засохшей кровью тряпицы в ноздрях.
Глиняная стенка за спиной уже нагрелась до температуры сковороды в духовке. В сарайчике становилось все более душно. Если будет продолжать нагреваться то они точно здесь испекутся.
Холодно – плохо, жарко – тоже не очень хорошо. И почему только в воздухе редко бывает такая температура, при которой человеку тепло, но не жарко, и освежающе, но не прохладно? Почему погода больше благоволит к крайностям, заставляя людей подлаживаться под них?
Душно, блин…
А тогда моросил прохладный, приятный дождик…
***
ДК, где по выходным проходили городские дискотеки, считался на это время самым центровым местом тусующейся молодежи. Ибо мест, куда можно было пойти развлечься, в городке имелось не так уж и много.
С наступлением темноты Дом наполнялся молодежью и несколько оживал от своей серой дневной спячки. Большие стекла мерно подрагивали, и уже за квартал можно было расслышать просачивающуюся сквозь стены музыку. Скудно моргала вывеска над входом и стайками собирались, приходили-уходили подростки обоих полов.
Пашка торчал здесь уже больше двух часов. Честно говоря, делать было нечего и он уже жалел, что пришел. Танцевать он не танцевал. само собой, не принято, если только с девчонками, а с девчонками не хотелось. Благо, что и дома можно было найти, чем заняться. На столе в его комнате лежала раскрытая начатая книга, ожидали своего часа недописанный реферат по истории и работа к выпускным по английскому. И мать, приходившая с работы поздно и не так уж часто видевшая сына дома. И с Рексом погулять надо. Хоть вечером гулял, но пес перед сном привык к пробежкам с хозяином по центральной аллее и дальше, по набережной. А может, мама сходит, если не очень измоталась на работе, выведет большого лобастого пса пробежаться по ближним дворовым кустам да промочить лапы в весенних лужах.
Он уже и постоял в зале, слушая музыку и разглядывая симпатичных танцующих девчонок, и посидел в баре со знакомыми пацанами. К нему подходили, здоровались, говорили о том, о сем, поздравляли с победой на соревнованиях, тянули выпить. На все зазывания Пашка отвечал отказом, общался с неохотой, и весь вечер пил пиво по банке.
И сейчас открыл новую, вздохнул перед тем, как глотнуть, и решил, что пива на сегодня ему хватит. Иначе дальше пойдет уже откровенное бухалово. И так уже перебрал. Живот надулся, в голове мутно и покачивается все. Фиговое какое-то пиво.
Подвалили два закадычных дружка, Олег да Петеля. Похожи до ужаса и повадки одинаковые, как у сиамских близнецов. Их часто принимали за братьев, хотя это не было правдой.
– Здорово, Паха! Ну че, какие планы на сегодня? – спросил Олег, нескладный угловатый парень с рожей отпетого разбойника.
– Не знаю, не хочется ничего, – вяло ответил Пашка, больше занятый банкой и своими мыслями о ней, нежели об окружающем мире. Он уже начал основательно пьянеть. Потер лицо ладонью. Кожа на лице уже потихоньку теряла свою чувствительность, а щеки краснели горячим. Плыли какие-то странные, не очень хорошие мысли, и вообще, состояние было предурацкое.
– Планы, как обычно, – похожий ну всем на Олега Петеля осклабился, – напиться, расколотить кому-нибудь хлебало, и… – довольно потянулся, – разорвать какую-нибудь жертву. Да, Паха?
– Ага, обычный сценарий выходного дня, – буркнул Пашка.
– Ночи…
Оба сиамца дружно загоготали, будто сказали невесть что веселого.
Настроение за вечер так и не поднялось, даже пиво не помогло. Найти причины своего подавленного состояния Пашка так и не смог, вроде нормально все, хорошо даже… Откуда же взялось это неприятное напряжение внутри?
Приход на дискотеку уже не казался ему такой уж замечательной затеей. Окружающее нисколько не радовало, не развлекало, и он уже подумывал, как бы отвязаться от всех этих мелющих всякий бред «друганов» и свалить отсюда. День явно не задался и вечер его уже ничем не исправит. К тому же опять начал накрапывать этот противный моросящий дождик.
Все, пиво допиваю и, если к этому времени ничего занятного не происходит, сваливаю домой.
Пашка взболтнул полупустой банкой, рассеянно слушая сиамцев. Да, действительно, все будет, как всегда – к гадалке не ходи. Пацаны напьются, начнут бузить и задирать чужаков. Обязательно затеют драку, возможно, и не одну. Разобьют лицо и отпинают любого незнакомого или малознакомого пацана, имевшего наглость прийти на «их дискотеку». Конечно, если тот пришел без девчонки. У пацанов ведь тоже есть свой кодекс чести, пусть и несколько своеобразный.
Ближе к утру, зализывая разбитые костяшки кулаков, лихорадочно начнут искать девчонок, чтобы провести остаток ночи. Как правило, к тому времени большинство девушек уже уйдет домой.
Фу, гадость, поморщился Пашка, и непонятно, к чему это относилось больше – к пиву или собственным мыслям. Нет, все, надо идти домой, нефиг тут ловить.
И как только раньше он любил такое времяпровождение? Пусть уже давно не развлекался он подобным образом, но все равно. Пусть против себя он всегда выбирал парней поздоровее и постарше, но разве доказывать что-то с помощью кулаков считается признаком большого ума? Ну нет, конечно, иногда просто приходилось, подчас вынуждали, да и вообще, есть в этом что-то такое, первобытное, что нравится Пашке. Но все равно, идиотство ведь…
Откуда-то из близлежащих дворов послышался пронзительный женский визг. «Сиамцы» насторожились, зачем-то по-собачьи втягивая ноздрями теплый ночной воздух. Пашкино тело, залившееся до горла пивом, отказалось даже вздрогнуть от неожиданности. Крик повторился уже где-то ближе и оборвался, словно кричавшей сразу заткнули рот. Или ударили так, что перехватило дыхание.
Некоторое время стояла тишина, а через минуту все повторилось. На этот раз кричали уже где-то в подъезде одного из жилых домов, что в глубине за Домом Культуры прижимались друг к другу. Все старые малоэтажные «хрущобы» да сплошь коммуналки. И народ в основном проживал там такой же – немудрено, что визжат. Это здесь не редкость. И в милицию вряд ли будут звонить. Да и позвонят, так она не приедет. Проверено уже… Городок считается криминогенным, и милиция здесь сама всего боится.
Отчаянный визг, многократно усиленный эхом подъезда, вырвался на ночную улицу, нервно пробегая по закоулкам старых дворов, впиваясь в ушные перепонки.
– Ну чего там такое? – недовольно пробурчал Пашка, – пойти в бороду настучать, что ли, чтоб не орали. Может, помочь чего…
– Дак че, – улыбнулся щербатой улыбкой Олег, – Гоблин же одноклассницу свою бывшую повел дрючить. Не видел, что ли, прямо на руках из зала вынес?
– Не, не видел. Гоблина видел… – с полчаса назад Гоблин с пьяной уже рожей здоровался с Пашкой, протягивая огромную влажную руку. Пашка и сейчас при воспоминании непроизвольно вытер ладонь о штаны.
– Что за одноклассница? – ему даже лень было перебирать в голове девчонок годом младше, – все они там шлюхи, – неожиданно вспыхнул он, – шлюхи и дуры…
– О-о, Паха, тебя уже нормально вставило, да? – Олег засмеялся, трогая Пашку за плечо и кивая Петеле, приглашая того тоже посмеяться, – как ее там, мелкая-то эта… – повернулся он к товарищу.
– Да Иванка, – нетерпеливо ответил Петеля, прислушиваясь к крикам. Его глаза маслянисто блестели, – не дает, сучка… сама же хотела. Она с Гоблином на дискач и пришла.
Пиво вдруг стало теплым и безвкусным. Пашка сплюнул горькой слюной на землю. Уставился тупо в угол между крыльцом и стеной. Здесь нетерпеливые пацаны обычно справляли малую нужду.
Внутри поднялось раздражение на Иванку. Допрыгалась, дура, догулялась, свербила мысль. Но, с Гоблином… При этом Пашку передернуло. Сама ведь пошла. Наверное… Правильно сказано – все они сами идут.
Криков больше не было слышно, только ближе становились сдавленные рыдания. Вот в темноте показалась неясная тень. Нет, две тени – большая нескладная и вроде как прижавшаяся к ней вплотную маленькая.
Пашка прищурился, пытаясь хоть что-то толком разглядеть. Идущие уже вступили в большой светлый круг, освещаемый фонарем над входом – единственным источником света в округе.
Да, действительно, Гоблин и Иванка. Причем девушка шла, прижавшись к своему бывшему однокласснику отнюдь не по своей воле. Ее достаточно длинные густые волосы были плотно намотаны на огромную ладонь Гоблина. От боли она шла, слегка изогнувшись, а другой рукой Гоблин держал ее за лицо, закрывая рот. Из-под грубой ладони доносился лишь сдавленный плач.
Гоблин шагал неторопливо, но размашисто, отчего Иванка семенила чуть ли не на цыпочках, пытаясь поспеть за своим мучителем.
Бессмысленная маслянистая улыбка словно застыла на широком раскрасневшемся лице. Заметил знакомых, стоящих на улице, отчего ухмылка сделалась еще шире. Прижатого где-то в районе гоблиновской подмышки девичьего лица не было видно. На мгновение он грубо повернул Иванку к свету, с гордость показывая свою жертву:
– Во! – растягивая по своему обыкновению слова, сказал он, обращаясь к сиамцам и Пашке, – орет, шалавка. Сама хотела, а теперь орет. На природу веду, там пускай поорет, – и довольно засмеялся, пуская в уголки губ слюнявую пену. Посмотрел на Пашку и подмигнул ему, перекосив половину лица.
Жалкий свет фонаря высветил лицо Иванки, залитое слезами, измазанное растекшейся косметикой. Пашка застыл на своем месте. В больших синих глазах мелькнуло что-то, похожее на надежду, когда она увидела стоящего на крыльце Пашку. Но Гоблин уже прижал ее голову обратно к свому боку и неторопливо зашагал по направлению к парку возле городского кинотеатра.
Пашка стоял и смотрел, как они удаляются. Иванка одной рукой держала Гоблина за ладонь, пытаясь хоть как-то ослабить хватку, второй старательно придерживала порванную на груди блузку. Юбка была слегка свернута на сторону, видимо, в пылу борьбы, и над пояском была заметна полоска белого белья. Петеля, увидев, даже задрожал:
– Давай с ним, а? – горячо заговорил, – потом мы, а? Видал, хороша.
Олег равнодушно пожал плечами:
– На нас девок не найдется, что ли? Втроем одну овцу дрючить – не-е, мне не нравится такая фигня. Если бы я хоть первым был, еще можно, – с умным видом закончил он свою речь.
Пашка оторопело стоял в той же позе, с банкой в руке, уставившись в темноту, куда ушли две фигуры – большая и маленькая. Оцепенелый, тяжелый мозг заторможено силился что-то придумать, осмыслить происходящее, а внутри роилась отвратительным пьяным комом только какая-то черная муть.
И чего она с ним пошла? Или не пошла, силой увел? Или что?.. Надо же помочь, пойти навалять Гоблину, чтобы неповадно было девчонок мучить. Эту же Иванку, хоть она сама виновата. Виновата же? Ну, виновата. Думать самой надо… А может, просто заступиться некому было. И почему меня в зале в этот момент не было, сейчас знал бы, сама пошла или силой увел? Тогда сразу и впрягаться можно было, а сейчас непонятно… Этот тупой урод, напрочь отмороженный, все его бояться. Все, и ты тоже. Я?! Нет, конечно. Счас пиво допью и наваляю Гоблину. Хоть не в форме я, пьяный уже, да и темно. Но все равно, счас пойду. Счас… Я тут не при чем, собственно говоря, но надо же как-то, по-человечески, не так…
Пашка пару раз тряханул головой, отгоняя наваждение, но мысли не растекались, продолжая клубиться где-то в голове и липкой, холодной неприятностью стекая потихоньку в грудь и живот. Мозги отказывались работать и трезво смотреть на происходящее.
– Блин, – волновался Петеля, – не успеем же, хоть посмотреть, что ли, – в руках он уже вертел мятую упаковку с презервативами, вытянутую из заднего кармана джинсов.
– Нахрен тебе эта дура? Визжит, как недорезанная, – начал возмущаться Олег, – я тебе сегодня таких телок подгоню, – он причмокнул, – такие они, ух! Огонь! И вроде безотказные. Я с ними уже почти договорился.
– Ну все равно, пойдем хоть, посмотрим, – настаивал Петеля, горя глазами.
– Да ты маньяк, – покачал головой Олег, – я всегда знал, что ты просто маньяк. Ну хрен с тобой, пойдем, позырим. Но только издалека, и потом обратно сразу, понял? Чего пацану мешать…
– Ага! – с радостью отозвался Петеля и заспешил в сторону парка.
– Пойдем, Паха, – позвал Олег Пашку, – чего стоять, в натуре, хоть взглянем.
Пашка отрицательно помотал головой, но ноги сами понесли его туда же, в темноту. Олег шел впереди, Петеля уже скрылся. Пашка перебирал ногами, не понимая, зачем он туда идет и что хочет там увидеть. Но все-таки шел.
В стороне от Дома Культуры начинался городской парк. Днем там было действительно красиво и парк собирал множество гуляющих. Ночью же здесь не горело ни одного фонаря по причине летней экономии, и немногие желали прогуливаться в полной темноте, не видя собственных ног. К тому же репутация ночного парка была не на высоте.
Гулкие звуки дискотеки отдалились, остались позади. Зашуршала трава под ногами, затем гравий. В практически полной тишине вновь послышался знакомый плач.
Олег пошел на звук, увлекая за собой Пашку на нетвердых ногах. Отойдя немного в сторону от дорожки, усыпанной гравием, парни наткнулись на Петелю. Тот стоял у последних кустов, придерживая непослушную колючую ветку и с вожделением высунув язык.
– Тихо, – хриплым шепотом сказал он подошедшим и ткнул подрагивающим пальцем вперед, – готова, визжалка.
Олег и Пашка уставились на открывшуюся картину.
В центре небольшой лужайки, со всех сторон окруженной кустами акации, Гоблин большим нескладным телом навис над Иванкой. Опираясь на вытянутые руки, он мерно двигался. Иванка лежала под ним, широко раскинув согнутые в коленях худенькие ноги. Юбка высоко задрана, в стороне белеют на черной ночной траве сорванные трусики, а окончательно разорванная блузка полностью открывает крупную для такого небольшого тела грудь, что мерно колыхалась сейчас в такт толчкам Гоблина. Лица не было видно, лишь бледное пятно на фоне ночной травы.
Некоторое время слышно было только тяжелое возбужденное дыхание Гоблина и тихий плач.
– Сергей, не надо, – произнесла она тихо сквозь слезы, и вскрикнула от боли, когда в ответ Гоблин зарычал и начал еще сильнее вталкивать себя, с каким-то садистским наслаждением ожесточенно насилуя свою бывшую одноклассницу.
Ну да, Гоблина действительно зовут Сергеем. Только что вот не звал его так никто. Наверное, даже родители.
Пашку шатнуло в сторону лужайки, но Олег предупредительно схватил его за руку.
– Ты куда? – удивленно спросил.
Пашка замотал головой, его замутило. Поспешно развернувшись и отойдя в сторону, он выблевал все выпитое за вечер пиво.
