скачать книгу бесплатно
Рехан. Цена предательства
Евгений Кенин
Вчерашний спортсмен, молодой боец спецназа в череде роковых событий оказывается сначала в плену, а затем и вовсе на стороне тех, против кого воевал. Что это – расплата за неоправданные, непродуманные поступки, продиктованные слабостью? Или же мистическая нить случайностей, ведущая Воина по своему Пути? Книга содержит нецензурную брань.
Рехан
Цена предательства
Евгений Кенин
© Евгений Кенин, 2023
ISBN 978-5-4496-8367-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Евгений Кенин
РЕХАн. Цена предательства
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
На этой стороне
***
Перед глазами проплыло бледное девичье лицо, на мгновение застлав раскалённую мушку, мелькающую в прорези целика. Видение было настолько неожиданным, а лицо настолько знакомым, что Пашка вздрогнул и дёрнулся. Прицел, ловящий очередную движущуюся точку в ущелье, сбился. Ставшие неверными руки послали короткую очередь куда-то в сторону. Безотказный АКС, возмутившись и выплюнув последние патроны из магазина, вообще замолк.
Чертыхнулся и быстро сполз с насыпи. Увлёкшись, он подполз слишком высоко на холмике траншеи и мог представлять собой замечательную мишень для любого удачливого стрелка снизу. Не стоило так уж беспечно…
Внезапно лицо вновь всплыло перед его взором. От неожиданности он вжался спиной в земляную насыпь, отчего за шиворот заношенного камуфляжа посыпались мелкие крошки сухой земли. Только что рукой не закрылся от посетившего его призрака.
На худеньком, почти прозрачном лице ярко выделялись глаза – всё те же, живые, удивительного оттенка синие глаза, серьёзно, очень внимательно вглядывающиеся в самую глубь Пашкиной души. И видели они всё, каждую его мысль, легко считывали мятущиеся внутри живого тела эмоции.
Засевшие в ущелье боевики, завязавшие с самого рассвета эту перестрелку, пока ничем особенным в военном искусстве не поражали. Размеренная стрельба перемежалась редкими взрывами на обеих сторонах. Военный лагерь огрызался интенсивней атакующих, высокомерно поливая огнём окрестности у подножия лагеря. Самих боевиков не было видно, лишь огоньки стрелкового оружия меняли своё местоположение, да стрекот выстрелов не затихал, даже не думал прекращаться. Те наверняка знали, что большая часть армейцев в это время на высоте отсутствует со всей приданной им бронетехникой и тяжёлым вооружением, поэтому уходить не спешили.
В воздухе заметно вибрировало железо, а каждый разрыв, прозвучавший неподалёку, заставлял привычно вжиматься в землю. Очень высоко в прозрачном до синевы небе жарко насмехалось солнце над оголенными горами.
Вот так глюк от жары, голода и опасности. Помотал головой, понял наверняка, что просто почудилось.
Видение отрезвило Пашку, вывело из адреналинового состояния. Хмуро заправляя сдвоенный рожок, перемотанный изолентой, он прислушивался к почти позабытому, грызущему совесть чувству вины и бессилия.
Да, если бы он мог вернуть тот вечер обратно…
Внезапно лицо вновь всплыло перед его взором. От неожиданности он вжался спиной в земляную насыпь, отчего за шиворот заношенного камуфляжа посыпались мелкие крошки сухой земли. Только что рукой не закрылся от посетившего его призрака.
На худеньком, почти прозрачном лице ярко выделялись глаза – всё те же, живые, удивительного оттенка синие глаза, серьёзно, очень внимательно вглядывающиеся в самую глубь Пашкиной души. И видели они всё, каждую его мысль, легко считывали мятущиеся внутри живого тела эмоции.
Пашка сжал автомат так сильно, что кожа на костяшках кулаков натянулась и побелела даже сквозь въевшийся загар и замызганность. Хотел отвести взгляд – не получилось. Понял, что и не получится, бесполезно это. Собрался, вздохнул судорожно и прямо в них посмотрел, ожидая увидеть там всё, что угодно, вплоть до того моря ненависти и презрения, которые он, вне всякого сомнения, заслужил.
Правда, ничего этого в глазах у неё там не было. Вообще там, кажется, ничего не было.
Кроме бездонной глубины. И были в них ещё отблески непонятной жалости и вроде как лёгкого интереса, чему Пашка немало удивился – им уже очень давно никто не интересовался и не жалел. И даже не жалость, а нечто большее. Всё, что было в них, бездонных, так это одно лишь Сострадание, и отблеска которого не увидишь во взгляде живых.
– Слушай, – голос её почти не изменился, всё тот же тембр и девичья мелодичность. Может, стал только глубже и раздавался не в воздухе, а прямо в голове солдата, минуя уши. Не слышно было бы такого голоска за стеной автоматической трескотни и хлопков гранатомётов.
– Слушай, – сказала она, – сейчас я на твоём месте ушла бы во-он туда, – и показала глазами на ответвление окопа метрах в пятнадцати, где в это время управлялся со своим пулемётом Головастик, что-то крича в пылу боя в адрес родных противника.
И всё исчезло. В уши ворвались все звуки этой реальности, что были приглушены в последнее мгновение. Сверху от разведчиков немыслимо оглушающе грохнул СПГ*, с шуршанием посылая снаряд в сторону ущелья. Слева за кустами зеленки все так же покрывали всех и вся сержанты Первый и Третий, для своих – Толян и Шкера, перемежая перлы родного языка с автоматными очередями. Где-то в соседнем окопе всё ещё заходился в захлёбывающемся крике раненый с первого батальона, то и дело срываясь на дикий визг. Пробраться к нему не представлялось никакой возможности, для этого пришлось бы преодолевать метров тридцать открытого пространства, а самоубийц даже в группе специального назначения, славящегося своими лихими бойцами, не было.
Пашка, обладая редкостным упрямством, на этот раз без раздумий повиновался возникшей из ниоткуда девчонке. Тем более что позицию уже давно надо было менять. Подхватил РД* с патронами с земли и побежал, пригнувшись, по узкой траншее, высушенной намертво обжигающим солнцем. Ворвавшись в ответвление, где орудовал Сашка Головастик, швырнул ранец на дно окопа, добавив пыли в этот и без того пыльный день. Сел сверху. Пока есть сколько-то времени и прикрытие, надо снарядить доверху все использованные магазины. Запустил пятерню в зелёную россыпь патронов 5.45.
Горячий воздух здесь очень ощутимо пропитался пороховыми газами. Вокруг Головастика утоптанная земля под ногами была усеяна гильзами и пустыми пулемётными лентами. Повернув закопчённое лицо к Пашке, закричал, перекрывая грохот близкой стрельбы:
– Паха, ну как, а? Страшно одному стало, да?!! Без папки загрустил?!.. Иди к папке! – и заржал, жеребец, хлопнув грубой ладонью себя по ляжке.
– Пошёл ты… – привычно отбрехнулся Пашка.
И вдруг вдарило. Обжигающе горячий воздух пронёсся по траншее, обдав обоих дрожащим черным дымом. В уши нестерпимо бухнул молот, перекрывая все связи барабанных перепонок с внешним миром.
– Еть… бтыть! – орал Головастик, зажимая онемевшие уши ладонями. О полном содержании монолога Пашка мог лишь догадываться или читать по губам. Нормально так глушануло. ПКМС взрывом развернуло, и он висел на бруствере, зацепившись одними сошками за бревно, притащенное сюда бойцами для лучшего укрепления огневой точки. Пулемётчик вновь заорал что-то на своём неслышном языке, тыча пальцем в сторону, откуда прибежал Пашка, при этом тряся изумлённо головой.
Вняв жестам товарища, Пашка приподнялся с земли, глядя в сторону, куда тот указывал обожженными пальцами.
Точка, которую он оставил неполную минуту назад, была сейчас полностью разворочена. Остатки маскировочной сетки, прикрывавшие скоп для ведения стрельбы, дотлевали далеко в стороне, источая едкий дым. Сам окопчик был больше чем наполовину засыпан, а на месте бруствера, где лежал Пашка, в небольшую воронку хлопьями осыпались поднятые взрывом пыль и сорванная с ближайшего куста зеленки редкая поросль.
– Ни хрена себе! – глядя на Пашку, лыбился белыми зубами на закопчённом лице Головастик, – да ты у нас счастливчик.
Звуки стали понемногу возвращаться, и Пашка, тряхнув для верности пару раз головой, прокричал:
– Чего пальцы-то сожжены?
– Да за ствол сгоряча схватился, придурок, – доставая из пулеметной коробки новую ленту, громко, но уже спокойно произнес Головастик, – ствол раскалился… Уж которую тысячу застреливаю. Целый полк можно положить, только этих чертей не видно… По ходу, ствол придётся выкидывать нахрен… С прошлого раза пламегаситель еле отмочил в керосине…
И опять жахнуло, уже где-то сзади. Горячая волна пронеслась над Пашкой, тонко и противно свистнули над окопом осколки. Несколько с кровожадным смаком впились в насыпь и бревно, на котором всё так же стволом кверху висел Сашкин пулемет.
Только сам Сашка уже не стоял. Опустившись на колени, сжимал правое плечо левой рукой. Из-под пальцев выбивалась густая горячая кровь, насквозь пропитывая засаленный камуфляж. Боясь даже матюгнуться, чтобы от боли не потерять сознание, Головастик широко раскрытыми глазами смотрел на Пашку. В лице ни кровинки, зато из рассеченной осколком бритой головы кровь заливала ухо и шею, как будто давно мечтала вырваться на волю из жилистого спецназовского тела.
Пашка лихорадочно рванул из разгрузочного жилета МП и, разрывая зубами упаковку бинта, на карачках пополз к Головастику…
СПГ – станковый противотанковый гранатомет
РД – ранец десантника
***
Почему она в ту командировку явилась Пашке, и почему только один раз, он не знал. Задаваясь этим вопросом, перебирал десятки ситуаций, когда жизнь висела на волоске, на одной лишь случайности, когда видел уже направленный себе в голову чужой враждебный ствол или вспышку разрыва. Никогда она до этого момента не появлялась, ни намеком не выдала себя, хотя Пашка сразу понял, что она всегда могла быть рядом и могла видеть любое его движение. Может, та, с косой, не торопилась забирать Пашку к себе, и лишние предостережения были ни к чему – он не знал. Спрашивал себя и сам пожимал плечами, решая оставить все как есть.
И про ее появление никому не сказал, даже Андрюхе, даже Сашке Головастикову, которого тогда не стали отправлять в госпиталь, только заштопали в местном лазарете-палатке. Раны оказались неопасными, и Головастика оставили на высоте. В то неспокойное время, когда официально было объявлено перемирие, каждая боевая единица в группе спецназа была необходима в этих горах, как никогда.
***
Пятеро стояли на коленях, с заложенными за голову руками. Все пятеро были одеты в виды видавшую «елочку», с непокрытыми головами. И не шевелились, переводя глаза с направленных им в лицо стволов на державших оружие крепких бородачей, что обступили их плотной толпой. Заросшие щетиной мужики, обряженные в камуфляжи самого разного оттенка, обутые кто в кроссовки, кто в армейские берцы, разглядывали солдат. И от этих взглядов и этих ухмылок становилось по-настоящему нехорошо. Ничего доброго такие взгляды не предвещают.
Как мы их не заметили, тут же целая толпа… Мысли обгоняли одна другую, не давая толком испугаться. Человек пятьдесят, не меньше. У того вон, с фиксой, берцы классные – поменять бы на свои. Нет, ну надо так влипнуть… Андрюха-то чего выкобенивается, стоял бы смирно, раз уж попали…
Основная масса боевиков стояла вокруг захваченных, не приближаясь вплотную, кроме тех, кто непосредственно держал парней на мушке. Чуть поодаль совещались несколько, по всей видимости, командиров. Через какое-то время они двинулись в сторону солдат. Из этой толпы выделялись двое.
Неспешно приближаясь, они о чем-то переговаривались. На вид обоим было лет по тридцать пять. Одеты в хорошие камуфляжи турецких спецподразделений. Пашка не раз видел такие. Натовские, немецкие, английские, французские… Славно этих чертей экипируют. Впечатление, будто весь мир помогает несчастным, воюющим за «свободу» нохчам. Все крепенькое, несмотря на долгие месяцы войны, по размеру. На головах, несмотря на теплую погоду, черные вязаные шапочки с зеленой лентой по нижней кайме, над самыми бровями. Оружие – обычное, наиболее удобное и практичное для стрелка в горах – по автомату Калашникова с пристегнутым снизу подствольным гранатометом. Держали они его за угол между магазином и цевьем, захватывая большим пальцем руки затвор, отчего автомат удобно покоился в ладони, создавая продолжение руки. Держали профессионально небрежно, как люди, имеющие дело с ним ежедневно.
Первый, по всей видимости, что-то доказывал другому, сопровождая свои слова сдержанными жестами рук. Бороды говорящий не носил, но густо зарос щетиной необычного для чеченца рыжеватого цвета. Если хорошенько вглядеться, даже черные волосы, выбивающиеся из-под шапки, в лучах раннего весеннего солнца приобретали заметные рыжеватые отблески. Черные живые глаза перебегали от стоявших на коленях солдат к лицу собеседника, улавливая реакцию на свои слова. Боевик был достаточно высок, а движения выдавали скрытую силу. Впрочем, Пашке показалось, что сила эта чем-то подточена – то ли давней болезнью, то ли еще чем. Бывает, что и от черных мыслей люди доводят себя до нездорового состояния. Окидывая начальственным взором остальных боевиков, держался свободно со своим собеседником – настоящим командиром этого отряда.
Нетрудно было догадаться, что второй и есть главарь всей этой разношерстной банды. Это явствовало из того, как все замолкали и вслушивались в его редкие реплики, из манеры держаться полновластным властителем своих людей, из того, что за ним неотрывно следовали несколько самого воинственного вида чеченцев – младших командиров и телохранителей. Типичный сын гор – не самого высокого роста, крепкий и кряжистый, без намека на лишний вес, с густой иссиня-черной бородой, доползающей до самых глаз. Чем-чем, а растительностью он не был обделен – густо заросшие руки до пальцев, завитки курчавой черноты, буйно выбивавшиеся из ворота камуфляжа наружу, и даже уши густо поросли непокорными зарослями. Крупные черты лица были достаточно резки, а угрюмый взгляд черных тяжелых глаз придавал лицу зловещее выражение. Необъяснимая сила исходила от всей его приземистой фигуры, видно было, что этот человек не терпит неповиновения и привык отдавать приказы, исполняемые неукоснительно. Черный магнетический взгляд прожигал насквозь, заставлял опускать голову ниже, к земле.
Черт бы тебя побрал, думал Пашка, пряча глаза. Хрен ли ты смотришь, образина бестолковая.
Хотя на бестолкового главарь не тянул. Никак не тянул.
Остановились метрах в трех от Пашки, продолжая разговаривать. Свита вокруг едва заметно напряглась. Пашка зачем-то начал считать стволы, направленные лично в него. Вышло восемь или девять бездонных отверстий, готовых в любую секунду оборвать нелепо Пашкину и без того нелепую жизнь.
Андрюха, стоящий рядом с Пашкой, всем своим видом выказывал пренебрежение к происходящему. Сумасшедший, стой ты спокойно – мысленно кричал Пашка другу, но тот не слышал. То ли так сильно досадовал на нелепый захват, то ли действительно от отчаяния вел себя вызывающе, но его поведение только провоцировало злость бандитов, находящихся рядом. Стоящий позади Андрюхи боевик с силой упер ствол пленному в шею, заставляя стоять спокойно. Андрюха, даже держа руки на затылке, всем своим видом выражал крайнее ко всем презрение и криво улыбался.
Не глядя на говорящего, чернобородый пристально вглядывался в каждого из пленных, изредка цвыркая слюной сквозь крупную щель в передних зубах. Парочка из них – золотые. Краем глаза Пашка заметил на пальце крупный драгоценный перстень с символикой – блестящий полумесяц на черном фоне. Рыжебородый говорил, черный изредка резко отвечал ему. Недовольный голос больше напоминал карканье. Он и был чем-то похож на ворона, этот полевой командир – на крупного, носатого вожака стаи, завоевавшего свое законное место в жестоких драках с сородичами.
Внезапно что-то насторожило его. Заинтересованный взгляд приковался к одному из пленных. Скосив глаза в ту сторону, Пашка чуть не застонал – главарь уставился на Андрюхину грудь. Хищная ухмылка раздвинула бороду, показав крупные желтые зубы.
На тонком, выточенном из портупеи ремешке висел жетон группы специального назначения, строго поблескивая под лучами солнца.
Еще пару месяцев тому назад Андрюха и Пашка считались не худшими бойцами этой группы, пока за проступок, граничащий с уголовным преступлением, их не перевели в простые солдаты – мотострелки пятой, самой невзрачной роты в полку. При списании свои жетоны они так и не отдали, предпочтя наказание от офицеров группы и недельное сидение в курилке, пристегнутыми наручниками к батарее. Призыва они были одного и держались все время вместе – Васильев Андрюха, Пашка и Саня Головастиков, прозванный Головастиком за созвучную фамилию и большую («умную!..» – смеялся Андрей) голову. Конечно, сейчас Сани с ними не было.
У Пашки был такой же – строгий металлический жетон с выгравированной на нем звериной пастью и эмблемой спецназа. На обороте – Пашкины данные. Он, понятное дело, чрезвычайно гордился им. Шутка ли – выстраданный жетон был в буквальном смысле этого слова полит потом и кровью. Его не получали просто так – на него сдавали зачет. Строжайшие, жесткие нормативы, которые длились по полдня. И выдавал принадлежность парней к одному из самых элитных армейских подразделений. Чтобы получить этот знак отличия, было необходимо после определенного времени нахождения в группе пройти сдачу на него, немногим уступающую культовому событию – сдаче на краповый берет, что проходила чуть позже.
При спешном уходе с высоты, больше напоминающем бегство, Пашка оставил свой жетон в вещмешке, о чем жалел всю дорогу.
И вот именно теперь эта штука привлекла самое пристальное внимание главаря. Мягкой поступью, смахивающей на поступь голодного тигра, командир двинулся к Андрюхе. Оказавшегося на пути Пашку один из сопровождающих ударил ногой в грудь, отчего тот свалился назад. Тут же, понукаемый пинками и грубыми окриками, был вынужден снова встать на колени. Но уже чуть позади Андрея и стоящего перед ним полевого командира с вооруженной до зубов свитой.
Начальник зеленки, как окрестил его про себя Пашка, стволом автомата раздвинул лацканы порванного кителя и мерзко оскалился, прищурившись. Сейчас его видно достаточно близко, чтобы разглядеть грязноватого цвета зубы, серого оттенка кожу с мелкими рытвинами оспин. Борода, и та растет у него не гладко и не завитушками, а какими-то странными густыми клоками. Мясистые пальцы с неровными ногтями радостно поскребли по рубчатой поверхности рукоятки АКСа, вызвав у Пашки нехорошие мурашки по спине.
Не отводя гипнотизирующего взгляда от Андрюхи, что-то сказал рыжебородому. Тот выискал глазами молодого быкообразного охранника, крикнул ему приказным тоном. Молодой поспешно наклонился над Андреем и одним движением сорвал с него жетон. Стоящему сзади Пашке хорошо видно, как прочный кожаный ремешок оставил на шее багровую, с капиллярными точками полосу.
Андрюха, не обращая внимания на грозящую ему опасность, попытался вскочить и выхватить у молодого свой жетон. И сразу же получил за это от второго, пожилого уже охранника прикладом в голову. От сильного резкого удара Андрюху снесло вниз – снова на скудную примятую траву. Короткий ежик волос тут же окрасился красным. Мотнув окровавленной головой, солдат попытался снова поставить себя на ноги, но черный, усатый, как жук, охранник был начеку. Ударил не жалеючи – носком жесткого берца прямо в зубы. От удара что-то противно чавкнуло и Андрей, как подкошенный, снова рухнул в траву.
На помощь усатому пришли сразу несколько наемников. Весело хохоча, принялись пинать лежащего. Тем временем командир с рыжебородым отошли в сторону, не мешая своим подчиненным глумиться над жертвой.
Пашка дернулся было к Андрюхе, но тут остальные, желающие поучаствовать в забаве, принялись с гиканьем избивать остальных, рядом стоящих солдат. От неожиданного удара ботинком в незащищенный бок Пашка, не сдержав вскрика, повалился на землю. Сразу вслед за первым последовал удар в голову чем-то очень жестким, и на мгновение Пашка отключился.
Сквозь красноватую дымку заметил, как главарь машет рукой, и что-то кричит рыжебородый, скалясь, своим веселящимся отморозкам. Те нехотя отошли от места своего развлечения. В голове потихоньку прояснилось. Обжигающе закололо в боку, а из разбитого лба лениво выступила кровь. Поискал глазами Андрюху. Тот оказался несколько в стороне, все лицо залито кровью, но видно, что в сознании.
Сжав зубы и матерясь от боли, Васильев поднялся с земли. Жук-охранник ухватил его за шею, не давая встать. Подошли начальник зеленки со своим спутником. Рыжий неожиданно начал разговор на хорошем русском, практически без малейшего акцента в произношении:
– Не надо ругаться, сладкий, некрасиво это, – голос стал жестче, – значит, ты у нас спецназовец? – утвердительно кивнул, ожидая ответа.
– Ну… – презрительно выдавил Андрюха сквозь зубы, покрытые розовой пленкой. Сплюнул ее вместе с осколками зубов и взглянул прямо на рыжего.
– Эти… – вступил в беседу главарь, махнув клочковатой бородой на остальных парней, – тоже? Контрактники, да?
Язык у него все-таки корявый, несмотря на тщательно проговариваемые русские слова.
– Нет, не тоже, – мотнул солдат головой. Попытался вытереть набегающую кровь, что обтекала ручейком брови и набегала на глаза, – я один. Эти – гансы просто. Солдаты… – и с неприкрытой ненавистью обвел взглядом бандитов.
– Ай, зачем врешь? – почти доброжелательно воскликнул рыжий, – скажите сразу, что вы все спецназовцы, вы все на задании. Так ведь?.. – убедительно кивнул он, обращаясь к остальным, – разведка, полковая, небось?
– Нет-нет, – поспешил разъяснить обстановку Толик. Пашка знал о нем не так уж много, для него это был просто плотный, коренастый солдат первого года службы, – мы сбежали из части, просто сбежали, с передовой… Да, прапорщика грохнули, оружие взяли, пожрать – и в горы… Достал он нас, урод, пристрелили. Вы уж поверьте нам, мы правду говорим.
Говоря, Толик заискивающе заглядывал в глаза обоим допрашивающим.
Андрюха демонстративно сплюнул красным на землю.
– Какого еще прапорщика? – рыжебородый удивленно поднял брови, на этот раз поворачиваясь к Пашке. Понимая, что от него ждут ответа, он все-таки не смог поднять головы и ответить. Так и стоял, тупо уставившись в землю, пока голос не подал стоящий рядом Виталя. Тощий, замученный службой «черпак» был одного года с Адрияновым, оба служили в злополучной пятой роте. Сейчас Виталя придерживал свернутый нос рукой и тяжело дышал через рот, задрав кверху голову.
– Прапорщика сверхсрочной службы Батманова, пятой мотострелковой роты, – отрапортовал Виталя рыжему. Указал подбородком на Толика, – он правильно говорит. Мы прапора вниз отвели, в ущелье, там и расстреляли… Сами третий день идем, здесь вот, подальше уйти хотели…
Говорить Витале трудно, он буквально захлебывался в крови, обильно хлещущей из разбитого носа.
– Куда? – встревает главарь.
– А хрен его знает, куда. Все равно куда, – почти равнодушно ответил парень, хлюпая носом, – после всего-то…
– А спецназовец с вами откуда? – вкрадчиво допытывался рыжий.
Виталя пожимает плечами:
– Его два месяца назад перевели к нам. Чего-то напортачил он там, вот его и перевели.
Тут он бросил взгляд на молча стоящего Пашку.
Пашка невольно опустил голову еще ниже. Сдаст ведь, скотина, пробежала внутри испуганной мышью мыслишка. Но Виталя промолчал, отводя взгляд.
Показалось, или нет, что этот мимолетный нечаянный взгляд не укрылся от хищных глаз главаря?..
– Правда все это? – помощник командира подошел к Адрияну, молчаливому чернобровому парню. С виду Адрияну досталось меньше, нежели остальным, возможно, оттого, что тот стоял позади всех. Сколько Пашка помнил Адрияна, тот всегда почему-то оказывался позади всех.
Рядовой пятой МСР Адриянов кивнул головой, но такой ответ рыжего не устроил. Мощно пнул солдата в грудь и повторил свой вопрос.
– Да-да, правда! – поспешил на этот раз Адриян, стараясь отодвинуться, отползти от чеченца подальше.
– Значит, так у вас все?.. М-да, – протянул рыжебородый и вернулся к Андрюхе, – ничего добавить не желаешь?
– Не желаю, – Андрюха продолжал сплевывать кровь.
