Могильный переплёт

– У тебя голова не гудит? – спросил я.

Механик отошёл в сторону с приложенным к уху мобильником. Пабло паковал камеру в сумку.

– Немного, – ответил он и тут же догадался, к чему я это спросил. – Полагаешь, мы сейчас в том самом полусне?

Я пожал плечами и вытер пот с шеи. Такое ощущение, что солнце припекало даже в тени. Несмотря на жару, мне неимоверно хотелось есть. Насчёт Пабло я не сомневался – он хотел есть всегда.

– Порядок, Макс купит провода и сразу выедет, – сказал вернувшийся механик. – Всё займет часа два-три. А пока можете покурить.

Он протянул руку подобно попрошайке. Очевидно, для ключей.

– Отлично, – проговорил я и отдал ключи. В этом-то ничего отличного я не видел. Не привык доверять машины таким спецам, но в этот раз выбирать не приходилось. – Где здесь можно перекусить?

– Спускаетесь по этой улице вниз. – Он показал направление. – Справа увидите вывеску «Кафе». Там готовят очень вкусные пельмени и борщи. Скажите им, что вы от Лютого. И да, оставьте мне свой номер.

– Спасибо за информацию.

Я достал из машины бумажник и документы. Продиктовал Лютому номер.

– Камеру я возьму с собой, – сказал Пабло и перекинул сумку через плечо.

Длины ремня едва хватало, чтобы обхватить его шарообразное тело. Я лишь кивнул, не видя причин возражать. О том, как Пабло нянчится со своей аппаратурой, знал не понаслышке и не первый год.

Толпа сбежавшихся на пожар зевак постепенно разбрелась. Мы тоже последовали их примеру. Заведение с простым и лаконичным названием «Кафе» мы нашли без труда. Пропустить его было нельзя хотя бы из-за запаха, доносившегося даже до противоположной стороны улицы.

– Чёрт, тут нет кондиционера! – громко рявкнул Пабло, когда мы вошли внутрь.

Интерьер кафе был выполнен в стиле классической избушки – небольшой уютный зал, стены, столы и стулья – из светлого дерева. До слуха донёсся звук работающего телевизора. Народ отсутствовал. Даже персонал появился не сразу, да и то, скорее всего, лишь на громкое замечание моего напарника.

– Добрый день, – поздоровалась симпатичная девушка с заплаканными глазами и потёкшим вследствие этого макияжем. Однако голос её звучал ровно и спокойно.

– Какой уж добрый, у вас церковь сгорела, есть жертва, – продолжил бурчать Пабло. Я жестом пресёк его тираду.

– Здравствуйте, – поздоровался я и дружелюбно улыбнулся. – Господин Лютый нам сказал, что вы готовите отменный борщ…

– И пельмени, – вставил оператор и тут же принялся делать заказ. – Я буду пельмени. С майонезом, кетчупом и чёрным перцем. Да, и ещё карри добавьте.

Он уже собирался отойти от стойки и сесть за стол, но на полпути развернулся и добавил:

– Двойную порцию. И литр минералки «Нарзан».

– Хорошо. – Девушка записала заказ и, не поднимая глаз, спросила у меня. – Вы будете борщ?

– Да, со сметаной. И одну порцию пельменей, тоже со сметаной.

Я сел возле Пабло. Тот перебирал зубочистки. По толстой короткой шее текли сочные капли пота.

– Мне кажется, с нами творится какая-то чертовщина, – сказал я и взял салфетку, чтобы протереть лицо.

– Поездка сюда – и есть чертовщина, – буркнул Пабло.

– Я не о том! – Мне начинала надоедать его словесная суета. – Происходят действительно странные вещи. Пожар, на который старче поехал как на бесплатное представление… Вообще он вёл себя очень странно. – Я вспомнил его манеру говорить и отсутствующий взгляд. – Потом позвонила Ксюша и сказала, что между нами всё кончено. Без объяснения причин.

– На её месте я бы давно так поступил.

– Да пошёл ты! – не выдержал я и повысил голос до нехарактерных для себя октав. – Это совсем не в её стиле. Если бы она и решила со мной порвать, то рассказала бы во всех подробностях, почему. Она во время каждой ссоры указывает мне на мои косяки. Как котёнка тыкают носом в то место, где не положено гадить, а он нагадил.

– И что? Значит, в этот раз дерьма оказалось так много, что дрессировку она посчитала бесполезной тратой времени. – Пабло ухмыльнулся от своей шутки.

– Ничего подобного. У нас всё было хорошо в последнее время. Я не видел даже намёков на проблемы в отношениях.

– Если ты их не видел, это не значит, что их не было, – блеснул Пабло уцелевшими знаниями по философии. Вторая его мысль оказалась не менее мудрой: – Попробуй позвонить её маме.

Я оживился и потянулся за смартфоном:

– А это идея! Как я сразу не догадался.

Пошли длинные гудки. Пять, восемь, десять.

– Не снимает. – Я вновь поник и вернулся к насущным проблемам. – Ладно, с Ксюшей может быть отдельная история, но что ты скажешь насчёт перерезанных проводов? Кто это мог сделать, дети?

Я и сам понимал абсурдность такой мысли. Просто кроме них я никого не видел около машины. А бросал взгляды на неё я частенько. Мало ли любопытных деревенских дураков.

– Ага, Дед Мороз. – Пабло придерживался такого же мнения насчёт детей. – Ты уверен, что закрыл авто, когда приехал на пожар? Мог в суматохе и забыть.

– Я точно ставил на сигнализацию. Если кто-то и проник под капот, то ему пришлось бы сначала её отключить, а потом включить. Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

Пабло задумался и хоть что-то в его действиях меня обрадовало.

– А не мог он перерезать эти чёртовы провода снизу, из-под машины? – спросил он.

В вопросах устройства автомобиля мой напарник был ещё большим профаном, чем я.

– Нет, только если он не превратился в мышь.

– Хм, хрен тогда знает.

Я лихорадочно перебирал любые возможные варианты, один хлеще другого, пока размышления предсказуемо не привели меня к пресловутому препарату для полусна.

– Думаю, в этом нечистом деле не обошлось без влияния «Слипинцвейга». Возможно, мы что-то упустили из вида. – Я тщетно старался вспомнить трущихся возле меня людей из толпы. – Если предположить, что кто-то мог незаметно вытащить ключи из моего кармана и так же незаметно вернуть…

Я не стал заканчивать фразу по двум причинам. Первая: в этот самый момент подошла официантка с глубокой тарелкой борща. Вторая: я решил, что и так всё понятно.

– Да, у тебя украли ключи, чтобы перерезать провода, – заключил Пабло с утиной ухмылкой – неотъемлемым атрибутом проявления его природного скепсиса. – Возникает главный вопрос – зачем? Забавы ради?

– Чтобы задержать нас в Изнанке, – проговорил я и почему-то ощутил пробежавший по спине холодок.

– Мы хоть и звёзды для местного населения, но это уж проявление какого-то нездорового фанатизма.

Я размешал белую сметану в красном борще. Получилась жижа неопредёленного цвета. Мне казалось, что точно так же мы сами размешивались в некой ирреальности происходящего.

– Сомневаюсь, что мы столкнулись с проявлением фанатизма к нашим персонам, – деликатно отмёл я эту версию.

Хотя в ту секунду мне вспомнились прямолинейные деревенские барышни, неприлично открытым текстом предлагающие себя для съёмок в горячем домашнем видео. Их с уверенностью можно было обвинить в безнравственности, но представить их крадущими у меня ключи и перерезающими высоковольтные провода под капотом «инфинити» мне было тяжело.

– У меня нет версий, Вадя, – признался Пабло. – Я лишь хочу поскорее уехать из этой дыры. Не будь ты моим другом и напарником, так бы и сделал.

О, как великодушно.

Девушка с потёкшим макияжем принесла нам ароматно дымящиеся пельмени. Моя порция показалась слишком большой, что уж говорить о двойной порции Пабло. Но по блеску глаз и возбуждённому потиранию пухлых ладоней я понял, что возможна и добавка.

– Ел бы ты помедленнее, – посоветовал я, видя, как напарник уметает один пельмень за другим. Мне казалось, он их даже не прожёвывал. – Пожар закончился, куда ты так спешишь?

Пабло проворчал что-то с набитым ртом.

– Не понял.

Он повторил, и мне показалось, речь шла про дикий голод. Как ни парадоксально, я и сам с трудом сдерживал себя, стараясь не наброситься на еду подобно варвару. Такого аппетита у меня давно не наблюдалось. И с чего бы вдруг? Неужели очередные побочные эффекты «Слипинцвейга»? С первой же секунды приёма пилюли я уже раз двадцать успел пожалеть о содеянном. Стоило сначала собрать побольше информации, а мы поступили как стереотипные персонажи американского фильма ужасов – тупо и необдуманно. Я старался списать всё на врождённый инстинкт журналиста. Если хочешь сделать качественный материал, ты должен находиться в самой гуще событий, в эпицентре.

Оказались, Вадим Витальевич, можете гордиться собой и своей работой.

Как я и предположил, еды нам не хватило. Мы заказали ещё по порции драников с мясом цыплёнка. Я попросил чашку чёрного кофе без сахара. И как можно скорее. Чувствовал, что вновь начинает клонить в сон.

– Что же с нами происходит?

Я попытался взбодриться и по-собачьи встряхнул головой. Пабло уже сопел, откинувшись на спинку стула. И что меня дико поразило – он делал это с открытыми глазами.

– Ты спишь? – спросил я. Оператор молчал, устремлённый в пустоту взгляд застыл как на картине. – Ну и дела.

Я взглянул на часы – только полвторого, снабженца ждать не меньше полутора часов. Передо мной появилась чашка кофе, и я не видел, как её принесли. Я заворожено уставился на чёрную дыру в столе. Она испускала пар и гипнотизировала бездонной глубиной. Но я понимал, что у всякой чашки, как и у любого человека, есть дно, просто иногда мы его не видим, из-за чего может показаться, что перед нами целая бескрайняя Вселенная, неизведанный загадочный мир. Хотя на деле это всего лишь крохотная частичка бытия. Многие люди столь же ничтожны по объёму в масштабах космоса, как и чашка кофе.

Кажется, я увлёкся. Черная дыра поглотила меня, бережно и аккуратно.

21 июня

Петух надрывал гортань на совесть, словно участвовал в петушином конкурсе народных исполнителей. Мне захотелось его ощипать и сварить суп. Потом залаяла собака, я не выдержал и открыл глаза. Незнакомую комнату заливал яркий солнечный свет, пробиваясь сквозь небрежно отвешенные шторы. Я лежал на диване, ноги запутались в простыне и пододеяльнике, подушка наполовину выбилась из наволочки. Мне не потребовалось уймы времени, чтобы понять – я не помню, где я и как здесь оказался.

Определённо, это был сельский дом. Я привстал на локти и осмотрелся. Напротив стоял шкаф с сервантом и книжными полками. Справа – кресло с разбросанными на его спинке и подлокотниках вещами. Среди них я узнал и свои белые штаны. Рубашка валялась и вовсе на полу. За креслом находился журнальный столик, заваленный газетами и переполненными шелухой от семечек кружками. Вполне приличный по деревенским меркам телевизор с плоским экраном и солидной диагональю.

Я не без труда встал, натянул штаны и, покачиваясь, подошёл к окну. Растущие деревья заслоняли обзор, мне удалось разглядеть лишь часть забетонированной дороги и собачью будку. В этот момент за спиной прозвучал до боли знакомый голос. Нет, голосок:

– Уже проснулся, городской плохишь?

Я застыл в полуобороте. Мне показалось, неловкое молчание в ту секунду не смели нарушать ни петухи, ни собаки. Пухлая девица с румяными щеками и светлыми волосами, собранными в пучок, смотрела на меня с заигрывающей улыбкой. Я узнал её за долю секунды до того, как обернулся. Птичью трель, выступающую в роле голоса, забыть было сложно. Мне стало не по себе.

– Вы кто? – выдавил я, ощущая себя добропорядочным классическим кретином.

Барышня замотала головой и начала разбирать вещи на кресле:

– А ведь говорила тебе не пить столько. От козьего молока отказался. Конечно, лучше хлебать вино и пиво.

Я решил не усугублять своё положение, а просто подобрал рубашку, надел и зашагал к выходу.

– Куда пошёл? – Вопрос прилетел мне в спину как стрела с ядовитым наконечником. – Завтракать что будешь?

– А что есть?

– Каша, омлет, молоко, сырники, – перечислила девушка.

– Мне хватит омлета, – бросил я и вышел в соседнюю комнату, оказавшуюся зимней кухней.

В углу висел рукомойник. Я умыл лицо, прочистил глаза и уши в надежде, что эта незамысловатая утренняя процедура пробудит мою канувшую в летаргический сон память. Не пробудила.

За массивной дверью, ведущей, надо понимать, на веранду или прямиком на улицу, я услышал смех и знакомый баритон:

– Вы доите коров, а начальство доит нас, если мы не предоставляем материал вовремя, поэтому… – Пабло не закончил безвкусное метафорическое сравнение, завидев меня на пороге веранды.

Он сидел в окружении двух барышень. По их довольным лицам я понял, что беседа с моим напарником им явно приходилась по душе.

– Как спалось, Вадя? – спросил Пабло. – Согласись, из-за свежего воздуха тут охрененный сон. Жмурики на кладбищах спят, наверно, не так крепко!

Девицы засмеялись, но я находился не в том состоянии, чтобы веселиться.

– Можно тебя на пару минут? – бросил я, отыскал на полу бежевые мокасины и вышел на улицу.

– Доброе утро, – поздоровался со мной дед в военной рубашке. Он нёс в дом из огорода два алюминиевых ведра с водой.

– Доброе утро, – ответил я и спустился с крыльца. – Позвольте помочь.

Уважение к старшим я не растерял. Привычки продолжали работать как часы. Поставив вёдра, я вернулся на улицу, где меня поджидал Пабло. Я оттащил его подальше от крыльца и ненужных ушей.

– Что происходит? – шёпотом на грани голоса спросил я.

– Ты о чём?

Удивление Пабло мне не понравилось. Оно означало лишь то, что с его памятью таких проблем не случилось.

– Я ничего не помню с того момента, как мы обедали в кафе, – пояснил я.

Оператор напрягся, вспоминая упомянутый мной эпизод.

– Ты про вчерашний день что ли?

– Ну, если сейчас утро, стало быть, приехали мы вчера, – рассудил я. – Но у меня вылетело из головы всё после кафе.

– Ну ты даёшь, Вадя. Ты это… себя хорошо чувствуешь?

Замечательно! – хотелось крикнуть мне. Ни одного обрывка воспоминаний, будто кто-то смонтировал мою память на свой режиссёрский лад. Физически – да, я ощущал себя бодрым, выспавшимся и полным сил. Никаких недугов. Даже голова не гудела, хотя это входило в её обязанности, учитывая упомянутую пухлой барышней попойку. Возникшие противоречия я попытался объяснить Пабло как можно доступнее. В середине моей речи он пренебрежительно махнул рукой, а серьёзность на его лице удивительно быстро трансформировалась в лёгкую усмешку.

– Не парься на этот счёт, – успокоил меня он. – У тебя побочные действия от «Слипинцвейга». У меня та же фигня, но не в такой форме. Я помню всё отрывочно и смутно, как в тумане. Или во сне.

– «Слипинцвейга», – повторил я и возмутился: – Сколько же может продолжаться его действие?

– Очевидно, раз ты забыл всё, то и приёмы новых доз тоже.

Вырисовывающаяся картина нравилась мне всё меньше. Я начинал бояться возможных подробностей потерянных в пучине беспамятства часов. Мы поселились у деревенских барышень в хате, пьянствовали, за каким-то чёртом принимали сомнительные в природе своего действия пилюли для полусна. Что ещё мы могли делать?

Собственно, такой вопрос я и задал, как только морально подготовил себя услышать что-то невероятное. Но ничего невероятного я не услышал. Во всяком случае, учитывая обстоятельства.

– Ну, после кафе мы встретились с Лидой, Валей и Тоней, – начал рассказывать Пабло. Боже, ну и имена! – Лютый быстро починил «инфинити», мы немного покатались по деревне, потом они позвали нас к себе. В баню… – Он замялся, и я сразу понял, что было дальше. Но предпочёл услышать наверняка.

– Так, и что? У нас с ними случился интим?

Оператор не выдержал и брызнул смехом, пачкая слюной подбородок. Прямо как пятилетний мальчик, случайно услышавший в разговоре взрослых слово «пиписька».

– Ну ты, блин, юморист-литератор! Интим. Мы жахали этих деревенских сочных баб часа три, а они всё просили добавки! – Пабло продолжал смеяться. Мне показалось, он терял контроль над разумом, но пока я предпочитал не перебивать. – В перерывах между сессиями траха мы пили вино из их погреба, ели крольчатину и принимали «Слипинцвейг». Это было потрясно, хоть я почти ни черта и не помню.

Поражали не события, а тот положительно заряженный эмоциональный настрой, с которым мой напарник про них рассказывал. Да, пай-мальчиком он и близко не был, но и безумцем тоже. Зависнуть на ночь в деревенской заводи с местной флоро-фауной и пичкать себя пилюлями для полусна – перебор даже для Пабло. А как я оказался вовлечён в подобную катавасию, ума не приложу. Скорее всего, это время я им (умом) не пользовался. Вот он и не работал за ненадобностью. Сомнений в том, что виной всему «Слипинцвейг», у меня не осталось. Я радовался, что его действие, наконец, закончилось. Теперь стоило поблагодарить гостеприимных девушек и отчалить как можно скорее. Я машинально похлопал себя по карманам, осматривая широкий двор. Повсюду вольготно гуляли курицы.

– Где FX? – спросил я.

Пабло разом помрачнел и потупил взгляд. Ох уж недобрый знак, тревожно отметил я.

– Лютый сказал, что всё сделает, как на заводе.

Я не сдержался, чувствуя, как начали трястись и покрываться потом руки:

– Что с тачкой??

– Я ни при чём! – У Пабло сработала защитная реакция: он скривил злое лицо и выставил вперёд короткие толстые ручищи. – За рулём сидел ты. И в дерево врезался тоже ты! Шумахер хренов.

– В дерево? – глупо переспросил я.

Как такое могло случиться, ведь это же я! Возможно, в устройстве автомобилей я и не разбирался, как опытный автомеханик, но отменным умением управлять ими меня наделил сам Господь. Это ещё подметил инструктор в автошколе. За рулём я ощущал себя лучше, чем рыба в воде.

Но я быстро сообразил, что последние сутки моим телом, скорее всего, управлял не мозг, а пилюли. Всё вставало на свои места, но с приходом понимания обида никуда не ушла.

– Насколько серьёзны повреждения?

Первоначально меня интересовали именно они, а не обстоятельства происшествия.

– Существенны, – многозначительно сказал Пабло. Но поспешил в очередной раз утешить меня: – Ты не парься, Лютый сказал, всё починит. Главное, никто не пострадал в итоге.

Хоть в этом он прав. Бог с ней, с машиной – кусок дорогостоящего железа, не более. Страшно представить, если бы я кого-нибудь экспромтом отправил на тот свет.

– Спокойствие, Вадим Витальевич, всё под контролем, – проговорил я вполголоса, усилием воли подавляя разрывающее меня изнутри негодование.

Однако ноги непослушно перемещали тело туда-сюда по крохотному пятачку напротив крыльца. Я по-прежнему не находил себе места. Пабло стоял со скучающим видом. Я вновь похлопал себя по карманам.

– Так, а где айфон?

Оператор изобразил неподдельное удивление и замотал головой:

– А вот о нём меня можешь не спрашивать. Я понятия не имею. Свою трубу тоже найти не могу. Благо, хоть камера цела.

Я тяжело вздохнул. Мне казалось, мы двигались по спирали, которая закручивалась всё глубже и глубже.

– Где автосервис Лютого? – спросил я.

– Тут где-то недалеко. – Пабло пощелкал пальцами. – Напротив коровьего озера. У баб надо спросить.

Словно почувствовав, что в них появилась надобность, одна из барышень (среднеупитанной комплекции), вышла на крыльцо и упёрла руки в бока.

– Хватит шептаться, голубки. Завтрак стынет.

Знали бы вы, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы отказаться от завтрака и отлучиться до автосервиса. Потребовалось всё природное красноречие. В итоге мы с Тоней (так звали мою условную кураторшу) пришли к компромиссу – я взял с собой в пакете три сырника с клятвенным обещанием съесть их в пути, а по возвращении обязан был приговорить двойную порцию овсяной каши. Только на таких условиях меня выпустили за пределы двора. И показали куда идти. «Всё время прямо, потом справа в ста метрах увидишь небольшое озеро, спустишься по склону к нему и найдёшь там гараж Лютого».

***

От сырников я избавился сразу, едва оказавшись на свободе. Нарушил клятву, так как выбросил их в кусты. Шагая по безлюдной грунтовой улице, я поймал себя на мысли, что всё происходящее попахивает дурным сном. Уж я-то знаю, каким неприятным душком отдают дурные сны.

В конце прошлого года мы с Ксюшей перевели наши отношения на новый уровень – стали жить вместе, сняв двухкомнатную квартиру в центре города в новом доме. Ощущение полной независимости и самостоятельности целиком окупало дополнительную статью расходов на съём жилья. С ипотекой я не хотел спешить. По крайней мере, до потенциальной свадьбы. А до неё стоило испытать наши отношения фактором, во многих случаях их разрушающим – бытом.

Однако испытаниям в тот период подвергались скорее не наши отношения, а моя психика. И девушка в этом процессе не принимала никакого участия. Меня замучили кошмары. Вообще я от природы человек впечатлительный, вы не найдёте в списке моих любимых занятий просмотр фильма ужасов на ночь или непременное посещение комнаты страха на курорте. Хотя работа журналистом постепенно понижала градус моей впечатлительности. Как говорила Ксюша, «работа превращает меня из милого романтика в заурядного циника». Возможно, она права.

Поначалу я списывал снящуюся мне ахинею на эмоциональное перенапряжение на работе. Какое-то время старался слушать исключительно приятную и спокойную музыку, читать лёгкие романы вместо газет и смотреть комедии вместо выпусков новостей. Не помогало. Стабильно две-три ночи в неделю я просыпался в холодном поту, а порой и в сопровождении леденящего кровь крика. Причём, кровь леденела не только у меня и у Ксюши, но и у соседей.

Однажды во сне я сбил на дороге китайца. Бедолага был жив, когда я вышел, и что-то бормотал на своём родном. Трассу окутала ночь, фонари, как обычно, горели через один, а то и два. Кругом ни души. Не знаю, что мною двигало, но вместо того, чтобы вызвать «скорую» и ДАИ, я вытащил длинный охотничий нож (отродясь не имел таких «игрушек») и зарезал азиата под аккомпанемент классической музыки, доносящейся из открытого салона авто (которую, так же, отродясь не слушал). Тело погрузил в багажник «инфинити», спокойно поехал домой и лёг спать. А среди ночи проснулся от той мысли, что не избавился от трупа. И бормочу в полусне: «у меня в багажнике мёртвый китаец». Представьте реакцию Ксюши.

В другой раз мне приснилось, что нас заливают соседи сверху. Я проснулся, смотрю на зеркальный потолок, а с него течёт вода и капает на нас. Присмотрелся в отражение и застыл, ощущая, как кровь норовит пробить височную артерию: рядом со мной лежала не девушка, а какое-то убогое существо с длинными ветвящимися конечностями. Одна из них легла мне на грудь. Я закричал. Ксюша проснулась, включила свет, а я всё пялился в потолок. Только не видел ни воды, ни сюрреалистичного отражения. Очередной кошмар.

А буквально неделю назад мне приснилось, что прямо посреди нашей комнаты выросло огромное дерево. Это был клён, его стройный истекающий смолой ствол уходил высоко в небо сквозь исчезнувшие потолки дома. Из открытого балкона дул ветер, дерево величественно раскачивалось, издавая при этом жуткий звук, едва ли не вопль, растворяющийся в сухом шелесте листвы. Оно будто хотело мне что-то сказать, но не могло. А потом сверху посыпались жёлтые листья с острыми, как у клинков, краями. Они впивались в моё тело, наполняя его тяжестью. У меня не получалось встать и даже закричать. В тот раз меня разбудила Ксюша. Она почувствовала, что я весь дрожал, как перетянутый канат. Мои глаза были открыты и залиты слезами. Соленые капли растеклись по скулам и подушке. Я бормотал в бреду: «Почему ты ушла от меня?». Она погладила меня по щеке и прошептала: «Я здесь, милый». Наутро я с трудом поднялся. Даже после убийственной тренировки в тренажёрном зале тело никогда так не болело.

Чёртовы деревья. Картинка сна шла прямиком из прошлого. Наше первое свидание с Ксюшей случилось в городском парке. Дул сильный порывистый ветер, из-за чего шелест листвы заглушал мои робкие комплименты и признания. Я был так влюблён и боялся опростоволоситься, что перестал быть самоуверенным Тошиным. А деревья точно издевались надо мной, наблюдая с высоты.

Погрузившись в воспоминания, я не сразу заметил, как оказался возле коровьего озера. Стадо как раз устроило водопой, одновременно опорожняясь в прибрежные воды. Скучающий молодой пастух развалился в тени дуба, щёлкая семечки. Маленький домик с большим гаражом я нашёл быстро. Вывеска гордо гласила: «Автосервис у Лютого». В прилегающих густых зарослях громоздилась куча ржавого металлолома. Обойдя её, я зашёл в гараж.

– А, ты, – протянул знакомый механик. Он ковырялся под капотом ещё одной кучи металлолома – древнего «Москвича 408» малахитово-зелёного цвета с прогнившим кузовом. – Спиди Гонщик, копыто мне в зад!

– Здравствуйте. – Я кашлянул и демонстративно осмотрел гараж. – Как продвигается ремонт?

Лютый сплюнул и критически покачал головой: