Могильный переплёт

– Не знаю. Опиши ощущения.

– Ну… Я думал, это всё мне снится. Но ещё тогда мне показалось – уж больно реалистичный сон.

– А ты отдавал отчёт своим действиям? – спросила Алёна.

Затравкин вновь задумался. Затем выдал безрезультатный итог своих дум – молча пожал плечами, а Петро вспомнил кое-что ещё.

– Помнишь, как ты городил корову на баню про Интерпол и какого-то мексиканца?

– Серьёзно? – удивился Затравкин. – Этого не помню.

Вскоре к их обсуждению присоединилась и запоздавшая с пробуждением Света. Хотя оставалось неясно – это она запоздала или Затравкин опередил события? Света не рассказала ничего полезного. Более того, она даже не помнила факта совокупления с блюстителем правопорядка. Как итог – не слишком обрадовалась, узнав о нём.

– Почему ты меня не остановила? – гневно насела она на подругу.

– Я пыталась! Но разве тебя возможно остановить, когда речь идёт о мужиках?

Последовавшее молчание давало вполне однозначный ответ.

– Не смотри так на меня, крошка, – сказал Затравкин. – У нас всё было по обоюдному согласию, если тебя это утешит.

– Наверно, нам пора. – Света поправила блузку. – Спасибо за приятный вечер.

Петро не понял, к кому больше относилась данная благодарность. Наверное, к обоим парням. Он не стал их задерживать. Вечер и впрямь удался на славу – куда лучше одинокой дремоты в окружении могил.

Света и Дмитрий ушли по-английски, а Алёна, задержавшись на пороге, сказала Динцеву «пока» и растворилась в кладбищенской ночи.

19 июня

Утром следующего дня Пётр Динцев сменился на посту стража могил (так они со сменщиком называли свою должность) и на велосипеде поехал домой.

По пути он встретил Ирину, спешно семенящую в школьный лагерь. Она работала учительницей в местной школе, поэтому у Петро всегда при себе имелся аргумент для встречи – освежить запревшие знания начальных классов. В тот знаковый день он очутился на её сеновале именно под таким предлогом. Важно, что ей он показался вполне убедительным. И предлог, и Динцев.

– Привет, детка, – поздоровался он. – Есть минутка?

– Не сейчас, Петь, – бросила она, не сбавляя темпа. – Я и так опаздываю.

– Как всегда. Муж, дела.

– Когда-нибудь тебе тоже придётся повзрослеть.

И вновь испорченное настроение с утра пораньше. С чего вдруг он так на неё запал?

– Чёрт с тобой, – пробубнил Петро, когда Ира отошла на значительное расстояние. – Может, хоть сегодня удастся заснуть?

Но полноценно заснуть не удавалось, несмотря на адское желание спать. Максимум, чего он добился от самого себя – пресловутого состояния полусна.

– Это какое-то проклятие! – Динцев с силой ударил подушку, словно она являла собой сгусток причин всех его невзгод.

От постели его оторвал звонок Затравкина. Дмитрий предложил встретиться, чтобы обсудить какое-то дело. Чуть позже выяснилось, что именно он имел в виду.

– Я сегодня ездил в аптеку, – сказал он, когда они расположились на скамейке возле дома Петро. Оттуда открывался вид сиротской поляны. – «Слипинцвейг» уже продаётся там по двадцать гривен за пилюлю. Первые три – всем сельчанам бесплатно. Видел бы ты, какой возник ажиотаж.

– Неужели? – удивился Динцев. – Быстро он сработал.

Петро раздражённо отмахнулся от навязчивой осы, летающей вокруг него. Он подумал, что навязчивыми для него становятся и мысли о пилюлях.

– Сегодня лекция сорвалась из-за каких-то непредвиденных дел Розенцвейга, – продолжил милиционер. – С Петренко и председателем сельсовета он побеседовал ещё вчера, и те, как я понял, не против распространения «Слипинцвейга» в Изнанке.

– Интересно, они беседовали наяву или в полусне?

Затравкин скривил рот в фирменной полуулыбке. Скоро всё здесь получить приставку «полу», подумал Динцев и устало вздохнул.

– Света и Алёна в порядке? – спросил он.

– Не спрашивал. Они уехали утренним автобусом. – Дмитрий пренебрежительно сплюнул. – Походу, мы им здорово насолили вчера.

– Мы?

– Ну, ты же тоже присутствовал. Ладно, я принёс тебе твою бесплатную дозу препарата. – Затравкин вытащил точно такой же пакетик с тремя пилюлями, какой был у него вчера и бросил на лавку ближе к Петро. – Можем принять сейчас вместе.

– Я всё же не уверен, что это хорошая идея.

– Да что ты очкуешь. Запарил, – поддевал его Затравкин, готовясь принять пилюлю. – Со мной ведь всё в порядке. К тому же, со временем ты начинаешь лучше контролировать себя.

Он проглотил пилюлю и запил водой из стоящей неподалёку колонки. Затем присел на лавочку и боком упёрся в широкий ствол дуба, дабы не упасть при засыпании. Процесс начался, как и в прошлый раз, примерно через минуту. Дмитрий сначала заснул, потом пробудился и вяло поднял голову, глядя на стоящего перед ним Петро.

– Ну, как? – с нетерпением спросил Динцев.

– Что – как?

– Ты сейчас спишь?

– Разве? – Затравкин посмотрел на свои руки, затем окинул взглядом окружающую местность. – А где Райкконен?

– Кто?

– Кими. Гонщик. У него должна состояться автограф-сессия.

Петро разочарованно вздохнул.

– Это тебе приснилось. Откуда ему здесь взяться?

Дмитрий решительно встал. Его почти не качало.

– Чёрт! – сказал он. – Я чувствую себя бодрячком. А ведь я сплю, мать его! И осознаю. Точно тебе говорю, «Слипинцвейг» работает как часы!

Воодушевлённый шериф отправился по тропинке куда-то вглубь сада. Походкой, вполне достойной бодрствующего человека.

20 июня

Следующим утром Петро узнал, на что использовались первые бесплатные экземпляры пилюль многими сельчанами мужского пола. На днях начался сенокос. Но у отца и сына Динцевых скота не имелось, поэтому Петро в нём участия не принимал. Что не помешало ему увидеть весьма экзотичную картину ранним утром: трое мужчин и один подросток лет пятнадцати косили траву на поляне прямо напротив дома Динцева.

Сама по себе ситуация не заслуживала никакого внимания, каждый год эта семья косила траву на той поляне, и за многие годы Петро во всех деталях сумел изучить технику работы косой. В этот раз все четверо косили иначе, словно управляли своими телами дистанционно, из соседней усадьбы. Поэтому некоторые движения получались вялыми и заторможенными. Руки походили на естественные придатки рукояток кос – такие же негнущиеся и деревянные. Но больше всего Петро озадачил другой факт: никто из косарей не шевелил головами. Те упирались в грудь, как посаженные на шеи тыквы. Вряд ли из такого положения можно было видеть что-то кроме небольшого участка травы перед ногами.

Динцеву стало любопытно узнать о феномене спящих сенокосцев из первых уст (а в том, что они спали, он не сомневался), поэтому он не спеша оделся, грубыми кусками нарезал себе два бутерброда с колбасой и сыром и, поедая их на ходу, отправился на поляну.

Когда Петро оказался в нескольких шагах от первого из работяг, он остановился и поздоровался. Ответа не прозвучало, косарь всё так же монотонно двигался в направлении Динцева, не поднимая головы. Если бы Петро не отошёл в сторону, то коса прошлась бы по его ногам.

– Эй! – крикнул он. – Совсем сдурел?

На мгновение мужик замер, затем продолжил выполнять свою работу. Остальные тоже не обращали на Петро внимания. Они косили, заготавливали корм на зиму для скота, а беседы с посторонними не входили в их установку. Зомби, настоящие зомби, подумал Петро и поспешил убраться из опасной зоны.

Он зашёл в дом и заглянул в комнату к отцу. Обычно в это время тот начинал утреннюю зарядку, тщетно пытаясь вернуть подвижность парализованной стороне тела. Иногда читал газеты, но крайне редко его можно было обнаружить спящим после семи утра. А сейчас он спал и даже не услышал с шумом вошедшего в дом Петро. Потерял чуткость сна, спит дольше обычного – констатировал Петро и вскоре обнаружил причину подобных изменений. На тумбочке возле кровати стояло маленькое белое блюдце, а в ней лежали две светлые пилюли. Куда делась третья, Динцев догадался без труда. Интересно, кто ему их принёс? Сосед, скорее всего.

Петро вернулся к себе в комнату и плюхнулся на пружинную кровать. С одной стороны, бессонница это хорошо, думал он. У тебя появляется куча свободного времени, которое ты можешь использовать. Ты не прикован несколько часов в сутки к постели, не вычёркиваешь эти часы из своей жизни. Ведь именно такой прок, если разобраться, должен обеспечивать «Слипинцвейг». Однако в случае с бессонницей ты реально бодрствуешь круглосуточно, организм и мозг никак не отдыхают, а это, как ни крути, вредно. Хоть некоторые считают, что человек имеет феноменальную способность привыкать к чему угодно. С пилюлями – другое дело. По уверениям Затравкина, мозг задействовал скрытые ресурсы, а частично при этом отдыхал.

Размышления подтолкнули Петра Динцева к отчаянному, на его взгляд, шагу – принять пилюлю для полусна. Он надеялся, что это поможет его организму отдохнуть хотя бы отчасти, а в идеале он просто заснёт и всё время действия препарата проведёт в состоянии полноценного сна. Он вытащил из кармана пакетик с пилюлями и принял одну. Запил стаканом родниковой воды и уселся на кровать. Через минуту, как по расписанию, его начало клонить в сон. Наконец, он испытал чувство блаженной сонливости, плавно перетекающее в засыпание. Оно казалось ему щедрым вознаграждением за недельное бодрствование. Тело обволокла приятная расслабленность, веки налились свинцовой тяжестью, а сознание постепенно угасло.

Петро успел почувствовать, как бесконтрольно перекатился на бок и упёрся лицом в мягкую подушку. Затем он оказался в бесцветном вакууме, потеряв ощущение времени. Он не видел снов, не осознавал, что спит. Его состояние походило скорее на наркоз.

Он не знал, сколь долго оно продлилось и продолжало бы длиться, не разбуди его визг тормозов. Петро с трудом открыл глаза и с ещё большим трудом оторвал голову от подушки. В открытое окно проливался яркий солнечный свет вперемешку с шумовым миксом из голосов, смеха и скрипа открывающихся металлических ворот. Динцев сразу узнал этот неприятный скрип – последние годы его раздавали соседские ворота. Петро взглянул на часы – без трёх минут полдень. Стало быть, проспал он не менее четырёх часов. Могло быть ещё больше, если бы не сосед.

Динцев раздражённо откинул занавеску и посмотрел на улицу. Фёдор Зубарев, муж Ирины, что-то бормоча себе под нос, вернулся в старую белую «волгу» и загнал её во двор. На пассажирском месте Петро разглядел какую-то женщину, явно не жену, судя по белокурым локонам и острому профилю.

– Так-так, – прикинул он, – Федя решил пошалить?

Динцев умылся, причесался и вышел из дома полным решимости навестить Иру в школьном лагере. Наверняка, ей не помешает узнать о внерабочих забавах мужа, который вряд ли догадывался о внеурочных забавах жены. Но это его проблемы. Как говорится, не пойман – не вор, а раз пойман – значит, верни украденное. Почему-то Иру Петро воспринимал как украденную у него собственность. А её законного мужа – как вора.

Петро оседлал горный велосипед и помчался по просёлочным дорогам в направлении школы. Но его маршрут скорректировал густой дым, вздымающийся к небу откуда-то из глубины деревни. Горело нечто большое, возможно, здание. Динцев без раздумий поехал туда. Назревающий пожар в семье Зубаревых, который он собирался разжечь, ещё успеет порадовать и согреть Петро ярким пламенем ссор, подозрений и, чем чёрт не шутит, разводом. Поэтому можно позволить себе отлучиться на другой пожар.

Подъезжая к месту, Динцев понял, что горит церковь. Кругом бегали десятки людей, через секунду по округе разнеслась сирена. В коем-то веке пожарные успеют приехать вовремя, чтобы тушить горящее здание, а не догорающие угли, подумал Петро и слез с велосипеда. Подъезжать ближе он не решился – раздуваемое ветром пламя величественно бушевало и словно пыталось отогнать подальше собирающихся вокруг зевак.

Пожарные недолго боролись с огнём, успевшим ухватиться ещё и за рядом стоящий дом. Пострадала преимущественно верхняя часть церкви, а нижняя половина частично уцелела. Внутри нашли лишь одно мёртвое тело. Пламя не добралось до девушки, но от едкого дыма ей спастись не удалось. Когда её вынесли наружу, Петро на какое-то время обомлел и не мог поверить в то, что видели его глаза. Это была Анжелика.

***

– Теперь она станет для тебя мёртвым пережитком прошлого в прямом смысле слова, – сказал Затравкин, когда похоронная процессия вступила в финальную стадию захоронения.

По злой иронии в этот день Динцев дежурил. Он ничего не ответил. Прошли сутки, а он до сих пор не мог поверить в случившееся. О причинах не думал тем более.

Анжелика лежала в гробу, обшитом дешёвой бордовой тканью, такая же красивая, как и годом ранее, когда между ними бушевали чувства любви и страсти. Тот огонь поглощал её целиком и надолго, а вчерашнее пламя не тронуло ни сантиметра гладкой загорелой кожи, и почему-то это обстоятельство ещё больше расстроило Петро. Лучше бы она сгорела, кремировалась и превратилась в золу, думал он, потому что сейчас её закопают всё равно что живой.

Многие не сдерживали слёз, родственники – рыданий, а Петро смотрел на происходящее стеклянными ледяными глазами без зрачков. На мгновение он встретился взглядом с Ириной. Теперь ему захотелось возобладать ею ещё больше, потому что подсознательно в нём усилился страх потерять её навсегда. В семейной рутине, в чужих объятиях или в очередном пожаре. Он не мог себе позволить потерять её.

После похорон он подошёл к Фёдору и шепнул тому отойти в сторонку для разговора.

– В чём дело? – спросил Зубарев.

– Я знаю, что ты изменяешь жене, – спокойно ответил Петро. – Ты её не любишь?

Фёдор изменился в лице, обрастая удивлением и озлобленностью одновременно.

– Что ты такое несёшь??

– Ладно, я всё видел. Как ты привёз домой какую-то белокурую выдру вчера днём. Как раз перед пожаром.

– Мальчик, – Зубарев нахохлился как петух перед боем, – а не пойти бы тебе куда подальше со своими видениями? Видел он. Я вчера весь день до пожара был на покосе.

– Косил мужикам байки о том, как ты был на покосе? Хорошо, не хочешь сознаваться, я обсужу это с кем-нибудь ещё.

Динцев развернулся, чтобы уйти, но Фёдор схватил его за локоть.

– Стой! Если навешаешь своей лапши Ире на уши, я сделаю из тебя удобрение!

– Даже так?

Петро не сдержал ухмылки. Он был на полголовы выше соперника и килограмм на двадцать тяжелее. Да и физической формой явно превосходил.

– Может, ты наелся этих таблеток и тебе всё приснилось? – спросил Зубарев, отпустив локоть Динцева.

– Или ты их наелся перед покосом, а потом в полусне привёл домой чужую бабу. Почему нет?

Фёдор ничего не возразил. Если он принимал пилюли с утра, то вполне мог скорректировать свои рабочие планы по настоянию скрытых мозговых ресурсов. Наверняка мысли о других женщинах периодически посещали его мозг, а возможно, бесцеремонно поселились там давным-давно. Тогда во время первого адаптационного приёма Зубарев, по всей вероятности, не отдавал отчёт своим действиям. Петро счёл такую версию правдоподобной.

– Напряги память. Когда вспомнишь – дай мне знать, – сказал Динцев и оставил встревоженного соседа в молчаливом недоумении.

Петро вернулся в вагончик. Ему хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Лучше сидеть тут в окружении могил, чем скорбящих. Он с детства ненавидел похороны, но чем сильнее становилась его ненависть, тем чаще ему приходилось на них присутствовать. С недавних пор он присутствовал на них очень часто.

Динцев вытащил из кармана пакетик с двумя пилюлями. Сейчас не время, лучше после того, как все разойдутся, решил он и убрал пакетик обратно.

Ближе к вечеру время настало, и он принял пилюлю.

***

Над Изнанкой сгущались сумерки, проникая во все складки лесного покрова, где затаилось неприметное деревенское кладбище. Петро разбудил звук ударившейся об окно ветки.

– Чёртово дерево, – пробубнил он, поднимаясь с дивана и настраивая сбившееся от нескольких часов сна равновесие.

На улице шалил ветер, нагоняя очередной дождь. Петро заварил чай и включил приёмник. Шла передача о человеческих отношениях, тема вечера как по заказу – бывшие любовники. Он тут же вспомнил Анжелику, а мысль о её неожиданной кончине так и не могла пробраться до сознания Петро. Стучала, ломилась в закрытую дверь, но мозг не решался её впускать.

В дверь вагончика тихо постучали. Динцев прислушался. Стук повторился.

– Кого черти принесли на ночь глядя? – громко спросил он, перекрикивая ведущих шоу из радиоприёмника.

Ответа он не услышал, поэтому встал и подошёл к двери. В тот момент он не осознавал, что произнесённое на автомате выражение «черти принесли» окажется поистине пророческим. Он приоткрыл дверь и увидел на пороге красивую, аккуратно причёсанную и подкрашенную девушку. Он видел это лицо совсем недавно, только с закрытыми глазами, которые никогда не должны были открыться вновь. Но сейчас они были открыты во всю их бескрайнюю и пленяющую ширину. Перед Петро на пороге стояла Анжелика и смотрела на него холодным бесцветным взглядом. Точно таким же, каким он сам смотрел на неё на похоронах.

– Это невозможно! Я сплю! – Динцев отбежал в сторону и закрыл лицо руками.

Убрав их, он с ужасом обнаружил, что Анжелика вошла внутрь. Теперь он оказался в ловушке.

– Там становится холодно, – монотонным голосом, лишённым всякого налета эмоций, произнесла девушка. – Зачем они закопали меня, Петя?

Она продолжала смотреть будто сквозь.

– Потому что ты умерла! – закричал Динцев. Ему казалось, что собственный крик поможет разбудить и вытащить его из этого кошмара наяву.

– Но ведь это неправда, я жива. Скажи, у тебя остались ко мне чувства? Я вот всегда думаю о тебе.

Неудивительно, пронеслось в голове Петро, на том свете у тебя будет время тщательно подумать обо всех людях, с которыми тебя сводила судьба.

– Сейчас я люблю другую женщину, – сказал Петро, надеясь, что такое признание не побудит Анжелику наброситься на него в стиле дешёвых ужастиков.

– Ты можешь думать, что любишь кого угодно, но я всегда буду для тебя твоей главной любовью, – спокойствие и монотонность никуда не делись из голоса Анжелики. – Как и ты для меня. Мы созданы друг для друга, поэтому должны воссоединиться. Навеки. Пошли со мной.

Она протянула ему руки. Так вот зачем ты пришла сюда! – осознал Петро и почувствовал, как тело покрылось холодным липким потом. Хочешь затащить меня к себе в могилу? Не выйдет, деточка.

Динцев решительно вышел на улицу, грубо оттолкнув Анжелику. Там он вытащил из кармана мобильник и набрал номер Затравкина.

– Ты можешь приехать прямо сейчас?

– А в чём дело? – По голосу Дмитрия Петро понял, что шерифа он оторвал от сна. Или полусна, тут уже было сложно разобраться. – Тебе опять невероятно скучно одному?

– Я принял пилюлю, уже вторую, – признался Динцев. Но всей правды решил не озвучивать. – И мне снится какая-то борода. Не могу от неё избавиться.

– А, ну такое бывает, не обращай внимания. – Затравкин зевнул. – На третий-четвёртый раз начнёшь контролировать себя.

Петро посмотрел на вагончик. Дверь по-прежнему была распахнута настежь. Анжелику он не видел.

– Ладно, постараюсь справиться своими силами.

Он завершил разговор. У него моментально родился радикальный план по избавлению от навязчивого видения – отправить его туда, откуда оно к нему и явилось. Надо лишь взять лопату.

– Детка, придётся тебе кое-что уяснить. – Петро вернулся в вагончик. Смысл заканчивать начатую фразу потерялся в районе порога – внутри никого не оказалось.

Проблески ясного сознания? Петро взял фонарик и отправился на участок свежих захоронений. Могила Анжелики не изменилась с того момента, как её закопали, что говорило лишь об одном – оттуда никто не выбирался. Хотя в подобное Петро и не собирался верить.

Семеня обратно, Динцев случайно навёл луч света на высокое надгробие, которого он не помнил прежде. На бугристом чёрном памятнике значилось какое-то знакомое имя. Точнее, фамилия. Роман Розенцвейг. Годы жизни: 1994 – 2004. Странно, подумал Петро и подошёл ближе. Могиле явно не один год, да и по дате об этом можно было судить с уверенностью, но почему он её не помнил?

Он долго всматривался в изображенное на памятнике лицо совсем молодого парня с длинными густыми волосами. Определённо, он где-то видел его раньше, но где? Смутные сомнения постепенно начали трансформироваться в уверенность. Из тёмных глубин памяти всплыли изображения старых газет, из которых Петро и узнал в своё время о кое-каких подробностях дела Сквозняка. Если его догадка верна, то личное дело Петра Динцева приобретало и вовсе неприлично пугающий оборот.

Петро ринулся в вагончик, отыскал в закромах макулатуры нужные вырезки и стал лихорадочно их перебирать. Он искал фотографию, в глубине души надеясь, что память его подвела и что на самом деле это два разных лица. Но нет, ошибка исключена – он нашёл газетный лист с чётко напечатанной портретной фотографией молодого парня с длинными волосами – Романа Сквозняцкого, сына кладбищенского стрелка. Складывалось ощущение, что рисунок на том памятнике делали с этого же фото.

Серое вещество формировало ужасную версию, а руки в этот момент сами непроизвольно потянулись за телефоном и набрали привычный номер.

– Ну что ещё? – недовольно проворчал Затравкин.

– Мне кажется, фармацевт Карл Розенцвейг – не тот, за кого себя выдаёт! – возбужденно выпалил Динцев.

– Ты о чём?

– Я нашёл могилу его сына, Романа. А он не кто иной, как сын Ежи Сквозняцкого! Ты понимаешь, что это означает?

Несколько секунд в обоих динамиках тлело гробовое молчание.

– Это означает лишь одно, – спокойно ответил шериф. – У тебя чересчур богатая фантазия. И она усилилась под действием препарата. Успокойся, дружище. И проспись.

– Хорошо, только скажи мне одну вещь – как умер Роман Сквозняцкий?

– Ты уже как-то спрашивал. Упал с лестницы и сломал себе шею.

– Его похоронили, потом Ежи раскопал могилу, устроил побоище и исчез вместе с телом сына. Так?

– Да.

– Борода какая-то.

– Согласен.

– Ты ведь знаешь, есть версия, что к его смерти были причастны те жители деревни, которых и расстрелял Сквозняк, – не унимался Динцев. – Он мстил за сына.

– А ещё есть версия, что Сквозняцкого загипнотизировал некий ведьмак, – напомнил Дмитрий. – Версий полно, выбирай – не хочу. На что воображения хватит.

– Ты видел, как выглядит этот Розенцвейг?

– Нет. – Затравкин задумался. – Не, ты и впрямь считаешь, что к нам в деревню, прямиком из ада, явился Ежи Сквозняк в образе фармацевта с революционным изобретением европейских учёных? Дабы продолжить мстить за непонятную смерть своего сына. Ау, Петро, просыпайся! Аллё гараж, как ты говоришь.

– Но я видел…

– Плевать, что ты видел! – резко отрезал Затравкин. – Забудь, что ты видел! Это всё миражи. И могила его сына тебе тоже приснилась. Можешь сходить и проверить её утром. Убедишься, что я прав. А теперь не мешай мне спать! – Шериф прервал связь.

Откладывать проверку на утро Динцев не пожелал. Взяв в качестве оружия черенок от поломанной совковой лопаты и фонарик, он вновь отправился вглубь кладбища. Поиски могилы Романа Розенцвейга заняли двадцать минут, но ни к чему не привели.

– Борода какая-то, – пробормотал себе под нос Петро и вернулся в вагончик.

Пожалуй, достаточно с меня этих пилюль, твёрдо решил он. Остаток дежурства прошёл в относительно спокойном режиме. Относительно потому, что пару раз он всё же видел из окна ковыляющие между могил тени. Вряд ли они принадлежали кому-то материальному и земного происхождения. Тем не менее, до утра Петро так и не расстался с черенком от совковой лопаты.

21 июня

По окончании дежурства его никто не сменил. Телефоны обоих сменщиков не отвечали. Андрей Валерьевич и вовсе был недоступен для звонка. Беспокойство накатывало всё настырнее, проявляясь в каждом жесте и брошенном в пустоту слове. Оставаться на кладбище Петро не желал более ни минуты. Пока он ехал домой, ему не встретилось ни одного человека. Все словно испарились. Даже старики покинули излюбленные лавочки.

Придя домой, он не обнаружил отца ни в комнате, ни в палисаднике. Исчез как и вся деревня.

Петро вновь потянулся за телефоном. По привычке набрал Затравкина, но тот не снял трубку. Да и как бы тот помог? Пока Петро думал, что ему делать дальше, из зала донёсся громкий смех. Фоново слышался шум работающего телевизора.

Стараясь шагать как можно тише, Динцев прокрался к залу и заглянул внутрь. Ещё одна неприятная находка ждала его прямо по центру комнаты – в массивном кресле расположился его старший брат Саша с голым торсом, в бейсболке и с бутылкой пива в руке. Он смотрел канал про животных и громко смеялся над мелькающими на экране утконосами.