
Полная версия:
Дума
– То есть? – не понял вопроса Василий.
– Ну, люди говорят, что надо сделать то, надо сделать се. «Надо похудеть, надо заняться самообразованием, надо на этих выходных съездить к родителям, надо пойти работать», – будто процитировала многих людей Кана. – Люди лишь говорят, что в течении какого-то определенного или неопределенного времени им что-то необходимо сделать, заняться чем-то полезным, в общем тем, что они давно планировали и планируют, но никак не могут сделать. Вот у меня подруга была… Ну, как подруга, так, знакомая, но другая знакомая, общаться толком не общались. Все рассказывала и рассказывала, как она хотела на остров один слетать. Говорит: “ Остров! Очень мне нравится этот остров. А какое там солнце!.. А чего только стоят эти лазурные воды! Эх… Я обязательно когда-нибудь, рано или поздно побываю в этих местах. Когда-нибудь точно…» Ну а в итоге всю свою жизнь проработала клерком. И работает до сих пор. Едва сводит концы с концами… А у неё на шеё два ребенка. И куда, спрашивается, рожала только. Любит их, говорит, и что дети – цветы жизни. – Посмеялась отрывисто Кана. – Нет, ну представляешь? Цветы жизни! Это ж надо до такого додуматься!
– Людям иногда не хватает силы воли, – Василий пожал плечами как бы невзначай.
– Причины наверняка разные, – Кана опять впала в короткое раздумье. – Да, пожалуй, многие просто слабы силой воли, ну или на их пути вдруг встает какая-то преграда, которую они никак не могут пересечь. Это могут быть проблемы со здоровьем, проблемы в отношениях, или же просто куча нахлынувших дел, из-за которых приходится все откладывать на потом. Моей знакомой как раз-таки наверно силы воли и не хватило.
– А иногда люди просто ленивы. Страшно ленивы.
– Ну да. Но ведь есть разные люди, так?
– Так.
– И у всех свои заботы… Вон, как у знакомой-то: дети да и только. – Мечтательно посмотрела она на небо, а потом и на Василия. Только сейчас он заметил, что глаза Каны имели необычный бирюзовый окрас, словно бездонное, чистейшее озеро, отсвечивающее взгляд. Глаза Каны очень понравились Василию. Он не мог оторвать свой взгляд от них. Они были чертовски красивы и глубоки.
– Эй, ты чего так застыл? – спросила девушка.
– Задумался, – ответил Василий очнувшись.
– О чем?
– Да… О всяком.
– Поделись?
– Даже не знаю, о чем.
– Не знаешь, о чем ты думал? – нахмурившись спросила девушка.
– Да, у меня такое бывает.
– Забавно…
– Ага, очень.
– Ладно, мне пора идти, – сказала Кана, вставая с лавочки. – Пока, Василий.
– Пока, – сказал Василий, уже и не надеявшись встретиться с ней.
– Слушай, ты приходи в этот парк, поболтаем. Я здесь периодически бываю с двенадцати часов дня.
– С радостью, – обнажил Василий улыбку.
3.Пища для ума
Василий проснулся в час дня. Сначала зажмурившись, а после разинув глаза, он сел на краю кровати. Посидев так какие-нибудь минут 10, он отправился на кухню завтракать.
За чашкой кофе он вдруг вспомнил свое детство. О своей тетушке, которая была очень к нему добра и щедра. Нередко она могла ему выдать целую горсть леденцов или шоколадных конфет. Покупала она ему и чипсы, и сухарики. Забирая его с сада покупала газировку или квас. Летом холодный квас самое то. Василий тогда любил квас, но сейчас он больше всего предпочитает кофе. Как-то и сам не заметил тот момент, как пересел на другой напиток.
Прожевывая медленно и монотонно бутерброд, Василий, хмурясь, вспоминал, как весело и задорно проводил свое детство на улице.
Впрочем, то было детство. Сейчас же это всего лишь воспоминания, дающие иногда улыбку, иногда повод задуматься, насколько в детстве некоторые беспечны, и могут завести себя в такие дебри, что выйти оказывается очень трудно.
И у Василия был как минимум один такой случай. В один прекрасный день он с тем самым другом, который подарил ему кепку, решил съездить на речку на велосипеде. И ничего не предвещало беды, но вот они с другом разогнались на спуске, и Василий, не заметив ямку, попадет в неё, теряет управление и падает. Друг, несясь на большой скорости и не сразу заметив, что Василий упал, несется прямо на него. Он начинает резко тормозить и перелетает через руль, и падает прямо на него! Велосипед же его задним колесом угодил прямо по ним. Неимоверно больно было обоим. У друга ободрались все руки, онемел один палец, и он чуть не сломал палец на ноги. Василию же повезло меньше… Он получил аж два перелома. Неизвестно, как так получилось: то ли из-за того, что он пытался удержать руль (когда тот начал кидаться из стороны в сторону), и упал как раз рукой на землю, то ли из-за того, что на него шлепнулся друг. Но он к тому же сломал еще и ногу. Для него это было вообще нонсенсом.
Впрочем, то было детство…
Василий позавтракал, оделся, и отправился в путь, в парк. Точное время он уже не помнил, но когда он одевался, было около часа дня.
На улице стояла теплая, сдержанная погода. Людей на улицах, как и в парке, не сказать, что было много.
Сначала Василий Кану не заметил, но пройдя 3 раза вокруг парка, на лавочке появилась знакомая фигура.
Она снова задумчиво читала какую-то книгу. Обложка была неприметная и скромная, но симпатичная. Она сидела в свободном белом платьице, в белых сандалиях, так же в очках. Перекинув ногу за ногу и поставив голову на руку, таким образом напоминая согнутый столб, она сидела неподвижно, лишь двигая глазами от строки к строке, от предложения к предложению. Иногда хмурила брови, иногда замедляла движение глаз, а потом снова ускоряла. В этот момент из-за хмурого неба выглянуло солнышко, из-за чего лучи его падали сквозь ветки деревьев на Кану таким образом, что казалось, будто сами небеса освещают её, таким образом говоря, что это особенный человек. Непростой. Будто бы знающий больше среднестатистического человека и мудрее его.
Так или иначе, Василий подошел к ней.
Первой заговорила она, плавно, но шустро отложив книгу и кинув взгляд на Василия.
– Ты пришел все-таки? – улыбнулась она.
– Еще бы, – кинул он, присаживаясь на лавку. – Что читаешь?
– Довольно неплохую книгу. Одного… юного философа.
– Почему юного?
– Ну, как тебе сказать… Как мне кажется, в философии он не совсем хорош в том плане, что есть писатели куда мудрее его.
– Ну, такие, я думаю, всегда есть, разве нет? – Василий глянул на Кану.
– Погоди, я не договорила, – Кана вильнула рукой и мечтательно глянула на деревья. – С тем, что всегда найдутся люди куда мудрее тебя я не совсем согласна, но об этом потом. Касательно писателя… Знаешь, он будто бы открывает примитивные вещи, которые все давно уже открыли, и только он восклицает: «Ох! Представляете?» Такое чувство, будто он один такое гений на всей нашей планете. Будто бы не вырос из своих каких-то максималистских представлений. В общем, не буду тебя запутывать. Юный этот писатель еще, юный. Но спросишь: зачем тогда я его читаю? Хоть он и юный, но, надо признать, умные вещи сказать умеет, и иногда его фразы действительно хороши.
– Я и не ожидал услышать такую рецензию от тебя.
– Бывает порой, – Кана повела головой так, как водят высокоинтеллектуальные люди, когда очень остроумно отвечают на заданные вопросы, довольствуясь своим ответом. И в то же время она была проста и незамысловата в общении. Проста, как камень. Но в камне в этом таится что-то умное и прогрессивное, явно с немалой силой воли и не бесхребетным характером.
– Кажется, ты еще хотела что-то сказать про мудрых людей.
– Да. Вот говорят: всегда найдется человек умнее тебя. Ну, а если, предположим, ты бог? – улыбнулась Кана. – Я понимаю, что это что-то вон выходящее, но предположим? Выходит, фраза это не до конца умна. Впрочем, может ты человек, который больше всех потратил часов на то или иное дело. И тогда вопрос: если кто-то умнее тебя? Может, это как-раз таки бог? – Кана совсем стала похожа на философа. И совсем не на юного… – Можно ли сказать, что эта фраза связана с чем-то высоким, с чем-то, что люди не могут постичь? – Кана задержала взгляд на чем-то абстрактном, будто бы представляя, как её мысли будут выглядят в живую, среди людей. И снова лицо её пришло в оживленное движение. – Конечно, нет. Просто мне кажется, что фраза эта… Ну, скажем так, слишком поверхностная.
Василий внимательно выслушивал каждое её слово, будто бы в голове расщепляя её фразы на атомы.
– Хм… Казалось бы, я просто спросил про книгу.
– Да, – улыбнулась она, – заносит порой, согласна.
– Да нет, что ты, продолжай. Хоть с кем-то пообщаюсь.
– А есть недостаток в этом? – она глянула на его лицо.
– Ну, просто я тоже частенько думаю.
– О чем? – девушка, очевидно, по-настоящему заинтересовалась.
– Да о всем и в то же время ни о чем существенном, – почесал он затылок. – Так, хаотичные мыслишки. Хотя бывает иногда знаешь как, хочешь подумать, а не о чем… Сразу так грустно становится.
– Ну, можно лишь сказать, что в жизни нужно быть конкретным, иначе тебя никто не пойме-ё-ё-т, – Кана стала внезапно серьезной. Теперь она была похожа на какого-то политика.
– То есть? – уточнил Василий.
Кана вздохнула, набрала воздуха в легкие, и сказала:
– Разве можно быть в нашей жизни абстрактным? Конечно, в абстракции видеть нашу жизнь проще, так виднее каждая деталька нашего мироздания, но нужно быть конкретным, я считаю. И в этом я убедилась на опыте.
– Наверно ты права, – Василий повел плечами. – Опыт дает многое. Опыт дает убеждение в тех или иных вопросах.
– Именно. Опыт – пожалуй, самый важный ресурс в нашей жизни. И зависит только от тебя то, как ты им распоряжаешься: рационально или же нет. Кто-то вобще этот опыт не замечает. А другой же собирает нежно, тщательно и внимательно, обходятся прямо как с алмазом.
– А как же эмоции?
– Эмоции это приходящее. Это тоже важно, но без опыта ты никуда не поедешь, – она отрицательно помахала руками. – Благодаря опыту ты как раз-таки получишь эмоции. Или в ходе получения этого опыта.
– Ну да…
Кана и Василий еще долго болтали о тех или иных вещах. О мироздании, о книгах, о том, как правильно нужно готовить какие-то блюда.
Василию казалось, что они очень хорошо сдружились за один единственный день. Надолго ли это? Непонятно. Но сейчас вдруг у них зашел разговор про жизнь Каны. Она задумалась, переминаясь с одного взгляда на другой, будто расценивая Василия. Только вот непонятно, что она расценивала.
– О чем задумалась?
– Да вот думаю… Ты точно хочешь услышать?
– Ну да, почему бы и нет?
– Это долгая история, – она сощурила глаза и посмотрела на небо. – Может, тебе станет скучно и начнешь жалеть, что согласился.
– Как бы то ни было, сейчас я хочу услышать.
– Уверен?
– Уверен, – кивнул Василий.
– Но там много рассказывать, за один раз вряд ли управлюсь.
– Ничего, я никуда не спешу, а ты?
– Да в принципе тоже нет. По крайней мере сейчас.
– Ну тогда давай.
Кана вдохнула, задержалась так, с наполненными легкими, и выдохнула.
– Ну ладно, давай расскажу.
4.Девушка, добившаяся успехов
Я была неказистой, неприметной, можно даже сказать, никчемной девушкой, которая что и любила делать, так это читать книги. Я носила очки с самого детства. Тогда это было обоснованно, потому что у меня были проблемы со зрением. Сейчас, спустя время, могу сказать, что со зрением все хорошо, чего не скажешь о другом…
У меня так же были проблемы с телосложением. Какое-то время я была очень худым ребёнком. В школе меня все дразнили и обзывали «кривой ботаникой», или чем похуже. Почему кривой? Потому что если посмотреть со стороны, то могло показаться, что мое тело кривое. В общем всякие имена придумывали. Конечно же, они были неприятными. Это еще мягко говоря. В лучшем случае меня обзовут так, или, скажем, дурой. Но бывали обзывательства и побольнее… Но родители обещали мне, что это временно, моя худоба. И они сдержали слово. С каждым месяцем уход моей худобы был все ближе и ближе, и в конце концов, по чуть-чуть я начала набирать вес. Благо, родители хорошо кормили и следили за моим весом. Было тяжко, скажу честно, ведь иногда меня заставляли есть чуть ли не по несколько порций за раз. Нужно сказать, что это не решило всех проблем… Ну, хотя бы я теперь перестала быть слишком худой, и поводов для обзывательств, связанных с маленьким весом, стало гораздо меньше, если вообще остались таковые. Да и в целом я стала чувствовать себя гораздо лучше и свежее. В общем, так или иначе, проблем после этого под убавилось, однако, не сказать, что это сделало мою жизнь легкой, как у кисейной барышни.
В школе были по-прежнему оскорбления, ущемление, иногда даже попытка навалять мне… За что? Да поди, спроси этих агрессивных детей! Сейчас они уже не дети, но тогда были. Были злыми детьми. И знаешь, я вот, будучи взрослой все думаю, откуда у детей столько злости? Неужели они повидали столько гадости, чтобы друг друга так ненавидеть и лупасить? Не понимаю… «Дети это же милые создания!» – говорили мне в уже осознанном возрасте. Ага, милые, как же… Это тогда я ничего не понимала, а сейчас я вижу этих мамочек насквозь, ходят себе с сигаретками в одной руке, а в другой телефон. И идут, кое-как катят коляску. Как они дальше вообще жить собираются? Не представляю…
Впрочем, не об этих мамочках речь идет.
В школе я постоянно подвергалась нападкам. Даже не понимаю почему… То ли стрелка судьбы так упала, то ли я была для них настолько другой, что они решили, что я из другого мира, то ли еще что… Не знаю, но я точно понимала, что я с этого же мира, с этого же города, с этой же школы, с этого же класса… Я не понимала, просто не понимала за что… Почему меня так травили. Нет, конечно, если судить по кличкам, которые летели в мой адрес, понятно почему… Я казалась другим чересчур умной, хотя я просто любила читать книги, вот и все. Ну да, я носила очки, ну да, я была какое-то время слишком худой, но что в этом такого? Я ведь никому зла не желала.
В общем надо сказать, что всю мою жизнь, сколько я себя помню, меня преследовали одни неудачи, но, забегая наперед, скажу, что все-таки вопреки всем, я добилась какого-никакого успеха. Сама себя порой не узнаю.
Скажу тебе по секрету, я хотела стать бизнес-вумен. Странно такое слышать от девушки, которая все свое детство и юность провела за книгами, не так ли? Правда к этому я пришла не сразу, и на моем пути стояло немало преград.
Итак, по порядку.
После того, как я окончила школу, я пошла учиться в универ на экономиста. Поверишь ли? Опять же, вспоминая это, у самой в голове не укладывается. Но хоть я и была человеком, который глотал книги за день, но я не была отличницей. Да, я училась неплохо, но не идеально. Знала хорошо только те предметы, которые мне нужны были для поступления в универ. И, опять же, много странностей… Но математику я знала посредственно. Да, считала хорошо, да, имела хорошую оценку, и в целом училась по математике неплохо, но знания у меня были по большей степени поверхностные. Просто в случае с математикой сыграл тот фактор, что её вела понимающая меня учительница, которая относилась ко мне очень хорошо и даже с некоторой щепоткой заботы. В принципе она ко всем ученикам из моего класса относилась с пониманием и с должным подходом. Я видела, как тяжело это ей давалось, однако, как мне казалось, для учительницы эти труды окупались. Сидя на уроке, к нам время от времени приходили ей бывшие ученики, которые благодарили её за пройденные вместе годы учебы. Это была искренняя благодарность, сейчас я понимаю это сполна. Но к сожалению, не со всеми учителями мне так повезло. Были и такие, которые подобно агрессивным львам, с которыми я могу сравнить тех моих одноклассников, тоже пытались меня каким-то образом задеть, подцепить, знаешь, как какую-то рыбу крючком. Поймать и лишить меня воды. Понимаешь? Они хотели, чтобы я страдала. Наверно, так. Даже сейчас я не до конца понимаю. Вернее сказать, едва ли понимаю. Придя на урок, они меня спрашивали первой, задавали больше вопросов, чем остальным. Вопросы эти были сложнее, ответы на них неизвестно где нужно было искать. Ну, то есть, вроде бы нужно самому как-то импровизировать, но за эту импровизацию меня костерили и ставили плохую оценку, при этом не забывая сказать какое-нибудь обидное словечко на последок. Конечно, я плакала, жаловалась родителям, они всеми силами пытались меня успокоить, иногда даже было больно до такой степени, что, рассказав родителям, как меня унижают, они приходили в школу и пытались разобраться с недобросовестными учителями. Иногда после этого некоторые учителя стали держать себя в узде и относиться ко мне нейтрально, по крайней мере наравне со среднестатистическими учениками. По крайней мере, мне так казалось, за спиной-то они могли продолжать смеяться надо мной, считая дурочкой, словно бы что-то строившей из себя. Конечно же, я ничего не строила. Я просто мечтала… Была мечтателем в свое время. Но мои любимые в кавычках одноклассники пытались всячески препятствовать моим мечтаниям, пытаясь напомнить, какая же я никчемная и не такая как они. Хотя в тот же миг, попробуй ударь их – убегут и заплачут! Такие вот были обидчики… Ну, а остальная часть учителей, относилась ко мне нейтрально, как к обычному ученику. Без потакания, но и без унижений. Они будто б и не замечали того, как ко мне относятся другие. Они и не вмешивались. Порой это лучшая помощь. Хотя бы не добавлялись к числу обидчиков, и на том спасибо… Спросишь почему не жаловалась директору? Жаловалась, как же… Директор приходил, ругался при мне на грубиянов, но в тот же миг, в своем кабинете он говорил им: просто не приставайте к ней, да, она, может быть, не такая как вы, но школе лишние проблемы не нужны, ясно? Да и вашим родителям тоже, думаю, не нужны. Поэтому делайте что хотите, но только хотя бы не при ней. Я это говорю не придумывая. Просто однажды подслушала за дверью. И в тот момент мне стало еще больнее… Больнее от того, что, казалось, весь мир тебя не понимает, считает другой, какой-то прокаженной, хотя ты такой же человек как и все, с двумя ногами, с двумя руками, с одной головой и таким же мозгом. Было больно, очень больно… Конечно, мне было очень, невыносимо тяжело.
Но было кое-что, что хоть как-то держало меня на плаву. Это мои родители, и это моя мечта. Если ты не забыл, я хотел стать бизнес-вумен.
У меня даже были друзья. Ну, или по больше степени это были не друзья а змеюки и кровопийцы, которые строили мне добрые рожи, а за спиной нещадно смеялись… Была одна подружка, с которой я хоть какое-то продолжительное время дружила, но и она оказалась Брутом… Постепенно-постепенно, но со временем она все больше и больше общалась с теми, кто был против меня, и, сначала легонько как бы невзначай посмеиваясь надо мной, потом она встала на их сторону. Мне казалось тогда, что лучше вообще друзей не заводить, да и сейчас мне трудно заводить какие-либо знакомства. Напоровшись на одни грабли, трудно потом поверить, что другие грабли не нанесут тебе вред.
Но была и светлая полоса в моей серой жизни. Там, где я в детстве жила, не сказать, что было много увлечений, но если у тебя был хотя бы велосипед, это уже успех. К тому же кататься в одиночестве я уже тогда привыкла. Но в одно время я познакомилась с двумя ребятами. Это были родные брат и сестра. На каникулах они приезжали к бабушке с дедушкой отдыхать. Им было не с кем гулять, но так случилось, что они познакомились со мной, после чего мы начали дружить.
Случилось это так.
Как-то раз прогуливаясь летом на улице, я заметила их, брата и сестру, мило беседующих, и в то же время яростно спорящих друг с другом. Наверное, нам тогда было лет по двенадцать или четырнадцать. Кажется, они не могли что-то поделить. То ли упаковку чипсов, то ли что-то такое. Ну, они постоянно ссорились по всякой мелочи. Как ты мог догадаться, из-за всего, что мне удалось пережить за детство, я стала замкнутой девочкой, но тот был другой случай. Не знаю даже что, но что-то меня дернуло к ним подойти и спросить:
– А что вы никак не можете поделить?
Они, чуть ли дернувшись от вопроса неизвестной, медленно повернули головы в мою сторону, и сказали:
– Да вот она не хочет чипсы мои отдавать! – начал брат.
– Твои? Вообще-то куплены на мои деньги! – возразила сестра.
– Ага, а ты забыла, что ты мне за мороженое должна? Я вот все помню…
– И что? Ты сам сказал, что потом могу отдать. К тому же чипсы стоят дороже!
И снова ор, снова крики, снова споры… Тут я им сказала:
– Не можете решить спор? Скиньтесь на камень-ножницы-бумага.
Они, смекнув, почесали головы, пожали плечами и скинулись. Победил брат. Но вот одна из странностей. Победил он, но не слишком радуясь победе, он сказал сестре:
– Ладно, давай пополам съедим чипсы.
– Давай, – согласилась та, уже надувая щеки.
И они стали вместе есть эти чипсы. «Сразу нельзя было так поступить?» – подумала тогда я.
– Будешь? – предложила сестра мне чипсов. Я никак не ожидала такого предложения. Я помялась, поколебалась, и ответила:
– Наверное… нет.
– Ладно, не стесняйся, – добавил брат, поднося пачку к моим рукам.
Ну и в общем-то мы как-то разговорились, прогулялись немножко, нашли общий язык. Вообще я шла в магазин, из которого они как раз вышли, чтобы купить сливочное масло, молоко, муку, помидоров и себе мороженое. Ни того, ни этого я не приобрела – забыла! Пришла домой с пустыми руками, мама, пославшая меня в магазин, разведя руками, сказала:
– Не поняла…
– Ну, так получилось, мам, – виновато улыбнулась я. – Могу сходить в другой магазин, а то этот уже закрылся.
Мама, покачав разочарованно головой и вздохнув, сказала:
– Иди, а то тогда блинов мы не испекём.
– О, а сегодня на ужин у нас блины? – заинтригованно спросила я.
– Угу, – промычала мама.
– Это хорошо… Сейчас я, мигом.
Ну, конечно, хоть я и не сразу приобрела продукты, но зато встретила будущих друзей, с которыми, если говорить прямо, долго дружила, но ведь ты помнишь, что в моей жизни ничто не идет гладко? Случилось одно «но», скажем так.
Брата, как оказалось, звали Виктор, а сестру – Лерой. Лера была девочкой с каштановыми волосами с прической каре, лицо у неё было круглых форм, нос коротенький, тело её было не толстым, ни чересчур худым, как у меня, а, скорее даже стройным. Виктор же был пареньком с темными щетинистыми волосами, со средней комплектацией. Тоже не толстый, не худой, обычный мальчишка. Все лето, да в принципе все каникулы мы проводили вместе, в компании трех человек, катаясь на велосипедах, посещая речку, небольшой парк в моем городе и различные другие места. В свое время мы весь мой небольшой город обследовали. И даже чуточку больше. Словом – чего мы только не творили. И красками на заборах рисовали, и трюки на велосипедах делали, и врезались в друг друга на этих самых велосипедах, и падали, и получали травмы, шрамы. И играли с другими ребятами во всякие игры навроде догонялок. В общем, мы весело и приятно проводили время. Как-то так получилось, что мы очень быстро сдружились, прям удивительно быстро. Сначала я боялась, что они также меня забудут и начнут надо мной смеяться, но, кажется, они вообще ничего необычного во мне не видели. Общались как ни в чем не бывало. А я даже и спрашивать про себя не хотела, но однажды, сидя только с Лерой на лавочке вечером, я спросила у неё:
– Слушай… я вам не мешаю?
– В смысле? – не поняла она. – Что значит мешаешь?
– Ну, может у вас там другие друзья есть, а я для вас как преграда.
Лера посмеялась, сказала:
– Ох и глупышка. Ну какие друзья-то? Там, где мы живем – да, есть друзья, и то не очень. Хуже тебя. Ну а тут тем более. Здесь у нас нет никого, кроме тебя. Раньше мы помирали со скуки, хоть и любили приезжать к бабушке с дедушкой. Но не с кем было гулять, а сейчас хорошо, есть у нас ты.
– То есть вам со мной хорошо?
– Да! Если бы не было хорошо, разве мы бы дружили с тобой? Ты наш лучший и единственный друг.
Замолчав не какие-то секунд двадцать, кинувшись в размышления, я сказала:
– Что, прям никого? Только я одна? Лучший друг?
– Ну конечно, – улыбнулась Лера. – Без тебя нам было бы о-о-о-очень скучно.
И вот тогда… Наверно, это был очень важный момент в моей жизни – я почувствовала, что кому-то нужна, что для кого-то я не ботаничка, не очкарик, не дура, не выскочка, а просто лучший друг. Не представляешь, как мне тогда было хорошо, в меня словно вдохнули жизнь, знаешь, вот как весной зелень появляется, словно возродившись, так и я тогда, возродилась, почувствовала себя зеленью что ли. Знаешь, которая будто бы после спячки вылезла и решила наконец погреться на солнышке, на лучиках душистых. Вот так вот… Прекрасное время было. Самое лучшее время наверное. Это были мои лучшие и единственные друзья. Если и случались какие-нибудь ссоры между нами, то они длились недолго, либо же имели шуточный и кратковременный эффект. Словом, можно сказать, мы и не ссорились вовсе. Друзья навеки, – тогда думала я.