Дума

Но я тогда задумалась о другом… О цене жизни, о том, как же эта вещь все-таки дорога. Дорога и хрупка. Хотя кажется, ну вот куда этот или тот человек денется, а вот раз! – и произошло что-то ужасное. И человека нет. Вот так вот, в одночасье, по щелчку пальцев. Взял, да исчез. Смерть штука внезапная, ждать не будет, – с людьми не считается. Делает, как сама считает нужным.

Но благо, с папой моим все было хорошо, однако этот случай здраво потрепал меня. И может, странно это слышать от меня, но может это к лучшему? Нет, не пойми меня превратно, что заболел папа – это ужасно… Но сама ситуация, то, что позволила она мне ощутить – это дало мне опыт и пищу для раздумья. Жизнь… Её надо ценить, а не бросаться ею, как листовкой. Все-таки она одна. Это драгоценнейшие алмаз. Пожалуй, самый ценный…

Но идем дальше. Мы с мамой возобновили работу, продолжили пышечки продавать. И дальше идет монотонная часть моего повествования.

Однако отмечу кое-что отдельно. Подруга, помнишь? Художница которая. Так вот, зашла к нам за пирожками одна девушка, приятная такая. Зашла, купила пару пирожков, и, вот совпадение! – через какое-то время я шла темным вечером домой – заработалась – иду, и сзади подходит хамоватый мужичок, начал сначала у меня выпрашивать мелочь, – уж не знаю на что, но, видимо, на алкоголь, ибо пасло от него неистово, – я ответила отказом. Он не унимался, говорил, мол, девушка, ну что же вы так бродягу обижаете? Вернуться ведь может… Но я человек не суеверный, мне все равно на все эти выдумки. А он все не отставал и не отставал, и в конечном счете давай дергать мою сумку! И вдруг какая-то девушка выбегает из-за угла, пытается вместе со мной отобрать мою сумку, достает из своей что-то. Как оказалось, перцовый балончик. И здраво так напшыкала тому уроду.

– В нашем городе, – сказала она, еще отходя от борьбы, – опасно ночью передвигаться. Лучше носить с собой средство защиты.

– Не спорю, – я пыталась отдышаться. – Но я всегда ходила и ничего, никто не трогал.

– А вот в один прекрасный момент тронут, – отрезала она. – А вы откуда вообще идете?

– Да вот, недалеко отсюда ларек, там выпечка… Я там работаю.

– Правда? Так это я у вас покупала сегодня пару пирожков.

– И? – я будто бы уже забыла о том бандюгане. – Как на вкус?

– Шикарные! – она чуть всплеснула руками. – Буду еще брать.

Мы с ней прогулялись. Ночью, казалось бы, и прогулки, да? И разболтались так хорошо. Разошлись на мирной территории.

И вот, спустя какие-нибудь полгода, мы – чуть ли не лучшие подруги. Да, с тех пор, как я дружила с Виктором и Лерой, у меня больше никого не было. Мы с ней очень быстро и хорошо сдружились. Но я все равно опасалась предательства или чего-нибудь такого – все-таки давали о себе знать школьные годы. Но, удивительно, спустя еще полгода, мы только крепче стали общаться, нашли общий язык, общие темы, и в то же время как-то дополняли друг друга всяким разными. Она рассказывала мне про то, чем я не интересовалась, но она так интересно рассказывала, что любо слушать. И наоборот, я рассказывала ей про свое. Как-то так дополняли мы друг друга.

Вскоре я поняла, что она еще оказывается художник, причем весьма неплохой и перспективный, но куда податься было ей – неизвестно. Я чуть ли не восхищалась её мастерством.

– Да? Правда считаешь, что это хороший рисунок? – спрашивала она меня, чуть измазав щеку зеленой краской и держа руку так, что она почти прижалась к плечу. Потом чуть вытянула.

– Ну конечно! – я трепетала.

Такие моменты её очень радовали, но меня угнетало то, что такое перспективное мастерство уходило куда-то далеко, где нет возможности показать это мастерство во всей красе. Обрезались все перспективы.

В тот момент я поняла, что дружба – это нечто большее, чем просто шуточки да прибауточки. Дружбу надо выстраивать. Одного фундамента недостаточно, надо еще построить и стены, и двери, и так далее. Дружба – это строение по кирпичам, чуть не так положишь и все, здание может развалится. Однако всегда есть возможность домик перестроить, другое дело – желание.

И, подводя к кульминации, скажу, что время шло, обучения в универе все ухудшалось и ухудшалось, и в итоге, не окончив последние полтора года, зато упорно трудилась в бизнесе. Ну, тогда бизнесом это трудно было назвать. Мама со мной из-за универа не разговаривала неделю, настолько обиделась. Не работала со мной тогда. Я за двоих трудилась. Приходила вся обессилевшая, уставшая, сразу валилась на кровать. Клиентов становилось больше, счета, счета и еще раз счета – повсюду счета. Но вот мама наконец восстановилась, вроде под утихла её обида. Вернулась на работу и мне стало полегче. И вот, я сама и не заметила, как начала расширяться, бизнес пошел очень бодро и весело. Но как же я изматывалась, да и мама тоже. Я полностью погрязла в этом. И вот, спустя еще три года, открываю предприятие побольше. Ларек оставила на маме – она наняла работников и продолжала этим заниматься. Я же погрязла в этом новом предприятии. Мы стали продавать кухонные приборы и посуду. Да, этот переход от маленького дела к большему был еще сложнее, чем продажа хлебобулочных изделий. Тут уже и уровень другой, и подход иной требуется, и ответственность больше. Шестеренок в механизме больше, одна заклинит, – и все, ищи свищи её. А весь механизм застынет, встанет. Шустрыми, но монотонными темпами мы наращиваем обороты, растем и прогнозируем, прогнозируем. Вообще анализа было очень много. Так же нужно четко планировать свое дело, но мы с тобой не о торговле и как это устроено говорим, верно? Фирма со временем разрослась, мы начинали все больше и больше товаров продавать, налаживая связи. Надо признать, тогда-то я и раскрылась как личность. Я прямо-таки начала чувствовать себя уверенно. Я стала крепка морально, крепка как личность. Знала, когда нужно атаковать, а когда – обороняться. А иногда нужно было вообще зарыться в окопах и не выглядывать. Но я не забыла про родителей, про подругу свою единственную. Более менее развившись, я наняла её как дизайнера. И совсем не зря. Махом убила двух зайцев – и она нашла себя, и у меня появился отменный дизайнер, который придавал определенную изысканность нашим стенам, нашим потолкам и нашему интерьеру. В общем изнутри наша база преобразилась.

– Господи, – говорила она. – Я никогда таких денег не получала…

На это я лишь улыбалась. Я была рада. Радость эта была тихая. Я гордилась подругой, своими родителями. Все они меня не посмели подвести. Все это досталось мне благодаря нашим общим усилиям. Они, когда нужно, поддерживали меня, когда нужно, подбадривали, придавали сил, когда хотелось упасть на колени и бросить все. Я не упоминала это? Хотелось бросить, очень хотелось. Но я не позволяла себе. Они не позволяли мне.

И вот, фирма эта начинает продавать не только посуду и кухонные приборы, но и канцелярские принадлежности, мебель. И все это и оптом, и в розницу. Фирма эта стала крупным поставщиком разного рода товаров. А в главе этой фирмы – девушка, которую все оскорбляли и гоняли в школе. Которая, казалось, ни на что не способна, кроме как читать свои скучные книжки и ненавидеть этот мир из-за несправедливости. А все это выросло из продажи булок. Вот так вот.

9.Пища для ума (продолжение)

– Но девушка эта не ненавидела мир, а приняла его, пересилила себя, верно? – сказал Василий, чувствуя, как солнце слепит его глаза.

– Можно и так сказать, – улыбнулась Кана.

– Думаю, думаю… Что это по истине история о девушке, добившейся успехов.

– Хм… – лишь мудрено изрекла она. – Кажется, ты говорил однажды, что, порой, тебе не о чем задуматься. Вот, будет тебе пища для ума. А я…

– Что? Уже уходишь? – глянул на неё Василий.

– Угу. Дела не ждут.

– Эх… Ну ладно, прощай.

– Пока, – она раскинула привычную доброжелательную улыбку.

Василий сам едва улыбнулся.

После этого он долго еще сидел в парке, раздумывая над тем или иным.

«Да уж… Жизнь Каны – та еще рулетка. Глядя на эту историю, можно сказать, повидала она всякого. Однако взошла на верх. Не на самый, но на возможный. Наверное, верх может быть бесконечным. Люди сами ставят себе пунктиры, чтобы определиться, где им нужно остановиться, сойти со станции. Кана же достигла своего верха. Это… Это достижение. Даже вроде бы это не было её мечтой, или чем-то таким, что будоражило в ней кровь и заставляло идти к этому, но что-то тянуло её к созданию этого предприятия. Непонятно что, но оно было. Может, тяга доказать в первую очередь себе, что она может достичь того, чего хочет, может достигнуть той дальней остановки, которая находится в тумане? Или, быть может, она всегда-навсего хотела сказать всему миру, что она не загнанная всеми и забитая в себе ботаничка? Что она такой же человек, как и все?..»

10.День не задался сразу.

Как всегда проснувшись в час дня, Василий, после того, как открыл один глаз для того, чтобы посмотреть на часы, свалился с кровати, ударившись локтем. Зашипев от боли, он вскочил с пола, взглянул на руку и заметил небольшие ссадины на ней. Досадно. Но ничего страшного не произошло. Он надел домашние шорты и натянул на себя белую майку. После резкого пробуждения он поплелся на кухню, навел себе кофе и приготовил бутерброды.

Пока он жевал бутерброды и пил кофе, светлые лучи солнца прорывались сквозь занавески и падали на пол кухни Василия. За окном вдруг послышались детские голоса. «Детишки», заключил Василий, выглянув в окно. Покончив с пищей, он решил сразу же прогуляться. Он почистил зубы, помыл голову, побрил бородку, которая так и мечтала вылезти. В общем, привел себя в полный порядок. После всех манипуляций он отправился в путь.

На улице стояла теплая, даже жаркая летняя погода. Василий любил теплую погоду. Осень, как примеру, он не любил, потому как в осеннее время погода особенно неприятная – дожди, сырость, холод, грязь – все это наводило его лишь на скуку, уныние, депрессию и непроглядную, словно тьма, окутавшая его настроение, лень. Осеннее настроение для него было слишком болезненным, бывало, он даже месяц мог не выходить из дома по причине простого нежелания видеть гадкую погоду. Перед этим он закупал кучу продуктов, и все равно их не хватало, и он перебивался чем мог, иногда и не питался вовсе. Василий мог голодать, лишь бы не видеть неприятнейшую осень, которая заставляет лишь грустить. Настолько сильно он не любил осень. А вот весну и лето он встречал с большой радостью. Весной начинает приятно теплеть, деревья начинают цвести, а бутоны цветов – распускаться. В такую погоду Василий начинал чувствовать жизнь на полную, он чувствовал приток сил, приток настроения творить и вершить, но все равно вечно чего-то не хватало…

Василий двигался в сторону парка, попутно наблюдая за светлым небом, из которого проглядывало солнце, словно сторонний, но постоянный наблюдатель.

«И правда, а вдруг солнце – нечто больше, чем звезда? – начал размышлять Василий. – Некий наблюдатель, сторожила порядка, но тогда зачем ты, солнце, даешь волю осени, этой гремучей грусти? Кому вообще может нравиться такая погода? Я понимаю прохлада, но грязь, слякоть и дожди? Что в них хорошего? Не понимаю. Но раз уж тебе так угодно, светило всех светил, то так тому и быть»

Дойдя до парка, он огляделся по сторонам, и не заметил ни одной души. Ни один человек не гулял в парке.

«Странно, обычно люди здесь частенько гуляют. Не то чтобы куча людей, но сколько-то гуляет, а сейчас их нет совсем. Будем надеяться, что хоть Кана придет» У василия не было с собой часов, но он точно помнил, что вышел с дома приблизительно в 13:30, а Кана сказала, что в парке бывает с 12:00 часов. Что же это получается? В парке не то чтобы нет Каны, здесь нет вообще ни единой живой души, хоть на улице и стояла теплая погода, которая прямо располагала лишний раз встать с дивана и прогуляться на улице. Казалось, будто люди разом решили не идти на улицу – решили показать свой протест.

Василий сидел на лавочке и размышлял о всяком, сложив руки в замок и положив на них свою голову, как вдруг он заметил какое-то движение. Движение происходило в траве, что росла в парке. Сначала Василий не придал этому особого значения, но это движение все происходило и не давало покоя, словно имея при себе желание всеми силами призвать его к себе, захватить его интерес.

Если так, то движению это удалось.

Василий встал с лавочки и медленным шагом направился к этой траве.

– Кто там? – спросил он

Ответа не последовало.

Василий приблизился к кустам максимально близко.

«Ну, что бы или кто бы ты ни был, я готов», бодрил себя Василий. Резким движением он развел кусты в стороны и увидел там обычнейшего ежа, коих можно было заметить не слишком часто. Вот уж чего-чего, а ежа он не ожидал увидеть.

– Вау, привет, дружок, – проговорил он. – Приятно с тобой познакомиться.

Ежик словно боялся произвести хотя бы какое-либо движение. Он лишь скромно фыркал, слегка показав свою черную вытянутую мордочку с малюсеньким носиком. Казалось, что вооруженный своими беленькими иголками ежик был готов в любой момент свернуться.

– Знаешь, мне приятно знать, что хотя бы одна живая душа в этом парке все же есть. Кажется, будто все специально сговорились, решив оставить меня в этом парке одного.

Ежик лишь напряженно фыркнул.

– Ну, не буду тебя отвлекать, дружок, иди по своим делам, а я пойду по своим… Удачи тебе.

Ежик снова фыркнул.

Василий снова присел на лавочку.

«Интересная, наверно, жизнь у ежа, хоть и трудная. Ходишь, собираешь себе потихоньку пропитание: грибочки, яблочки. Что они еще там едят? Листья? Может быть, но не уверен. Но ежам, наверное, трудно, ведь они медленные, и единственный способ их обороны – это иголки. Так человек вряд ли захочет иметь дело с ежами. Ежик просто закрывается, сворачивается в клубок, не желая видеть человека или какого-либо еще существа: враждебного или нет. И правильно, всегда нужно быть на

готове – никогда не знаешь, как повернется жизнь. Даже самое дружелюбное на первый взгляд существо может жестоко и беспощадно навредить тебе. Людям не помешало бы поучиться у ежей мастерству сворачиваться в клубок. Иногда это может пригодиться.»

Тени деревьев падали на дорожку, что была в парке. Тени были устойчивы, не колыхались из стороны в сторону, а смиренно стояли, словно ожидая приказа.

«А каково, интересно, живется деревьям? – снова начал размышлять Василий.– Нелегко, сказал бы я, люди ведь их не берегут, да и не только деревья, в целом природу: цветы, реки, озера, поля. Люди небрежно относятся к природе, бросая окурок где только-только распустило свои корни дерево, или выбрасывая различный мусор в реку, загрязняя её и мешая мирно жить морским жителям, выбрасывая отходы в реки. Все это вредит природе. Но зачем так люди поступают? Мне не понятно. Кому-нибудь это понятно вообще? Хотя… много ли людей об этом задумывается? Хотя стоило бы. Ведь других жителей на этой планете нет. Кто, если не мы? Мы же сами и губим свою жизнь, получается. А потому возмущаемся и спрашиваем у богов, „почему же это мои родители так мало прожили“. Да потому что ты чертовы окурки бросаешь где попало, болван! Бросаешь бутылки из-под пива в неугодных для этого местах… Человек, пожалуй, самый жестокий убийца. Столько лет эволюционируя, люди так и не научились следить за собой. Человек настолько жесток, что он готов убивать самого себя и свое будущее поколение»

Василий вдруг решил покурить. Он никогда не курил сигареты, лишь захватывал дым от мимо проходящих людей, но сам он никогда этим не занимался. Ни с того ни с сего, у него вдруг возникло желание покурить. Почему? Неизвестно. Какое-то время он так и просидел на лавке, решив, что желание спадет само по себе, но этого не произошло.

Пришлось идти в магазин за пачкой сигарет.

Василий, снял пленку с упаковки сигарет, открыл её, взял одну сигарету, и, с неподдельным интересом взглянув на неё, поджег зажигалкой. Закурив её, он откашлялся. Он начал курить сигарету, которая начала отдавать знакомым запахом. Это запах не был ни противен Василию, ни приятен. «Странное это дело, то людей в парке нет, то вдруг я закурить решил.», думал он. В парке по-прежнему никого не было. Лишь Василий. Теперь уже курящий Василий, который все сидел и дымил, о чем-то в очередной раз задумавшись. Он и не заметил, как за короткий промежуток времени выкурил целую сигарету, учитывая, что никогда этого не делал. Выкинув окурок в урну, перед этим потушив его, он пытался понять, какие ощущения дала ему эта сигарета. «Пожалуй, никаких. И почему люди так любят курить?», заключил он. Чувствуя во рту неприятную горечь, Василий закинул в рот жвачку с мятным вкусом, которая приятно охлаждала рот, словно очищая его от нечистот.

Несмотря на то, что парк был хорошим местом для раздумий, Василий решил отправиться домой.

«Скучно как-то без людей. Хотя казалось бы, какая разница? Сиди себе и думай, греясь на солнышке. Но вот как-то не идет. Странное это дело»

Не успел Василий встать с лавочки, как вдруг заметил странное свечение вдалеке.

«Неужели это опять ежик?», иронизировал он про себя. Он направился к этому свечению. Оно отдавало синевато-голубым цветом, который напоминал пар или дым от горящего огня. Однако нечего, кроме этого свечения не было видно. Ни костра, ни чего еще либо. Лишь как бы цветной пар. Запаха от него тоже не шло. Это свечение находилось чуть дальше кустов с ежом, неподалеку от тропинки. Василий направился туда.

Придя на это место, он обнаружил, что первоисточник этого свечения загораживало дерево, посему увидеть, откуда оно шло не представлялось возможным. Если только не попробовать отвести в сторону ветки, что Василий и сделал.

После этих действий, он наконец добрался до свечения. Оказалось, что оно шло из-под земли, словно какое-то призрачное сотворение. Ничего, кроме обычной земли видно не было. Василий с минуту лишь тупо смотрел на эту область, откуда шла странная магия. После этого он аккуратным шагом решился наступить на эту область.

Он не успел опомниться, как вдруг провалился неизвестно куда. В неизведанную пропасть, которую, казалось, невозможно было обуздать. С неистово дикими криками он летел. Летел неизвестно куда. Пропасть была до ужаса странной. В глаза бросались темные, синие, яркие, белесые цвета, иногда даже попадались цвета радуги. Он летел настолько быстро, будто бы разогнался на максимальную скорость на мощнейшем мотоцикле. Однако здесь не было ничего. Ни ветра, ни тепла, ни холода. Лишь непонятная мрачная темнота, в которой иногда проглядывались различные символы, иероглифы, слова, странные картины, фотографии, различного рода видео. Вот, одно из них.

На этом видео какая-то девушка с карими глазами улыбалась мужчине, а тот ей. Они хотели обняться, как вдруг он со всей силой ударил эту девушке в лицо, отчего та истошно начала кричать. Звука не было слышно, однако по гримасе можно понять, что ей было до ужаса неприятно и она никак не ожидала такого предательского удара. Мужчина вдруг соскочил со стула, на котором сидел, взял рядом лежащую биту, которая неизвестно откуда взялась и начал дубасить девушку со всей силы. Кровь вишневым цветом плескалась в разные стороны, напоминая кляксы художника, тело девушки корчилось от наносимых ударов, но она не могла встать и уж тем более дать отпор. Василию стало тошно от такого зрелища, однако ролик продолжался и не смотреть было невозможно. Он хотел бы закрыть глаза, но каким-то неведомым образом он не мог, словно неведомая сила не давала ему этого сделать, заставляла смотреть этот ролик. Лицо мужчины выражало лишь злость и агрессию. Он был настолько зол, будто встретил человека, который испортил ему всю жизнь. Но разве эта милая девушка могла такое сотворить? У девушки было изуродовано все лицо, оно было все окровавлено, превратилось в абсолютный мясной фарш, где нельзя было разобрать ни одной черты лица. Лишь обрызганные кровью волосы было кое-как видно. Мужчина на миг прекратил безумие, но биту не отпустил, а продолжал стоять, держа её одной рукой, часто дышал, слегка вздымая плечи, пытаясь захлебнуть как можно больше воздуха. Девушка, очевидно, уже была мертва. Она не двигала ни одной частью тела и, кажется, не дышала. Василий лишь продолжал лететь сквозь бездонное темное море. Мужчина вновь принялся за биту, решив, видимо, сделать окончательный удар. Он ударил девушку прямо по солнечному сплетению, отчего та лишь резко дернулась и замерла на веки. Василий от такого жуткого зрелища прикусил верхнюю губу. Ему стало не по себе.