Конгруэнтность

Эрос Евгеньевич

Конгруэнтность

Вместо послесловия.

–Я запуталась. Ничего не понимаю.

–Чо ты не понимаешь? Мы же не обратное преобразование Лапласа обсуждаем… Всего лишь кросс-функциональный процесс обеспечения всеобщего счастья.

Здесь все как в жизни. Изнуряющая жара, доведшая до безумия многих, и явившаяся причиной проявления немотивированной агрессии у тех немногих, кто не успел окончательно сойти с ума, куда-то пропала. Температура упала, начались затяжной дожди, и появилась возможность не прятать взгляд, а наблюдать жизнь широко открытыми глазами.

Безусловно, не существует немотивированной агрессии. У нее, как и у всего сущего есть исходная точка. Но вот безумие… Все как в жизни. Дальше будет только хуже. В смысле, жара будет длиться все дольше и дольше. Безумие примет массовый характер, и в какой-то момент, когда она исчезнет, и придут дожди, некому будет наблюдать жизнь – именно ту ее часть, которая является общей для всех нас. Именно ту часть, которая и придает некий смысл существованию человека.

***

А если все не так. Если нет эмоционально напряженных диалогов, если в них нет изощренных логических конструкций, нет борьбы за то, что было твоим прошлым? А если все гораздо проще: кто-то касается выключателя и свет гаснет, или наоборот, зажигается. А жара – одна из переменных.

***

Впрочем, нам не положено знать, что происходит там, за горизонтом событий.

***

Впрочем, ни что не происходит незаметно. Каждый наблюдал происходящие изменения и догадывался, что “сия чаша не минует его”.

***

Мелодия входящего вызова. Она несется из точки пространства в которой сейчас находится женщина. Густая сеть морщин относительно недавно легла на её руки и лицо.

Мышиного цвета куртка с черными вставками на рукавах, на которых белым принтом повторяется фраза:“Kiss sexy baby”.

Мелодия выдернула ее откуда-то издалека, и она начала копаться в черной сумке размером с ее голову, где на торцах обильно установлены жёлтые заклепки.

Звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело еще нечто неведомое. Мелодия иссякли.

– Куда же я его засунула? – вновь звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело нечто неведомое.

Из сумки высунулся край бутылки с прозрачной жидкостью, на которой надпись голубым: “Святая вода”.

Женщина чуть подалась вперед и смогла засунуть руку в карман.

– Дура, бля…

Телефон шлепнулся в сумку, край бутылки последовал за ним.

Женщина вернулась обратно, куда-то далеко отсюда.

***

Яркий неон. Интенсивное движение работающих. Столкнувшись, они шепотом перекидываются короткими фразами и активно жестикулируют. Отскакивают друг от друга. Исчезают за многочисленными декорациями и снова неожиданно появляются.

Их от меня отделяет какая-то невидимая граница, которую они не смеют пересечь.

– А в чем, на Ваш взгляд, чаще всего проявляются первые признаки безумия?

Громкий голос, четко проговаривающий каждый слог, был полной неожиданностью. Ход мыслей резко прорвался, и детали их конструкций разлетелись в разные стороны. Ничего. Я почувствовал себя голым и начал крутить головой – кто есть свидетель моей неожиданной наготы.

– И каковы же, на Ваш взгляд, эти первые признаки?

Этот академический голос бросил мне то, чем можно прикрыть свою наготу. Не имея под рукой ничего более, пришлось воспользоваться и этим.

– Сложно сказать, все настолько индивидуально. У большинства сложилось мнение о том, что базовым признаком является агрессия.

– Для наших слушателей, хотелось бы уточнить, агрессия по отношения к определенным людям, или объектам?

– Агрессия вообще, к первому, что попадется на пути. Главное, она не проходит. Жара ни куда не девается. Но повторяю – все индивидуально.

Далее началась игра в “Почему”. Которая продолжалась все оставшееся время.

***

Как выжить безумным в безумном мире? Возможно ли это? Вот такие вопросы весь оставшийся вечер будоражили мое сознание.

***

Задняя площадка. Здесь гораздо чаще пусто, чем в любом другом месте. Она идеальна для тяжелого и объемного, избытка гормонов, отсутствия морали и стыда. Здесь можно только стоять.

Все изменения на задней площадке крайне органичны – они нерастянуты во времени, так что видна вся их эволюция, и не сжаты до предела большого взрыва. Вы их просто замечаете и как долгое послевкусие – мысль о том, что эти изменения уже имеют срок давности, но какой именно, не вспомнить. И вы говорите себе – недавно.

Женщина. Грубый голос с неприятными “липкими” нотками. Она нарочито громко выкрикивает мужское имя.

Это вопрос самоутверждения. Вызов дна, брошенный с задней площадки, тем, кто находится выше. Смотреть на нее неприятно – все в грязи.

Призыв услышан. Сначала скрипящий такой же вызывающий голос: “А чо не села?!“.

– Осторожно.

Облако медуз подчиняясь импульсу плавно задвигали многочисленными щупальцами и голубоватый свет по очереди зажигая каждую из них распространился вглубь, окутанного сумраком пространства.

Мужчина и костыли. Последнее – самая добротная вещь. Они даже блестят.

Некоторое время они так же громко, противопоставление уже их часть, несвязно обсуждали, то, чего здесь нет, но с чем сюда приходят. Уловить смысл – бессмысленно. Это просто кусочки мутного стекла, ранее бывшим чем–то осмысленным. Но в этой россыпи тусклости, о которой они громко заявляли, еще остались следы общего. В какой-то момент она даже проявила акт заботы, содержащий в себе чувственный жест, что, пожалуй, и было последним признаком общего и что придало их присутствию некоторый интерес. В ответ он породил мысль, которую немедленно ей озвучил: “Нам нужны рабы, чтобы зарабатывали для нас деньги.“

***

– Выворачивай карманы – непонимающий взгляд отдаляет мгновение, до несбыточного, когда безумное желание овладеть мнимым ключом мимолетного облегчения от гнетущей жары станет фактом бытия. Это несовершенство человеческого, которое мгновенно превращает его в страх полный непонимания.

– Выворачивай карманы! – приходится прикладывать дополнительные усилия, что бы это уродство подчинялось, а откуда их брать? Только из прошлого. Тут же всплывает противное ощущение липкой от пота кожи, шершавого неба и непрерывной головной боли.

– Быстро!

– Да, да… Сейчас – теперь понятно, его ненависти нужна пища, но в моих карманах бесплодная пустота. Чуть, чуть злорадства, кривой улыбкой разрезает лицо.

– Ну… – злорадство как и страх трудно скрыть. Злобное шипение и движение рукой вперед для более наглядной демонстрации блестящего лезвия Сантоку.

– Да, сейчас – карман один за другим вскрывают свою пустую сущность. День был изнуряющим – сил нет, а в моем прошлом только картины насыщенные зеленью – пестующей любопытство.

Последовала пара коротких ударов. Каждый знал, что это и было истинной целью, которая выстроила эту часть общей картины мира.

***

Убегающий силуэт, его топот сжимает и разжимает мое сердце. Все дальше и тише. Звуки стихи – сердце тихонько, стараясь оставаться незаметным, отмеряет время жизни.

Я, медленно и аккуратно ступая, побрел в направлении своего дома. Стимулами моего движения сейчас являлись: ноющая боль, не позволяющая сосредоточится, и мокрое пятно в нижней части живота, создающее неприятные ощущения такие, что я начал раздражаться. Пятно росло, рубашка прилипала, что вызывало зуд и неприятное ощущение холода. Раздражение усиливалось и заставляло меня ускорять шаг, что, в свою очередь, усилило боль, которая требовала замедлить шаг. Дилемма требовала найти выход.

– Плевать! – я нервно рванул рубашку. Пуговицы зазвенели, ткань плавно опустилась на мостовую.

Стало легче. Подняв голову, я столкнулся взглядом с “Большой Медведицей”, который меня окончательно успокоил.

Почти достигнув дома я вновь столкнулся с дилеммы. Мокнуть стали штаны. Но теперь я знал, как ее решать. Остановившись, спокойно снял штаны и благополучно дошёл до дома.

***

Жуткая духота, везде витает запах еды. В квартире полумрак. Откуда-то сверху доносится звон посуды. Из-за стены слева истошные завывания. Справа – отборный мат.

Мужчина подходит к кровати и падает на грязный матрац.

Он старается не дышать – его тошнит от густых и горячих запахов, обильно приправленных специями запахов.

Достает из кармана руку и смотрит на единственное что блестит здесь.

Гладкое с плавными изгибами лезвие ножа выглядит совершенным.

Он заворожено смотрит на него.

Постепенно звуки стихают. А горячий пропавший едой воздух уходит на улицу. Мужчина сомкнул веки.

***

Алый диск Солнца едва касается горизонта. Розовое небо на котором ни облачка. Он уже привык, что день заканчивается именно так – город погружается в кровь. Медленно тонет в ней, пока его не настигнет бездонная ночная чернота смерти.

Он идет по грязной улице, стены домов которой с розоватым отливом, все напрочь испщерены словами, точно описывающими жизнь здесь, и фрагментами картин жизни, которой здесь никогда не было. Обрывки газет, пакетов и коробок. Пятна рвоты и куски пищи источают зловоние.

Он приближается к перекрестку за которым уже есть шанс поживиться.

Резкий поворот и он чуть не врезается в преграду.

Желтый цвет кожи подбородка и щек. Тонкие землянистого цвета губы растянутые гримасой ухмылки, через тонкую щель которых проглядывают черные остатки зубов.

– Твою… – он отскакивает и поднимает глаза. Это старуха. Взгляд бесцветных глаз пуст. Грязные лохмотья.

– Куда побежал!? – скрипучим, полным визга голосом прокаркала старуха и резво смяла своей рукой край его футболки.

Он отступил чуть-чуть. Ткань натянулась, демонстрируя его решимость. Грязно желтые ногти узловатых пальцев, окрашенных красным светом умирающего Солнца, держали крепко.

Всматриваясь в грязь города, обильно въевшуюся в эту руку, он прошипел: “С дороги“.

– Страшно… Страшно… Страшно. – кривлялась старуха.

– Прочь!

– Посмотри сюда! – завизжала старуха.

Цветастые лохмотья в бурых пятнах и белесых разводах. Калейдоскоп тусклый цветов: красный, синий, черный, оранжевый через не ровные края которого проглядывают редкие кустики зелени. И опять проглядывает сквозь алую дымку сетка, покрытых грязью дорог на желтом фоне дряблой кожи. Черная пугающая щель с осколками белого. Несколько скрученных в спираль волосков чьих-то жизней, сплошь усыпанных пеплом сигарет. Два алых диска.

– Видишь? – в шепоте угроза.

– Что тебе надо? – осторожно выдохнул он.

– Солнце горит. Солнце сжигает. Смерть оживляет. Чужая смерть – ее нижняя челюсть непрерывно двигается.

Два неподвижных алых диска приближаются. Ему становится душно, дома сдвинулись и начинают вращаться. Быстрее, еще быстрее.

– Помогите! – пронзительно кричит маленький мальчик.

– В такую жару только скупость есть благодетель – скрипит старуха.

Привкус железа остановил вращение. За плечом старухи он замечает силуэт. Переводит взгляд и снова мальчик на фоне горящих Солнц.

– Аааа! – откуда-то снизу, слева отчаянная решимость полетела куда-то вверх направо, разрезая материю.

Он быстро пролезает в образовавшуюся брешь.

***

Трапеция света неспешно крадется по линялому дощатому настилу. Горячий воздух нового дня поднимает вверх вчерашнюю пыль.

Безмятежность лица выдерживает лик Солнца, но его горячее дыхание, следующее тенью, не проходит бесследно. Глаза открываются. Белый квадрат с холодным безразличием нависает над ним.

Чуть левее, и светло голубая, абсолютно однородная бесконечность выдавливает куда-то на периферию квадрат потолка.

Мужчина с осыпающимся пятном красного на боку встает и подходит к газовой плите.

Шипение, свист, клокотание приводят к тому, что комната наполняется густым ароматом кофе.

– Горячий кофе в жаркий день. Клин вышибают клином.

– Нет, это просто причина желания.

– Желание – жару залить кипятком!?

– Вы все неправы! Ни жара, ни кипяток здесь не причем! Стремление к совершенству – вот истинная причина!

– Я раньше говорил и сейчас повторяю: “Жутко сомнительный путь”.

– Повторяю: “Истинное совершенство заключается в стремлении, а не в результате. Что есть результат – перманентное стремление. Великим воином считается не тот, кто выиграл Великую битву, а тот, кто не погиб в тысяче сражениях! “

Мужчина смахивает капли пота. Крепко сжимает рукоять, которая двумя стальными обручами не дает беснующейся воде вырваться наружу и медленно начинает наполнять чашку на столе.

Раскатистое и гулкое эхо удара грома. Рука дрогнула и шоколадные капли дали трещину на внешней поверхности чашки.

Дробь крупных капель дождя наполнила комнату. В проеме окна – бесконечность однородной лазури.

– Неужели дождь? Но на небе, ни облачка!

– Окно демонстрирует только половину. И почему ты решил, что видишь аверс? Может стоит обратить внимание на другую сторону, которую скрывает дверь?

– Да, да… Быстрее! – колба чайника чудом устояла на поверхности стола.

– А как же путь к совершенству?

– Что есть совершенство?! Картины мира недоступные нам! Чем дождь хуже!

Забряцал металл, и дверь распахнулась.

Но в дверном проеме темень и жуткая боль в области носа. Звуки дождя оборвались. Его место занял поток слов, в основе которого звонкий женский голос.

– Ой, простите, простите! Это кошмар какой-то! Ну кто бы мог подумать, что двери еще открываются! Сейчас, ведь как, либо двери закрыты, либо их нет!

Первыми не выдержали слезы. Они полезли наружу сквозь плотно сжатые веки. И когда щеки ощутили только их не смелое касание, веки дрогнули.

Кудрявый ореол и яркий маникюр на пальцах изображающих стену перед глазами, из за которой выглядывает кусочек алых губ.

– И долго мне так стоять? – звенели слова.

– А где дождь? Уже кончился? – разочарование с коротким скрипом дверных петель втянуло в себя весь воздух.

Он судорожно раскрыл рот – ничего. Стена за девушкой и лестничный марш покрылись дымкой, и… Он смотрел в черноту космоса а перед глазами мелькали точки звезд. А затем, взявшийся ни откуда кусочек алых губ приговорил: “Ну все. Все!”, и все пропало.

***

– Как приятен сегодняшний вечер. И твоя болячка – она ткнула пальчиком себя справа в области живота – ведет себя примерно.

Он сидел на самом краю кровати. Мысль: “Вечер приятен. “ запахом морской близости возникла в нагромождении образов. А следом и само море – бескрайнее количество свежести и прохладу, несущее умиротворение к его ногам.

***

Пасмурно. Но дождя не намечается, а жара только слегка отвлеклась и горячий воздух ее дыхания лишь на долю отклонился в сторону от меня.

Полоса асфальта должна привести меня к морю. Так было несколько раз до сегодняшнего дня. Мысли в голове отрезали часть окружающего мира и мне достались только выступающие фундаменты череды одноэтажных домиков справа и непрерывная линия колючего кустарника слева.

Колючки с редкими листиками ревностно охраняли, все, что человечество сметает и бросает прочь, наивно полагая, что, то что недоступно взгляду – не существует. Прямая линия нашего взгляда вот истинная причина таких суждений.

Сейчас, вышагивая по дымящемуся асфальту, сквозь пунктиры разрывов проглядывали клочки и обрывки, объедки и крошки, и даже смерть в виде раздавленной мыши.

Изгиб влево и передо мною все оттенки серого образуют морскую гладь. Узкая полоска песчаного пляжа, и извилистая тропа. Я делаю шаг, второй, третий, но меня останавливают две огромные змеи. Их появление неожиданно, как ответ на замысловатую загадку. Такое сбивает меня с ног. Я опрокинут. Слабый шорох аккомпанирует игре света на черной полосе змеиной кожи. Ближайшая ко мне вытягивается и пара длинных изогнутые клыка оказываются у моей ноги. Судорожно пячусь, но они проворнее – еще один бросок, но я вновь успеваю отдохнуть ногу.

Гонка продолжается. Они прекрасны в своем безжалостном стремлении уничтожить. Я смешон в своем отчаянном стремлении спастись.

Осознание спасения проявилось в десятках ощутимых уколов колючей травы. Змеи исчезли, а с ними и море.

***

– Попробуй превратить мгновение в камень.

– Ха, он оставит планету без камней в своей репликации!

– Да нет, ему самому надо стать камнем.

– Иногда вы полезны…

– Стой! Ты это не всерьез?

Находясь на краю мира можно разглядеть больше деталей. И чем ближе к краю, тем детальнее он предстает нашему взору. А шагнув за край – проникнуть в его сущность.

И вот он камень на краю вершины. Тяжело удержать форму. Очень быстро заболели ноги, и заныла спина. Но тяжелее всего не поддаться желанию дышать.

Девушка, стол, стена напротив начали искриться, а затем яркая вспышка белого ослепла его.

***

Огромная шестерня скрипнула, и началось ее медленное вращение. Огромный деревянный массив, стянутый железными полосами начал свой подъем вверх. Под ним появилась узкая полоска света. Она ширилась, по мере того, как плоскость деревянных ворот растворялась в облаке, нависшем над ними. Со светом появляется внешний мир. Он деревянен и прямоуголен. Ворота растворились и теперь этот мир предстал в полном объеме.

– Как он прозаичен в своих прямых и безвкусен в своей однородности – мелькнула мысль.

Но именно безвкусица обеденного породила изысканный форму, которая уже оставила свой след в его воспоминаниях. И вот эти следы – неумолимо стираемые временем отпечатки памяти, собрались в единое целое перед ним.

Девушка сидит за столом и со скучающим видом водит ручкой по листу бумаги.

***

– Это точка невозврата.

– Точно – слегка натянув поводья, статный и пышащий волей наездник вытащил сигару изо рта и добавил – Ловко. Она убила его прошлое.

***

Прекрасная царица с черными прямыми линиями, похожими на стрелы, летящий вниз, очерченной алым линией губ, водила алым ногтем по листу бумаги, следом вырисовывались символы, понятные только ей. Вырисовывались и тут же исчезали. То чем она жила последнее время стало безразличным.

Все эти магические знаки разом перестали определять смысл дней проживаемых ею. И эта чувственная пустота жаждет быть полной.

***

– И зачем я согласился на это! – злоба уже достигла границ, где заканчивается влияние разума, и каких-то несколько стандартных звездных суток, отделяют ее от сублимации последних остатков человеческого, после чего она станет слепой агрессией уничтожения.

– Тебя предупреждали о том, что так может все закончиться.

– Как?! В этой пустоте?! – лицо выпало из пучка света, демонстрирующего обнаженную столешницу, и превратилось в угольный контур – Нееет… – контур продемонстрировал правую часть, затем левую однородности своей заливки – Мне обещали другое!

Какая же это пустота? Вокруг – обе руки вытянуты в стороны – столько звезд – широкая, полная искренности улыбка.

Сутки не потребовались. Звезды и отсутствие страха породили свободу, которая открыла все двери, в которые ринулось все то, что оказалось рядом.

***

– И что же это такое? – приглушенный величием, придвинувшейся вплотную лесной чащи, детский голос, сопровождаемый ободряющей непринужденностью пощелкивающих языков молодого костра, не сразу стал причиной морали, заключенной в словах ответа сидящего напротив старика.

Неровный, весь в трещинах отливок серебра, в эту ночь, наделенный жизнью теплым светом молодого костра, который, еще неведая скупости, бросил немного меди на бока отливки, вздохнул и изрек свою мудрость: «То, что губит всегда находится где-то рядом, просто и непритязательно. Нужна воля чтобы не поддаться искушению».

***

Агрессия понеслась уничтожать.

***

Царица резко вскочила и с пронзительным криком ринулась вперед.

***

Он смотрел в её глаза.

***

Черные полосы между которыми прорывается оранжевое пламя, в поисках свободы, мечется от одного ряда металлических прутьев к другому.

***

Она размашисто наносит удары по его лицу. Слева направо, налево справа.

Голова как вершина маятника считает удары времени: влево, вправо, влево, право…

Он подчиняется и безропотно наблюдает, как ее с длинным разрезом глаза наполняются смыслом.

***

Черный виниловый диск совершает 331/3 оборота в минуту.

Под звуки джаза черная женщина красиво выводит: “ Хватит ли времени тебе, наполнить их смыслом? “.

Черный виниловый диск старый. Игла перескакивает и черная женщина в свете прожектора под звуки джаза вновь начинает красиво выводить…

Прекрасное начинает испытание.

***

Он терпит и отчаянно борется с ночным космосом, побирающимся к его сознанию, за этот дневной свет.

Неотрывно смотрит в её зрачки, ибо пока он их видит, он здесь.

***

То ли агрессия выплескивает силы, то ли осознание поглощает энергию, но удары – время, замедляются и вот момент, когда само время готово остановиться.

Он понимает, что выдержал испытание. Она внимательно разглядывает его черты.

***

Мир рухнул.

Его изнуренное тело ощущает всю тяжесть того, под чем он оказался погребён.

***

Протиснувшись через брешь, он даже не сразу понял, где оказался. Мягкий свет солнца окрасил в нежные оттенки каменных великанов, молчаливо терпящих бесчинства своих создателей.

После десятка шагов гул города проник в него. Он опустил голову, и умиротворение цветом исчезло. Только кричаще красный и едкий зеленый иногда пробивались сквозь толщу того что стало непотребным потребителю.

Но даже одной капли этого едкого зеленого достаточно, что бы отравить его мозг, а капли этого кричаще алого пробудить жажду зла.

Улица пустынна и ему ни чего не остается, как с силой полоснуть ножом по ладони.

***

Стало легче. И рептилия подняла голову в поисках жертвы. Безжалостный холодный синий излучает пространство. И терпение вознаграждено. Теплое движущиеся пятно.

***

Из сжатого кулака капают алые капли. Перед самым лицом жертвы он его разжимает.

– Так у тебя две линии жизни! Как интересно. А…аааа!

Полированный осколок зеркала мира, зажатый в другой руке, снизу вверх, по диагонали рассек реальность. Сквозь брызги и ширящийся разрез он увидел надвигающиеся сумерки.

Нож скрылся в кармане, и ладонь стала опорой, позволившей ему протиснуться в пространство надвигающихся сумерек.

Пролезая, мимолетный взгляд вверх.

– А здесь только одна – мысль, как след упавшей звезды быстро, растаяла в дымке разума.

***

– Чтобы получить представление об этом сне, очень важно понять конструкцию на которой он базируется.

– Вы попробуйте объяснить, а я постараюсь понять.

– Зачем?

– Зачем понять? Ну, раз вы его вспомнили, видимо он чем-то важен для вас.

– Мне кажется, в данном случае важнее ощутить, чем понять.

– Ну, хорошо – ощутить. Но скорее всего, правильное понимание чего-то и вызывает определенные, характерные ощущения.

Тишина выдвигает детали на первый план. Пока они анализируются, тишина развивается, превращаясь из паузы в упорное молчание. Единственным ее врагом является скука. И этот враг сейчас напротив.

Обе ладони резко опускаются на колени, и эхо хлопка выстрела разносится по кабинету.

– Я вас слушаю.

– Удивительные всего были масштабы. Скорее все было с размахом.

– Что именно?

Упругость кожи быстро справилась с недовольством.

– Безусловно – это коридоры. Представьте кирпичную стену из которой вынули кирпичи, и остались только стыки. Вот так примерно сверху выглядели комнаты. Ряды стен цвета влажной глины разделяют пространство на пустые прямоугольники, а дверные приемы без дверей соединяют их. Ни какой явной системы в расположении этих приёмов нет. Какие-то комнаты пусты, в каких-то стоит сантехника. Я стараюсь быстрее пересечь это жилое пространство, в котором никто не живет. Нет, передо мною не стоит проблема поиска выхода. И нет страха – животного страха смерти, есть неприятное ощущение от пустоты и безжизненности. Да еще присутствует сильное чувство тревоги.

Сигнал замечен, схвачен, стал целью.

– Тревоги? А по…

– Я должен успеть – совершенно бестактно, но по-прежнему эмоционально ровно, следует жест отрицания – странный призыв к продолжению – я должен, как можно быстрее найти воду, чтобы спасти её.

***

Как много всего должно было случиться, что бы это хрупкое равновесие состоялось. Все существование вселенной было подчинено тому, чтобы оно произошло. Многодневная невероятная жара, которая создала самое хрупкое, вечерняя встреча, открывшая доступ к пустоте, что задержало ход времени; переход по ту сторону морали, где нет границ, что свело на нет возможную встречу.

И вот, восходящее, но уже раскаленное солнце полностью обездвижело воздух, исключив последние составляющие свободы выбора. Оно же и запустило то, что изначально задумывалось как ничего не значащее стечение обстоятельств, но приведшее к событию такой силы, что изменения, связанные с ним, вышли далеко за пределы одной линии жизни.