Тарантины и очкарик

– В том же месте отключилась трубка очкарика.

– Помню. Ладно, до завтра.

Юсуп отключился, моих пожеланий спокойной ночи не дождался.

После ужина я отключил телефоны, на шесть утра запланировал посиделки в подвале под квартирой ромкиного казначея, спать завалился в девять. Дневная жара ещё не спала, заснуть сразу не разрешила, дала время поразмыслить, одуматься.

Кабак Ромки – если вывеска у входа в общепит не врёт – открывается в девять. Бухгалтерше топать от дома до места работы от силы минут десять. Значит, выйти из дому должна примерно без четверти девять, чтобы успеть наверняка. Плюс косметика, выкрутасы перед зеркалом, полчаса на завтрак, полчаса на душ-туалет.

Как ни крути, а раньше половины восьмого мне в подвале первого дома по Колодезной делать нечего. Если, конечно, казначей не просыпается в пять для утренней пробежки. Я вспомнил габариты и рыхлость тела ромкиной бухгалтерши. После совещаний со здравым смыслом решил, что пышка под центнер весом вокруг дома по утрам не бегает.

Прежде чем провалиться в сон, я перенёс визит в подвал казначея на семь, внутренний будильник поставил на половину пятого.

*

*

Утреннюю тренировку я начал без четверти пять, в семь запарковал авто рядом с домом ромкиного казначея. Для машины нашёл место с той стороны дома, куда окна бухгалтерши не выходят.

Перед тем как забраться в подвал, я осмотрелся, нет ли поблизости милых кавказских овчарок, привязанных так, что до меня дотянутся в один прыжок. Осматривался я со здоровенной сарделькой в руке. Взятки в этом деле я не осуждаю. Вторая и третья сардельки ждали своей очереди в карманах.

Псиной не пахло. Я спустился в подвал. Под квартиру казначея пробрался без приключений.

Из-под обломков теплоизоляции я вытащил клубок тряпья и промасленной ветоши, что спрятал накануне. Сел на кирпич, настроил слух на звуки сверху, с потолка подвала. Ромкина бухгалтерша – дама немаленькая. Каждый шаг человека весом в центнер по полу первого этажа слышен в подвале так, как если бы тебе прошлись по голове.

Двадцать минут я маялся от безделья. Приковылял облезлый подвальный кот. Сел напротив, принялся канючить. Я шикал на гостя с минуту, пока не понял, что котяра притопал на запах сарделек от моих рук. Чтобы попрошайка не заглушил нужных звуков, я поделился половиной сардельки.

В половине восьмого в квартире бухгалтерши со стороны спальни заскрипела кровать. В восемь тридцать пять из спальни к туалету прошаркали тапочки. Пришлось слушать продолжение.

Полилась вода из унитаза.

Я приготовил клубок ветоши.

Хозяйка протопала в ванную. В такую жару душ по утрам не принимает только тот, у кого душа нет.

В подвал просочился шелест: пластиковые петли душевой занавески проехались по направляющей.

В дно ванны ударили струи воды. Донёсся стон облегчения. Ещё бы не стонать! Жарило всю ночь, а тут тебя обдаёт прохладной водой!

Времени намылиться я бухгалтерше не дал.

Без единого звука я разъединил стык канализационной трубы с отводом, воткнул в стояк заглушку. Умудрился даже не замочить руки.

Я пулей пронёсся к люку, выпрыгнул из подвала. За спиной раздался знакомый рык. Я повернулся, с проворностью факира достал из кармана сардельку. Кавказская овчарка вильнула хвостом.

На сей раз псинка охраняла пустую лестницу. Видать, хозяин вышел прогулять собачонку, да забыл сигареты. Вернулся за куревом домой, а собачку – опять без намордника – на минутку оставил в подъезде. Не таскать же беднягу вверх-вниз!

Я бросил сторожу сардельку. Кусок варёного фарша провалился в глотку собачонки без задержки, только зубки лязгнули на весь подъезд. Остаток взятки – полторы сардельки – псина проглотила за полторы секунды. Рык прекратился. Я перекрестился. Собачка завиляла хвостом, подняла с пола пыль.

Я выскочил на улицу, оббежал дом, прыгнул в машину, в пять секунд подкатил к первому подъезду, под окна казначея.

С ящиком инструментов в руке, в синем потрёпанном комбинезоне с изображением гаечного ключа и словом “сантехработы” на спине – с тем же словом и моим телефоном на борту машины – я задрал голову вверх, всмотрелся в балкон девятого этажа, принялся сигналить. Я делал вид, будто меня – сантехника – вызвали, а подъездную дверь открыть забыли.

Краем глаза я уловил движение в окне квартиры на первом этаже. Через секунду звякнул мобильник. Я убрал палец с клаксона, включил на мобильнике запись разговора, снял трубку, представился.

– Сантехработы. Быстро, качественно, дёшево.

Динамик мобильника взорвался скороговоркой.

– Вас мне сам бог послал! Меня тут заливает. Я вызвала аварийку, но их пока дождёшься! Вы не могли бы посмотреть, что у меня с канализацией? Я тут, рядом. Вы стоите напротив моего окна. Посмотрите на первый этаж.

В окне на первом этаже раздвинулись занавески, показалась голая рука, помахала. Я кивнул: мол, вижу. Ромкин казначей тараторить не прекращал.

– Я вам заплачу, сколько скажете, только побыстрее, пожалуйста!

– Но у меня вызов. Надо установить мойку…

– У меня забилась канализация, вы не понимаете?! Вы можете хотя бы посмотреть? Я же не бесплатно…

– Посмотреть? Что я там не видел?

– Ну, починить, если что. У меня из унитаза вот-вот перельётся… Позвонила в ЖЭК, но наши алкаши пока приедут… а мне квартиру заливает. Ну, пожалуйста! Ну, я вас очень прошу!

Я склепал недовольную гримасу: мол, у меня дел по горло, а тут вы, хозяечка, со своим дерьмом! Три секунды я ломался, затем взглянул на окно казначея, кивнул, указал взглядом на подъездную дверь: мол, открывайте.

Не успел я подойти к дому, как бухгалтерша уже распахнула подъездную дверь. В махровом банном халате да с полотенцем на голове и без того немаленькая дама казалась вдвое больше.

Казначей всплеснула руками.

– Быстрее! Что ж вы так медленно, а?

– Мне спешить некуда.

Кавказская овчарка всё ещё охраняла лестницу. Рычать на меня псинка передумала, а вот вилять хвостом я её не просил.

Казначей посмотрела на меня, перевела взгляд на виляющий хвост, затем уставилась на меня как на Деда Мороза, что принёс подарки восьмого марта.

– Странно. Обычно Дик на незнакомых гавкает. Хотя бы рычит. Ну, пошли, пошли. Не бойтесь, вы рядом со мной, Дик не укусит.

– Собачка ваша?

– Дик меня знает. Пошли.

Бухгалтерша открыла дверь в квартиру, жестом пригласила внутрь. У порога я натянул на мокасины пластиковые пакеты, шагнул в коридор. Бухгалтерша подарила мне восхищённый взгляд.

– Ну и сервис! Как в лучших домах!

Я взглянул на обувь, что стояла у двери. Туфли-балетки, босоножки, женские домашние тапочки. Синих мужских вельветовых тапок сорок пятого размера я не заметил.

На полу лежал коврик с хозяйской обувью, на стене висело зеркало, да рядом стену украшала вешалка из трёх рожков. Никаких ящиков, шкафов и антресолей, где могли прятаться ромкины тапки. Только зеркало, коврик да вешалка.

Я прошёл в туалет. Грязная вода вперемешку с ошмётками дерьма подступила к ободку унитаза. Я заглянул в ванную. Треть ванны заполнила та же смердящая смесь, что и унитаз.

Полочке, что под зеркалом, над умывальником, я уделил внимания куда больше, чем подтопленной ванне. Ни помазка, ни бритвы, ни пены, ни бальзама, ни лосьона, ни второй зубной щётки.

Второго полотенца в ванной не нашлось. Банный халат один, и тот на хозяйке.

Бухгалтерша заглянула в ванную через моё плечо.

– Видите этот кошмар? Хорошо, хоть не успела намылиться. Ведь так забивается канализация?

Я кивнул.

– Надо идти в подвал. Здесь мне делать нечего.

– Ну, так чего ждём? Пока перельётся?

– Как выходить-то? Там пёсик.

– Какой пёсик? Ах, Дик! Так он вас уже знает. Вон как вилял хвостом!

– Проведёте меня к подвальному люку, и сразу бегите домой. Как только вода из ванны и унитаза начнёт уходить, три раза стукнете по ванне.

Когда мы вышли, от Дика в подъезде остался только собачий дух.

Я с облегчением вздохнул, взглядом указал бухгалтерше на дверь.

– Идите домой и ждите.

– Я постучу. Три раза, я помню.

Бухгалтерша убежала. Я возблагодарил Дух Предков за то, что хозяйка не спросила, откуда у меня ключи от подвала. Ключи хранятся либо в ЖЭКе, либо у ответственного по подъезду. Слава богу, женщины на такие мелочи внимания не обращают.

В подвале я выдернул из казначейской трубы кляп, увернулся от хлынувшей смеси воды и дерьма. Сверху трижды донёсся глухой стук: бухгалтерша послала условный сигнал.

Когда поток дерьма и воды иссяк, я одним махом привёл канализацию казначейского стояка в норму.

Из подвала я вылезал под аплодисменты, ведь у люка меня ждала бухгалтерша. Дама от счастья светилась, разве что меня не расцеловала.

Я защёлкнул замок на люке, кивнул в сторону квартиры.

– Надо проверить, всё ли в порядке.

– Конечно! Идём! А вы думали, я вас вот так просто отпущу? Кстати, мне кажется, я вас где-то видела, причём совсем недавно.

– У меня такое лицо, что я похож сразу на всех.

В квартире я сделал вид, что проверяю, всё ли в порядке.

Заглянул в туалет. Унитаз в норме, только стенки в грязных разводах. Я слил воду. Унитаз заблестел.

На стенках ванны остались ошмётки дерьма. Я ополоснул ванну из душевой головки. Следы моего присутствия стекли в канализацию.

Моё усердие повергло бухгалтершу в шок.

– Где делают таких сантехников?

– Таких уже не делают.

– Жаль. Вы – просто подарок судьбы. Появились в нужном месте в нужное время. Сколько здесь живу – столько и слышу, как наши канализаторщики приезжают не раньше, чем в квартире наберётся дерьма по колено. Господи, я так этого боюсь!

– Боитесь чего? Ходить по колено в дерьме?

– Канализаторщиков. Они же вечно пьяные в дым! А вы трезвый. Я слышала, что они ходят по квартире, даже не снимая свои вонючие сапоги!

– В чём же им ходить по дерьму-то? Босиком? На мойку глянуть можно?

– По-моему, мойка в порядке. Но вы посмотрите, вдруг чего не так.

Я вошёл в кухню. На столе – одна чашка, одно блюдце, одна кофейная ложка. Три табурета под столом наверняка к линолеуму приросли, выдвинут только один.

Для блезиру я осмотрел мойку, слил пару литров воды.

На выходе из кухни взгляду открылась комната. Разобранная постель с одной подушкой. Вонючие мужские носки на люстре не висят.

Ни на кухне, ни в комнате синих вельветовых тапок сорок пятого размера я не углядел.

Когда вышел в коридор, бухгалтерша взялась за старое.

– Господи, как же мне повезло! Это ж надо! Стою мокрая, одной рукой вытираюсь, другой звоню в ЖЭК… Аварийку у нас вызвать – целая эпопея. А тут вы под балконом сигналите! Да ещё телефон на машине! Сервис, как в лучших домах…

– Меня ещё ждут те, к кому я приехал. Людям надо установить мойку.

– Да, да, конечно!

Я указал взглядом на телефон.

– Позвоните в ЖЭК, отмените вызов.

Хозяйка кивнула, порылась в кармане халата, выудила мятую купюру. За те копейки, что мне приготовила казначей, ни один частный сантехник в подвал, полный дерьма, не полезет.

Казначей улыбнулась, протянула гонорар.

– Большое вам спасибо!

– Спасибо – не деньги. С вас десять баксов, хозяечка. Можно по курсу.

– Сколько?! Я думала…

– Вернуть всё назад, как было?

– Нет! Я сейчас, подождите. Просто я думала…

Бухгалтерша метнулась в комнату, пошуршала бумажками, вынесла зелёный червонец, протянула мне. Я открыл дверь, сунул десятку в задний карман комбеза, шагнул из квартиры вон.

Тот задний карман в комбезе уже сто лет как распорот. Червонец выпал из кармана без промедления. Я сделал вид, что не заметил. Хозяйка промолчала.

Не видеть, как червонец упал на пол, бухгалтерша не могла. Значит, решила денежки прикарманить. Что ж, мы квиты: я надул её, она – меня. Правда, я схимичил первым…

Я сделал хозяйке ручкой, зашагал вверх по лестнице. Для пущей правдоподобности постоял на переходе между вторым и третьим четверть часа, затем спустился к машине.

Ромкин казначей вешала на балконной верёвке банное полотенце, махнула мне рукой: мол, пока! Я ответил, мы друг другу улыбнулись, я отчалил.

За первым же поворотом я отодрал от бортов моего джипчика надпись “сантехработы” и номер телефона. Обрывки плёнки-самоклейки упокоились на дне ближайшего мусорного контейнера.

Я подкатил к парку Петровского. До открытия ромкиного кабака оставалось полчаса. Я прогулялся по парку. Вход в ромкин кабак из виду не упускал.

Без пяти девять в кабак вошла бухгалтерша. Через четверть часа вышла с папкой в руке, направилась к воротам парка. Спустя пять минут в кабак вошёл я.

*

*

Бармен поздоровался кивком. Я ответил жестом, осмотрелся. Заведение сверкало чистотой столов и пустотой стульев. Ни единого клиента.

Я подошёл к стойке. Бармен поставил передо мной чашку, улыбнулся как алкаш трезвеннику.

– Зелёный или чёрный?

– Вчера зелёного вроде не было.

– Шеф распорядился купить. Я так думаю, что специально для вас. Зелёный, чёрный?

– Я на минуту. Вчера я здесь разговаривал с…

С Анютой. Бармен видел. Мне лучше прийти вечером. Сейчас Анюта ещё спит, это точно. Вчера сидела до двенадцати, набралась под завязку. Девочки отвели её домой.

Где Анюта живёт, бармен знает, но не скажет. Почему? Бармен не хочет, чтобы у него закончились чаевые. Телефон Анюты тоже не даст. Разве что с её разрешения. Звонить Анюте не станет, ибо будить человека грех.

Как добраться до Анюты, в кабаке знает вся обслуга, но ни один дурак мне не поможет. У обслуги правило: частная жизнь клиента – закон. Мне лучше прийти где-то после четырёх. Анюта уже будет.

Мы обменялись прощальными жестами.

На выходе из кабака я нос к носу столкнулся с Ромкой и фигуристой пышной девицей, казначеем.

Ромка застыл в дверях. Бухгалтерша расцвела, улыбнулась мне как боевому товарищу.

– О! Ещё раз здравствуйте! Вы уже отработали?

– Да.

– Мойку установили? Всё в порядке?

– В полном.

– У меня тоже. Канализация работает. Спасибо.

Ромка посмотрел на меня, перевёл взгляд на бухгалтершу.

– Ты это о чём? Вы знакомы? Какая канализация? Это Янов, частный сыщик.

Бухгалтерша сузила глаза.

– Сыщик?

Ромка посмотрел на меня.

– О чём вы оба говорите? Какая канализация? Какая мойка?

– Я подрабатываю сантехником.

– Шутите?

– Ничуть. Спросите у своего бухгалтера. Час назад я спас её квартиру от потопа и заработал десять баксов. Правда, тот червонец я потерял.

Бухгалтерша отвела взгляд. Ромка пожал плечами.

– Ну и дела!

Я шагнул к выходу. Бухгалтерша очнулась, посмотрела на меня с издёвкой.

– Обычно Дик на незнакомых рычит. Вам Дик вилял хвостом. Всё ясно. Вы его прикормили. Хм… Значит, потоп устроили мне вы, да? И тогда же встретились с Диком. Тогда его и подкормили. Вот только откуда вы знали, что Дик будет на лестнице именно в тот момент? И кстати, откуда у вас ключи от моего подвала?

– Вам не бухгалтером, вам бы сыщиком работать.

– А я дура, со страху сразу и не допёрла, что такие совпадения бывают только в сказках. И канализация потекла, и сантехник появился сразу…

– А я, дурак, так и не понял, куда делись мои десять баксов. Ну, те, что вы мне заплатили.

Казначей покраснела.

– Кто дал вам право влезать в мою квартиру?

– Вы меня позвали. Разве не так?

– Да, но…

– Ещё и обокрали. Где мой червонец?

Бухгалтер проглотила язык. Я улыбнулся.

– Пока!

Без двадцати десять я причалил к дому. От нечего делать выдраил любимый джипчик: прошёлся пылесосом по салону, удалил с бортов следы плёнки-самоклейки, навёл глянец на кузов, стёкла, диски.

В половине одиннадцатого позвонил Крысько. Пригласил на допрос на три часа дня.

Я смотался на рынок, пополнил съестные припасы, отобедал, до двух вздремнул. В половине третьего я двинул на допрос.

*

*

На втором этаже конторы я нашёл девятое окно от угла дома, запарковал машину через дорогу напротив.

Перед тем, как отправиться к Крысько, я включил ноут, создал два ящика на майл-точка-ру, настроил пересылку писем с одного ящика на другой. Напоследок запустил и настроил программу, что сигнал с микрофона моего мобильника переводит в цифру и отсылает полученный файл на почтовый ящик.

Я спрятал ноут под сидение, представил финал допроса, ухмыльнулся.

Когда я вошёл в кабинет, крысиные глазки Крысько засияли, взгляд отправился шарить по моим карманам.

Я достал из кармана мобильник. Крысько улыбнулся, если можно назвать улыбкой обнажённые желтые зубы и пачку морщин вокруг крысиного носа.

Крысько указал взглядом на мою трубку.

– Прошу мобильный телефон выключить.

Я выключил мобильник, протянул Крысько. От радости следователь чуть не заплясал.

– Ну, Янов, теперь ты попал по полной!

– Пояснее можно?

Можно. Меня обвиняют в незаконном проникновении в чужое жилище. Кто обвиняет? Бухгалтер кабака, в котором я сую свой нос куда не надо. Надоедаю честным гражданам расспросами. Меня обвиняют в незаконном проникновении в чужое жилище, или в расспросах? Я обманом проник в квартиру потерпевшей. Есть заявление. Крысько может дать почитать.

Я отмахнулся.

– Читайте этот бред сами, Крысько.

– Что ты вынюхивал у бухгалтера?

– Для чего вы меня вызвали? Потерпевшая обвиняет меня в проникновении, или вы хотите узнать, что я вынюхивал?

– Не выёживайся, Янов!

– Проникнуть в её квартиру ваша жертва меня попросила. Есть запись. Дать послушать?

Крысько изменился в лице, от чего краше не стал ни на грамм, разве что только злее.

– У тебя есть запись?

– Диктофон сейчас на каждом мобильнике. Примочка классная, не использовать грех. Так что я не мошенник. Вошёл в её квартиру по её же просьбе.

– Но ты же не сантехник.

– Работу сантехника я выполнил, канализацию прочистил. А там не важно, кто я – слесарь или токарь.

Крысько сжал губы в белую полоску, засопел.

– Что ты вынюхивал у бухгалтера?

Я почесал затылок, рассмотрел трещину на потолке, перевёл взгляд на Крысько.

– Господин следователь, мне кажется, что я вам рассказал всё. Я прочистил даме трубы. Канализационные. Догадываетесь, что было внутри труб? Вот это дерьмо я у бухгалтера и вынюхивал.

– Не полощи мне мозги, Янов! Я тебе задал вопрос! Отвечать!

Я молчал. Морда Крысько наливалась кровью.

Крысько взял со стола мой мобильник, отстегнул от трубки батарею.

Я скорчил гримасу дурачка.

– Господин следователь, вы сняли батарею с моего мобильника на всякий случай? Чтобы трубка не позвонила моему адвокату, когда вы будете меня бить?

Крысько подошёл ко мне.

От первого удара в ухо я увернулся. Морда Крысько – и без того багровая – получила новую порцию крови. Не морда, а светофор.

– Встать, падла!

Приказ я выполнил ещё до того, как Крысько захлопнул пасть. Я даже успел вставить пару слов.

– Вы мажете, Крысько. Хотели дать мне в ухо, или гоняете ветер кулаками ради разминки?

– Я тебе сейчас, мля, махну! Ты у меня, урод, юшки нахлебаешься до посинения!

– Только не бейте, это же незаконно!

– Здесь я – закон!

От второго удара в живот я не уворачивался. Не тот у Крысько удар, чтобы бояться последствий. Для приличия согнулся пополам, постонал, подышал как загнанный суслик.

Когда я разогнулся, Крысько сиял.

– Ещё умничать будешь, падла? Или добавить?

– Добавьте, господин следователь. Иначе буду умничать.

Третий удар планировался по почкам. Крысько уже занёс кулак, как напоролся на мой издевательский взгляд. Крысько опустил руку, сузил крысиные глазки.

– Что лыбишься, урод? Ты ж мобилку сдал!

– Вы ж меня не обыскали. Наш разговор записан.

– А ну, сдать!

– Что сдать? Файл с записью вашего допроса с пристрастием? Он на почтовом сервере, а тот в Москве.

Крысько забрал ноздрями пару вёдер воздуха с шумом пылесоса, сложил руки за спиной.

– Если ты меня дуришь, молись! Пока не докажешь, твои слова останутся только словами. Я тебя запросто посажу суток на пятнадцать. Причину придумай сам.

Я кивнул на монитор, что стоял задней крышкой ко мне, к креслу Крысько передом.

– Выйти в интернет этот компьютер может? Если да, то вы можете прослушать наш разговор вплоть до этой секунды. Или до этой. Или до той, до какой захотите.

– Выход в интернет есть.

– Зайдите на почтовик майл-точка-ру.

Крысько сел к монитору, пощёлкал мышью.

– Ну, вошёл.

– Введите логин латиницей. Диктую по буквам: к-р-и-с-е-о-т-д-р-у-г-а. Выберите домен майл-точка-ру. Пароль: три единицы. Проверьте почту.

Крысько щелкнул мышью, уставился в экран. Я подождал, пока до аналитика дойдёт смысл тем, указанных в письмах, что лежали в папке для входящих.

Крысько покрутил колёсико мышки, уставился на меня.

– Здесь куча писем с цифрами в темах. Что эти цифры означают? Какое письмо открывать?

– Цифры – это время в секундах от момента, когда я включил микрофон на запись. Письма приходят с интервалом в минуту. Видите, последние цифры в темах писем отличаются? Открывать можете любое письмо, но лучше то, что пришло последним. Там запись длиннее на минуту.

Крысько щёлкнул мышкой. Через пять секунд из динамиков донёсся вопрос Крысько: “Какое письмо открывать?”, заданный минуту назад. Крысько прервал воспроизведение, постучал ногтем по мышке.

Я улыбнулся.

– Как видите, Крысько, я вас не обманул. Микрофон слушает, машина пишет, почта шлёт. Всё работает как часы. Ваши угрозы и звуки избиения подозреваемого записаны в прекрасном качестве. Служба внутренних расследований от восторга изойдёт кипятком.

Крысько пощёлкал мышью, встал из-за стола, подошёл ко мне, ощерился.

– Дурак ты, Янов. Я стёр весь твой компромат. Ты же дал мне доступ к этому ящику. Ты что, тупой?

Я хохотнул.

– Неужели вы думаете, Крысько, что я отдал вам компромат как последний дурачок?

Крысько уставился на меня как, наверное, смотрит в зеркало после перепоя и пытается узнать того дебила, что в отражении.

– Что ты мне недорассказал?

– Самую малость. На тот ящик, пароль от которого я вам дал, копии файлов с записью пересылаются с другого ящика автоматически. Каждую минуту – новое письмо с копией записи. Вот от того – другого – ящика, я вам пароль не дам, и не просите.

Крысько вернулся за монитор.

– Каждую минуту, говоришь? Проверим.

Судя по тому, как Крысько заиграл желваками и заелозил по коврику мышкой, почта работала как часы.

Я улыбнулся.

– Вы удалили ещё пару писем? Какой смысл? Каждую минуту на этот адрес будет приходить новое письмо до тех пор, пока я здесь.

– До тех пор, пока микрофон передаёт сигнал. Я вот тебя сейчас обыщу, и письма приходить перестанут. Запись-то остановится.

– Глупо. Письма будут приходить до тех пор, пока я не отключу их отправку. Письма будут новые, а файл в них – с последним обновлением. Так что отключай микрофон, не отключай, а писем в вашем ящике будет полно.

Крысько заскрипел извилинами, засверкал глазками. Я заулыбался.

– Ведёте себя неразумно, Крысько. У меня осталась ещё та, первая запись. Теперь есть и эти. Что будете делать, если я отправлю записи куда следует?

Крысько сопел, молчал, взглядом сверлил дырки в моей груди.

Я взял со стола мой мобильник, пристегнул батарею, сделал Крысько ручкой.

– Адиос, амиго! Попробуйте меня остановить.

Крысько уставился в монитор. Наверное, ждал, когда взорвутся серверы по адресу майл-точка-ру.

Если бы Крысько меня спросил, как я записал наш разговор, я бы рассказал, что когда он отстегнул батарею от моего мобильника, в трубке включился микрофон. Заодно заработала маленькая платка-передатчик, что питается от микробатарейки. У меня есть знакомый радиолюбитель, он паять такие штучки обожает. Сигнал от передатчика принимает ноут, что лежит в моей машине, которую я запарковал напротив окон Крысько. Нехитрая прога пишет сигнал в файл, и передаёт на почту. То же происходит при выключении трубки. Вот и вся недолга.

Как я провернул фокус с письмами, Крысько не спросил. Нет вопроса – нет ответа.

Я вышел. За дверью раздался грохот. Наверное, Крысько треснул по столу кулаком. Лучше бы головой, тогда в следующий раз терять на идиота кучу времени не придётся.

В машине я достал из-под сидения ноут, отключил создание и пересылку писем на ящик Крысько.

Системные часы на ноуте показывали половину четвёртого. После четырёх в кабак Ромки приходит Анюта.

Я выключил ноут, завёл мотор, пришпорил джипчик, взял курс на парк Петровского.

*

*

Джипчик я оставил у центрального входа в парк. Моя прогулка по тенистой аллее закончилась возле скамьи, от которой видны и вход в ромкин кабак, и летняя площадка у входа, и дорожка от центральной аллеи парка к кабаку.