
Полная версия:
Шумные соседи
Если бы Юсуп спросил Хребтолома, мол, где был, гад, когда другану дали бутылкой по башке, Хребтолом сделал бы квадратные глаза и сказал, что заглянул к Глебу, чтобы сварганить на шортах танец накуренных шаманов. А после танцев Хребтолом ушёл. А потом к Глебу пришёл грабитель, ударил Глеба по черепу бутылкой, обыскал дом, прихватил мобильник и портмоне, и смылся.
Кто докажет, что дядька Некто не сидел в кустах и не ждал, пока Хребтолом дотанцует и уйдёт? Как только Хребтолом ушёл, грабитель убил Глеба, стёр отпечатки, и был таков.
Вот если бы на одежде Хребтолома Юсуп нашёл кровь Глеба… Такое счастье Юсуп отнёс в область фантастики. А без весомых улик адвокат Хребтолома стёр бы Юсупа в пыль.
С Вадиком дело обстояло веселее. Всё то, что Юсуп примерил к Хребтолому, подошло бы и Вадику, причём с точностью до слова. Вот только кому-кому, а Вадику убивать Глеба невыгодно, потому как Глеб – это живое алиби Вадика. Зачем Вадику убивать своё алиби? Есть ли на свете глупость большая, чем пилить сук, на котором сидишь?
Юсуп, конечно, мог дать собачке обнюхать глебовы шорты и вадиковы кроссовки, и собачка могла сказать, что запахи совпадают, и Юсуп мог вцепиться в Вадика по всей строгости. Всё это было возможно. Только Вадик бы улыбнулся, Юсупа бы послал, и накатал бы заяву, что Юсуп Вадика преследует. На все юсуповы умности с запахом Вадика на шортах Вадик долдонил бы одно: “Я и Глеб на шортах танцевали польку”. При этом Вадик бы улыбался. А Юсуп сидел бы в луже.
Под конец речи Юсуп подытожил: до всего того, что рассказал Юсуп, мог бы додуматься и я, если бы включил мозги. Но мои опилки наверняка после встречи черепушки с монтировкой встряхнулись и легли не так как надо. До тех пор, пока я не верну опилки на место, Юсуп будет считать, что пенсионное удостоверение мне к лицу. Возразить Юсупу я не смог.
Я пересказал Юсупу мой утренний разговор с Глебом. Сказал, что поймал Глеба на вранье. Мол, доказать не могу, но уверен, что алиби Вадика липовое.
Юсуп помолчал, затем сказал, что в ране Самуилыча спецы нашли нити, отличные от нитей, из которых сплетена ткань того махрового банного халата, в котором я нашёл труп Самуилыча. Спецы допускают, что найденные нити до смерти Самуилыча были частью махрового полотенца.
Другими словами, убийца Самуилыча использовал в качестве глушителя полотенце, а не одеяло или подушку. Осталось найти полотенце с дырками от выстрела, а дальше в дело вступит техника. Спецы сравнят волокна из раны Самуилыча с волокнами найденного полотенца, докажут, что именно то полотенце, и никакое другое, использовалось в качестве глушителя для стрельбы не по тарелочкам, а по Самуилычу. Затем спецы по частичкам кожи, что найдут в полотенце, установят, чьё полотенце.
На взгляд Юсупа, ничьим кроме как афониным полотенце оказаться не может, потому как Вадик сказал, что у него и Самуилыча одно полотенце на двоих, и то единственное полотенце не пропало.
Я спросил, почему Юсуп так огульно верит Вадику, ведь Вадик мог насчёт полотенца соврать. В ответ Юсуп спросил, почему бы не верить человеку, у которого подписанное тремя свидетелями алиби. Юсуп добавил, что если у меня есть на примете человек, которому можно верить больше, чем Вадику, то Юсуп готов с тем человеком поговорить при условии, что тот человек – на Афоня, сосед Самуилыча.
На мой вопрос, почему бы и не поверить Афоне, Юсуп разразился пламенной речью в защиту Юсупа-Которому-Шеф-Надерёт-Уши. Мол, шеф не поймёт, если Юсуп поверит человеку, чьи пальчики остались на ружье Самуилыча, и на чьих руках нашли следы пороховых газов, и кто точил зуб на Самуилыча не один месяц, и кто на весь двор угрожал Самуилычу смертью.
В финале пламенной речи Юсуп улыбнулся, посмотрел на меня с издёвочкой.
– Ян, ты ж цепляешься к Вадику и выгораживаешь Афоню не за просто так, а? Афоня призвал тебя в защитнички?
Я кивнул. Юсуп хмыкнул.
– Ян, отдай человеку деньги и извинись. Ни черта ты с него не поимеешь. Афоня сядет. Как пить дать сядет. Ни один судья не поверит, что Афоня невиновен. С такими-то уликами, и не сесть! А к Вадику нет ни единой зацепки.
– У Вадика есть мотив. Квартиру деда можно продать за немалые копеечки.
– Если бы у нас сажали за наличие мотива, то я бы давно уже делал три месячных плана в день. С таким мотивом как у Вадика можно посадить полгорода.
– Юсуп, у Вадика алиби липовое.
– Хочешь, я тебе подкину пищу для мозгов? На ружье, кроме пальцев старика, нашли отпечатки старых перчаток типа тех, что для мытья посуды. Что ты сейчас скажешь, я догадываюсь.
– Значит, Вадик стрелял в перчатках.
– Я угадал. Другого ты сказать не мог. Отличные от “Вадик-убийца” версии есть?
– Вадик…
– Да уймись ты со своим Вадиком! Что, если твой Афоня взял на дело перчатки, а затем их выбросил? Куда? Да бог его знает. В грузовик, который проезжал мимо. Ищи их теперь свищи.
– Но Вадик…
– Вадик, Вадик! Ян, а если Самуилыч в перчатках чистил-смазывал ружьё? Ведь мог, а?
– Зачем тогда ты сказал о перчатках?
– Я ж говорил: чтобы подкинуть тебе пищу для мозгов. Уж больно ты любишь хвататься за всякие мелочи, и выворачивать их так, как надо тебе.
– Приметы у перчаток есть? Хочу знать, что искать.
– На указательном пальце правой перчатки есть порез длиной в сантиметр. Удачи в поисках.
Я кивнул: мол, спасибо за сочувствие.
Я понял, что Юсуп за Афоню ухватился, и отпускать не собирался аж до самого суда. Оно и понятно, ведь в пользу Афони улик ноль, а вот против – навалом.
Я тряхнул головой. Юсуп спросил, не встряхиваю ли я опилки, чтобы упали как надо. Я сказал, что Юсуп угадал.
Юсуп как в воду глядел. Через секунду после встряхивания опилок перед глазами возникла картинка. Я увидел труп Самуилыча с дырищей в спине. С какой стати ко мне пришла та картинка, я не знаю, могу только догадываться. Наверняка картинка – плод висящего в подсознании вопроса: “Как найти Афоне оправдание?”. Как обычно, когда бьёшься над проблемой, и начинает казаться, что просвета уже не будет, решение приходит вдруг и вроде бы из ниоткуда.
Раз уж сознание картинку мне подкинуло, я решил её рассмотреть. Я повертел картинку туда-сюда, прошёл по картинке внутренним взором вдоль и поперёк. В тот момент, когда я решил, что цена картинке “Труп Самуилыча с дырищей в спине” в лучшем случае ломаный грош, у меня, наконец, включились мозги.
Дальше мысль потекла сама. Я только запоминал то, что на-гора выдавало сознание.
Я вспомнил, как Афоня стрелял в потолок, когда я прибежал в квартиру Самуилыча на первый афонин выстрел. Афоня держал ружьё так, что затвор, из щелей которого при выстреле вылетает часть пороховых газов, находился рядом с афониным животом, а ствол смотрел вперёд-вверх, ведь Афоня стрелял в потолок по косой. В таком случае следы пороховых газов должны найтись кроме афониных рук ещё и на афониной майке, в районе живота.
Если верить доктору Юсупа, то перед тем, как застрелить, убийца стукнул Самуилыча по затылку, и после того удара Самуилыч потерял сознание. Стоять при потере сознания Самуилыч мог вряд ли, потому упал. Затем убийца приставил ствол к спине Самуилыча через полотенце-глушитель, выстрелил в упор.
Длина ствола у того ружья, из которого застрелен Самуилыч, от среза до затвора примерно шестьдесят сантиметров. Плюс высота тела Самуилыча около двадцати сантиметров, ведь Самуилыч был чуть толще щепки. Итого, если приставить ружьё к спине лежащего Самуилыча, от пола до затвора насчитается около восьмидесяти сантиметров. Если допустить, что в Самуилыча стрелял не карлик, а амбал Афоня, то в момент выстрела затвор ружья должен бы находиться на уровне верхней части бедра Афони.
Потому, чтобы считать убийцей Афоню, нужно как минимум найти следы пороховых газов на афониных штанах, напротив которых должен был находиться затвор ружья. Ведь пороховые газы в момент выстрела вылетают в том числе и из щелей затвора, и продукты сгорания газов оседают на окружающих предметах.
В итоге, если следы пороховых газов найдутся только на афониной майке, то Афоня в лежащего Самуилыча не стрелял.
То, что выдало на-гора сознание, я прокрутил в памяти от начала до конца пару раз, проверил, ничего ли не упустил, затем посмотрел на Юсупа взглядом победителя.
– Юсуп, на одежде Афони следы пороховых газов нашли?
– Да. На правом боку майки, в районе живота.
– На штанах искали?
– Нет. Твои опилки говорят, что Афоня стрелял из-под колена? С какой стати искать на штанах?
Юсуп смотрел на меня как на экземпляр, на котором студенты изучают прогрессирующий дебилизм.
Я объяснил, зачем искать следы пороховых газов на штанах Афони. Юсуп прикрыл глаза, с минуту помолчал, затем посмотрел на меня.
– Ян, невиновность Афони – это одно. Вина Вадика – другое. Допустим, что Афоня не виновен. Как ты докажешь вину Вадика?
– Я над этим работаю.
– Когда закончишь, не забудь результатами своего адского труда насмешить меня.
Я кивнул, сказал: “Приехали”, остановил машину. Юсуп не без удивления посмотрел на меня, затем на дом, возле которого я затормозил. Я сказал, что перед нами дом, адрес которого дал мне Юсуп, когда сел в мой джипчик, а если Юсуп заболтался и забыл, куда и зачем мы ехали, то так и быть, напомню: мы у дома Глеба, и приехали к глебовой матери, Нине Ивановне.
Юсуп буркнул: “Виноват, заработался”. Я спросил, кто достоин корочки пенсионера. Юсуп оставил вопрос без ответа, выбрался из машины, потопал к подъезду. Я зашагал следом.
*
*
Прокатиться на лифте не подфартило. Квартира Глеба располагалась на первом этаже. На всей лестничной клетке я насчитал только две двери, из чего заключил, что Глеб жил в квартире из пяти комнат. В моём районе все дома однотипные, запомнить планировку каждого дома проще простого.
К той двери, что слева от входа в подъезд, Юсуп подошёл без раздумий, даже не взглянул на номер квартиры. В планировках наших домов Юсуп разбирается не хуже меня.
Юсуп утопил кнопку дверного звонка. Через целых полминуты из-за двери донёсся женский голос: “Кто там?”. Юсуп сказал: “Милиция”. Женщина сказала, чтобы милиция, которая шастает в восемь вечера по тёмным подъездам, просунула своё удостоверение в щель почтового ящика, что найдёт на двери. Юсуп повиновался. Через минуту дверь открылась.
Худенькая женщина, что сидела в инвалидной коляске, посмотрела на Юсупа, затем на фотографию, что на удостоверении, протянула удостоверение Юсупу.
– Я дура, да? Открыла дверь, и даже не проверила, а вдруг это удостоверение украли, и за дверью стоит бандит. Но я подумала, что раз мне звонил председатель, и говорил о краже на даче, то вполне нормально, что ко мне придут из милиции. Я много говорю, да?
Юсуп переступил с ноги на ногу.
– Нина Ивановна…
– Ну, что ж вы с порога вгоняете меня в старость! Какая я вам Нина Ивановна? Нина – это дело другое. Но Нина Ивановна… Я же ваша ровесница. И я пока что чувствую себя молодой. Я много говорю, да? Вы уж простите, что-то на меня нашло. Какое-то у меня состояние странное. Часов в пять как началось, так и не отпускает. Наверное, в то время нашу дачу и ограбили. Значит, я экстрасенс?
– Нина, ваш председатель вам рассказал не всё.
– Да вы входите, что ж вы на пороге-то…
Мы вошли, я прикрыл за нами дверь.
Затем Юсуп рассказал Нине то, что утаил председатель.
Нина Юсупа выслушала, улыбнулась дрожащими губами, спросила, что она теперь будет делать одна в пятикомнатной квартире. Затем Нина попросила отпустить её на пять минут, укатила в комнату. Юсуп и я остались стоять посреди коридора.
Нина вернулась с красными от слёз глазами и серым лицом, сказала: “Я сильная. Когда в двадцать два у тебя отказывают ноги, и ты остаёшься одна с грудничком на руках, то очень быстро учишься быть сильной”. Затем Нина провела гостей в комнату, усадила в кресла, сказала Юсупу: “Можете начинать”.
Юсуп отдал Нине ключи, которые я нашёл в кладовке глебовой дачи. Юсуп извинился за то, что лишний раз Нину побеспокоил насчёт ключей. Мол, Юсуп думал, что ключи от квартиры Глеба убийца забрал с собой, потому и попросил председателя позвонить, сказать, что ключи от квартиры могут быть у вора, а когда Юсуп нашёл ключи в кладовке, то понял, что убийца, по всей видимости, ключей от квартиры Глеба не нашёл.
Пока Юсуп говорил, Нина вертела ключи в руке, рассматривала, словно видела впервые. Когда Юсуп закончил, Нина сказала, что ключи, которые привёз Юсуп, не от квартиры Нины. Ключи, что висели в кладовке на даче, наверняка от бака для воды, что стоит на соседском участке. Сосед иногда просил Глеба полить участок, потому и дал Глебу ключи от бака.
Юсуп сказал, что в таком случае ключи от квартиры Нины наверняка у убийцы Глеба, и у него же наверняка остался глебов мобильник, а в памяти трубки может быть записан адрес Глеба. Потому Юсуп посоветовал Нине сменить замки, причём резину не тянуть.
Я предложил, чтобы дело ускорить, сменить не замки целиком, а только вкладыши. На вопрос Нины, что такое “вкладыши”, я сказал, что вкладыш – это та часть замка, где скважина, в которую вставляют ключ. Если вкладыши заменить, то старые ключи к замку не подойдут. Нина сказала, что её помощника убили, и сменить вкладыши некому. Я сказал, что помогу.
Юсуп задал Нине набор стандартных вопросов для протокола. Нина ответила.
Интересного в ответах Нины я не нашёл. Глеб в обед, за несколько часов до смерти, приехал с дачи, сходил в магазин, принёс матери продуктов, принял душ, отправился на дачу. Настроение у Глеба было обычным, Нина ни нервозности, ни странного поведения за Глебом не заметила.
Кто и за что мог убить Глеба, Нина не имела ни малейшего понятия, ведь смертельными врагами Глеб обзавестись не успел. Кому надо убивать не бандита, а почти домашнего мальчика, доброго и хозяйственного, который всегда матери помогал и почти не шлялся по дружкам, Нина понять не могла.
В подтверждение доброты Глеба Нина напомнила о тех ключах, что я нашёл в кладовке глебовой дачи. Сказала, что Глеб безо всякой корысти помогал даже соседу по даче, считай чужому человеку. Глеб, когда сосед просил, поливал соседу участок, а ведь это не минутное дело.
Пару раз полить соседский участок Глеб забыл, так ругал себя на чём свет стоит. Чтобы Глеб себя лишний раз за забывчивость не ругал, Нина Глебу звонила и напоминала: мол, сегодня надо полить соседу участок. Последний раз Нина звонила Глебу с напоминанием о поливе за два часа до того, как Глеба убили.
Юсуп сказал, что Нине придётся съездить на опознание, и лучше это дело не откладывать. Нина сказала, что готова ехать хоть через минуту, потому как надежда умирает последней: вдруг Юсуп ошибся, и в морге не Глеб?
Я вызвался свозить Нину на опознание. Сказал, что у меня хоть и маленький, но джип, поместится и Нина, и кресло-каталка. Мне всё равно к Нине возвращаться, ведь надо сменить вкладыши в замках, так почему одним махом не помочь сразу двоим? Нине не придётся трястись в юсуповом “бобике”, а Юсупу не придётся гонять служебный “бобик” туда-сюда вместо того, чтобы работать.
Юсуп извинился за то, что на время поездки на опознание оставить в квартире Нины охрану не сможет, потому как людей у Юсупа в обрез. Нина сказала, что брать-то в квартире особо нечего, потому надобность в охране мизерная, а если тот, кто украл глебовы ключи, в квартиру влезть таки успеет, то так тому и быть, значит, судьба.
Перед отъездом я рассмотрел вкладыши замков. Квартиру Нины от ворья охраняли замки стандартные, ещё из тех, советских, когда на весь Союз было десять моделей врезных замков, и все воры знали их конструкцию до винтика.
От дома Нины я отъехал без четверти, обратно к дому подъехал ровно в девять. Морг от дома Нины в двух шагах, потому я успел и свозить Нину на опознание, и на обратном пути заехать за вкладышами в лавку “Всё для дома”, что работает до девяти.
В морге Нина держалась молодцом: ни истерики, ни потери сознания. Опознала Глеба, подписала протокол, без единой слезинки сидела в машине всю дорогу обратно. Лишь когда я выскочил на пару минут в лавку за вкладышами, да затем вернулся в машину, заметил, что глаза у Нины блестят.
Когда я открыл дверь в квартиру Нины, и начал вкатывать в коридор кресло-каталку с хозяйкой на борту, Нина подняла руку: мол, стоп! Я замер, вспомнил, что перед тем, как я отъехал от морга, Юсуп сказал, чтобы я был начеку, ведь с ключами от квартиры Нины разгуливает не кто-нибудь, а наверняка убийца.
Нина подняла взгляд на меня, кивнула в сторону лестничной клетки. Кивок Нины я понял как “Выкатывай меня отсюда, да шевели поршнями!”. Я повиновался.
*
*
Я без единого звука выкатил кресло с Ниной на лестничную клетку. Нина поманила меня пальцем. Я пригнулся, сложил ухо рупором. Нина зашептала тише, чем гремит лапками паук, когда носится по паутине.
– Ян, у меня в коридоре сквозняк. А я помню, что окна закрывала. Это привычка. У меня первый этаж, и решёток нет, потому когда ухожу, то окна проверяю. И при закрытых окнах у меня в коридоре не сквозит. Там кто-то есть.
Шептать тише паучьего шарканья я не умею, потому зашептал по-человечьи.
– Нина, сегодня для вас день… не обычный. Может, вы закрыть окна забыли?
– Нет. Я закрывала.
– Значит, со вкладышами я опоздал.
– Что теперь делать? Звонить в милицию?
– Успеем. Сейчас вернусь.
– А если не вернётесь?
– Тогда кричите караул.
Нина достала мобилку, набрала номер стражей порядка, положила палец на зелёную кнопку, шепнула: “Я готова. Теперь можете идти”, кивнула на дверь.
Я вошёл в квартиру, прикрыл за собой дверь, отругал себя за расхлябанность. Надо было перед отъездом вставить между дверью и косяком волосинку. Тогда по приезде я бы знал, открывал ли дверь незваный гость, и если открывал, то первым вошёл бы я, а не вкатывал впереди себя Нину. Ведь незваный гость мог рвануть из квартиры напролом, через двери, и первой на его пути оказалась бы беспомощная Нина, и кто знает, как бы со своей дороги захотел убрать инвалидное кресло тот, которому терять нечего.
Каждая из пяти комнат удостоилась моего тщательного осмотра. Я заглянул в два шифоньера, под три кровати, за диван. Открывать кухонные шкафчики и заглядывать в антресоли стенки в поисках малогабаритного гостя Нины я счёл излишеством. Под конец осмотра я констатировал отсутствие человеческого присутствия во всех комнатах, кладовке, кухне, и на двух балконах.
Пока осматривал квартиру Нины, пытался понять, как два человека ухитрялись жить в пяти комнатах и следить за порядком в столь немаленькой квартире, к тому же забитой вещами под завязку. Перед отъездом на опознание Нина сказала, что в квартире красть нечего. Я бы поспорил. Барахло Нины и Глеба даже шайка воров не унесла бы и за три визита. Чтобы всю квартиру только обшарить, надо было потратить полчаса.
Когда я добрался до кухонного балкона, то нашёл причину сквозняка, который насторожил Нину. Дверь на балкон была приоткрыта, окно балконного остекления распахнуто.
Я выглянул в окно, увидел пустой двор и сумерки. Кого я надеялся увидеть? Дурака, который махал бы транспарантом с надписью: “Эй, я здесь! Это я убил Глеба и влез в квартиру Нины!”, и подсвечивал мне дорогу фонариком?
Надеялся я на дурака с транспарантом или не надеялся, а ни дурака, ни транспаранта не заметил. Зато я заметил, что спрыгнуть с балкона Нины смог бы и ребёнок. Я с такой высоты прыгал в первом классе. Всё-таки первый этаж – не девятый, парашют не нужен.
Когда я вернулся к Нине, то застал Нину в куда большем спокойствии, чем оставил. Я доложил результат вылазки: мол, в квартире никого, балконное окно открыто. Нина кивнула, нажала на мобилке красную кнопку, попросила меня посторониться, покатила кресло в квартиру, от моей помощи отказалась.
Я сказал, что замена вкладышей много времени не займёт, и что как только управлюсь, так сразу и уйду. Нина попросила меня не спешить, потому как всё равно меня не отпустит, пока не напоит хотя бы чаем.
Не успел я присесть возле дверей, чтобы посмотреть, какой инструмент мне понадобится для замены вкладышей, как из комнаты донёсся нервный смешок Нины. Затем Нина меня позвала.
Когда я подошёл, Нина указала на глиняную статуэтку кота, что стояла на стенке-горке.
– Ян, вы этого кота видите? За котом дверца, видите? Я ту дверцу не открывала сто лет. В том шкафчике лежал новый плед, ещё в упаковке. Теперь, думаю, пледа там нет.
– С чего вы взяли?
– У этого кота красивейший пушистый хвост. Ради хвоста и покупала. Так вот, кота я всегда ставила мордой к стенке, хвостом ко мне. Теперь поняли?
– Кот стоит перед дверцей. Дверцу не откроешь, пока не уберёшь кота. Тот, кто дверцу таки открыл, и кота таки отодвинул, не знал, что ваш кот должен стоять к зрителю хвостом, а не как у всех, мордой. Потому, когда дверцу закрыл, и кота вернул на место, то поставил кота по-людски, мордой к зрителю.
– Вот и я о том же. Спорим, что в ящике моего нового пледа уже нет?
– Боюсь проспорить.
Нина жестом дала мне понять, что я могу открыть дверцу. Я открыл. Плед лежал на месте. Нина мотнула головой.
– Ян, я не дура. Кот стоял неправильно! Я его не трогала! Здесь кто-то рылся!
– Вполне возможно. Давайте пороемся и мы. Ставлю вам боевую задачу: проверить, всё ли в квартире на месте.
На осмотр квартиры у Нины ушло двадцать минут.
Нина заглядывала в каждый уголок, открывала каждый шкафчик. Куда добраться сама не могла, просила меня помочь. Пока ходил за Ниной, я думал, что если кто-то в квартире Нины и рылся, то за те пятнадцать минут, что мы с Ниной ездили на опознание, обыскать здоровенную квартиру, забитую хламом под потолок, бедняга не успел бы, как бы ни старался.
Пока я думал, Нина осмотр квартиры завершила. Сказала, что деньги, украшения, и тому подобные ценные вещи, равно как и вещи ценой поменьше, на месте. Спросила, что же мог искать дядька Некто, если ценное не тронуто?
Я спросил, уверена ли Нина в том, что обыск таки был? Нина сказала, что уверена на все сто. Если и не всю квартиру, то по крайней мере несколько мест Некто обшарить успел. Правда, в тех местах Нина хранила подушки, одеяла, постельное, или, другими словами, малоценное.
Я озвучил первую же версию, что пришла на ум: когда я с Ниной вернулся с опознания, то застал дядьку Некто за поисками, причём обыскать Некто успел едва ли половину квартиры. Потому-то и вышел Некто не через дверь, как наверняка вошёл, а через окно. Услышал, как я отпираю дверной замок, да и сиганул с балкона. Благо Нина живёт на первом этаже. Вот и ответ, почему ценное не тронул: на нормальный обыск дядьке Некто попросту не хватило времени.
Моя версия Нину устроила. Я отправился менять вкладыши в дверях. Пока шёл по коридору, сказал, что как только вкладыши сменю, так сразу Нина может о незваных гостях с глебовыми ключами позабыть.
Я только-только успел извлечь из замка вкладыш, как ко мне подъехала Нина.
– Ян, вы думаете, что сюда приходил тот, кто… кто убил моего Глебушку?
– Может быть. Почти уверен.
– Почему ж тогда вы не звоните в милицию?
– Что-то украдено? Нет. Замки взломаны? Нет. Меня пошлют, и вы знаете куда. Если хотите, звоните.
– А я думала, что если ваш Юсуп нашёл бы здесь отпечатки пальцев того скота, который моего Глебушку…
– Сейчас каждый кто не дурак идёт на дело с пачкой одноразовых перчаток, которых в аптеках навалом, по рублю за кило. Вы думаете, что тот, кто убил Глеба, и не оставил ни единого отпечатка, будет разгуливать по вашей квартире и штамповать свои отпечатки где ни попадя?
– Тоже верно. Так мне в милицию не звонить?
– Если хотите – пожалуйста.
– Но вы бы не стали?
– Я бы не стал. Я не верю, что тот, кто стёр свои отпечатки на вашей даче, оставил их здесь.
– Наверное, вы правы.
Нина уехала в кухню, я продолжил менять вкладыши.
Через пять минут вкладыши я заменил, трижды проверил, как замки работают с новыми запчастями. Оба замка работали как надо.
Я зашёл на кухню, сказал Нине, что замки готовы, положил на стол две связки ключей от новых вкладышей. Нина сказала, чтобы я отстегнул себе с каждой связки по ключу. Мол, замки новые, чёрт их знает, как будут работать, и если вдруг назавтра Нина не сможет открыть дверь изнутри, то позвонит мне, я приеду и открою Нину снаружи. Я взял по ключу от каждого замка, сунул в карман.
Нина подала чай. Я почувствовал неловкость. Всё же меня обслуживала женщина на инвалидной коляске.
Чай выпили в полной тишине. Ни я, ни Нина не проронили ни слова.
Перед тем как уйти я спросил, есть ли кому помочь Нине с похоронами. Нина сказала, что у неё есть сестра, живёт в селе за триста километров. Нина сестре позвонила, пока я ходил в лавку за вкладышами. Сестра пообещала выехать первым же утренним автобусом.