Черный список

Ева Вальд

Черный список

Пролог

Он почти миф. Насекомое, о существовании которого спорят даже специалисты. В научной литературе он значится под латинским названием Latrodectus exitialis obscurus, но в местных фольклорных записях – просто как «небесный каратель». Его не встретишь в зоопарках, его не держат в террариумах. Он не поддается разведению, а каждый зафиксированный укус – повод для научной статьи и экстренного совещания специалистов токсикологии. Самый ядовитый паук в мире.

Он редок, как мифический зверь, и опасен, как война. Его яд в сто раз токсичнее цианида, он проникает в нервную систему молниеносно, оставляя после себя только короткий приступ боли – и тишину. Смерть наступает в течение часа. Иногда меньше. Часто до прибытия скорой. Тело после его укуса выглядит как при естественной остановке сердца, дыхания или отказе внутренних органов. И если не знать, куда смотреть, не искать – смерть кажется банальной. Спящий человек, студент, мужчина за рулём, девушка на лекции – они просто умирают. Без следов. Без шансов.

Официально за последние двадцать лет было зафиксировано менее десятка случаев, связанных с этим видом. Все в Южной Америке, Африке и Юго-Восточной Азии. Никогда – в крупных городах развитых стран. Никогда – в кампусах элитных университетов. До недавнего времени.

Этот паук – не просто редкий. Он находится в международной Красной книге, и за его незаконный отлов или транспортировку предусмотрены реальные сроки заключения. Его яд не продаётся в свободном доступе. Нет ни фармацевтических лицензий, ни лабораторий, где его бы хранили. Всё, что связано с ним – тщательно засекречено, заархивировано, забыто.

Но он появился. В городе, где такого не должно было случиться. В кампусе, где каждый шаг фиксируется камерами. В стране, где любое биологическое оружие считается актом террора. И он не случайно здесь. Кто-то нашёл способ. Кто-то знал, где искать. Кто-то решил: самое точное оружие – это то, что нельзя отследить. Паук не охотится просто так. Он кусает, когда его тревожат, или когда он боится, или – когда кто-то направляет его. Теперь каждый укус – это не просто смерть. Это послание. В каждом теле – предупреждение. А рядом с телами – один и тот же знак. Один и тот же цвет. Один и тот же список. И, быть может, это только начало.

Глава 1. Чёрный листок

Тело нашли рано утром, в полумраке дворика между библиотечным корпусом и административным зданием кампуса Университета Рэйвенхолл. Рикардо Вега, студент второго курса, был обнаружен в положении сидя – прислонившись к стене, словно просто заснул. Только глаза были открыты. Широко. Стеклянно.

Поначалу охрана решила, что он уснул после вечеринки. Но через минуту стало ясно – юноша мёртв. Приехавшие парамедики лишь констатировали смерть. На теле не было следов борьбы, крови, синяков. Рубашка аккуратна, запястья чисты, на шее – только едва заметная точка. Маленькая, как след от иглы. Или… укуса.

Полиция прибыла спустя сорок минут. Следственная группа, фотографируя тело, заметила чёрный прямоугольник в его руке. Бумага. Плотная, почти как пластик. Одинокое слово, выведенное типографским шрифтом: VEGA.

Фамилия. Ничего больше. Ни крови, ни угроз, ни записок. Только имя – и смерть.

Тело доставили в городской морг, где вскрытие проводил доктор Леонардо Хейл. Патологоанатом с двадцатилетним стажем, он не привык удивляться. Но на этот раз – замер. Исследовав биохимический состав тканей, он нашёл микродозу нейротоксина, которую опознал не сразу. Его лицо побледнело, когда он достал справочник по ядам. «Latrodectus exitialis obscurus», – прошептал он. – «Не может быть…». Это был тот самый яд. Один укус. И сердце Рикардо остановилось в течение 30 минут. У него не было шансов. Хейл даже не сразу подписал отчёт – настолько невероятным показалось происхождение вещества. Позже он добавил приписку: «Показатели токсина уникальны. Этот яд крайне редкий. Предположительно – от тропического вида, занесённого неестественным путём. Укус зафиксирован в районе шеи. Смерть наступила от паралича диафрагмы и остановки сердца».

Утром в городском новостном канале промелькнул сухой заголовок: «Студент найден мёртвым. Причина выясняется». Но уже к обеду на форумах и в соцсетях циркулировало другое: «В кампусе – убийство. Рикардо Вега. Чёрный лист с фамилией на теле. Что это значит?». На тот момент никто не знал, что за ним последуют другие. И никто – абсолютно никто – не понял тогда, что это был первый.

Глава 2. Сара Сальватьерра

Субботнее утро в Порто – Верде начиналось с апельсинового солнца, отблесков на побелённых стенах и первых чашек кофе на старых террасах. Город, словно просыпаясь от долгой лени, медленно тянулся к жизни: машины наполняли проспекты, уличные художники разворачивали мольберты, а набережная, с её мозаичными плитами и солёным воздухом, уже собирала местных бегунов и туристов.

В центре города, на углу улиц Альмонд и Сорриано, в доме, скрытом за пышными пальмами и чугунными воротами, бывший комиссар полиции Алехандро Сальватьерра готовил завтрак. Он всегда вставал рано, даже на пенсии. Кофе варился на старой гейзерной кофеварке, и в доме пахло обжаренными зёрнами и розмарином.

Когда звонок раздался у калитки, он подумал, что это соседка или курьер. Но, взглянув на экран домофона, увидел лицо, от которого в груди сжалось. Сара.

– Черт возьми… – пробормотал он и бросился к двери.

Сара Сальватьерра вошла в дом в простом платье и с рюкзаком за плечами. Лицо у неё было усталым, глаза – синие, но настороженные. Она не улыбнулась сразу, лишь крепко обняла отца.

– Привет, папа.

– Сара… Я думал, ты не приедешь до каникул.

– Я… просто нужно было выдохнуть. Хотя бы на пару дней.

Они сели на кухне. Он налил кофе. Она молчала, потирая запястья. Наконец, сказала:

– У нас в кампусе умер парень. Рикардо Вега. Его нашли возле библиотеки. Говорят, причина – сердечный приступ. Но… на теле был чёрный лист бумаги. Только фамилия. Полиция молчит.

Алехандро Сальватьерра нахмурился.

– Я слышал об этом по радио. Но подумал – студенческий перебор. Наркотики, энергия, стрессы…

– Нет. Папа. Это не то. Это странно. Укуса никто не видел, тело без повреждений. Но ходят слухи о каком-то редком яде. И этот чёрный лист… – она покачала головой. – Вся история пахнет плохо.

– Ты уверена, что хочешь туда возвращаться? – спросил он.

Сара вздохнула. – Я не боюсь за себя. Просто… если начнётся что-то серьёзное, я хочу быть на месте. Это всё. Но я приехала, потому что ты всё равно узнал бы. И начал бы волноваться. Лучше рассказать сразу.

Отец долго молчал. Затем поднялся, налил себе ещё чашку кофе и посмотрел в окно. Город блестел, как ювелирная витрина, – таким его знали туристы. Но он знал: за фасадом – беспокойство. Всегда.

– Ты знаешь, я не вмешиваюсь, – сказал он наконец. – Я ушёл из полиции. Но смерть парня…, и ты там, в том же кампусе… Он замолчал.

– Что?

– Я думаю, тебе стоит на время остаться дома. Учиться дистанционно. Хотя бы на пару недель. Пока не выяснится, что происходит. Тем более, ты всё равно на психологическом факультете. Тебе подойдёт учеба из дома.

– Папа…

– Сара. – Его голос стал жёстче. – Я не приказываю. Я прошу. Один парень уже умер. Ты сказала – не просто смерть. Тогда сделай шаг назад. Посмотри со стороны. Не рискуй.

Она вздохнула. Подошла к нему. Обняла.

– Я подумаю. Обещаю.

Он кивнул. Но внутри – знал. Что-то начинается. Что-то, в чём нельзя остаться сторонним наблюдателем. Даже если ты уже ушёл в отставку.

Позже в тот же день Алехандро связался с комиссией безопасности. И через старые каналы, в обход всех формальностей, решил дозвониться до двух человек, которым когда-то доверял больше, чем кому бы то ни было. Потому что это дело. Неофициальное. Но оно пахнет чертовски плохо. Он посмотрел на фотографию дочери в рамке. Съёмка на море. Сара смеётся, волосы развеваются. Он сжал кулак.

– Это не просто паранойя. Это предупреждение. И если оно действительно начинается, то нам придётся снова идти вглубь. Потому что я не позволю, чтобы её имя однажды появилось на таком же чёрном листе.

Глава 3. Снова в дело

Откровение

– Моралес, вы готовы говорить об этом? – спрашивает врач, мягко, почти беззвучно.

Я киваю. Не сразу. Руки сжаты в замок, взгляд упирается в ковёр. Комната пахнет эвкалиптом и книгами.

– Прошу, – говорит он. Молчу. Несколько секунд. Может, минут. Потом всё-таки начинаю.

– Я думал, что время… лечит. Так говорят. Глупости. Время не лечит. Оно просто делает боль тише. Не потому, что она исчезает. А потому что ты привыкаешь.

– Мою дочь звали Лаура. Ей было девятнадцать. В ту ночь шёл дождь, а она сказала, что приедет сама. Глупость. Обычное дело. Но потом телефон…

– (пауза)

– Я до сих пор помню, как мне сообщили.

Я вдыхаю. Смотрю в окно. Там дерево. Качается. Как тогда, за больничным стеклом.

– Катерина…

(голос срывается немного)

– Она вошла в участок шесть лет назад. Вся колючая. Упрямая. Прямая, как гвоздь. Я сразу увидел – она не боится, и в то же время внутри неё столько боли.

Психотерапевт молчит. Не пишет. Только слушает.

– Знаете, чем она напомнила мне Лауру? Не лицом. Не голосом.

А этим… внутренним упрямством жить, по совести.

Лаура была такой же. Могла спорить со всеми преподавателями, защищать бездомных собак, лезть в драку, если кто-то обижал слабого.

Катя – из той же породы. Только… сломанная.

Я видел, как она выстраивала вокруг себя стены, и всё равно – тянулась. Хотела, чтобы кто-то сказал: ты не одна.

– Пять лет. Я смотрел, как она взрослеет, как делает ошибки, как сама себя сжигает… И в какой-то момент понял: я больше не вижу в ней просто сотрудницу. Я вижу дочь.

– Не замену Лауре. Нет. Катя – другая. Сложнее. Злее иногда. Но когда она однажды после тяжёлого дела пришла ко мне и просто села рядом в машине, и мы молчали – я понял. Если с ней что-то случится – я не переживу это во второй раз.

Психотерапевт впервые что-то записывает.

– Вы сказали ей это?

– Нет, – качаю головой. – Это не нужно ей знать. Она даже не знает, что у меня была дочь, это было так давно. Но она всё чувствует. Катя всегда чувствует больше, чем говорит. Но… может быть, когда-нибудь… когда она остепенится…

– (улыбка, грустная)

– …я смогу просто сказать: «Я горжусь тобой. Не как начальник. Как отец».

– И знаете… Если бы Лаура была жива – я бы хотел, чтобы она дружила с Катей. Они бы были грозой города. И, может быть… не такие одинокие.

Позже. Квартира Катерины.

– Ты серьезно сейчас? – Катя фыркнула, глядя на Моралеса поверх бокала просекко.

– Абсолютно. Я говорю: всё, хватит с тебя этих косметологов. – Моралес вытянулся на диване, играя с псом. – У тебя и так губы стали как у латинской актрисы. Скоро начнёшь губами двери открывать.

– О, да ладно тебе, – Катя покачала головой, смеясь. – Это гиалуронка. Всего капля! Ты просто не замечаешь, потому что привык, что я всегда красивая.

– Я привык к тому, что ты всегда упрямая, – съехидничал он. – Так давай. Подбросим монетку. Если решка – ты отменяешь косметолога. Если орел – идёшь как запланировала.

– Ты бросаешь, – строго сказала Катя.

Он вынул из кармана блестящую монету, подбросил, поймал, перевернул на тыльную сторону ладони. Они оба наклонились.

– Решка, – сказал он с торжеством.

Катя скривилась:

– Ну вот, теперь из-за тебя мои губы останутся в первозданном виде.

– Твои губы меня благодарят.

Они оба рассмеялись. В углу кухни заиграла старая пластинка с джазом, а именинник – взрослеющий пес по кличке Луис – обнюхивал свечку на собачьем пироге.

– Пять лет прошло, а у нас с тобой так и не появился нормальный ритуал, – заметила Катя. – Хотя бы раз в год мы можем просто быть людьми. Без трупов. Без маньяков. Без расследований.

– Вот именно этим и является день рождения Луиса. – Моралес чокнулся бокалом с ней. – Покой и стабильность. До следующего звонка.

Он не успел договорить. Телефон Катин завибрировал.

– О, нет, – прошептала она, увидев имя.

–Бывший Комиссар? – Моралес приподнялся.

– Да. И по – любому он звонит не просто так.

Катя ответила:

– Алло?

– Орлова. Срочно. Можете приехать ко мне домой сегодня? Прямо сейчас. Это неофициально, но очень важно. Привези с собой Хименеса.

– Случилось что-то?

– Сложно сказать. Пока нет тела. Но есть подозрение, что началось кое-что очень знакомое. Я объясню всё при встрече. Пожалуйста.

Когда они приехали к Алехандро Сальватьерра, тот ждал их на веранде. Он выглядел спокойным, но в глазах читалось напряжение.

– Моя дочь, Сара, учится в университете Рэйвенхолл в Аурис – Бей – большом кампусе на побережье. Вчера она приехала домой на выходные. Рассказала, что один студент – Рикардо Вега – был найден мёртвым рядом с библиотекой. На его теле – листок. Чёрный. С его фамилией. – Сальватьерра опустил глаза. – Умер от яда. Редкого. Очень редкого. Говорят, укус паука. Но это не совпадает с медицинским заключением: оно слишком чистое. И слишком странное.

Катя и Моралес молчали. Катя взглянула на Моралеса:

– Ты тоже это чувствуешь?

– Да, – коротко ответил он. – Это не похоже на случайность.

– Сара не боится за себя. Она сильная. Но я боюсь. За неё. И не только. За остальных. Это может быть началом чего-то… масштабного. И мне нужно, чтобы вы подключились. Неофициально. Пока без пресс-релизов. Пока не поздно.

Катя вздохнула:

– У тебя есть связи, чтобы нас командировали в другой город?

– Уже оформляю. Всё будет чисто. Как консультанты по внештатным делам. Без шума. Но все будут понимать зачем вы там.

Моралес усмехнулся:

– Снова ты нас втаскиваешь в болото, старик.

– Зато вы – единственные, кому я доверяю в таких делах.

Катя кивнула. Она ощущала, как в груди зарождается знакомое напряжение – смесь страха и адреналина.

– Когда выезжаем? – спросила она.

– Завтра утром. Билеты на рейс уже у вас на почте. Жильё – в кампусе, гостевой корпус. Всё подготовлено.

Катя взглянула на небо. Лёгкие облака стелились над заливом. Где-то за горизонтом начиналось новое дело. И, возможно, новый кошмар.

– Ну что ж, – сказала она. – День рождения Луиса официально окончен.

Моралес улыбнулся:

– Как всегда, вовремя.

Глава 4. Аурис-Бэй

Аурис-Бэй располагался у самого залива, окружённый скалистыми берегами и тяжёлыми облаками, будто сам город не желал пускать внутрь лишнего света. Волны у его берега никогда не были ласковыми. Они разбивались о булыжники, хрипло и мрачно, как будто сам океан пытался что-то напомнить.

Несмотря на это, Аурис-Бэй был престижным. Городом богатых, влиятельных, отстранённых. Здесь не было фабрик, здесь не слышно было детей на улицах. Лишь ровные ряды особняков, ухоженные газоны, белые колонны, тишина, за которой скрывались деньги и тайны.

Элитный университетский кампус Рэйвенхолл, расположенный на холме с видом на залив, был гордостью города. Каменные корпуса, увитые плющом, широкие лестницы, арки, тенистые дорожки, высокие часы с готическим циферблатом на главной башне. Кампус выглядел так, будто сошёл со страниц старого английского романа. Но, в отличие от своих европейских прообразов, этот университет был частным, избирательным и закрытым. Поступить туда могли только избранные. Не всегда по знаниям – чаще по происхождению.

Здесь учились дети магнатов, сенаторов, звёзд, дипломатов и финансистов. Тот, кто поступал в Рэйвенхолл, автоматически входил в верхушку будущего поколения. Здесь строили не просто карьеру – здесь плели паутину будущих союзов и браков, сделок и интриг. Здесь «кто ты» важнее, чем «что ты умеешь».

Но под золотой оболочкой росло что-то другое. Кампус Рэйвенхолл был не только обителью элиты. Он был глухим, замкнутым миром, где слабые исчезали, где репутация стоила дороже совести. Где шум заминался, и правда редко выходила наружу. Именно по этой причине смерть Рикардо Вега так потрясла всех – не оттого, что он умер, а оттого, что об этом стало известно.

Рикардо был из старой семьи. Его отец входил в совет директоров нефтяной корпорации. Его мать преподавала экономику в Колумбийском университете. Рикардо не был золотым мальчиком – но у него было всё. Деньги, связи, уверенность. Он знал, что ему многое позволено. В день, когда его нашли мёртвым на каменных ступенях библиотеки, город не сразу поверил.

Место смерти – показательное. Центральное. Библиотека кампуса снаружи напоминала храм: мрамор, колонны, тишина. Именно там нашли его тело. Он лежал на спине, глаза были открыты. На губах – лёгкая усмешка, как будто смерть застала его в момент личной победы. Поначалу подумали на наркотики. Потом – на редкую аллергическую реакцию.

Но вскрытие показало странное: тело не демонстрировало типичных признаков отравления, но в крови обнаружили следы яда. Не химического. Живого. Натурального. Один из самых редких в природе. Яд паука, находящегося под охраной. Паук обитает только в двух регионах мира. Один из них – Южная Америка. Второй – тропики Юго-Восточной Азии.

Где, спрашивается, мог в кампусе элитного колледжа появиться ядовитый, охраняемый вид? Никто не мог объяснить. Не было стандартного укуса с отмиранием тканей возле него. Только реакция. Только яд. Как будто он попал в тело Рикардо каким-то иным, невозможным способом.

Самым тревожным было другое. В руках Вега обнаружили чёрный лист бумаги. Плотный, матовый, на ощупь как кожа. На нём серебристой краской было выведено: "VEGA". Просто фамилия. Без подписей, без угроз, без логотипов.

Это было не просто убийство. Это была демонстрация.

Студенты кампуса начали шептаться. Кто-то вспоминал странные разговоры, кто-то говорил, что Рикардо был не тем, кем казался. Но никто не выступил открыто. Здесь не говорили вслух. В Рэйвенхолл умели хранить молчание.

Когда Сара Сальватьерра приехала домой, она не знала, стоит ли делиться. Она не боялась. Но чувствовала – под шелковой тканью университетской жизни нарастает нечто ядовитое.

И, как всегда, в кампусе Рэйвенхолл, всё самое страшное пряталось под улыбками, в лакированных коридорах, под колокольным звоном башни над библиотекой.

Глава 5. Начало расследования

Катя Орлова и Хименес Моралес прибыли в Аурис-Бэй в кампус Рэйвенхолл ранним утром. Город встретил их всё той же молчаливой тяжестью: серая дымка над заливом, прохлада от воды и отчётливое чувство, будто они оказались не в элитном анклаве, а в чём-то гораздо более замкнутом и тревожном. Приехали они по просьбе старого знакомого – комиссара Сальватьерра. Его дочь училась здесь, и это дело он доверял только им.

Рикардо Вега был уже похоронен. Тело увезли за три дня до их прибытия. Но протоколы вскрытия, заключения и фотографии были переданы команде без промедления. Первый шаг – поговорить с патологоанатомом, проводившим вскрытие. Доктор Леонардо Хейл.

Катя сразу почувствовала – он из тех, кто не любит спекуляций. Высокий, лысеющий, с аккуратно подстриженной бородкой и усталым выражением глаз. Хейл встретил их в морге центральной больницы. Тишина в помещении напоминала музей. Запах дезинфектанта, тусклый свет ламп – атмосфера привычная, но каждый раз вызывающая внутреннюю дрожь.

– Присаживайтесь, – сказал он, указав на два металлических стула у своего стола. – Я предполагал, что рано или поздно этим заинтересуется кто-то серьёзный.

– Спасибо, что нашли время, – сказал Моралес, – Мы хотим понять, с чем имеем дело. Потому что на обычный несчастный случай это не похоже.

Хейл кивнул, выдвинул из ящика фотографию – увеличенное изображение участка кожи на шее Рикардо.

– Вот здесь, – он указал на едва заметную тёмную точку. – Единственная отметина на теле. Без гематомы, без воспаления. Местная ткань не разрушена. Это не укус в классическом понимании. Если бы это был, скажем, укус того же, австралийского паука – ткань бы омертвела. Слизистая воспалилась бы. Но тут… ничего.

– Похоже на след от укола, – тихо заметила Катя.

– И я сначала подумал об этом. Но не было прокола. Понимаете? Кожа не проколота. Нет микроповреждения. Биологический материал в этом месте не нарушен.

Моралес прищурился.

– Но яд в крови есть?

– Да. Следы вещества идентичного яду паука Latrodectus exitialis obscurus. Очень редкий, охраняемый вид. Живёт только в определённых регионах. Никто из научного сообщества до конца не исследовал механизм действия токсина. У него крайне странная биохимия. Смерть наступила от паралича дыхательной мускулатуры. Классическая нейротоксическая реакция. Но как вещество попало в тело – вопрос.

Катя наклонилась вперёд.

– А если это был не укус и не инъекция – что тогда?

Хейл посмотрел на неё с долей уважения.

– Значит, кто-то нашёл способ доставлять яд иным методом. Возможно, через кожу. Способ нестандартный.

– Вы говорите, как учёный, – усмехнулся Моралес.

– Я и есть учёный, – отозвался Хейл, не улыбнувшись. – И именно поэтому это дело меня пугает. Если кто-то обладает знанием, как внедрить такой токсин без следов… мы имеем дело с противником куда более изощрённым, чем просто мститель.

Катя молчала. Она вспоминала лицо Рикардо Вега на фотографии. Улыбка. Спокойствие. Как будто он до самого конца ничего не понял.

– Мы можем получить результаты анализов тканей? – спросила она.

– Конечно. И кое-что ещё, – он поднял другой конверт. – Мы исследовали одежду. На внутренней стороне воротника – следы контакта с каким – то веществом. Как будто кто-то касался его кожи чем-то, что оставило след. Может, ткань, может перчатка, смоченная веществом. Выглядит примитивно – но работает.

Моралес посмотрел на Катю.

– То есть яд не вкололи. Его просто… нанесли?

Хейл кивнул головой в разные стороны.

– Возможно и так, мы до конца не поняли, что за вещество, и как оно повлияло на причину смерти. Полный паралич дыхания.

Катя выдохнула.

– И чёрный листок… Вы видели его?

– Да. Обычная чёрная бумага. Немного матовая. Слова написаны краской с металлическим пигментом. Без отпечатков. Без ДНК. Идеально стерильно.

Они ушли из морга в молчании. Катя шла по дорожке кампуса, пока Моралес говорил по телефону. Он пытался связаться с администрацией кампуса – получить списки, доступы, видеонаблюдение. Безрезультатно.

– Всё под контролем. «Они не хотят скандала», —мрачно сказал он.

Катя подняла глаза к башне. Часы застыло смотрели на них. Как всегда.

– Кто-то убил мальчика. Убил, Моралес. И показал имя. Это не личное. Это демонстрация.

– Или предупреждение, – пробормотал он. – Если это было первое имя… значит, будет второе.

Катя остановилась. Её интуиция подсказывала – они в самом начале чего-то куда более глубокого. И всё начиналось здесь. В городе, где у каждого был секрет. В кампусе, где элита прятала грехи за дипломами и фамилиями., где яд поступал не из клиник, а из прошлого.

Глава 6. Второе убийство

Аурис-Бэй снова молчал. Ни один клочок неба, ни ветер с залива, ни звуки машин не выдавали, что в кампусе элитного Университета снова умер студент.

Александро Крус нашли мёртвым в университетской библиотеке утром, когда охранник открывал здание. Он сидел в глубине читального зала – будто уснул за книгой. Только при ближайшем рассмотрении стало ясно: он не дышал. Губы посинели. На шее – та самая точка. Незаметная. Почти эфемерная. Рядом, у локтя, аккуратно лежал чёрный матовый лист бумаги с фамилией: Крус. Серебряные буквы словно светились в утреннем полумраке.

Катя и Моралес приехали через сорок минут после вызова. Полицейские уже оцепили зал, но никто не тронул тело. Катя встала в дверях, осматривая зал.

– Второй, – сказал Моралес. Он выдохнул так, будто это был выстрел.

Катя не ответила. Её глаза скользнули по комнате, по беспорядочно разбросанным книжкам, по одиночной чашке кофе, по безмолвной фигуре, которая выглядела спокойной. Как будто Александро просто заснул.

Патологоанатом подтвердил: смерть наступила ночью, примерно между двумя и четырьмя утра. Симптоматика та же. Анализы позже показали тот же токсин. Всё совпадало. Всё – до последнего штриха.

– Это не случайность, – Катя смотрела на тело. – Это подпись. Убийца повторяет ритуал. Он создаёт серию.