Порочная клятва

Это так прекрасно – то, как он ласкает себя, как его сперма стекает по его руке и стволу. Я чувствую себя более связанной с ним, чем когда-либо, охваченная муками собственного оргазма, снова и снова выкрикивающая его имя.

Когда мои мышцы, наконец, расслабляются, я достаю из себя фаллоимитатор и кладу его на кровать, а затем вынимаю пробку из задницы. Мы оба все еще тяжело дышим, пытаясь успокоиться, и я переворачиваюсь на бок, держа телефон обеими руками, чтобы он не падал.

– Господи, – шепчу я, а затем тихо смеюсь. – Знаешь, я сейчас кончила в основном от того, что увидела, как ты кончаешь на свою руку. Так что это не сильно отличается от того, как ты кончил от поцелуя.

Он фыркает и поднимает телефон, чтобы я могла видеть его лицо. Вик выглядит отлично. Я никогда еще не видела его таким взъерошенным. В его глазах теплота и удовлетворение, и он кажется менее взвинченным, чем обычно.

– Я не уверен, что верю в это, – говорит он. – Но… спасибо тебе.

Я киваю, улыбаясь в ответ. В моей груди зарождается такое сильное влечение к этому мужчине, такая привязанность, что мне от всей души хочется, чтобы он был здесь, со мной. Или чтобы я могла быть там. На самом деле, плевать, где, главное, что вместе.

Секс по телефону помог на какое-то время отвлечься от реальности происходящего, но недостаточно надолго. Груз действительности по-прежнему давит на меня.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Вик после минутного уютного молчания.

– После того, что мы только что сделали? – Я улыбаюсь, хотя и понимаю, что улыбка немного дрожит. – Более чем в порядке. По поводу всего остального? Не совсем. Мне… страшно, – признаюсь я.

– Знаю. Но то, что сказал Мэлис, – правда. Ты наша. И мы собираемся защитить тебя. Ты больше никому не достанешься.

– Лучше бы так и случилось, – говорю я ему. – Потому что я тоже хочу остаться с вами.

Вик улыбается, и это совсем не похоже на его обычную улыбку. Она красивая и яркая, такой я еще никогда не видела.

Она идеальна.

9. Уиллоу

Немного приведя себя в порядок, мы с Виком какое-то время разговариваем по телефону. Говорим о глупостях, обо всем на свете. Мне приятно просто слышать его голос.

Не знаю, как долго я держусь, прежде чем мои веки начинают опускаться, но через некоторое время я проваливаюсь в обессиленный сон. Стресс этого дня в сочетании с расслабляющими последствиями пары хороших оргазмов полностью вырубают меня, а это значит, что, к счастью, мне ничего не снится – или я просто ничего не помню.

Когда я просыпаюсь утром, то чувствую себя более решительной, чем когда-либо. Прошлой ночью я ощутила сильную связь с Виком, узнала, что он и его братья собираются оставить меня у себя… это еще больше проясняет, что мне нужно делать. Даже если я этого не хочу.

Мои пальцы дрожат, когда я достаю телефон и просматриваю список контактов, собираясь позвонить Оливии.

Гудки идут несколько секунд, а затем она отвечает:

– Уиллоу. Что я могу для тебя сделать?

В ее голосе звучит удивление, и у меня внутри все переворачивается, когда я вспоминаю, как, услышав подобные слова, я чувствовала себя защищенной и окруженной заботой. Как будто кто-то присматривал за мной.

Теперь меня просто тошнит от них.

– Я хочу извлечь максимум пользы из того, чего не могу избежать, – говорю я ей. – Если я собираюсь вскоре выйти замуж за Троя, мне нужно знать, как выжить и преуспеть в этом мире – в твоем мире.

– Понятно, – говорит бабушка. – У меня сложилось впечатление, что тебя не слишком волнует «мой мир», как ты его называешь.

– Это так, – признаюсь я. – Честно говоря, я его ненавижу. Но ты совершенно ясно дала понять, что у меня нет выбора, поэтому я не хочу хотя бы опозориться в том, что касается управления моей собственной жизнью. Я хочу знать, как удержать свое. Чтобы… вписаться в эту жизнь.

Мне даже не нужно притворяться, что я смирилась. Именно так я чувствовала себя еще до того, как все это случилось, словно я была рыбой, вытащенной из воды, и не знала, как себя вести, когда Оливия приглашала меня куда-нибудь. Достаточно просто воспользоваться этими чувствами и не скрывать тот факт, что я ничего этого не хочу.

Если бы я попыталась поступить иначе, она бы вряд ли поверила мне. Но Оливия знает, что у нее много рычагов воздействия на меня, и что я готова сделать то, что должна, пока это обеспечивает безопасность ребят.

И, насколько она знает, у меня сейчас нет выхода.

Боже, я надеюсь, что она ошибается на этот счет.

Оливия на мгновение замолкает, и внутри у меня завязывается тугой узел тревоги. Она видит меня насквозь? Догадывается ли, что у меня есть скрытые мотивы? Но когда она заговаривает, в ее голосе звучит удовлетворение:

– Великолепно. Возможно, ты этого не хочешь, но, по крайней мере, осознаешь свою роль в нашем деле. Было бы весьма неприятно, если бы ты опозорила фамилию, так что да, я помогу тебе.

Я даже не знаю, что на это сказать. «Спасибо» было бы слишком, поэтому я произношу:

– Хорошо. Мне заехать к тебе?

– Да, – соглашается Оливия. – Начнем прямо сейчас. Адам отвезет тебя.

Закончив разговор, я переодеваюсь в другой наряд, одобренный Оливией, и спускаюсь вниз. Возле моего дома все еще стоит охранник – сегодня это не Джером, а предположительно некий Адам, – и он наблюдает за мной, пока я направляюсь к машине и сажусь в нее.

Когда мы подъезжаем к особняку Оливии, один из сотрудников дома проводит меня внутрь. Бабушка ждет меня в гостиной, и, к моему счастью, Троя сегодня с ней нет.

У нее на столе чай, а сама она чинно сидит в своем кресле, наблюдая, как я неуклюже захожу в комнату и устраиваюсь на диване напротив нее. Горничная, которая провела меня внутрь, предлагает чаю, и я соглашаюсь, хотя параноидальная часть меня не может отделаться от беспокойства, что бабушка подмешала в него снотворное или что-то в этом роде. Хотя я не понимаю, как это могло бы помочь ей сейчас, а она весьма прагматичная женщина, поэтому я подношу чашку к губам и делаю маленький глоток.

Как только горничная выходит из комнаты, Оливия откашливается, окидывая меня оценивающим взглядом.

– Я знаю, у тебя не было хорошего примера того, что значит быть женой, не говоря уже о том, чтобы быть женой в мире высшего общества, – говорит она. – Конечно, твоя мать умерла, но я сильно сомневаюсь, что она была бы хорошим примером для подражания.

Мне требуется секунда, чтобы понять, что она имеет в виду мою биологическую мать, а не Мисти, после чего я сжимаю пальцами чашку с чаем, делая глубокий вдох.

Оливия, кажется, даже не замечает этого, увлеченная своей маленькой лекцией.

– Мужчинам с деньгами нравится верить, будто они неприкосновенны. Это ты должна понять в первую очередь. Они верят, что они главные и что их слово – закон. И мы позволяем им так думать, ведь пока они счастливы, нам проще жить.

– Дедушка был таким? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановиться. Выяснять сейчас что-либо еще о моей токсичной семье кажется довольно бесполезным, но я все равно хочу знать.

Она улыбается, и улыбка кажется такой настоящей, что заставляет меня ненавидеть ее еще больше.

– Временами бывал. Ему нравились определенные вещи, он мог быть требовательным. Однако это вовсе не значит, что я позволяла ему делать все, что ему вздумается. В этом мире за каждым влиятельным и богатым мужчиной должна стоять не менее влиятельная и сообразительная женщина. Мой муж был лицом семьи Стэнтон, и все считали, что он главный, но у меня были свои способы заставить его делать то, что хотела я.

– Какие?

– Нужно просто знать человека. Знать, что ему нравится, что заставляет его слушать. Я вносила предложения, следила, чтобы он пребывал в хорошем расположении духа. Я говорила с ним за его любимыми блюдами и использовала его хорошее настроение, чтобы заставить его думать, будто мои идеи и планы – это его идеи и планы.

Я хмурюсь, уставившись в мутные глубины своего чая.

– Значит… ты манипулировала им.

Она небрежно машет изящной ручкой.

– Называй это как хочешь, но у нас все сложилось хорошо. Тебе просто нужно знать, как обращаться со своим мужчиной.

– Ну, я не думаю, что у меня это получится, – бормочу я, чувствуя, как горечь подступает к горлу. – Я даже не нравлюсь Трою, не говоря уже об уважении.

Оливия снова машет рукой, одаривая меня покровительственным взглядом. Она ставит свою чашку на стол и наклоняется чуть ближе, как будто мы делимся секретами.

– Ты просто неправильно на это смотришь. У тебя есть то, что нужно Трою, и ты можешь использовать это в своих интересах, если будешь сообразительной.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что она имеет в виду, и когда я это делаю, то смотрю на нее с отвращением.

Вчера, вернувшись в комнату, она увидела Троя на мне. Она слышала, как он говорил обо мне, и точно знает, что я заинтересовала его только потому, что он считает сексуальным то, что я дочь проститутки. Он думает, что это улучшит секс или еще что-нибудь в этом роде, и, судя по выражению лица Оливии, она хочет, чтобы я согласилась на это.

– О, не смотри на меня так, – резко говорит она, заметив выражение ужаса на моем лице. – Женщина в нашем обществе должна использовать все средства из своего арсенала, даже если это означает, что тебе придется уступить его желаниям. Что бы он ни попросил тебя сделать, ты это сделаешь. Ты дашь ему все, что он потребует, потому что это пойдет на пользу тебе. И, в свою очередь, мне.

У меня скручивает желудок, и я чувствую, что меня вот-вот стошнит.

Мне хочется наорать на нее, сказать, что я никогда не сделаю этого, и что они с Троем могут оба идти на хрен, но прикусываю язык.

В некотором смысле, я сама напросилась на это. Я попросила у нее «бабушкиного совета», и вот он. Но какими бы отвратительными ни были ее представления о том, как выжить в ее мире, это привело меня в ее дом, так что это именно та победа, которая мне была нужна.

– Мне нужно в туалет, – говорю я ей, после чего встаю и ставлю чашку на стол, не пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Я… неважно себя чувствую.

Я чувствую на себе ее взгляд, когда выхожу из гостиной в коридор и кладу руку на живот, чтобы показать, будто меня вот-вот вырвет.

Как только я оказываюсь вне поля зрения Оливии, то немного выпрямляюсь и ускоряю шаг. Я без труда нахожу дорогу обратно в комнату, мимо которой проходила вчера. На этот раз дверь закрыта, и я задерживаюсь на секунду, чтобы убедиться, что поблизости нет никого из прислуги, – а затем берусь за ручку.

Дверь, слава богу, не закрыта на замок, так что я тихонько проскальзываю в комнату.

Пульс учащается, от необходимости спешить трясутся руки. Скорее всего, у меня всего пять минут или около того, если я пытаюсь сымитировать время на поход в туалет. Еще немного, и Оливия потеряет терпение, поэтому пришлет кого-нибудь за мной… или, что еще хуже, придет сама.

Достав из кармана телефон, я быстро подхожу к картотечным шкафам и выдвигаю верхний ящик одного из них. У меня нет времени фотографировать все документы внутри, поэтому я делаю снимок, на котором видны все маленькие выступы в верхней части разделителей файлов. Мне нужно будет показать это ребятам и посмотреть, узнают ли они что-нибудь, связанное с работой, которую они выполняли для Оливии.

Я повторяю этот процесс с остальными ящиками, открывая и закрывая их как можно плавнее и бесшумнее, а также мысленно отсчитывая секунды.

К тому времени, как проходит уже четыре минуты, сердце у меня начинает биться где-то в горле. Я делаю еще несколько быстрых снимков, а затем засовываю телефон обратно в карман. На секунду я провожу влажными от пота ладонями по одежде, чтобы немного высушить их, и заставляю себя сделать несколько медленных вдохов в попытке угомонить бешено колотящееся сердце. Затем возвращаюсь в гостиную.

У меня мурашки бегут по коже от осознания происходящего, но Оливия, кажется, не замечает ничего необычного, и, когда я снова сажусь на диван, она продолжает урок своим холодным резким тоном.

Устраиваясь поудобнее, я внимательно слушаю и киваю, когда это кажется уместным.

Она рассказывает обо всем, начиная с того, как мне следует одеваться, и заканчивая тем, какие разговоры мне следует вести с людьми на общественных мероприятиях. Очевидно, для всего существуют негласные правила, и к тому времени, когда она наконец останавливается, у меня голова идет кругом от информации.

Оливия окидывает меня взглядом и фыркает, сцепив пальцы на коленях.

– Я не ожидаю, что ты всему научишься за один-два урока, – говорит она. – И, конечно, лучший учитель – это опыт.

– Естественно, – бормочу я.

– У тебя будет много возможностей учиться, но учись быстро.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Она бросает на меня взгляд, который ясно говорит о том, что она невысокого мнения обо мне, и я вздыхаю. Мне уже не терпится покончить с этим.

– На сегодня хватит, – говорит она. – У меня есть другие дела. Организовать свадьбу в такие сжатые сроки – задача не из легких. – Бабушка смотрит на меня так, словно это моя вина, а затем добавляет: – Встретимся снова завтра. У нас запланирована примерка платья. Тебе нужно что-нибудь для вечеринки по случаю помолвки, и я знаю, что у тебя нет ничего подходящего.

– Ладно.

Я коротко киваю, ненавидя себя за то, что, позвонив ей сегодня утром, фактически лишила себя единственного дня, который могла бы провести, не наблюдая физиономию своей ужасной бабушки. Но, по крайней мере, я извлекла из этого хоть что-то полезное.

Она говорит мне, где мы встретимся, но я почти не слушаю, потому что она также ясно дает понять, что попросит одного из своих людей отвезти меня туда.

Как только она заканчивает давать мне указания на утро, я встаю и бросаю взгляд на дверь гостиной. Поскольку за мной так и не пришла горничная, я собираюсь выйти, но, прежде чем успеваю это сделать, Оливия останавливает меня, снова заговаривая.

– Знаешь, этим вечером твои мальчики выполнят для меня одну работу, – говорит она, разглядывая свои идеально наманикюренные ногти. Она бросает на меня взгляд из-под ресниц, даже не потрудившись поднять голову. – Но тебе не о чем беспокоиться. Если они все сделают правильно, то вряд ли пострадают.

Ненависть переполняет меня доверху, и я фантазирую о том, чтобы ударить старуху прямо по ее самодовольной физиономии, но стараюсь не показывать этих эмоций на лице, натянуто улыбаясь ей и выходя из комнаты.

У нас есть план.

Если он сработает, то все мы навсегда освободимся от нее и ее дерьма. Нужно просто сосредоточиться на этом.

10. Рэнсом

– Последний! – кричу я, бросая камень в окно склада и протягивая руку, чтобы открыть дверь с другой стороны.

– Тебе не обязательно кричать, Рэнсом, – говорит Вик, проходя мимо меня в блок.

Все аккуратно и организованно, но это ненадолго.

Это задание Икса довольно простое, по крайней мере, по сравнению с некоторыми другими, которые нам приходилось выполнять. Никакой слежки, и, скорее всего, пострадать никто больше не должен, что является гребаным облегчением.

Этой стерве что-то нужно из хранилища в этом квартале, поэтому мы разделяемся и идем искать. Мы с Виком громим еще и другие хранилища, чтобы это выглядело как случайный взлом, а не целенаправленный, Мэлис же отправляется за тем, чего, мать ее, хочет Икс. Я понятия не имею, что это, да и не спрашивал.

Я просто хочу покончить с этим, чтобы мы могли убраться отсюда к чертям.

Мы с Виком проходим по маленькому помещению, круша вещи, оставляя вмятины на коробках и роясь вокруг, чтобы все выглядело так, будто кто-то вломился сюда с целью погрома и грабежа.

То же самое мы проделали с несколькими другими помещениями поблизости, выбрав их наугад, хотя Вика, похоже, крайне беспокоило отсутствие какого-либо порядка.

Обычно я бы подшутил над ним по этому поводу, но сейчас я не в настроении.

– Думаешь, достаточно? – спрашиваю я Вика, оглядывая разгром, который мы устроили.

– Думаю, да, – отвечает он. На всякий случай он пинает еще одну коробку. – Пошли к Мэлису.

Мы все в лыжных масках, хотя Вик предусмотрительно отключил наблюдение до того, как мы сюда пришли. Но если кто-то заявится сюда, то они не сумею нас рассмотреть. Последнее, что нам нужно, – это чтобы нас опознал какой-нибудь прохожий, который случайно пройдет мимо, и нас арестовали за то, что предполагалось как легкая работа.

– Мы закончили! – кричит Вик.

– Придержи своих гребаных лошадей! – вопит в ответ Мэлис.

Вик закатывает глаза, что выглядит забавно в лыжной маске, и мы направляемся к выходу, по пути разбив еще пару окон.

Мы возвращаемся на улицу и слышим вдалеке вой сирен.

– Еще далеко, – бормочет Вик. – У нас есть время.

Плечи Мэлиса расслабляются.

– Наверное, кто-то услышал грохот и вызвал полицию.

– Ну, искать им будет нечего.

Мы хорошо замели следы. Когда копы явятся, это проникновение будет расценено как случайный акт вандализма. Если у владельцев есть страховка на их барахло, то все будет в порядке.

Мы бежим по улице к нашей машине, садимся в нее и газуем.

Вик ведет машину осторожно и аккуратно, даже на бешеной скорости. У Мэлиса дробовик, а я, как обычно, сзади. Типичное место младшего брата.

– Все прошло гладко, – говорит Вик, сигналя, прежде чем перестроиться на другую полосу.

– Да, – соглашается Мэлис. – Почти слишком гладко. Либо эта старая тварь оскорбляет нас, либо просто хочет занять.

– Я бы предпочел последнее. На самом деле уже плевать, что она на нас скидывает.

Мэлис хмыкает, и я складываю руки на груди, отмечая про себя, что когда-то эти задания были просто неудобством, но такова была цена, которую стоило заплатить, чтобы Мэлис не попал в тюрьму. Икс появлялся каждый месяц, заставлял нас делать какую-нибудь раздражающую хрень, после чего пропадал до следующего раза.

Но сейчас мы помогаем женщине, которая, по сути, держит Уиллоу в плену, заставляя нашу малышку делать все, что она хочет.

Это делает каждую работу намного сложнее.

– Полный отстой, – ворчит Мэлис. – Кем эта сучка себя вообще возомнила? Она, похоже, и дальше собирается использовать нас для своих гребаных целей. Просто потому, что может. Просто потому, что она, черт возьми, хуже всех.

Он хлопает рукой по центральной консоли, и Вик бросает на него острый взгляд.

– Прекрати, – говорит он.

– Отвали, Вик. Только не говори, что ты не злишься из-за этого дерьма.

– Само собой. Но не вымещай свою злость на моей гребаной машине.

Злиться для Мэлиса не в новинку, но меня удивляет, насколько сильно зол я. Обычно я способен не обращать внимания на подобные вещи, просто пропуская их через себя из-за отсутствия как такового выбора. И да, выбора нет и сейчас, но на этот раз все намного хуже.

Я сжимаю руки в кулаки, и мне хочется ударить по чему-нибудь. По кому-нибудь. Я не знаю. У меня под кожей бурлит энергия, неистовая и дикая, и ей нужно куда-то деваться. Нога подпрыгивает вверх-вниз, пока я смотрю в окно на мелькающие мимо уличные фонари и деревья.

Ненавижу все это. А особенно то, что Уиллоу оказалась в центре адского кошмара. В ловушке этого гребаного шоу из-за попыток защитить нас.

Это неправильно, и она этого не заслуживает. Ни на секунду, черт возьми. Хуже всего то, что сейчас четкого выхода просто нет. У нас есть план, но кто знает, сколько времени потребуется, чтобы он сработал? Какое-то время нам придется мириться с этим дерьмом и продолжать выполнять указания Икса – Оливии – как хорошие маленькие мальчики, пока Уиллоу не получит необходимую ей информацию.

Да и времени у нас в любом случае не так уж много.

Мы возвращаемся домой и вылезаем из машины.

– Я отнесу посылку, – говорит Мэлис. – Покончим с этой херней.

Вик кивает.

– Зайди, как вернешься. Я буду наверху.

Они расходятся, Мэлис направляется к своей машине, Вик – в свою комнату, а я на секунду останавливаюсь, не зная, что делать. Во мне кипит гнев, и кажется, будто у меня под кожей поселились осы, которые жужжат вокруг, требуя внимания.

Мне нужно чем-то заняться, чтобы отвлечься от чертовски сильного возбуждения, поэтому я иду в гараж, беру инструменты и начинаю чинить свой мотоцикл.

Обычно это помогает мне сосредоточиться или, по крайней мере, отвлекает от плохого самочувствия, но сейчас этого недостаточно. Я подтягиваю болт здесь, поправляю что-то там, но все, на чем я могу сосредоточиться, – это сердитый стук моего сердца.

Я продолжаю думать о Уиллоу и о том, какой испуганной и потерянной она выглядела, когда Оливия вводила ее в курс дела на похоронах. Как она дрожала и плакала в объятиях Мэлиса, когда позже вернулась к себе домой.

Она пытается быть сильной, но я знаю, что она все еще напугана.

Я знаю, она чувствует себя загнанной в угол.

Не могу выбросить это из головы, а упражнения на глубокое дыхание, которые Вик однажды показал мне, похоже, совсем не помогают.

– К черту все это. На хрен! – вырывается из меня, когда раздражение переполняет до краев, и я швыряю гаечный ключ через всю комнату. Тот с громким лязгом падает на бетон.

Это пустая трата времени. Есть только одна вещь, которая успокоит меня, и нет смысла притворяться, будто это не так.

Я сажусь на мотоцикл, а затем завожу его, выезжаю из гаража и направляюсь к дому Уиллоу, даже особо не задумываясь. Подъехав, я паркуюсь на небольшом расстоянии.

Уверен, цербер, приставленный Оливией, все еще бродит поблизости, и я не хочу, чтобы он меня видел, поэтому обхожу здание. Какой-то парень оставил дверь открытой, чтобы перекурить, и я киваю ему, а затем проскальзываю внутрь, словно тоже живу здесь, и поднимаюсь по лестнице на этаж Уиллоу.

Пока я иду по коридору к ее квартире, внутри меня что-то поднимается. Что-то покровительственное, собственническое и почти звериное. Первобытное. Оно прочно засело у меня в груди, побуждая заявить права на Уиллоу. Взять ее и оставить на ней метку, чтобы она без тени сомнения знала, что всегда будет моей.

Нашей.

Мы можем делить ее друг с другом, но не с кем-то еще. И уж точно не с каким-то убогим богатеньким мальчиком, пользующимся одобрением ее дерьмовой бабули.

Это чувство пронизывает меня с каждой секундой. Я подхожу к двери Уиллоу и сильно стучу по ней. Если она не ответит, то я вломлюсь к ней в квартиру через окно, как мы сделали в прошлый раз… Но секундой позже Уиллоу подходит к двери, выглядя измученной и настороженной. Но, увидев меня, ее глаза расширяются, а рот открывается.

– Рэн…

Это все, что она успевает сказать, прежде чем я заключаю ее в объятия и крепко целую.

11. Уиллоу

Я тихо ахаю, когда губы Рэнсома прижимаются к моим.

Конечно, мы целуемся не первый раз, но то, насколько это страстно, застает меня врасплох. Это больше похоже на поцелуй Мэлиса, чем на поцелуй Рэнсома, но я сразу же погружаюсь в него.

Несмотря на шок от его внезапного появления, мое тело быстро нагоняет его темп, поэтому, даже когда у меня кружится голова, я обнимаю его за плечи и целую в ответ.

Гораздо проще сосредоточиться на этом, чем на ужасном самочувствии и тревогах о будущем, поэтому я отдаюсь процессу с головой. Я неистово целую Рэнсома, прикусывая его нижнюю губу, а затем хватаюсь за его одежду, желая прикоснуться к нему везде.

– Черт, – стонет Рэнсом мне в рот. Он делает еще один шаг внутрь и пинком закрывает за собой дверь. – Иди сюда.

– Я здесь, – выдыхаю я в ответ. – Я прямо здесь.

Он просовывает одно бедро мне между ног, и я со стоном произношу его имя, прижимаясь ближе.

– Вот так, ангел, – бормочет он. – Хорошая девочка.

Рэнсом снова целует меня, его губы скользят вниз по шее, туда, где, я уверена, он чувствует, как бьется мой пульс под кожей. Крепко обхватив меня руками, он продолжает пятиться назад. Я слегка спотыкаюсь, но он поддерживает меня, притягивая к себе и позволяя обрести равновесие.

У меня голова кругом. Мы продолжаем поглощать друг друга – губы и руки, зубы и языки соприкасаются, тела сливаются воедино. Со стороны могло бы показаться, будто мы не прикасались друг к другу несколько месяцев, и хотя я знаю, что это неправда, мне кажется, словно так оно и есть.

У меня почти такое же чувство, как тогда, когда я только начала жить с ними. Каждый раз, когда я позволяла себе увлечься этими мужчинами, мне казалось, что я не должна этого делать.

Это было быстро, жестко и запретно.

Пугающе и возбуждающе одновременно.

Мои колени упираются в край дивана, и мы опускаемся на него, только Рэнсом оказывается сверху. Он опирается руками на подушки, чтобы не придавить меня своим весом и смягчить падение.