Метресса Ланс

Подумала, насобирала мха про запас, плотно скатала и завернула в остатки полотна. И рану обработать им, и для других санитарных нужд. Промокшие чуни пока развесила на ветках ели. Из этой обуви мне можно было выкроить две пары, а из портков двое брюк и еще юбку. Вот только кройкой и шитьем в гнезде под елкой не позанимаешься. И все таки со штанами надо было что-то делать. И я решила их хотя бы порезать по длине. Сначала не снимая портков, развязала завязки вокруг бедер, удерживающие низ штанин. И отрезала ножом брючины внизу у щиколоток. Теперь у меня появилось две трубы из ткани, вполне могущие заменить юбку. По крайней мере мои тощие бедра в отрезок брючины поместились. Ну что ж, тоже прибыль. Могу сшить себе кое какую одежду. Однако отрезанные лишние штанины проблемы не решали. Портки были в четыре раза шире, чем нужно, и то, что прикрывало филейную часть их прошлого хозяина, было просто примотано поясом и завязками к моему телу. Между прочим складки, собранные подмышками, мешали двигать руками.

Мозг отчаянно работал, в попытках придумать как же мне из этого богатства ткани сделать более менее одежду, не имея иголки с нитками, сидя в гнезде под елкой? Я перебирала в голове все те мастер классы, которые проходила за несколько лет. Ну вот должно же было быть что то такое? Проблема в том, что для любого из ремесел нужен был инструмент. Спицы, иглы, ножницы. Ну ладно, ножницы заменить можно ножом, хотя он прямо скажем туповат, спицы из палочек выстрогать.

Так, что у меня в загашнике из знаний есть? Плетение разное, из бумажных трубочек, веток, иголок сосны. Все не то. Что еще? А вот, вязание крючком. Скрепить два куска ткани обвязкой крючком можно. Нарежу тонких полосок из лишней ткани вместо ниток, а крючок вырежу своим ножом из… Из чего? В голову полезли всякие крючки, которые делают выживальщики: рыболовные из смолы, костей рыб, колючек боярышника. Снова не то.

Вывалила из собранного в юрте мешка барахло, на застеленную отрезанную штанину. Богатство прямо скажем ни о чем. Горшок с чем то, мешок с…, кажется это горох или что то подобное, во втором мешочке опять крупа какая то. В третьем оказалась серая соль, совсем немного, может со спичечный коробок. В еще одной тряпице снова какие то семена, на редис похожие. К тряпкам и еде я умыкнула медную совсем крохотную чашку-пиалу, ложку деревянную, а тот женский платок оказался украшение типа монисто. На сетку из ниток нашитые кругляши из желтоватой жести и висюльки из каменных бусин. Автор этого украшения подбором цветовой гаммы не занимался, сомнительная красота. Нож короткий, тупой, из черного железа, с лезвием под сорок пять градусов, как у канцелярского ножа. Ну еще расшитая нательная женская рубаха. И все.

Глядела я на эти сокровища, и вспоминала, как мы втроем обсуждали попаданцев из книг. Что ни попаданка, то как минимум прынцесса, или все принцы ее, и дом есть и …, а у меня двенадцать блестяшек на сетке, один недо нож, глиняный микро горшок, семена, пованивающие мышами, и портки в четыре раза больше меня. Хотя есть еще мокрые чуни, кусок ткани, которым тело обмотано, связка шерсти на шее и сапоги. Почти рояль. Есть у меня волосы, нечесаные, грязные, но длинные, и голова на плечах. “Так , так, так. Ну вари голова, как крючок для вязания сделать” – посоветовала сама себе.

Я попробовала согнуть блестящую монисту. Руками никак. Да и что этими ручками можно сделать? Они же слабенькие совсем. Кое как отрезала от сетки один кругляш. И начала рассуждать: “Чисто теоретически можно согнуть, если долбить камнем по нему. Метал мягкий должен быть, судя по качеству ножа тут высококачественной металлургией не пахнет. Бронза или не чистый сплав меди, пусть и толстая мониста, с миллиметр толщщиной, но скорей всего согнуть можно. Долбить, это шуметь, можно нож поставить и по нему стучать, а чтоб не шумно было тряпкой обмотать ручку ножа. А голова то молодец, все помнит, мыслить умеет. И я тоже ничего, и Ева молодец, и Элизабетт. Хотя Бетти вряд ли молодец, кажется мне, что именно она удружила с такими условиями моего попаданства. От слова "Попа". Так, а вот этого не стоит, надо не о Бетти думать, а о том, как тельце свое относительно нормальной одежкой прикрыть. И о том, что твориться вокруг забывать не стоит”.

Я аккуратно сложила свои пожитки в мешок, оставив нож, отрезанную штанину и один медный кругляш. Снова оделась, подвязалась, обрезанные широкие штаны примотала к ногам ремнями, которые раньше удерживали чуни. Так себе конструкция, но хотя бы в ткани не запутаюсь. Тщательно прикрыла свое гнездо с мешком, и поползла на выход из елового шатра.

Доползла я до края каменного останца. И восхитилась открывшемся видом. Скальный уступ, на котором я обосновалась, был частью поднимающегося горного хребта. Прямо под ним располагалось поле, окаймленное могучими лиственными деревьями, сейчас стоящими с голыми ветвями. Все таки или ранняя осень или весна. Поле было частью большой долины, которая с трех сторон была огорожена горными хребтами. И чем выше поднималась земля, тем чаще по склонам росли темные ели или какие то другие хвойные деревья. Зеленый у подножия лес, где то с середины хребта становился белым от снега. Снег, который лежал в тот момент когда я очнулась в этом теле, по большей части уже растаял, оставались лишь небольшие белые пятна в ямах. Справа от меня, поднимался еще один горный отрог. Перед подножием этого отрога, бежала речка. Судя по размытому руслу, больше проходившему на ущелье, и выбеленными россыпями округлых камней, речка имела буйный нрав, и видимо регулярно переполнялась. Как это обычно бывает у рек, берущих начало в горах, которые после хорошего ливня или с началом таяния снега из мелких ручейков превращались в буйные бурлящие потоки. Теплело, снег таял и река прямо на глазах набирала силу.

Место, в котором я оказалось было красивым, примечательным и обжитым.

Во-первых, насколько я могла увидеть вдоль долины, зажатой между гор шла самая настоящая широкая дорога, кое где вымощенная камнем. Во-вторых, поле которым заканчивалась долина было поделено на несколько частей. В одной части поля, огороженной забором из жердин на молодой зеленой траве паслись лошади. Прямо подо мной стояли те самые шатры чумы, ближе к речке стоял добротный рубленный дом с каменными трубами, рядом несколько небольших домиков, навес, хозяйственные постройки, эти условно капитальные строения были огорожены валом с частоколом. Над широкими створами ворот – деревянный помост и две деревянные вышки по углам. Несмотря на то, что все строения были из дерева, выглядело это как самая настоящая крепость. Прикрывала крепость мост через ущелье, по которому сейчас бежала река. К мосту подходила мощенная в этом месте дорога. Напротив крепости широкая отсыпанная галькой площадка, где стояли какие то телеги и повозки. Чуть дальше расположили длинные навесы, накрытые какой то черной травой. Примечательной была конструкция по обеим сторонам реки. Это был самый настоящий разводной мост. Я выползла на свой наблюдательный пункт именно в тот момент, когда мост начали разводить. На этом и на противоположном берегу реки вращали большие деревянные колеса пара лохматых быков. Канаты привязанный к частям моста, наматывались на барабаны и конструкция из трех балок с настилом ползла по бревнам, уложенным поперек дороги. Как уж они назад все это затаскивают, было непонятно.

На остальной части поля стояли отдельными группками караваны. Тот шатер, который под утро обчистила я, был в составе богатого обоза. Юрт было целых семь штук, несколько добротных крытых тентами телег, напоминавших транспорт переселенцев Америки. В других караванах были разные транспортные средства, одноосные и двуосные повозки, шарабаны и арбы с колесами почти в два раза больше длины телеги. “Ну что ж” – подумала я, – “Хотя бы изобрели уже колесо, и транспортная сеть у них есть”.

Внизу было довольно шумно. Где то стучал по наковальне молот, значит тут была какая то ремонтная мастерская. Ржали лошади, мычали быки. Лагерь перед переправой проснулся и жил многоголосой дорожной жизнью. В долине по извилистой дороге, ползли путешественники. Скоро эта придорожная парковка заполнится, ожидая, пока переправа снова заработает. А для меня такая суматоха и столпотворение совершенно разных людей давало прекрасную возможность прибарахлится, изучить местных и возможно к кому то прибиться. Странности одежды, неумение говорить, можно списать на свое иностранное происхождение. Кто тут проверит? Осталось только понять, как тут относятся к беспризорно шатающимся детям.

Солнце стало припекать, я вытащила из под елки промокшие чуни, развесила их на солнце. Сама выбрала местечко среди камней, так чтобы видеть лагерь внизу и свое убежище, чтобы если что, быстро ретироваться под елку. Хотя, даже если кто то найдет шатающегося в лесу худющего подростка, вряд ли сочтет за злодея.

Среди путешественников дети и женщины встречались. Одеты люди были по разному. Одни женщины носили что-то похожее на кимоно со штанами и платками на голове, другие таскали многослойные юбки в основном серого, грязно-зеленого и коричневого цвета. У большинства на голове были платки, у парочки увидела шапки, наподобие шутовского двухрожкового колпака. Дети в основном бегали в длинных подпояснаных рубахах и штанах. А вот девочек в юбках я не заметила. Еще заметила в стороне, где стояли накрытые черной травой на весы, узников. Люди были разные по возрасту и полу, в потрепанной одежде. Сидели в загоне, как скот, у ограды загона на привязи бегали черные лохматые псы. В душе шевельнулся колючий страх – главное остаться свободным человеком. Рабство, это не для меня.

Но пока надо было привести себя в порядок, так чтобы не выделяться чужими огромными портками среди толпы. И я принялась за работу. От поваленного серого остова ели отколупала длинную сухую щепу. Сырые прутки на крючок не годились. Кое как из шепы сделала несколько небольших деревянных шпажек. Парочку заострила, на одной попыталась вырезать крючок. Но нож был тупым, а руки вообще ничего не умели. Да, вот так. Никаких тебе супер навыков прошлого хозяина тела, памяти там. Ровным счетом ничего. Спасибо на том, что ходить могла, руки ноги слушались, хватательный рефлекс выражен. Девочка в прошлом руками ничего не строгала. Так что пришлось учить саму себя правильно держать нож. Его тупизна была даже на руку, я ничего себе с первого раза не повредила.

К середине дня тело потребовало еды. Снизу от людского лагеря доносились аппетитные запахи жареного мяса, и мое явно недостаточно питавшееся раньше тело пустило слюну и заурчало животом. Горох, что ли из мешка пожевать?

Я вернулась в свое убежище, достала мешок с горохом, соль и запечатанный горшок. Положила щепоть соли на язык, рассосала. Закинула пару горошин. Разжевать твердые горошины не получалось, только раззадорила аппетит. Размочить что ли его? За несколько часов даже в холодной воде горох разбухнет. Хоть смогу пожевать. Стала расковыривать запечатанный горшок, надеясь, что там что то съедобное. Не зря же это стояло в коробе рядом с крупой? Притертая и запаянная воском крышка отковыривалась очень плохо, но я справилась. Внутри оказались самые настоящие энергетические батончики. Верней та смесь, из которой они делаются в нашем мире. Мелко нарезанные сухофрукты, орехи перемешанные с густым медом. Сюдя по всему очень дорогое лакомство, вон как купец прятал, с собой в шатер забрал.

Я зачерпнула смесь своей ложкой, положила в рот и рассасала. Вспоминая опять курсы выживальщиков и свой собственный медицинский опыт. Жевать медленно, давая возможность телу насытится в процессе еды. Организм обезумел от такого количества фруктозы, белков и углеводов, выдал в кровь эндорфинов и меня залило счастьем. Медленно смакуя сладкую массу, съела четыре полных ложки. Затем закрыла горшок, и запрятала его в своем гнезде, прикрыв нательной расшитой рубашкой. Все ценности надо пока тут складировать, а не таскать с собой.

Я снова заняла свой наблюдательный пост, и принялась, посматривая за жизнью стоянки, мастерить оголовье крючка. Поставив посередине золотистого кругляшка нож, ударила несколько раз по ручке камнем. Нашуметь не боялась, гомон лагеря разносился далеко вокруг, врятли кто то вычленит в шуме мой скромный стук.

Мониста слегка прогнулась по выбоине. Я отыскала трещинку среди в камне, чтобы поставить монисту на ребро. Несколько раз ударила камнем по боку, загибая кругляш пополам. Дальше дело пошло веселей. В согнутую почти попопам монисту, вставила оструганную заготовку ручки крючка. Обстучаса камнем несколько раз, зажимая импровизированный наконечник. Самое сложное было впереди. Полукруг на конце палки крючком конечно не был. Надо было или сгибать кончик, или отрубать. Я решила вырубить лишний металл. Хорошо, что железо ножа было тверже, чем материал монисто. Плохо, что работала я с мелкой деталью, а руки, непривычные к такому труду, слушались не очень хорошо. Идеальные ручки-крючки. После получаса неуклюжих попыток и отбитых пальцев, добилась своего. Злилась при этом изрядно. Вот голова знает как делать, а руки не слушаются.

Однако терпенье и труд, все перетрут. Через час, на конце щепки красовался довольно грубый наконечник крючка, с острыми краями и носиком. Я засела шлифовать неровности и заусенцы, шаркая свой грубый инструмент по камню. На вид мой крючок больше походил на гарпун, был далек от идеала, но свою функцию прокола и поддевания вязки выполнить мог. Потом пришлось точить нож, за неимением инструмента снова шаркая лезвие по камню. Идеально режущей кромки не сделала, но сделать надрез на ткани чужих штанов уже могла. Нитки, которыми были сшиты штаны резались намного хуже.

Подготовка инструмента заняла много времени, почти полдня. Я успела снова проголодаться и помучаться жаждой. Вода была, в выбоинах камня, но полчаса мучаясь от жажды я боролась со своим прежним воспитанием. Пить сырую воду из лужи? Там же живет всякое. В конце концов, я пересилила свою неуместную брезгливость, договорившись с собой, что как только представится случай обязательно найду способ избавить себя от паразитов, начну кипятить воду и мыться.

Работая над своим инструментом, я все время поглядывала на крепость и лагерь. Примечая, где что находится, и продумывая, где и что я могу умыкнуть из съестного. Прогретый солнцем воздух ускорил таяние снега, выпавшего накануне, и река заполнила всю ширину ущелья. Народ, понимая видимо, что придется проторчать у переправы несколько дней, устроил импровизированный рынок. Люди в основном шатались между рядами, присаживались к кострам, разговаривали. Ограбленный мной купец поставил зазывалу, который уговаривал фланкирующих между стоянками людей заглянуть в шатер. Наблюдая, я поняла, что посещали этот шатер люди не бедные. Торг у купца шел бойкий, его работник даже привел большого лохматого коня, выторгованного в обмен на какой то короб. Нередко из шатра люди уносили горшочки с медовыми сладостями. Этих я провожала недобрым взглядом, так как планировала прихватить еще парочку горшков для себя.

Долго раздумывала как мне переделать одежду. Самое простое было просто ушить штаны. Во первых, количество швов, которые надо сделать в этом случае намного меньше, во вторых, не надо кроить сложные конструкции. Я разложила порты на земле. Распустила боковые швы. Промеряла шерстяной ниткой охват таза и охват бедра. Накинула десять сантиметров и безжалостно отрезала с боков ткань. На уровне своего пояса убрала с боков лишнее, в результате у меня получилось что-то напоминающее детский комбинезон ползунки. Из одного куска ткани, отхваченной сбоку штанины, я нарезала тонкие шнуры. Стащила с себя моток шерсти, решив пожертвовать часть скрученной нитки на боковые швы будущих штанов.

Но для начала к одному краю будущего бокового шва штанины, навязала крючком воздушные петли из тканевого шнура. Чувство прекрасного мне было не чуждо в прошлой жизни, как и практичность. Я решила, что мои будущие штаны должны уметь расширяться на пару размеров. Мало ли что поддеть под низ придется. Для реализации этого плана я по сути взяла за основу традиционную одежду североамериканских индейцев и модные штаны для спортивных занятий со шнуровкой по боковому шву. Вот я и привязывала к краю ткани петли, в которые потом можно вдеть шнурок, и затянуть брюки до той ширины, какая мне понадобиться.

Инструмент конечно у меня был аховый, моторика рук тоже. Это в моем мире развивать мелкую моторику начинали с раннего детства, ученые умы увязывали ловкость пальцев с развитием головного мозга, но этим конкретным телом, в которое вселилась я, никто не занимался, поэтому мне пришлось учить саму себя работать крючком. Неумение помноженное на ужасный инструмент выводило из себя, но я пыхтела над поставленной задачей, сантиметр за сантиметром навязывая на край ткани петли. Поймала себя на том, что от натуги пытаясь языком достать собственный нос. Вот это да, да я просто какой то питекантроп, маугли. Пришлось следить не только за тем, что делаю руками, но и за своим лицом.

Первые тридцать петель делала долго, затем пальцы привыкли к новым навыкам и дело пошло быстрей раза в два. Вторая брючина тоже обзавелась боковыми петлями. Следующие шестьдесят петель, привязанных переднему полотну штанин сделала еще быстрей. Затем вывернула наизнанку штаны, скрепила боковые швы суровой шерстяной ниткой. Получилось, ну уж как получилось. Примерила – по крайней мере это уже штаны почти моего размера, ничего не мешает двигаться. Воодушевленная первым успехом, я обвязала крючком бока и пояс полотнищ комбинезона. Приделала в районе талии несколько петель под подвязку. Привязала на спинку лямки. Осталось только придумать как эти лямки крепить спереди, да так, чтобы они в процессе движения не спадали. Навязала на переднюю часть петли, лямки завязала к ним шнурками. К вечеру у меня были самые настоящие штаны на лямках. Почти по моему размеру. Пожалуй портила вид только ширинка, которая болталась у меня разрезом в районе несуществующей пока груди. Удовольствие от хорошо проделанной работы портил голод. Единственное место, где можно было раздобыть еду было внизу, в людском скопище. Штаны теперь у меня были, а вот рубахи нет. Солнце клонилось уже к закату, и ушить так же как штаны рубаху купца я бы не успела. Решила натянуть под низ комбинезона шитую девичью рубашку, красоту будет за комбинезоном не видать, только рукава и часть головины. Примерила, оценила. Слишком белая, и рисунок яркий, привлекать будет. И решила из отрезанной брючины соорудить по быстрому накидку. Всех дел – распустить шов, и под горло подвязать завязкой которая раньше подвязывали низ брючины. Одела придуманный наряд. Накидка конечно так себе, но зато шитье рубашки скрывает. В сумерках, да в огнях костра ничего не разглядят.

И засобиралась посетить людской лагерь, чтобы разжиться чем то съестным. Свои сокровища сложила в гнездо, прикрыла лапником. Оставила горшок, мешочки с крупой, отрез ткани. Отрезала от монисто два кругляша. Вдруг это местные деньги, может выменяю на что нибудь полезное. Сложила еще в мешок миску, ложку, нож и обрезок брючины. Чтоб не таскаться с абсолютно пустым мешком, привлекая своей нищетой чье то внимание.

Перед отправкой в придорожный лагерь я решила умыться и прибрать спутанные нечесаные волосы. Расчесать мне их было нечем. Но попытаться сплести хоть какую то косу, убрать под бандану, я попробовала.

Умывалась из лужи, надеясь, что на самом деле не просто размазала по лицу грязь. Рассмотреть себя было не где. Ну, буду считать, что в сумерках мой внешний вид никого не напугает.

Глава 2

Спускалась я вниз уже в сумерках, старательно запоминая дорогу, обходя стоянку купца. Мало ли, признает моих штанах свои потерянные портки? Или решит проверить мешок, а там у меня его ложка и чашка. А мне этого не надо, ещё неизвестно, как в этом мире с пойманными воришками поступают. А то, что кушать хотелось и голой бегала по снегу, так какое дело до этого купцу? И потом неизвестно, что было с этим телом до того, как я в нем оказалась. И честно говоря совсем не хочется получить эти знания, как то боязно.

Я влилась в людское море с видом постояльца. Этому искусству мимикрировать под окружающих мы тоже учились. Самое главное сделать лицо кирпичем и всем своим видом демонстрировать уверенность в своём праве, с поправками на образ. Я представила себя в роли мелкого пацана, едущего с караваном из дальней южной страны. А что? Кожа у меня смуглая, ну или это грязь, волосы тоже темные. Одежда похожа на ту, что носили люди, путешествующие на повозках с большими колесами. У них что женщины, что мужчины носили примерно одинаковые одежки. Завтра из рубашки купца сварганю себе похожий наружный халат, как у китайцев, кажется ханьфу называется.

Я удачно выбрала время вписаться в местную тусовку. Люди, понимая, что переправа откроется через пару дней, радовались нечаянной передышке в пути и при этом бесплатной стоянке. В городах за такой вот постой надо было чем то платить. А тут и базар бесплатный и новости со всего света. Чем то этот лагерь напомнил мне палаточный городок на бардовских фестивалях. Вроде каждый сам по себе, варит, живёт и в тоже время все вместе. Фланируют между стоянками и компаниями, завязывают разговоры, пьют что то веселящее. Даже импровизированный концерт устроили. Я шныряла между компаниями, незаметно пристраиваясь, вслушиваясь в незнакомую речь и таскала с чужих столов куски. В одном месте женщины давали детям блюда со снедью, чтобы те относились мужчинам, которые были уже изрядно навеселе. Ну и я пристроилась на раздачу, блюдо получила и естественно часть еды в свою котомку убрала. Не разносолы, просто лепешки. В другой зачерпнула из котелка травяной напиток, у третьего получила в руки комочки из каши. Наелась, сделала запас. Если постараться, на пару дней растянуть можно. Умыкнула у какого то заснувшего под телегой мужика плащ. Драный, подкопченный, но из тонкой кожи, а значит не промокаемый. Мне сгодится на переделки.

Я двигалась по лагерю не просто так, а с учетом дневных наблюдений. Присматриваясь к людям, вслушиваясь в речь. Вот в книжках о попаданстве герои ну прямо говорят на всех языках мира, а я видимо какая та не та попаданка, никакой старой памяти. Хотя на кое какие звуки тело реагирует. Вот комочки каши, которые назывались байбап, тело узнало, как собака павлова слюну выработало. Там, где мне дали байбап, я покрутилась подольше, вычленила из речи ещё знакомые слова: сяй (травяной взвар с медом), байтор (огонь или костёр), айнар (мужчина), айна (жена мужчины).

Вообще, я просто потрясающий экземпляр для исследования совмещения души и тела. Могу наблюдать, что действительно относится к памяти тела, а что надо нарабатывать. Вот, теорию Павлова уже подтвердила. Байбап слюноотделение вызывает. Речь вроде бы знакома, то есть для организма звуки привычны, а я не понимаю. Посмотрим, с какой я скоростью свою язык. И есть ли та самая память тела? Хотя реабилитологи работают именно с мышечной памятью тел и клеточной памятью сознания, когда по новой учат людей ходить, говорить после травм. Вот только я то внутри сижу, а не снаружи этого тельца.

Вдоволь наевшись, я захотела спать, и спать в тепле, и желательно в безопасности. Многие люди укладывались рядом со своими телегами, на соломе, или просто у костров. Я тоже присмотрела себе местечко под арбой, рядом с большим колесом, и не так далеко от края поля, граничащего со стоянкой купца и с лесом. Подобрала рассыпанную солому, завернулась в украденный плащ. Планировала утром уйти к своей ёлке, продолжить работу над одеждой.

Проспать не боялась. Выпитое и съеденное накануне, не даст проспать. Так оно и вышло, я проснулась в наступивших утренних сумерках. Большой людской лагерь еще спал, только кое где шастали одинокие фигуры. Выбралась из под арбы, подгоняемая потребностями тела. Но по пути к лесу все таки заглянула в большой котел, подвешенный над потухшем костровищем. На самом дне котелка было немного травяного отвара. Эх, надо будет обзавестись какой то бутылкой или флягой.

Я пробиралась среди шатров, пологов, телег, не стесняясь подбирать недоеденные куски. Слишком хорошо понимая, что меня никто к обеду не ждет, днем люди более разборчивы и скорей всего погонят незнакомую бродяжку, если она надумает присесть к общему столу. Но не только я занималась поиском пищи. По лагерю бродили рабы. Их сразу можно было отличить от других людей. Волосы коротко обрезаны, а на шеях ошейники. Увидев, идущего мне навстречу мужчину из рабов, я метнулась под телегу. Мало ли? Еще отберет у ребенка сумку с едой? Он, заметив меня даже шагнул навстречу, но потом разглядев мои космы, шарахнулся в сторону. Видимо за причинение вреда свободному человеку, пусть даже ребенку, рабам грозила кара.

Наконец я выбралась в лес, отошла подальше, совершила санитарный обряд, и потопала к своему убежищу. Забравшись под елку, сначала съела несколько пресных лепешек, а потом свернулась в гнезде, укрылась лапником и плащом сверху, легла досыпать. Мое тощее тело, наверное впервые в жизни поевшее вволю, согретое и уложенное спать, благодарило меня отличным настроением. Мне снилось что то хорошее, но что я не запомнила.