скачать книгу бесплатно
– Что вам нужно, господа?
– Ваше Величество, – начал один, самый упитанный вельможа почтенных лет, одетый в тёмно-синюю тунику. Пояс, затянутый кое-как, врезался ему в живот, поэтому старик поклонился едва заметно. – Ваше Величество, мы наслышаны о Ваших планах насчёт Великого похода. И… мы все обеспокоены этим. Неужели Вы хотите развязать войну?
– Почтенные господа, сейчас у меня нет времени обсуждать это с вами, мне нужно найти дочь. – Генрих попытался проскользнуть к выходу, но ему не позволили, поклонами оттесняя ближе к трону. Король пожалел, что заглянул в залу несколькими мгновениями ранее, а не пошёл искать Анну, скажем, в столовой.
– Со всем уважением, сир, – вступил в разговор ещё один вельможа, лет сорока, с сальными вьющимися волосами и жидкой бородёнкой, – принцесса никуда не исчезнет, а вот мы больше ждать не можем.
Генрих пронзительным взглядом посмотрел в глаза вельможи, тот поспешно поклонился, опуская взгляд, избегая встречаться с королём. Немного помолчав, правитель наконец проговорил:
– Мнится мне, что вы забылись, господа. Кажется, вам следует напомнить, с кем вы разговариваете.
– Сир, простите нашу дерзость, но мы боимся войны. Наше шаткое положение, то есть положение страны, разумеется, может пострадать ещё сильнее, если Вы пойдёте на соседнее королевство.
– Кто вам сказал, что я собираюсь уничтожать соседнее королевство? Если вы сейчас же не покинете зал, я позову стражу. Ваше положение станет не просто шатким – пол под вами провалится.
Они побелели, и только старик вышел вперёд и громко сказал:
– Король Генрих, замок полон слухами, даже стены говорят нам о походе. А поход это всегда война.
Король решил уступить. Подумав, он спокойно проговорил, положив ладонь на пояс:
– Что же, господа, вы правы. Я действительно хотел отправиться в поход. Не с целью завоевать, а с целью открыть новые неизведанные земли. Страна погибает, народ голодает, нам нужна плодородная житница. Её я и собираюсь искать.
– Все земли уже открыты, сир, мир не так велик, как Вы думаете!
– Мы не знаем этого, господа. Если мир мал, мы уйдем и вернёмся обратно в считанные дни. Если нет… что ж, я буду знать, что карты лгут. На этом аудиенция закончена, прошу вас удалиться.
– Но, сир…
– Стража! – Генрих начинал терять терпение.
В залу вбежали стражники, их было лишь двое, но и этого хватило, чтобы вельможи, сжавшись и втянув головы в плечи, ушли, стараясь не смотреть никуда кроме пола.
Генрих выдохнул, выпрямился, поправив на плечах накидку с меховым воротом, и направился в коридор, чтобы оттуда пройти в следующие покои. Ему нужно найти Анну немедленно, иначе его самообладанию придёт конец. Проклятые блюдолизы, как же быстро развязывается у стражи язык… Ничего, позже он обязательно поговорит и с магом, и с канцлером, и с военачальником. Кому-то придётся ответить за то, что о походе узнала половина замка, и ответ этот будет по заслугам.
***
Генрих не верил своим ушам.
– Не можете найти? То есть как это «не можете найти»?! – Проревел он сжавшимся от испуга слугам. – Если моя дочь не найдётся, каждый из вас, каждый отправится на эшафот!
– С-сир, – заикаясь, сглатывая на каждом слове, прошептал один из провинившихся, – юная госпожа так стремительно исчезла, не усмотрели, не доглядели, мы…
– Вы сборище болванов! Второй раз за день моя дочь сбегает и второй же раз вы не предпринимаете попыток найти её!
Король бушевал. Он понимал, что слуги не виноваты, они старались, как это только было возможно, ведь искать девочку сложнее, чем иглу в стоге сена… но, переполненный гневом, он не мог смириться с её исчезновением снова. Идти к перемирию с желанием загладить свою вину, но не обнаружить дочь в покоях – высший удар по самолюбию. Генрих оказался уязвлён, как ему виделось – одурачен. Его лицо покраснело от злости, кулаки в ярости сжимались и тут же разжимались от бессилия. Повержен, повержен! И кем? Собственной дочерью!
Дрожа, он стиснул зубы так сильно, что те скрипнули, и прохрипел, посмотрев через плечо на невысокого рыжеволосого слугу:
– Искали в Предместьях?
– Д-да, Ваше Величество, – язык заплетался, но скорчившийся от страха мужчина постарался придать голосу немного твёрдости. – Искали, везде искали.
– Никто её не видел?
– Н-никто, В-Вашеличество.
Генрих повернулся к стражникам, их собралось в коридоре не меньше десятка, все взволнованные, посеревшие от испуга за своё положение. Обведя взглядом бледнеющие лица, король тихо произнёс:
– Если через четверть часа моей дочери не будет, полетят головы. И начну я с ваших, господа.
– В этом нет нужды, мой король, – раздался в конце коридора мягкий голос.
Генрих подавил дрожь, волной пробежавшую по спине, резко повернулся, вперившись взглядом в мужчину в мантии и девочку, державшую его за руку. Седрик выдержал взгляд короля, Анна сильнее сжала маленькими пальцами его руку, начала теребить огромный перстень, в который был вставлен красиво поблёскивающий сапфир, стараясь не горбиться от странного сковывающего ощущения.
Все молчали. Напряжение повисло в воздухе, его практически можно было осязать, и поэтому тишину никто не смел нарушить. Король рассматривал грязное платье дочери, порванную шубу, с которой кое-где свисала неаккуратными комьями паутина, промокшие носки обуви, едва видной под подолом, и думал. Старался решить, что же сказать ей, как поступить. Злость ещё кипела в его сердце, но, увидев испуганные огромные глаза девочки, он вдруг понял, как сильно она похожа на мать.
Разве он не был прав? Был. Но Анна ещё не понимала этого и вряд ли бы когда-нибудь поняла. Её матери давно нет на этом свете, но ещё жив горе-отец, и стоило бы попытаться заменить ушедшую любимую. Он снова посмотрел в глаза дочери.
Анна с замиранием сердца ждала его реакции. Король выглядел постаревшим, его почему-то бесцветные сейчас глаза выражали… страх? Генрих остекленело смотрел на неё, и Анна старалась не дышать, чтобы не выдать волнения.
Первым звенящее молчание нарушил маг, кашлянув:
– Мой господин, я…
– Молчи, – оборвал его король и быстрым шагом подошёл к дочери.
Анна с трудом подавила желание кинуться к Седрику, спрятаться, укрыться за ним, только чтобы не сталкиваться с наказанием в виде тяжёлого осуждающего взгляда отцовских глаз. Но Генрих опустился на колени и крепко обнял дочь, прижав к себе. Девочка слабо выдохнула стиснувший лёгкие воздух, но обнять в ответ не решилась: слишком велико было странное чувство – грызущая совесть.
– Дочка, как же ты напугала меня, – прошептал едва слышно король, уткнувшись лицом в рыжие волосы, растрепавшиеся за этот немыслимо долгий день. – Еще немного промедления, и полетели бы головы.
– Ты не злишься на меня, отец? – Её голос дрогнул, Анна невольно всхлипнула. – Прости меня, пожалуйста, я не хотела…
И сердце короля дрогнуло.
Даже слуги невольно почувствовали вину девочки, прослезились, радуясь её возвращению и покаянию; стража разом выдохнула спокойнее, ведь их головы теперь останутся на плечах, а не на плахе. Король не замечал ничего, сейчас все эти люди для него мало что значили.
Маг снова тихо кашлянул, поджал губы и, округлив глаза, точно лягушка в пруду, кивнул слугам в сторону дверей. Те торопливо поклонились и, будто вспомнив что-то важное, покинули коридор, за ними вышли и стражники.
– Сир, это не самое лучшее место для примирения. Может, пройдём в покои или залу?
Генрих едва слышно вздохнул, вытянутый из своих беспокойных мыслей, и поднялся с пола. Его колени были пыльными, Седрик, увидев это, обещал себе отчитать негодную служанку за скверную уборку.
Анна смотрела на свои промокшие сапоги, стыдливо молчала и всё ещё боялась шевельнуться. Ей и самой стало удивительно, как легко в ней проснулась совесть и какая она может быть жадная. Пожирала маленькое сердце, кусала нервы острыми крошечными зубами. Анна считала, что совесть вообще человеку не нужна, от неё только одни беды, но как от неё избавиться – большая тайна. Седрик коснулся ладонью её лба, откинул прядь волос, свисавшую на глаза, ласково улыбнулся, подбадривая. Девочка не улыбнулась в ответ, но ей стало немного спокойнее.
Генрих, поправив тяжёлую мантию, расшитую мехом соболя, произнёс, снова вернув себе твёрдость голоса:
– Седрик, вели слугам, чтобы приготовили для принцессы ванну, ей нужно привести себя в порядок и как можно быстрее. Пусть принесут лучшие её одежды и самую тёплую шубу.
Анна и Седрик были одинаково изумлены и смотрели на него внимательно, вопрошающе, король тем временем продолжал:
– Как только всё будет готова, мы отправимся на прогулку. И на этот раз вместе.
– Отец?
– Да, дорогая? – Он посмотрел на неё с неожиданной теплотой, а ведь Генрих старался таить свои чувства от других людей, боясь показаться слишком мягким для правителя.
– Но уже так поздно, разве не лучше остаться в замке?
– Да, сир, и начинается буря, – добавил маг, подойдя к королю. – Вы видели, сколько снега намело за день?
– Ты пойдешь с нами, мой друг, – Генрих в ответ улыбнулся, и улыбка эта растопила беспокойство и Анны, и Седрика. Он взял молодого мужчину за плечи, чуть сжал, рассмеялся. – Сегодня я достаточно беспокоился и злился, эти чувства сожгли мне душу. Хватит. Мне нужно побыть с любимой дочерью, я ведь всё-таки отец.
Девочка, прикусив губу, подбежала к нему, мягко оттолкнула мага и прижалась к Генриху, обняв. Сердце его наполнилось невероятной любовью, он снова ясно увидел в ней жену, чуть наклонился и поцеловал её в рыжие волосы.
– Ты был прав, мой друг, – заметил правитель, обращаясь к Седрику. – Она действительно вся в меня.
Седрик в ответ кивнул, сдержав улыбку, и молча направился прочь по коридору. Когда двери с хлопком закрылись, король подхватил дочь на руки и поцеловал в мокрую от слёз щёку. Анна обняла его за шею, прижалась лицом к соболиному меху ворота и закрыла глаза. Впервые за долгое время она почувствовала себя спокойно, как будто вернулась мать. Генрих ощущал то же самое. В один миг ему открылось, как глупо он вёл себя, не желая признать в этом ребёнке любимую Ситлин, стараясь избежать боли, которую принесут воспоминания о ней. Чем старше становилась Анна, тем яростнее резал его душу нож скорби, но разве лучше было бы забыть о дочери и погрузиться в свою печаль?
Спустя столько лет Генрих смотрел теперь на своё дитя не как на маленького двойника Ситлин, но как на родную плоть и кровь. В этот момент он видел, что девочка вовсе не так сильно напоминает умершую жену, скорее, она похожа на него и его доблестных предков. Тот же нос с горбинкой, те же волнистые, почти кудрявые волосы, такие же губы, красные как сама кровь. Она истинно его дитя и, прозрев, он не сможет больше быть таким, как раньше. Ещё не поздно всё исправить.
– Отец, ты ведь любишь меня? Любишь, как маму? – Тихо спросила девочка, уткнувшись в шею отцу.
– Я люблю тебя, Анна, не меньше твоей мамы. Ты всегда будешь моим главным сокровищем, – так же тихо ответил ей Генрих, чуть улыбнувшись. Крепче прижав дочь к себе, он погладил её чудесные волосы дрожащей рукой. – Теперь всё будет хорошо.
– Ты скоро уйдёшь, отец. И забудешь обо мне. Как всегда.
– Может быть, я не уйду, Анна, – в его голосе проскользнули нотки сомнения. Неужели и дочь обо всём узнала? – Почему ты решила, что я должен уйти?
– Случайно услышала, как кто-то из стражников говорил про Большой Подход.
– Большой поход, дочка. – Он осторожно поставил её на пол, выпрямился, внимательно посмотрел на неё. – Да, ты права, Серафим предложил мне отправиться на восток или юг.
Её руки вцепились в подол королевской мантии, пальцы крепко сжали ткань.
– Не уходи, папа, пожалуйста! Зачем тебе юг? Разве плохо здесь? Что там, на юге или востоке, лучше, чем у нас?
Он коснулся большой ладонью её маленькой, как у покойной королевы, и погладил, смотря на девочку.
– Не бойся, дитя моё, я не отправляюсь на войну. Только хочу узнать, может, там есть что-то, что поможет в борьбе с голодом. Тяжело сейчас в королевстве, милая, люди умирают, еды нет. До соседей много месяцев пути, помощи прийти неоткуда. Я больше не могу ждать.
– Но путь проходит через горы… и лес.
– Ещё недавно ты говорила, что там нет ничего ужасного, Анна.
Она вдруг побледнела, губы её стали серыми, бескровными, а глаза расширились от ужасного воспоминания. Девочка потрясла головой, отгоняя страшный образ обратно в глубины памяти.
– Теперь я не уверена… Отец, пожалуйста, просто придумай другой путь. Серафим умный, он тебе подскажет. Но не через лес, отец, там… волки. Страшные, злобные, голодные. – Глаза лесного Чудовища вспыхнули перед ней из глубин уродливого белого черепа. Анна зажмурилась, закрыла лицо руками, пытаясь избавиться от образа.
– Что с тобой, дитя моё? – Он крепко сжал её руку, отняв от лица, наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Давай сегодня не пойдём никуда? Я устала и хочу в постель… Пожалуйста, отец, мне очень нехорошо.
И король Генрих согласно кивнул, поцеловав дочь в горячий лоб.
5
Спала она плохо. Кошмары один за другим преследовали её неокрепший детский разум, врывались в мечтания и уничтожали сны. Глаза, страшные и пронзительные, следили за ней в этих кошмарах, заставляя сжиматься под жёлтым сверкающим взором. Чужие глаза, жадные глаза, голодные глаза. Глаза монстра, глаза хищника. Они лишали воли и сдавливали сердце, внушая безотчётный страх жертвы.
В самых тёмных закоулках души, о которых даже она сама не подозревала, уже вились вихри липкого судорожного страха. Он ползал среди тьмы и, сливаясь с чудовищным взглядом, оборачивался для неё бесконечным коридором отчаяния. И не было спасения от этого; точно проклятием сковал ледяной мучительный взор.
Анна проснулась в холодном поту. Тонкая струйка стекла по виску, пробежала по щеке и неслышно упала на ночную рубаху. Принцесса дрожала от ужаса, смотря на открытую дверь в её покои.
В тишине слышен был лишь тихий писк мыши, поселившейся где-то за старым гардеробом, и шум ветра, гоняющего лениво падающий снег. Начиналась буря.
Принцесса натянула одеяло на себя, прячась, но боязливо выглядывая над его краем, и едва слышно прошептала:
– Отец?
Порыв ветра вдруг яростно бросил в окно россыпь снежинок, заставив девочку вздрогнуть от неожиданности. Она резко повернулась, ожидая увидеть уродливую гримасу лесного чудовища, и уже приготовилась ощутить его цепкие ледяные пальцы на своём горле, но ничего не произошло. Набирающая силу вьюга уныло подвывала за стеклом, снег метался среди шпилей небольших башен, но в остальном всё было нормально. Анне лишь на миг привиделся тёмный силуэт среди деревьев где-то вдалеке и, будто бы мелькнув белой головой-черепом, тут же исчез.
Она ощущала себя неуютно, будто находилась сейчас не в своих покоях, а там, в чёрном холодном лесу, промёрзшем от тоски и бури. Тело снова пробила дрожь, и девочка повернулась, чтобы лечь и забыться сном.
В тишине комнаты раздались шаги.
Поначалу ей подумалось, что это лишь видение, очередная страшная грёза, девочка надеялась, что просто уснула, случайно закрыла глаза и провалилась в забытье. Но шаги стали ближе, будто некто проскользнул в её комнату и искал её. На сапогах зазвенели тяжёлые пряжки, он подошёл, и Анна испуганно вскрикнула. Чужая крепкая рука мягко поймала её за запястье и голос, заставивший её удивиться, прошептал:
– Тише, дитя моё.
В полумраке зажглась свеча, осветившая усталое лицо короля Генриха, её отца. Он смотрел на неё тепло, но не улыбался, губы его были плотно сжаты. Монарх будто выжидал.
Девочка, не выпуская из рук одеяло, чуть подалась вперёд, громко зашептала в ответ:
– Отец? Что-то случилось? Почему ты здесь?
– Одевайся, Анна. – Что-то упало рядом с ней на постель, девочка коснулась вещи рукой. Платье. – Мы должны ехать, дорогая.
– Я не понимаю… – Растерянно пробормотала принцесса, испуганно посмотрев в глаза отца. – Куда? Отец, там метель!
Его рука дрогнула, огонёк свечи покачнулся, точно человек, идущий по краю пропасти. Генрих плотнее сжал обветренные губы, обдумывая ответ. После коротко бросил:
– Прогулка всё же состоится. Мы в опасности.
Анна хотела задать ещё дюжину вопросов, все до единого пронизаны испугом и трепетом, но король решительно отвернулся.
– Я жду тебя в коридоре, девочка. Поторопись, прошу тебя. Мы должны спешить.
Снова блеснули перед ней глаза чудовища, страх липкой волной пробежал по спине, заполняя её изнутри. Что-то не так, что-то не так, но что? Отец никогда не вёл себя подобным образом. Разбудить её посреди ночи, не объяснив ничего – жестоко и глупо. Так рассуждала Анна, пока торопливо одевалась в темноте. Она боялась зажечь свечи: руки дрожали, не желая слушаться. Застёжки платья выскальзывали из потных ладоней, пряжки на сапогах упрямо противились её пальцам.
