скачать книгу бесплатно
И книга недвижна. Но книге охота
Прильнуть к человеческой теплой
Руке.
М. Светлов
Конечно, я привожу мои мысли, которые родились много позже того далекого детства и отрочества в Баянауле. Я, сын врача и инженера, городской интеллигент во втором поколении, много читал. С младых ногтей мы с восторгом слушали и впитали в себя чудные стихи Корнея Чуковского из сборника «Чудо-дерево». Кстати, «Мойдодыр», «Айболит» и «Бармалей» по эстафете стали любимыми стихами наших детей. Маленькая дочь наша, Наргис, донимала всех дома с настойчивой просьбой: «Почитайте мне «Чуду-дереву!!»
Самыми любимыми книжками для нас, юных читателей, были прекрасные иллюстрированные издания: «Волшебник Изумрудного города» и «Деревянные солдаты Урфина Джюса» И. Волкова; «Приключения Карандаша и Самоделкина» Юрия Дружкова; «Незнайка на луне» Н. Носова, «Старик Хоттабыч» Л. Лагина; «Принц и нищий», «Приключения Гекльберри Финна и Тома Сойера» Марка Твена. По школьной программе мы поглощали русские народные сказки; в старших классах – роман «Мертвые души» Н. Гоголя и «Как закалялась сталь» Н. Островского; «Казаки», «Хаджи Мурат» и «Война и мир» Л. Толстого; «Гипреболоид инженера Гарина», «Хождение по мукам», «Петр Первый» А. Толстого; а также «Дети подземелья» В. Короленко. Дома настольными книгами нашими были замечательные «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» Даниэля Дефо, «Остров сокровищ» Роберта Стивенсона, «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта, «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека, сочинения О, Генри и бестселлер всех времен « 12 стульев» вместе с «Золотым теленком» И. Ильфа и Е. Петрова. Быстро исчерпав ресурс баянаульской поселковой библиотеки, я взялся за Бибилиотеку Всемирной литературы (БВЛ) нашего отца. БВЛ – был гениальный проект советской культуры, который стал вожделенной и труднодоступной мечтой каждого культурного человека. Сборник этот состоял из двухсот томов шедевров мировой литературы и приходил по подписке в течение нескольких лет по мере выхода в свет очередных томов издания. Отец, фанатичный книгочей, подружился с русской четой, продавцами Баянаульского книжного магазина, и они помогли ему подписаться на эту чудную БВЛ, которая продолжала приходить к нам по почте даже в Чимкенте. Правда, некоторая часть библиотеки, к сожалению, была утеряна при переезде, а часть просто не нашла владельца.
Также, наряду с классической литературой, мы обожали научную фантастику, особенно зарубежную и, конечно, больше всего – американскую фантастическую прозу. К нашему счастью, один из наших любимых ежемесячников – журнал «Вокруг света» – постоянно печатал фантастические рассказы и даже повести с продолжением, вроде «Пасынков вселенной» Роберта Хайнлайна. Нашими культовыми книжками были «451 градус по Фаренгейту» Рэя Бредбери и «Солярис» Станислава Лема.
Нас питали только книги и периодические издания-журналы «Огонек», «Советский экран», «Вокруг света», «Наука и жизнь», «Роман-газета», «Новый мир» и самый прорывный интеллектуальный – «Иностранная литература». Детьми мы любили читать «Веселые картинки» и «Мурзилку». Вот и все наши путеводители в мире духовной культуры, которые выписывали наши родители. Безмерно благодарен им за это.
Отец наш всю жизнь коллекционировал хорошие книги. Благодаря таким большим фолиантам, как «Московская Оружейная палата», «Государственная Третьяковская галерея», двухтомник «Искусство стран и народов мира», «История искусства зарубежных стран» и наборам репродукций, мы прикоснулись к сокровищницам мирового изобразительного искусства и архитектуры. Отец, как истый культуртрегер, демонстрировал нам репродукции картин Эрмитажа, Третьяковской, Дрезденской галереи и популярно объяснял суть изображенного. Я любил, не вникая в текст книги, пересматривать божественные гравюры Гюстава Доре, иллюстрирующие жуткие сцены Дантова «Ада». Тогда же я узнал, что именно гению Доре принадлежат изощренные офорты таких мировых бестселлеров, как «Гаргантюа и Пантагрюэль», написанного франсисканским монахом- еретиком Франсуа Рабле и «Дон Кихот из Ламанчи» печального идальго Мигеля де Сервантеса. Необыкновенно плодотворный гений Гюстава Доре оживил сказки Распэ про барона Мюнхгаузена и создал канонизированный образ неотразимого враля.
Мы почти ничего не читали из казахской литературы. Даже народные сказки нам читали русские и европейские. Я прочитал самостоятельно из чувства вины за родной язык одну казахскую сказку, которая попалась мне в руки. Это была книжка про батыра по имени Ер Т?стiк. Вторая книга на родном языке, прочитанная мной была «?лкен Т?ркiстан к?йреуi[18 - Крах «Большого Туркестана»]», автора которой не помню, о истории Туркестанского легиона во время Второй Мировой войны. Единственное, что запомнилось в детстве – это коротенькая сказочка – шутливая притча про трех незадачливых воров – ?ыл ке?iрдек, ?а?ана? бас и Ши борбай[19 - Тонкая глотка, Хрупкая голова, Бедра-тростиночки]. Ну еще был стишок «Ба?а, ба?а, ба?-ба?. Басы? неге жалпа??[20 - Лягушка, лягушка, лягушка-квакушка, почему голова твоя плоская?]» И все. Историю казахов знали из учебника, а также из сочинений Чокана Валиханова на русском языке. «Кровь и пот» А. Нурпеисова и «Кочевники» И. Есенберлина читал в русском переводе.
Так получилось, что я, как мальчишка из песни Владимира Высоцкого, «нужные книжки в детстве читал». Незнание родной казахской литературы стало позорным белым пятном в моем сознании, которое старался восполнить уже в зрелом возрасте. Несомненно, этот большой книжный багаж нашего отца и матери помог сформировать наше мировоззрение и шкалу этических ценностей.
Снова о школе
Буквы разные писать тонким перышком в тетрадь
Учат в школе, учат в школе, учат в школе.
Вычитать и умножать, малышей не обижать
Учат в школе, учат в школе, учат в школе…
Школьная песенка
Прошу прощения у многоуважемых читателей своих за длинное отступление от темы родной Баянаульской школы №2 имени Ленина. Школы советские были везде средоточием общественной жизни в аулах, селах и в больших городах. Там проходила большая часть нашей детской, отроческой и юношеской жизни. Бесспорно, мы, мальчишки, не очень ее любили за дисциплинарную муштру, жесткие требования к распорядку дня, символом которого был ученический дневник. Дети ненавидели этот свой дневник, который беспощадно, как прожектор, освещал все наши прегрешения против системы советского образования и воспитания. Хотя я долго, до восьмого класса, состоял в рядах отличников и примерных учеников. Однако, к сожалению и недоумению окружающих, в старших классах у меня иссяк пыл к постижению знаний. И я поплыл по воле волн, как сухая щепка в потоке весеннего ручья. Видимо, сказался этот самый подростковый переходный возраст.
Школа наша была построена как раз незадолго нашего поступления в первый класс в 1962 году. Она была крупнее старой казахской школы №1. Для нас, аульских детей, это было грандиозное строение, типа сказочного дворца знаний. Преподаватели наши были непререкаемыми авторитетами, несущими негасимый свет знаний и бережно взращивающими поросль молодого поколения.
И мы со всей серъезностью впитывали, как губка, всю информацию, которую нам с энтузиазмом вливали наши учителя, замечательные педагоги. Мне дороги их достопамятные имена. Это учитель русского языка Штанько Роза Ивановна, красивая женщина с большими голубыми глазами, исполненная благородного величия. Эта необыкновенная женщина-педагог поселила в наших сердцах любовь к русской филологии. Розу Ивановну отличала корректность в отношении учеников. Когда она начинала опрос и мы, в большинстве своем не готовые к уроку, сидели скромно поникнув головами, она обычно говорила с сарказмом: «Лес рук. Тихий ужас…». Географом был суровый хромец Дейнеко Андрей Иванович, педантичный, как немец, который обучил нас науке, описывающей все широты голубой планеты Земля. Бейсембаев Серикбай Бейсембаевич, учитель немецкого языка, прекрасный знаток своего предмета, у которого мы с удовольствием пели песенку на немецком: «Кleinе weisе Friedenstaubе fliegе ubers Land![21 - Маленький белый голубь мира летает над страной (нем.)]»; Науырызбаева Галия Тауалиевна, наш классный руководитель; Кадырбек Кажыбековович Кажыбеков, биолог; Мальгаждарова Роза Рахымжановна, учитель казахского языка.
Иерархическую лестницу наших перподавателей возглавляла замечательная женщина и заслуженный педагог Казахской ССР, бессменный директор нашей школы Танжарыкова Еркин Бекешевна. Имея небольшой рост, она была «Большим человеком» или, говоря на на современном языке, топ-менеджером районного масштаба. Без преувеличения, я бы назвал ее Железной леди. При ней школа пережила настоящий Ренессанс, получив новый импульс в своем развитии. Рядом с Еркин Бекешевной всегда стояла завуч, незабвенная Куляим Кукешевна, ее правая рука. Когда один из моих дядей-нагашы Асан (Асхат) учился в старших классах, в школе нашей стали проводиться какие-то удивительные экстраординарные мероприятия. Мы диву давались, слыша от Асана, что завтра они, старшеклассники, идут на какое-то неслыханное факельное шествие или проводят коллективное чаепитие в школе. Как это все выглядело мы и не представляли, потому что не видели.
Для проведения новогодних мероприятий отдавали школьный спортивный зал, который тщательно оформляли, разукрашивали каждый раз на новую тему. На стенах от пола до потолка развешивали яркие картины, написанные талантливыми доморощенными художниками акварелью или гуашью на листах ватмана. В какой-то Новый год мы погружались в диковинное подводное морское царство. Другой раз нас подвешивали в бесконечном космическом пространстве, которое бороздили ракеты и хвостатые кометы. Под потолком крутился шар, обклеенный осколками зеркала, который разбрасывал отраженные лучи электрического света во все стороны затемненного помещения спортзала, наподобие тех, которые позже появились в городских ночных барах и дискотеках. Благодаря этому необычному проекту Еркин Бекешевны, все школьники ждали с нетерпением новогоднего бала-маскарада, как неповторимую сказочную феерию. На время Новогодних праздничных дней мы погружались в мир фантазий. Одним словом, праздничные вечера хороших примерных юношей и девушек были обеспечены в стенах нашей школы. Ведь пойти на выходные в поселке было некуда, кроме как в кинотеатр «Спутник» или сельский клуб на танцульки, где тусовались поселковые маргиналы и нетрезвые хулиганы. Телевидение уже пришло в поселок, но телевизоры были пока еще редкостью, да и смотреть по нему особо было нечего. С голубого экрана (черно-белого), по которому транслировали только программы областного телевидения, на нас лился нескончаемый поток советских песен и русского фольклора (который стал с тех пор нелюбимым), а также идеологически выдержанные киношки с серым сюжетом.
Так вот, мы с Алмасом жили, как у боженьки за пазухой под эгидой нашего ата и аже, а также многочисленного клана обеих сторон. Что такое жить в родном ауле, среди родичей и друзей, которые были детьми и внуками друзей дедушки, я понял, когда лишился всего этого в одночасье, переехав на ПМЖ на крайний юг нашей необъятной страны, в город Чимкент.
Вся наша жизнь была до предела политизирована, и чувства и мысли наши протекали по выверенной колее генеральной линии партии и комсомола. Мы переживали за героический вьетнамский народ, который сражался против ненавистного оголтелого агрессора – империалистических Соединенных Штатов Америки. Мальчишки восхищались мужественными кубинскими бородачами-барбудос во главе с комманданте Фиделем Кастро, который не выпускал сигару из зубов и носил пистолет-кольт на поясе. С энтузиазмом пели «Куба, любовь моя! Остров зари багровой!». Нашими новыми героями были сержант морского флота Асхат Зиганшин с друзьями, унесенные штормом на неуправляемой барже, которая носила их сорок девять суток в открытом океане. Чтобы выжить, моряки съели гармошку, свои кирзовые сапоги и ремни. Они не сломались, не пали духом и сохранили человеческий облик в одиночестве перед лицом голодной смерти. Народ сочинил про Зиганшина слоган-стишок, поставив его в один ряд с космонавтами:
Юрий – Гагарин.
Зиганшин – татарин.
Герман – Титов.
Никита – Хрущев.
Когда во время вооруженного конфликта на советско-китайской границе на острове Даманском были уничтожены озверелые нарушители-хунвэйбины, нашими героями стали воины-победители – лейтенант Бабанский и капитан Бубенин.
Звонко читали на школьных конкурсах поэзии патриотические стихи наизусть. Я, кажется, отличился чтением стихотворения про памятник советскому солдату в Берлине, не помню автора: «И в Берлине в праздничную дату был воздвигнут, чтобы стоять в веках, памятник советскому солдату с девочкой спасенною в руках».
Звездная плеяда сынов Баянаула
На темный небосвод казахов
я взберусь и солнцем стану!
Если солнцем стать не смогу,
То зачем я на свете живу?!
Султанмахмут Торайгыров
Даже в самом глухом ауле Южного Казахстана, где я прожил тридцать лет и три года, грамотные образованные люди знают имена славных сынов Баянаула. Во-первых, конечно, казахи со школьной скамьи знакомы с творчеством Султанмахмута Торайгырова, учили его стих «Мен казакпын![22 - Я- казах!]» и «Ш?кiрт ойы[23 - Дума учащегося]». Султанмахмут, выросший в нищете, вначале с восторгом встретил Алаш Ординское правительство и даже написал гимн первого правительства независимого государства. Впоследствии поэт перешел на другую сторону баррикады и стал певцом Советской власти. Во-вторых, какой казах может именоваться казахом, если не слышал о первом геологе, отце-основателе Академии наук Казахской ССР Каныше Сатпаеве? Чимкентский областной казахско-русский драматический театр изначально носит имя первого казахского драматурга, основателя национального театра, Жумата Шанина. В начале девяностых годов в Шымкенте переименовали почти все улицы, причем одна из самых длинных магистралей, бывшая улица Социалистическая, была переименована в честь писателя Жусипбека Аймаутова. Аймаутов, наш замечательный земляк, писатель и переводчик, который сто лет тому назад перевел на казахский язык произведения Мопассана, Гюго и Гоголя. Он был активным деятелем Алаш Орды: вместе с Миржакыпом Дулатовым успешно организовал спасение голодающих степняков во время джута 1921—22 годов. Когда начались массовые репрессии партии Алаш Орда, Аймаутов бежал в Чимкент, где прожил до своего ареста.
Южане, конечно же, не могли знать всех великих сыновей Баянаула, но имена и творчество Исы Байзакова, Нурмахана Бекмаханова, Шакена Айманова и Олжаса Сулейменова были известны всем. В год выхода в свет революционной книги О. Сулейменова «Аз и Я», помню, как один знакомый в Чимкенте рассказал мне, что он достал-таки эту скандально известную книгу, но, честно признался, что ничего в ней не понял. К сожалению, не все южане знали, что эти замечательные личности были выходцами из Баянаульского края. Однако образованные и культурные шымкентцы, с которыми меня свела судьба, вроде акима города Жылкышиева Болата, его заместителя, Куздеубаева Жолдасбека, и профессора, доктора философских наук, покойного Касыма Бейсенова, прекрасно были прекрасно осведомлены, читали, слышали о Баянауле. Конечно же, лучше ученого Касеке никто так не знал творчество наших великих земляков, а также историю Баянаула. Мои друзья при мне всегда выражали глубокое почтение Баянаульскому краю, его великим сыновьям, которые заложили краеугольный камень в науке, литературе, искусстве современного Казахстана в советский период.
Баянаульские старцы-аксакалы
Аталар созi- акылдын козi[24 - Слово дедов наших – источник мудрости]
Народная поговорка
В таких условиях было сформировано наше поколение детей пятидесятых годов, крайне обрусевшее и вестернизированное. Во всяком случае, мы росли до пятнадцати лет в ауле, получили воспитание от своих дедушки и бабушки, которые жили по старинке, по заветам наших предков. Дедушкин дом, кара шанырак, как огонек в ночной степи, притягивал всех аксакалов поселка и района. У них был архаичный облик, и они, библейские старики, приезжали к деду верхом на коне, как Байдiлда ата. Помню соседского Д?йсембек ата, рослого сухого старца с прямым взглядом. Зимой аксакалы носили дубленые тулупы-тон, обувались в высокие тяжелые «саптам етик» с «байпа?ом» – войлочным чулком внутри, а головы их покрывал лисий треух-«тыма?», под которым была тюбетейка-та?ия. Маленький ростом, Байдiлда ата носил черные очки с облегающим глазницы кожухом, какие одевали комбайнеры. Они с дедом Сайпи ата были друзья не разлей вода и при встрече, наедине, озоруя лупили друг друга камчой и палкой, как настоящие ровесники-??рдасы. Иногда со скалы напротив дедушкиного дома мы могли видеть Абдрахман ата, дядюшку моего отца, который с палочкой в руке направлялся куда-то с визитом. Мы мигом сбегали с горки и энергично приветствовали старца: «Ассалам алейкум, ата!» Донельзя растроганный таким вниманием мальчишек, ата гладил нас по голове и ласково спрашивал: «А, ты – Алмас, а ты- Кайрат?», а я поправлял: «Нет, ата! Я – Кайрат, а он – Алмас».
Тогда Абдрахман ата доставал из внутреннего кармана шапана «?алта» – горсть печенья и карамелек – и угощал нас. На что мы, собственно, и рассчитывали в своем рвении почтить аксакала. Еще был ?арабек ата, который пережил всех ровесников и скончался в столетнем возрасте. Однажды, приехав в Баянаул среди зимы, я увидел ?арабек ата, девяностолетнего старца, который сидел верхом на коньке крыши своего дома и что-то чинил на ледяном ветру. Какие были мощные эпические фигуры у наших аксакалов, я вам скажу!
Некоторые заслуженные деятели Баянаула, являясь коммунистами, выйдя на пенсию, обращали свое лицо к вере предков – исламу; они приходили домой к нашему деду Сайпи ага, становились его учениками-шакиртами и постигали смысл священной книги Коран. Среди них был Мапитов Камал ага, ветеран Второй Мировой войны, руководивший в прошлом предприятиями районного уровня.
Мы с Алмасом застали последних из могикан – старшее поколение баянаульских дедов, родившихся до Октябрьского переворота.
Да, мы с Алмасом видели их, этих великих старцев-аксакалов, поливали им на руки воду из ??мана[25 - Кувшин], здоровались с ними двумя руками; они, в свою очередь, целовали нам руку, лобзали нас в лоб и давали свое святое благословение-бата. И выросли мы под надежной защитой дедушкиного крова, на просторах родного вмещающего ландшафта, окруженные всеобщей любовью родичей и аульчан и осознавая свою исключительную привилегию на такое особое к себе отношение.
Позже пришло осознание долга за это особое внимание со стороны старших, наших родителей, которых я называл просто по имени, и дедушки с бабушкой, которые были для меня папа и мама. Эти потоки нежности и любви должны были вдохновить нас и научить главным понятиям в этой жизни – ценить себя по достоинству, как продолжателей рода, сохранять семейную честь, беречь свое доброе имя и стремиться реализовать с помощью знаний и приобретенных навыков свои высокие мечты, найти свою нишу в социуме и уложиться в нее кирпичиком, как завещал великий наш Учитель дедушка хакiм[26 - Владыка] Абай.
Так мы росли в родных пенатах под небом гор, среди степей в те благословенные детские и отроческие годы, проводя большую часть времени во всепоглощающих играх на свежем воздухе, в ладах и враждуя между собой, не слушаясь никого из старших, кроме дедушки и бабушки, открывая каждый день для себя новый блистающий мир, и нетерпеливо мечтали поскорее вырасти из детских штанишек и стать взрослыми, сильными и нужными стране людьми.
Кайрат Есжанов-Есенаман
Алматы. Весна-лето-осень 2018 г.
Моя жизнь
Я – казах и горжусь тем, что казахом рожден.
Клич мой будет отныне: – Алаш! – имя славных отцов.
Я наследник обычаев предков, ведь я – казах.
Мне ли скрывать, что в жилах моих батырская кровь?!
Султанмахмут Торайгыров
Семейные хроники. Детство, отрочество и юность в Баянауле
Описание казахов Баянаула Шоканом Уалихановым
«Аргын, родоначальник большого обширного рода аргын. Он имел нескольких жен, от старшей, байбише, родился только один Мейрам. Потомки Мейрама известны под общим названием «байбише балалары», то есть старшей жены сыновья, славные в преданиях народа своим богатством, силою, ответственностью, неукротимостью.
Потомки других жен, не отличавшиеся качествами мейрамцев, называются «момын» – смирные.
Киргизы Баян-Аульского округа имеют гордость происходить от неукротимого Мейрама.
У Мейрама было два сына: Куандык и Суюндык. От первого произошли роды алтайский, артыкский, токинский, а от второго произошли роды айдабульскийии каржасский, составляющие с басентеинским родом одну из волостей Баян-Аульского округа».
Начну-ка я, пожалуй, историю своей жизни с самого начала. Она началась у меня с рождения, более шестидесяти лет тому назад, в знаменитом для всех казахов Баянауле, что находится в Павлодарской области. Географически это северо-восток Казахстана, когда-то существовавшей Казахской союзной республики, национальной периферии «Союза нерушимого республик свободных» – СССР. Мои славные предки, деды и бабушки с обеих сторон, были представителями автохтонных местных коренных родов большого аргынского племени. Регион Великой степи – Сарыарка простирается на многие сотни километров от Западной Сибири на севере до Туранской низменности на юге и протянулась более, чем на тысячу километров от Тарбагатая на востоке до Тургайского плато на западе. Районный центр Баянаул был настоящим оазисом, состоящим из четырех прекрасных озер в окружении невысоких гор, самая высокая из которых имела высоту тысяча метров над уровнем моря и называлась Акбеттау. А вокруг этого великолепия гористо-лесной природы, где лесостепь перемежалась с невысокими горами-мелкосопочниками, до горизонта раскинулось безбрежное пространство степи, напоминающее океан. И ученые утверждают, что вся территория нашей республики миллионы лет тому назад являлась просто морским пространством. Так что, географически являясь степняками, баянаульцы, однако, росли едва ли не как настоящие горцы, с детства приучившись лазать и бегать по причудливым слоистым скалам, окружающим наш поселок городского типа. Скалы были вокруг нас, а мы росли среди скал. Наши домики располагались между скалами, наши дорожки напоминали тропинки, пролегающие в небольших уютных ущельях, пересекающих редкие плоскогорья. Каменистые улицы аула причудливо извивались между гранитными пригорками, то взбираясь вверх, то сбегая к низу. Баянские горы по-научному называются Казахским мелкосопочником. Для жителей бескрайней степи они представлялись настоящими высокими горами, горделиво вздымающимися над плоскостью степных просторов. На лесистых вершинах, поросших соснами, покоились тучи, клубился туман. Поселок Баянаул располагается на рельефной местности с каменистой почвой. Кругом, куда ни глянь, из поверхности земли росли скалистые образования, на которых, цепко укоренившись в щелях и складках, упрямо росли небольшие сосенки, березки и кустарник. Скалы, тысячелетние гранитные образования, были похожи на усталых древних людей, прикорнувших, усевшись на корточки, улегшись на бок и устроившихся на вечный покой после многовекового скитания. Детство наше проходило в удивительной по красоте местности, уютном лесистом оазисе под небом гор среди степей.
Я из аргынского рода Каржас ветви Сатылган-Есенаман, который издревле являлся автохтоном Баянаульского района. Наш родной аул – это бывший совхоз Баянаульский, отделение Октябрьское, ныне имеет старое название Жангыз каин. Аул расположился в уютном урочище недалеко от озера Сабындыколь в южном направлении. Рядом дорога на Караганду.
Сыновья Мейрама
Кто не знает Мейрама из рода аргын.
Аргамак, что вышел из Жуза Орта.
Сладкий источник, родивший Кадыра,
Народа казахского Золотая Орда.
Словно львы пятеро Мейрама сыновья,
Не сравнится с ними никто никогда.
Скакуны-победители рядом стоят.
Народ их именами гордится всегда.
Суюндык, ты – украшение народа.
Шлем, защищающий темя Сарыарки!
Отец батыров, победивших врага.
Ты, вольно, свободно росший всегда.
Взявший врага в тринадцать батыр Баян,
Выдающийся сын народа, батыр Ноян.
Они вернули казахам степь Сарыарка,
Эти полководцы, прославленные на века.
Прадед наш, Толенбек, имел трех сыновей, которых звали Досберген, Есжан и Альжан, и одну дочь. Своего родного деда, папиного отца Есжана, я не видел. Он умер в тридцатом году, в то время, когда отцу был один год отроду. Отец рассказывал, что Есжан ата был зажиточным скотоводом, и тому было доказательство: факт наличия у него половины косяка лошадей (жарты ?йiр) и редкого сельхозинвентаря – сенокосилки. Однако после коллективизации и массового обобществления скота у частных хозяев, дед мой смекнул, что с советской властью невозможно спорить и тихо-мирно отдал свой скот в колхоз, став рядовым табунщиком. И вот однажды, ненастной весной, во время бурана, подотчетный табун лошадей, сильно напугавшись неистовой снежной бури, пропал в степи. Есжан ата верхом вышел в степь на поиски сбежавших колхозных лошадей. Несколько дней проведя в упорных поисках, дед, наконец-таки, разыскал табун где-то близ Павлодара в тугаях и пригнал его домой. Однако он сильно простудился в степи и слег. После непродолжительной лихорадки Есжан ата покинул этот бренный мир, оставив безутешную бабушку с четырьмя детьми. Отец был самым младшим в семье – кенже. У него был старший брат Сагидолла и две старшие сестры – Калима и Сагида. Старший брат Сагидолла, опора и надежда семьи, был очень красивым и талантливым парнем. После учебы в ШКМ (школе колхозной молодежи) в поселке Баянаул, он начал карьеру советского госслужащего. Вскоре Сагидоллу направили на службу в отдаленный Краснокутский район на севере Павлодарской области председателем поселкового совета. Он уезжает в место назначения и забирает с собой мать Ракыш-Рахиля аже вместе с сестрами, а также младшего брата – моего отца Сабита.
Однако судьба готовила семье на новом месте проживания еще большие испытания. Случилась трагедия. Не прошло и года пребывания в Краснокутском районе, как внезапно у Сагидоллы открывается туберкулез, и он скоропостижно умирает. Ракыш аже с дочерьми и малолетним младшим сыном остается одна в далеком чужом краю. Видимо, в те первые годы становления власти Советов не было принято заботиться о семье умерших работников, и моя бабушка с отцом оказались в отчаянном положении, далеко от родного аула. Отец неоднократно вспоминал, как в этот роковой час появился родич из Баянаула, дядя Сарсекей на подводе, и забрал бедствующих родственников обратно домой. Этот случай отец всегда приводил в пример, как показатель истинно родственной помощи в трудный час близкого человека-радетеля. Больше заботиться о бедной осиротевшей семье было некому во всем родном Баянауле. Словом, после скоропостижной кончины кормильца – старшего сына в чужом краю, Ракыш аже с детьми вернулась в родной Баянаул. От Сагидоллы осталась малютка – дочь, еще грудной ребенок в то время, и вдова-келiн[27 - Невестка]. Ракыш аже выпрашивает отпрыска, единственное дитя старшего сына, у келин и забирает ее с собой в дальний путь на родину, в Баянаул. Дорога домой была по тем временам очень долгой, семья ехала на телеге несколько дней по степи. Отец вспоминает, что останавливались по пути на пикетах на ночлег и отдых. В дороге малышка, дочурка Сагидоллы, умирает, не вынеся тягот странствия без материнского тепла.
Сохранились одна фотография Сагидоллы ага. На портретном фотоснимке видно, какой это был красивый, благородный человек с чистым, светлым лицом и ясным, спокойным взглядом. Таких казахов можно было увидеть на групповых фотографиях деятелей партии Алаш Орда.
Времена эти, предвоенные времена колхозного строительства, были полны горечи и безмерных страданий для советского народа. Отец вспоминает, как надрывались они с матерью на заготовке дров на зиму, косили сено для домашней скотины. Больше всего меня поразило признание отца о том, как однажды бабушка, вконец отчаявшись от безнадежной борьбы за существование, пеняла самому Аллаху, грозя равнодушным небесам: «Ты почему отнял у меня мужа, лишил меня опоры? Нет тебя там!» – восклицала несчастная вдова. Также одним из ярких воспоминаний отца о тех голодных, беспросветных годах было то, что однажды близкий родич Абдрахман ага, придя к вдове Ракыш апа, посетовал на тяготы колхозной жизни, сказав при этом: «Хорошо покойному Есжану! Ведь он не мыкает горя, как мы». Живые завидовали мертвым. На что бедная Ракыш апа, очень сильно расстроившись, сказала: «Как ты мог такое сказать мне, несчастной вдове?!» Никто из близких родичей особо не помогал осиротевшей семье покойного Есжана. Это все отец помнил и рассказал совсем недавно. Очевидно, что после коллективизации, обоществления скота, приведшего к массовому голодомору, казахи вконец были раздавлены большевиками и молча выживали каждый поодиночке… Это были страшные тридцатые годы, когда большевистская власть уморила больше половины нашего народа.
Есжан ата и Ракыш аже прожили недолгую и тяжелую жизнь, в которой было больше горести и печалей, чем радости и удовлетворения. От деда Есжана не осталось ни одной фотографии. Только невеселые рассказы нашего отца.
Вскорости пришла Вторая мировая война, накрывшая всю страну Советов своим черным покрывалом горя и страданий, многократно усугубиви без того нелегкую судьбу советских сельчан. Забирали на далекую чужую Великую Отечественную войну всех молодых, здоровых парней и мужчин в ауле. Ушли на фронт и оба зятя Есжановых, мужья старших сестер отца – Мазан Мусин, супруг Сагиды апа, и Кылышбек Абдыкаримов, муж Калимы апа. Также ушли на войну папин брат Альжанов Каиржан ага и дядюшка Макажан ага с отцом и двумя старшими братьями. Первый оказался счастливчиком, который, пройдя сквозь горнило двух войн, вернулся цел и невредим, с орденами и медалями. А второй ушел безвозвратно, как и сотни тысяч наших отцов и братьев. Каиржану повезло – он получил тяжелое ранение в бою под Курском-Орлом, где он командовал ротой пулеметчиков. Таким же счастливчиком оказался Макажан ага, который после тяжелого ранения в 1944 году возвратился в Баянаул. О героизме солдат в той кровавой битве Каиржан ага написал прекрасное стихотворение «Майданнан хат»..[28 - Письмо с фронта]
Мама вспоминает
Суровые военные годы
Дома у отца была ручная каменная мельница – ?олдиiрмен. Этот архаичный бытовой прибор свидетельствовал о крайней убогости жизни того времени. Ведь на дворе был двадцатый век, когда в странах Европы и Америке торжествовал научно-технический прогресс. А наши баянаульцы крутили тяжеленные каменные жернова, пытаясь намолоть грубую муку для хлеба насущного. В поселке была большая мельница прямо рядом с озером Сабындыколь, чей остов стоит на старом месте по сию пору. Но там было не протолкнуться из-за большой очереди, ведь она, во-первых, молола муку для государства. Кроме того, у дядюшки Сарсекея, знаменитого мастера-балташы, имелась собственная современная механическая мельница, куда и ходили со своим зерном аульчане. За услуги по помолу пшеницы Сарсекей ага брал натурой свой определенный процент (наверное, в пределах десятой части).
Дома у нашей мамы имелся, кроме ?олдиiрмена, еще и ручной сепаратор для получения сливок из свежего молока. Это тоже была большая редкость в тогдашнем нищем ауле. Соседи приносили свое молоко для переработки на сепараторе. За это мама наша Салима апа брала свои десять процентов за услугу.
Матушка сама ткала коврики, то есть паласы – алаша, потому что надо было что-то стелить на пол. Слава богу, что тогда женщины знали и умели валять кошмы- киiз из овечьей шерсти. Стригли овечью шерсть и катали кошмы. Я видела, как две-три женщины-соседки, собравшись в одном доме, занимались этим интересным и трудоемким процессом.
Также мама пряла пряжу из той же овечьей шерсти, для чего у нее было ручное веретено. А я вязала из этой пряжи носки, чулки, шарфы и рукавицы для фронта и для самих себя. Также по государственному плану все семьи, как и наша, шили полушубки-тон для воинов из обработанных кустарным способом шкур. Еще я вязала крючком беретки из козьего пуха для себя и сестер. Все девушки Баянаула тогда щеголяли в таких беретках. В школьные годы у меня и остальных четырех сестер- Тендик, Еркин, Розы и Зои была на всех одна зимняя меховая куртка. Мы ее умудрялись носить поочередно, по какому-то немыслимому графику.
Так, в каждом доме была своеобразная мини-мастерская по кустарному производству одежды и обуви. Полуголодный, нищий народ сам себя кормил, обшивал-одевал и, главное, денно-нощно трудился, выполняя план по снабжению фронта продуктами сельскохозяйственного производства. Из казахского аула власть выжимала все ресурсы до капли, не оставляя почти ничего, лишь бы не протянули ноги. Как сказал Калмукан Исабаев в книге «Карабала»: «В Баянауле не было никакой колесной техники, ни тракторов – все ушло на фронт». Универсальным транспортом служила телега-арба на конной тяге, которые вручную делали мастеровые-балташы Баянаульского промкомбината. Это в середине ХХ века, когда в Европе и Америке простые труженики передвигались на личных автомобилях. Даже вилы в Баянауле производили из березовых ветвей!
Таким образом, народ одевался во все самодельное из домотканых материалов. Сапожек женских никаких и в помине не было, и мы все зимой ходили в валенках. Эти валенки катали в пимокатном цехе местного промкомбината, который и обувал всех сельчан. А жены и дочери местной элиты носили так называемые «чесанки», более плотные и красивые валенки на каблучках. Я очень им завидовала.
Мои дядья – братья отца Ныгмет и Рахмет – жили в колхозе Кызыл аскер. Колхозники были вовсе бесправными людьми, как крепостные рабы при царизме. Им не выдавали паспорт, и они не могли покинуть колхоз. Мой папа вызволил их из неволи и перевез в райцентр Баянаул.
Однажды я спросила маму: «А где твое богатое приданое?». Вопрос резонный, так как она была из состоятельной семьи известного Хабиболла ходжы. А в военные годы дома на полу лежал единственный сырмак – белый войлочный ковер с красочными узорами. И тогда мама поведала мне, что в страшный Голодомор тридцатых годов она собрала все свои фамильные драгоценности: золотые и серебряные ювелирные украшения (кольца, серьги и браслеты), и все это отдала Кани ага – папиному младшему брату. Кани ага отправился в Павлодар и там на базаре обменял их на дойную корову. И эта корова, рассказала мне мама, спасла, выкормила вас всех, моих детей, в голодные годы.
Когда наш папа Сайпи ага заболел рожистым воспалением лица, к нам приходили и лечили его на дому доктор Сулейменов Аргын Арынович, и фельдшер Лиза, этническая немка, интернированная из Поволжья. Бабушка угощала ее айраном, который она выпивала с огромным удовольствием. Для нее эта чашка айрана была, наверное, как пища богов.
Позже Аргын Арынович встретился мне в Алматинском медицинском институте в качестве преподавателя хирургии. Он работал на кафедре хирургии, которую возглавлял знаменитый доктор Сызганов – корифей казахской хирургии, который читал лекции. На лекции Сызганова сбегались студенты со всего института и я приходила на лекцию пораньше, чтобы занять место в аудитории.
В школе нам преподавал физику еще один фольксдойч Оскар Павлович Бидлингмайер. Интернированные поволжские немцы вначале были расселены по домам местных баянаульцев. Был немец Готман, который жил тем, что изготавливал и продавал березовые веники-метлы. Я помню своего одноклассника по имени Ганс, который проживал в доме у сапожника-етiкшi Акбергена. Супруга Акбергена называла Ганса Кяаном. Ганс был отличником по физике и математике. Если я не могла решить домашнее задание по физике, то вместе с подружками – Катей Ержановой и Риммой Салбакировой шла к нему, и он помогал с решением. Если же и Ганс не мог решить задачу, то мы всей гурьбой шли к самому преподавателю Оскару Павловичу домой. Он радостно встречал своих настырных учеников и разъяснял решение. В результате я так усвоила физику, что сдала вступительный экзамен в медицинский институт на отлично.
