
Полная версия:
Bad idea
– Неплохо, – что? Моя грудь? Она действительно идеально лежит в ладонях Харда. Он бережно оглаживает светлые ореольчики, пощипывая соски и мнет грудь, привыкая к моему размеру. Но чтобы Том ни делал, каждое его движение отдается ноющей, жгучей болью между ног. Чувствую, как грудь наливается и тяжелеет под пытливыми ласками Харда.
– Ещё… – накрываю ладони британца своими и заставляю сжать сильнее, управляя руками Харда, круговыми движениями интенсивно массируя порозовевшие соски. Я загнанно дышу через рот. Жадно поглощаю воздух и не могу надышаться. Томас подхватывает мой заданный ритм и сбрасывает мои ладони, прекрасно справляясь с поставленной задачей. Он надавливает на мои соски, вновь делая их плоскими. Прерывается лишь на секунду и поочередно облизывает пальцы для лучшего скольжения по гладкой груди и с остервенением массирует светлые ореольчики и мнет соски.
Я скулю и еложу на месте, то ли желая избавиться от рук Харда, вернув себе ясность ума, то ли для того, чтобы нуждающаяся в ласках грудь еще лучше ложилась в горячие ладони.
– Боже… – сознание притупляется, и я не контролирую собственные действия, воровато прокрадываюсь к влажным водам и трогаю пульсирующий клитор, взрываясь и распадаясь на отдельные частички. Судорожная дрожь проносится по моему телу с такой силой и мощью, что я подергиваюсь на кровати как от разряда током и не могу собраться себя в единую кучу.
Ладони Харда замирают на моей груди, и он обхватывает меня со спины за талию, удерживая на месте и помогая успокоиться.
– Интересно… – Томас бормочет что-то уткнувшись мне носом в затылок, не заслуживающего моё внимания. Я слишком уязвима, растеряна от бушующих ощущений в моей крови и не могу унять сердцебиение.
– Потрогай меня там… – нахожу помутненным взглядом лицо Харда и пытаюсь сконцентрироваться на его выразительных, утягивающих на дно, глазах и требовать еще каплю наслаждения, а не выпрашивать. Я неосознанно скольжу взглядом к губам Томаса и так хочу поцеловать их. Настоящего поцелуя между нами еще не было.
– Пожалуйста, – хнычу и трусь носом о щеку брюнета, – потрогай меня, Том, – скулю и как последняя озабоченная сучка раздвигаю ноги, чувствуя, как моё лоно пульсирует и жаждет единственного прикосновения Харда. Будет еще лучше если горячий язык британца порадует меня своими выдающимися способностями. От собственных мыслей теку еще сильнее. Бездействие брюнета меня убивает, а умолять больше нет сил. Немым, пронзающим взором впиваюсь в лицо Томаса и… чувствую прикосновение длинных пальцев к моей напряженной точке, в которой соединяются моё падение и наслаждение.
Я подмахиваю бедрами и безобразно трусь о пальцы Харда, кружащие в своем собственном ритме над моим клитором. Короткие пряди моих волос липнут ко лбу и шее, а от огненного и отрывистого дыхания Томаса еще жарче. Мышцы ног начинают сокращаться, и я соединяю бедра, зажимая ладонь Тома между ног и выгибаюсь дугой. Меня встряхивает и бьёт в конвульсиях. Искры летят из глаз, а в голове взрывается фейерверк.
– Вау… – захватываю ртом воздух, искренне восхищаясь этими ранее неведомыми мне ощущениями экстаза. Хард обтирает свои липкие пальцы от моего возбуждения о мой живот, а остатки слизывает.
Я обессиленная лежу у Тома между ног и мне не хватает сил даже на то, чтобы держать глаза открытыми. Меня клонит в сон, настигающий мгновенно после сексуального удовлетворения.
Хард приподнимает меня за плечи и придерживая, аккуратно опускает на мягкую постель.
– Я схожу в душ, – голос британца звучит отдаленно.
– Иди, – перекатываюсь на бок и обнимаю подушку, впитавшую запах тела Тома.
В секундной тишине я почти чувствую мальчишескую улыбку неприкосновенного, грубого и высокомерного Харда, в черствой душе которого я возможно что-то пробудила.
Глава 5. Том
Никогда не принимал душ в чужой квартире малознакомой мне девушки, с которой меня объединяла только связь на одну ночь. Я считал это неприемлемым и совершенно лишним. В одной душевой кабинки моются только влюбленные, заливающие своими розовыми соплями счастья кафель на полу. Зачастую, подобное бывает только в любовных фильмах, романтизирующих отношения и сам факт существования любви. Не думаю, что в современном мире есть здравомыслящие люди, согласные добровольно связать свою жизнь с одним человеком и шагать с ним по жизни. В лучшем случае, это жалко и обязательно приведет к их неминуемому расставанию. В худшем, привязавшиеся друг к другу люди испугаются болезненного окончания их романа и будут существовать вместе в своей жалкой иллюзии, обманывая самих себя. Именно поэтому я всегда разделяю наслаждение и чувства, и ретируюсь из спальни очередной красотки после отгремевших стонов. Мне плевать, что возможно от меня разит потом после изнурительных сексуальных нагрузок. Я не задерживаюсь ни у одной девушки дольше, чем положено человеку, чтобы одеться и свалить. Любые манипуляции и лишние поступки, которые могут привести к ненужным ощущениям или, боже упаси, чувствам, пресекаются мной на месте. Я не позволяю себе вольностей. Избегаю разговоров с девушками, основная задача которых качественно работать ртом на моем члене и стонать от удовольствия. Сегодня я нарушил абсолютно все свои правила, которые работали и давали свои результаты на протяжении всей моей университетской жизни кобеля. Поэтому освежиться в душевой кабинки Льюис, после всего, что я наговорил ей, пока она яростно припиралась и отстаивала каждое своё слово, кажется мне самой безобидной идеей.
Теплый душ дома помог мне взбодриться, проветрить мозги и свыкнуться с мыслью о том, что какая-то заумная выскочка дала мне зеленый пропуск к своей девственности. Как вспомню аж тошнит от отвращения к собственному положению, в котором я оказался. Но как бы дико странно это не звучало, горячий душ в ванной комнате Льюис освежает и действует на меня благоприятно. Несколько секунду неподвижно стою под острым потоком воды, упираясь ладонью в запотевшее стекло и смотрю себе под ноги.
Капли проточной воды оседают на моих жестких волосах и застывают на дрожащих ресницах. Один взмах и капли воды сливаются воедино. Настраиваю более прохладную воду, чувствуя, что меня конкретно развезло и мысли в голове ленивым потоком, прокручивают события последних нескольких часов. Мой первый небезопасный секс был с последней девственницей Беркли – Майе Льюис…
Распахиваю глаза и таращусь немигающим взглядом в стенку, переваривая остатками своих мозгов запредельную, запретную мысль, что моё сознание так ехидно, как бы между прочим, подкинуло мне для размышления на досуге.
Вылетаю из кабинки, не закрывая воду. Брызги летят на пол, образуя блестящие в свете, лужи. Чудом удерживаюсь на ногах и хватаю первое попавшееся полотенце, не задумываясь о том, что оно возможно принадлежит этой чертовой стерве. Она конкретно развела меня как неопытного пацана, у которого поджилки затряслись об одной только мысли о тактильном сексе. Я не успел даже сообразить, как Льюис стащила презерватив и перехватив мой пульсирующий член, вернула в своё горячее, обволакивающее лоно. Она та еще невинная тихоня…
– Блять! – от разочарования и бешеного гнева на свою безмозглость, оттягиваю мокрые пряди волос до жуткой боли, рассчитывая хоть как-то прийти в себя и спокойно все обдумать.
Льюис воспользовалась моим замешательством и использовала мои же слабости против меня. Постоянные вопросы этой голубоглазой стервы, произнесенные детским лепетом и с абсолютным искренним любопытством на лице парализовывали меня, вышибая почву из-под ног, точнее мягкий матрас из-под рук. Я не мог понять, как Майя, почему её имя такое… мягкое, ничего не ведающая в сексуальных делах вместе с тем позволяла себе дикие вольности в свой первый раз, который обычно просто случается для галочки, о которых с другими девчонками я мог только мечтать.
Необдуманным поступок Льюис назвать тяжело. Она знала, чего хочет и четко раздвигала свои ноги, желая быть заполненной. Мной. И я чувствовал в полной мере её женское естество, содрогающееся от моих толчков. Боги, как эта забитая скромница обхватывала меня, а какая она узкая – это жестокая награда, дарующая мгновенное наслаждение, которое я и продемонстрировал. Даже моей выдержки и терпеливости не хватило, чтобы уступить первенство и подарить первый оргазм в её жизни – Майе. Мне просто снесло башню. Помню судорожную дрожь от кончиков пальцев на руках до сжатых пальцев ног, словно меня напрямую подключили к электричеству и небольшими импульсами сокращали мои внутренности снова и снова, пока я не рухнул на Льюис обессиленной тушей. Она прекрасно знала, что делает. Как мне теперь заниматься сексом с другими девчонками? Ни одна из них не пойдет на такой риск, а мне слишком понравилось полное ощущение процесса, чтобы вернуться в резинке, крадущей тонкие ощущения. Позволив мне вкусить ранее запретное, Льюис подсадила меня на опасный, незащищенный секс, сделав зависимым. Потому что теперь дать мне это может только Майя Льюис.
– Вот это я в заднице… – возвращаюсь в душевую кабинку, где брызжущая во все стороны вода, уже залила весь кафель, намочила сухие полотенца и забрызгала зеркало. Плевать! Главное, что заумная манипуляторша все продумала: она не залетит от своего первого раза, но сведет меня с ума одной своей сексуальной вольностью. Конечно, местной зубриле не нужны лишние проблемы в качестве беременности и будущего ребенка – это конец её выдающимся способностям, если такие имеются, потому что мне кажется, Льюис просто отменно подлизывает всем задницу. Мне вообще не нужны неприятности, но они у меня будут, потому что я напрочь отключил свой мозг…
Беру с полочки в душевой кусок мыло и намыливаю тело. В качестве мочалки использую собственные пальцы и с остервенением скребу кожу до покраснений, надеясь, что вместе с мыльной водой в канализацию стекут и все мои проблемы.
Выключаю воду и выхожу из душной кабинки, наспех вытираясь ранее найденным полотенцем. Если бы Майя сейчас видела во что я превратил её ванную комнату, она бы озверела и возможно… я трахнул бы её еще раз. Проклятье! Что за дикие мысли в отношении неопытной студентки, которая даже презерватив открыть не может? Веселит и успокаивает меня только мысль о завтрашнем дне и влажном бедламе, который ждет Льюис утром. Таком же влажном, как и у неё между ног. Черт! От нехватки свежего воздуха я совсем перестал соображать.
Приоткрываю тихонечко дверь ванной комнаты и не шумно ступая по мягкому ковру, прокрадываюсь обратно в спальню. Господи, я что, боюсь потревожить сон этого ополоумевшего гения? Что за абсурдные мысли лезут мне в голову?
Сам не знаю почему, останавливаюсь около постели и откровенно пялюсь на мирно спящую девчонку, вздумавшую мне перечить. Ладно если бы я разглядывал её обнаженное тело и пускал слюни, но здесь все прикрыто, и как истукан не могу отвести взгляд от этого милого создания. Я что, считаю Льюис милой? Это уже перебор!
Только собираюсь отвести взгляд, как замечаю легкое соскальзывание тонкой простыни с левого бока голубоглазой провокаторши и обнажение её шрамов. Настолько глубоких и выпуклых, что контуры их отчетливо видно даже на расстоянии. В приглушенном свете ночника очертания шрамов искаженные, словно кто-то неумелой рукой рисовал их на теле. Злился, что маленькие рисунки выглядят плохо и с большим остервенением уродовал мягкую кожу этой девушки. Меня начинает подташнивать. Телесные недостатки другого, совершенно постороннего тебе человека, это определенный уровень интимных отношений, которые мне не нужны. Но что-то мне подсказывает, что это не дело рук Майи! Она слишком уверенная и стойкая девушка, чтобы в минуты слабости и отчаянья прибегать к физическому насилию над собственным телом.
Выдохни, Хард и успокойся! Душевные терзания этой девчонки тебя не касаются. Поставленная задача выполнена. Спор выигран. Собирай свои манатки и вали подальше с незнакомой территории, куда ранее не ступала нога ни одного парня. Почему я тогда продолжаю стоять на месте и разглядывать шрамы на её теле? Потому что это неестественно и неправильно. Каким бы козлом и подонком я ни был, физическое насилие над девушкой для меня не допустимо!
Дрожащими кончиками пальцев хватаю прохладную простыню и прикрываю изъяны на теле Майи, полученные ею от слабохарактерного и мерзкого подонка. Мне почти жалко эту невинную скромницу, но я не позволяю себе таких роскошных чувств, и топлю их еще в зародыше.
Собираю свои разбросанные по спальне вещи и тихонько, без лишнего шума, одеваюсь под сопение уставшей девчонки, впервые познавшей наслаждение. Она обнимает подушку на которой лежал я, уткнувшись в неё носом. Футболка и трусики Льюис валяются около кровати, и я вспоминаю о самой главной части любого спора – фото.
Фото-подтверждение выполненного пари. Потею от внезапного озарения и прожигаю дыру на спокойном, спящем лице Майи. Не то чтобы мне не хотелось запечатлеть момент своей победы на снимке, просто раньше у меня никогда не было сомнений. Сейчас это чувство останавливает меня, и я в нерешительности топчусь на месте, ведя отчаянную внутреннюю борьбу.
Обычно снимки моих девушек после секса выглядят вполне эстетично. Может быть я и отменный козёл, но не извращенец. Никогда не позволял себе делать откровенные и грязные фотографии, и запрещал это своим братьям. Но небольшое обнажение девичьих тел в кадре приветствуется и установленным мной правил частенько злоупотребляет Брэд. Положение девушки в обществе на следующий день после бурной ночи в его постели совершенно не заботит Вудли, как и не волнует, что о ней будут говорить после обнародованных фото, случайно разлетевшегося по университетским коридорам. Окруженный внимание прекрасной половины и парнями, завидующих его репутации, Брэд любит набивать себе цену, хвастаясь очередной красоткой, в ярких подробностях рассказывая о её сексуальных навыках. Он позволяет себе публичное обсуждение девушек, что запечатлены на фото, с другими парнями, воспринимающих слова Вудли как божественную истину. Партнерши Брэда на снимках практически всегда полностью обнажены, что является отличительной чертой его фото-трофеев. Иногда, Вудли прислушивается к моим правилам, но только для того, чтобы избавиться от моих нравоучений и заткнуть мой жалкий моральный лепет.
Отчасти, именно поэтому я строго придерживаюсь установленного мой правила и делаю исключительно пристальные фотографии девушки после ночи со мной. Какая благородство! Меня тошнит от самого себя…
Достаю из карманов брюк телефон, включаю камеру и навожу на спящую Льюис. Простынь едва прикрывает её бедра. Спина и весьма упругая задница обнажены. Разбросанные вещи скромницы хорошо попадают в кадр, свидетельствуя о её торопливости и нетерпении. Одним нажатием кнопки делаю снимок, пополнивший коллекцию фотографий нашего именного альбома.
Я уже собираюсь спрятать телефон в задний карман, как Майя перекатывается на спину и подперев ладонью щеку продолжает спать крепким сном, не ведая о том, что я делаю снимки, подтверждающие мою победу. Нет, я не просто извращенец, а еще и настоящий лицемер.
Боясь упустить момент, настраиваю фокус камеры и делаю еще одну фотографию. На кой черт только она мне сдалась? Но на втором снимке просто изображена спящая девушка. Изящная и хрупкая. Обычно такие фотографии друг другу на память делают влюбленные парочки… Так, стоп! Несколько раз моргаю и размеренно дышу, взывая к своей мерзкой сущности подонка.
Натягиваю кожаную куртку и убедившись, что не забыл в комнате Льюис свои вещи, подхожу к двери, но почему-то снова задерживаюсь и оглядываюсь по сторонам. На рабочем столе послушной студентки учинённый мной беспорядок. Майю чуть припадок не хватил, когда я переворошил все её аккуратно сложенные тетради и учебники. Отдать ей должное, она хорошо выдержала моё бесцеремонное обращение с её святая святых.
Прыскаю от смеха и оборачиваюсь через плечо снова разглядывая черты лица этой девчонки. Она хмурится, и я напрягаюсь. Ближе подхожу к кровати и продолжаю наблюдать. Почему Льюис хмурится? Она же спит или ей снится что-то неприятное и плохое? Как помешанный вглядываюсь в её лицо, вытянув голову как страус, затаив дыхание. Через несколько секунд мышцы лица Майи расслабляются. Собравшиеся морщинки исчезают, и она снова спокойна. Я что переживаю за её состояние?
Выпрямляюсь и чувствую, как челюсть сводит от напряжения. Злость закипает внутри, и я почти готов сорваться с места и растрясти за плечи этого мирно спящего лже-ангелочка, чтобы наговорить ей гадостей и избавить от этих нежностей, пробивающихся в моей душе.
Шумно выдыхаю и вылетаю из проклятой спальни этой неумехи, однако, бесшумно закрываю дверь, не тревожа её сон. Ненавижу себя!
Панель часов в машине показывает три часа ночи. Значительно задержался, учитывая, что мне всего-то нужно было просто трахнуть девчонку и уйти домой. Каким-то образом она развела меня на разговор, в котором я слишком разболтался и переворошила остатки жалких чувств в моей душе, поднимая их со дна на поверхность как тину.
Протираю глаза и смачно зеваю, поглядывая на свое отражение в зеркале заднего вида. Мне бы тоже не мешало поспать.
Завожу двигатель и разворачиваюсь на пустой дороге под рев мотора и вибрирующий телефон на панели. Только один человек может звонить мне в три часа ночи, чтобы узнать о моих делах. Такой же настырный, как и я!
– Ты мог бы отвечать на мои звонки немного пораньше, Том? – спокойный голос отца в телефонной трубке меня практически убаюкивает, а беспокойство обо мне греет остатки моего сердца. Либо я просто вымотан и безнадежно устал.
– Я был занят, – удрученный вздох отца эхом отдается в области груди и бесследно растворяется.
– У тебя все хорошо? – отлично! Я поимел последнюю девственницу в университете. Можем это отпраздновать!
– Да, – разговор определенно не клеится. Отец это понимает, но услышать мой голос и убедиться в том, что я хотя бы жив и здоров – его родительский долг. – Я очень устал. Поговорим завтра, – язык не поворачивается назвать его «папой». После того как он принял сторону матери, попытавшись понять её поступок, я разорвал с ним все родственные связи. И только когда понял, что не проживу без его денег, приполз обратно, а он только и был рад проявить свою отцовскую заботу, дав мне всё чего пожелает моя темная душонка. Пресмыкаться перед теми, кто ворочает огромными деньгами легко, особенно если этот кто-то – твой родной отец.
– Доброй ночи, Том.
– Ага, – безразличный тон и гудки на проводе. Ну, мы же не в детском саду, чтобы желать друг другу спокойной ночи. Ладно, признаю, проблемы с отцом – это приятные мелочи на фоне колоссального дерьма, в которое я вляпался, обрекая себя на катастрофу мирового масштаба, что прямо сейчас нежится в своей постели.
Глава 6. Майя
– Что это такое, Майя?
Моя детская комнатка всегда была моим убежищем. Я спасалась в ней от чудовища. Пряталась под кроватью. Дрожала и закрывала глаза, боясь увидеть его. Зажимала уши ладошками, чтобы не слышать тяжелых шагов за дверью. А сейчас чудовище в моей комнате.
И мне больше не спрятаться от него и не убежать…
Отец стоит около моего письменного стола и сверлит тяжелым взглядом листок бумаги. Реагируя на шум, он поднимает голову и смотрит на меня недовольным взглядом рассерженного человека. Папа всегда очень злится, когда я приношу плохие оценки из школы. Но я очень стараюсь. Стараюсь порадовать папу, а он все недоволен мной.
– Это тест по математике, – отвечаю тихим голоском и оттягиваю края футболки, боясь расплакаться. Папе не нравится, когда я плачу. Мои слёзы злятся его сильнее моих оценок.
Я не буду плакать. Плачут только маленькие девочки!
Одинокая и скупая, но горячая слеза стекает по щеке, оставляя мокрое пятнышко на подушке.
– Я знаю, что это за тест. Меня больше интересует оценка!
Папа выпрямляется и грозно смотрит с высоты своего роста. Он почернел от злости и совсем разучился улыбаться. Это моя вина. Нужно лучше стараться, чтобы порадовать папу.
Маленькая, глупая девчонка.
Ты ничего ему не должна…
– Была новая тема. Она несложная, но мне было трудно разобраться, а потом сразу тест и я… – глазами полными слёз гляжу на папу, выпрашивая как брошенный щенок на улице, каплю ласки, – я…
– Что ты, Майя? – папин голос прокатывается по моей комнатке неудержимыми раскатами грома. Потолок моей спальни – потемневшее небо, голос папы – гром, который может поразить меня.
– И я не смогла решить несколько заданий, потому что не поняла их, – хлюпаю носом и ковыряю шов на майке. – Но это был усложненный тест и у меня всё равно положительная оценка.
Папа держит в руках свой любимый ремень. Из черной кожи похожего на склизкую змею, всегда нападающую исподтишка. Бляшка ремня зловеще блестит в свете ламп.
– Все остальные в классе написали хуже…– ремень примагничивает мой взгляд, а слёзы высыхают на лице от страха.
– Мне плевать на остальных! – папа рычит как беспощадный хищник и я зажмуриваюсь.
Пот градом стекает по шее и груди. Подушка насквозь мокрая и я лежу в луже собственного страха и отчаянья.
Папа хватается за ремень, заносит руку и размашисто бьёт меня бляшкой по левому боку. Я вскрикиваю от ужаса и парализующей боли, пронзающей моё маленькое, хрупкое тельце.
– Пап, не надо… – слёзы ручьем бегут по щекам, и я пячусь назад, выставляя маленькую, дрожащую ладошку вперед, чтобы остановить это жестокое чудовище.
– Ты же моя умная девочка… – папин голос смягчается, и он кротко улыбается, но продолжает яростно сжимать ремень до отвратительного скрежета натуральной кожи. Неприятный звук переворачивает мою душу от страха.
– И знаешь, что заслужила наказание за плохую оценку, – гладкий ремень снова нападает на моё тело и красная отметина вырисовывается на коже. Болезненно зудит и чешется.
Перестань бить её! Не трогай… Не смей трогать её…
– У нас же с тобой уговор, Майя, плохая оценка – наказание, – смотрю на спокойное лицо папы заплаканными глазами и тру их кулачками.
– Я исправлюсь, – шмыгаю носом и прикрываю левый бок, пульсирующий от боли.
– Конечно исправишься, мой котёнок, – папа трогает меня за подбородок и целует в лобик как самый настоящий любящий и заботливый родитель, поселяя в моей душе призрачную надежду. В миг разрушенную звонким ударом ремня. Не успеваю одернуть ладонь, и бляшка бьёт меня по костяшкам. Я взвизгиваю от боли и падаю на колени, сгибаясь пополам от тихих рыданий и боли…
– Ты всё знаешь… – еще один удар приходится в тоже место, и невыносимая боль проносится по телу. Заливаюсь тихими, обжигающими слезами, стоя на коленях и спрятав заплаканное лицо в маленьких ладошках.
– Ты умная… – звонкий удар от соприкосновения ремня с мягкой кожей разносится по комнате и звенит в ушах. Я стискиваю зубы, чтобы не зарыдать в голос. Папа не любит моих слёз.
Не прикасайся к ней! Не смей… не смей…
«Ты моя умная девочка…Ты всё знаешь…Ты умная…»…
– Нет! – воплю от ужаса на весь дом и брыкаюсь в постели, пытаясь избавиться от кошмара и выплыть на поверхность. Распахиваю глаза и ничего кроме темноты и смутных, но знакомых очертаний не вижу.
Загнанно дышу через рот. Сажусь на постели и яростно тру глаза, привыкая к темноте и различая свою спальню. Безопасную и уютную. Без него… Внимательно осматриваюсь, боясь, что воображение играет со мной в жестокую игру. Но в комнате действительно никого нет. Только алые капли крови на белой простыни, напоминающие о свершившемся споре. В голове постепенно проясняется и туман рассеивается: я вспоминаю события последних нескольких часов.
Протяжно вою и стираю концом простыни капли пота на шее. Легкая дрожь не отпускает тело, а думать о сне совсем страшно.
На пол скидываю пропитанную потом подушку и кладу на её место сухую и чистую, ту, на которой лежал Хард. Она приятно пахнет. Успела впитать запах его тела и терпкого парфюма. Может сочетание этих запахов поможет мне заснуть крепким сном и убережет от кошмаров? Я не готова сейчас бороться с ними. Уже отвыкла. Слишком давно они не посещали меня и сейчас у меня нет сил.
Вдыхаю полной грудью словно готовлюсь к совершению самого опасного для жизни поступка и ложусь на подушку. Сердце подскакивает в груди, и я сглатываю, но гоню дурные мысли прочь. Если не думать о кошмаре…
***
Пробуждение после первой сексуальной близости – это приятная, не отпускающая истома, ломота в каждой части тела и блаженная улыбка счастья на лице. Враньё чистой воды! В моем случае – это счастье от того, что я не погрязла в кошмарах и спокойно провела остаток ночи. Очевидно, нарушение привычного образа жизни и эмоциональный дисбаланс привели к неприятным последствиям и пробудили мои старые, детские кошмары. Защитная реакция организма на его покушение – проснувшиеся детские травмы.
Теперь я с уверенностью могу заявить, что у первого раза есть свой побочный эффект.