скачать книгу бесплатно
И вот в один зимний вечер, когда мама ушла в ночную смену, а брат пошёл к друзьям, Андрей услышал резкое громыхание в дверь. Отчим обычно не стучал так громко, он сразу чуть ли не с пинка отворял дверь и заваливался внутрь. Но всё-таки сейчас это был он.
– Я пришёл!
– Привет, – тихо произнёс Андрей из-за угла комнаты.
Отчим был пьян. Опять. Это было понятно и по его манере речи, и по едкому запаху табака и алкоголя.
Ввалившись мешком на кухню, небрежно скинув ботинки, Валера достал два стакана и налил до краёв белой жидкости.
– На, Андрюха, пей, – Валера протянул ему стакан.
– Мне такое нельзя, мне только десять.
– Так большой уже, почти Димку догнал! – радостно воскликнул Валера и всучил ему стакан.
Андрей понюхал, поморщился и поставил стакан на стол.
– Не хочешь – не надо. Не надо тебе, возьму я, – и одним большим глотком Валера допил белую жидкость и шумно выдохнул. – Ух, хорошо пошла!
Андрей молча стоял рядом.
– Слушай, Андрей, а ты в чудеса веришь?
– Не знаю, а когда тебе было как мне, ты верил?
Отчим задумался.
– Папка всегда говорил, что чудес не бывает, а я вот верил, что бывают. И надо же, маму твою встретил – ну не чудо ли, а?
– Не знаю, наверное. А я вот не помню, что говорил мой папа про чудеса. Я и папу почти не помню, только на фотографиях.
– Да ты не переживай, папка твой вернётся, погуляет по миру и вернётся, – хохотнул отчим.
– Давно что-то гуляет, – глядя в глаза отчиму, проговорил мальчик. – А если не вернётся?
– Да ну тебя! – Валера хлопнул в ладоши и сделал ещё один глоток. – А давай-ка мы с тобой поиграем в игру-сказку?
– Это как же? – не понял мальчик.
Валера отпил ещё и произнёс:
– А вот так. Папа твой давно ушёл, так?
– Так.
– Хочешь, чтобы он вернулся?
– А как же? Очень хочу! – обрадовался Андрей.
– Тогда вот что. Поймай свою Дору в кружку или кастрюлю и тащи её сюда.
Андрей изумлённо вытаращился на Валеру:
– Дору? В кастрюлю? А зачем?
– Ну как же?! Глупый ты, не знаешь, что ли, что Дора у тебя особенная. Не просто же так у неё эта физиономия лупоглазая приделана: эти глаза огромные ей нужны, чтобы в космос смотреть и из него желания людей вытаскивать и направлять их в мир.
– Моя Дора – волшебная?
– Конечно! Но чтобы она желание выполнила, ты должен выполнить её желание.
Андрей задумался. Какое может быть желание у домашней рыбки, которая к тому же всегда молчит? Как тут понять, чего хочет рыба?
– А какое у Доры желание?
– Андрюха, ну ты же неглупый. Вот подумай. Дора твоя всю жизнь живёт в аквариуме, в тесном аквариуме с другими рыбами. Она никогда не видела моря или океана, не знала тёплой солёной воды, не видела кораллов и миллионов других разноцветных рыбок. Дора всю свою жизнь живёт здесь как в тюрьме, каждый день глядит на тебя своими большими глазами да вымаливает о помощи.
Действительно, может, поэтому-то Дора и смотрит на Андрея всегда так пристально? Хочет что-то сказать, но не может, а он вместо того, чтобы помочь, рассказывает глупые истории о школе, брате и других не интересных ей делах. Рассказывает о жизни, маня неведомой свободой.
– Вот подумай: если бы ты всю свою жизнь жил взаперти, чего бы хотел больше всего на свете?
– Увидеть мир за стеклом, – прошептал Андрей.
Поймав Дору в большую кружку, Андрей принёс рыбку к отчиму на кухню.
При тусклом свете кухонных ламп её чешуя отливала синевой, иссиня-чёрная рыбка с серебристым металлическим отливом. А большие глаза казались невероятно грустными.
– И как же мне загадать желание?
– Для начала ты должен пообещать, что даруешь Доре свободу.
– А как? Ведь тут поблизости нет моря?
Отчим забрал у Андрея кружку с рыбкой и направился в ванную комнату. Андрей побежал следом.
– Через водосток.
Недоумённо поглядывая на грязный унитаз, Андрей начинал понемногу радоваться, что Дора не умеет говорить. Наверняка возмущения у рыбы было бы много.
– Ты ведь знаешь, что сточные воды идут в подземные моря и озёра. Они есть под каждым городом. Выпусти рыбку в унитаз, там есть вода. Вода принесёт её в озеро или море, если Доре повезёт. В среднем такие рыбки живут десять – пятнадцать лет. Вот когда Доре исполнится пятнадцать, тогда твоё желание сбудется.
– А почему именно пятнадцать?
– Потому, что пятнадцать – волшебная цифра. Волшебная!
Андрей поднёс рыбку к унитазу, наблюдая за её хаотичным круговым плаваньем.
– А желание точно сбудется?
– Ты не веришь Доре?
«Доре верю. Ей-то я уже точно всегда верю, Дора у меня умная, она не подведёт, не бросит. И Дора обязательно сделает так, чтобы папа вернулся домой».
– Верю, – сказал мальчик вслух, глядя на рыбку.
– Теперь загадай ей своё желание и пообещай, что отпустишь на волю.
Андрей зажмурился, поднеся кружку ко лбу, начал нашёптывать рыбке своё желание.
– Готово!
– Теперь отпускай. Быстрее, пока ещё действует её волшебство!
– Пока, Дора. Удачи тебе в море и… – Андрей даже не успел договорить, как Валера выхватил у него кружку и спустил Дору в унитаз.
Последнее, что запомнил десятилетний Андрей в тот вечер, – это грязный унитаз, шумный поток воды и Дора, беспомощно барахтающаяся кверху брюхом с вытаращенными грустными глазами.
– Ай хорошо пошла! Как поплыла, а? Видал, как поплыла?
И нервный отрывистый смех отчима вперемешку с громким кашлем, который вскоре сменился жутким храпом, доносящимся из кухни.
По прошествии нескольких лет Андрей понял, что подземными морями и озёрами Валера называл канализации под городами. И оттуда Дора уж точно никогда не вернётся. Как и папа. Он теперь был там же, где и Дора, где все должны быть счастливы. Только рыбка попала «в море», а папа ушёл «на небо». И их время уже прошло. Андрей понимал это, но смерть Доры отчиму так и не простил. И знал, что не простит никогда.
– Глава 5 —
«Все они хотят достичь трона: безумие их в том – будто
счастье восседало бы на троне! Часто грязь восседает на
троне, – а часто и трон на грязи»
(Ф. Ницше)
– Как думаешь, Анна Сергеевна скоро умрёт?
– Не знаю даже. Врачи говорили в прошлом году, что ей жить осталось недолго из-за того, что у неё обнаружили туберкулёз. Но, как видишь, прошёл год, а она ещё жива и выглядит лучше, чем раньше.
– Старая карга никак не хочет умирать. А наследство? Что с ним будет?
– А что с ним сделается-то? Умрёт же она когда-то, тогда и поделим.
– А если не мы? Если она на другого кого перепишет?
– На кого же? На постороннего человека с улицы, что ли?
– Да коли и так. Эта может. Кроме того, вон Андрей этот постоянно возле неё крутится: то ночует в её квартире, то она ему денег одалживает, а он, между прочим, ни разу долг до конца так и не выплатил. Да и нечем ему платить-то. Живёт не пойми как, побирается на чужие деньги, а Анна Сергеевна и рада. А ещё брат у него есть старший. Уже два претендента как минимум.
– Что тебе до денег старухи-то? А к Андрею чего прицепилась? Бедный он, и всё тут. Нечего с него взять. А брат вообще неизвестно где, может, и нет его вовсе.
В комнате их было двое. Одна женщина постарше, Алёна Рафиковна, и дочь её Марина.
Алёна Рафиковна – жена покойного мецената Григория Сергеевича, брата Анны Сергеевны, – любила жить широко, роскошно, не жалея средств и не ограничивая себя любимую ни в чём. Её прельщали дорогие украшения и драгоценные камни, она любила украшать свои тонкие руки яркими кольцами с большими сверкающими бриллиантами. На шее всегда красовалась серебряная или золотая цепочка с искусно вплетённым в неё хрустальным кулоном. Выглядела Алёна Рафиковна моложе своих лет, ведь было достаточно средств, чтобы следить за собой. И не важно, что она ни пальца не приложила к их накоплению.
Марина, её дочь, была тоже мадам по-своему уникальная и гадкая: благодаря циничному и расчётливому характеру, доставшемуся от матери, она имела талант из любой ситуации украсть кусок своей выгоды. Жадность и жажда наживы, стремление обладать большими деньгами подталкивали её лезть вперёд к своим целям, нагло переступая через своих конкурентов. Марина, в отличие от матери, не особо любила тратить деньги на безделушки вроде ожерелий и колец с драгоценными камнями – она признавала ценность денег лишь тогда, когда они были вложены в недвижимость, в дорогую недвижимость. Работать девушка не хотела, да и зачем, если вот-вот помрёт родная тётка и нужно будет первой вцепиться в кусок наследства. Да не просто вцепиться как следует, а суметь вырвать его у других.
Несмотря на смерть Григория Сергеевича, жили они небедно, можно сказать, даже очень небедно. Муж Алёны некогда занимался благотворительностью, раздавал деньги обездоленным и безнадёжно больным людям, оплачивал им лечение и расходы семей. А те в свою очередь помогали ему в ответ: семьи излечившихся больных возвращали суммы денег, иногда вдвое больше подаренных, а государственная программа помощи социально обездоленным внесла имя Григория Сергеевича в список первых благотворителей области, с последующей выплатой государственных пособий. А потом Григорий Сергеевич умер, да и умер-то как нелепо, смешно даже – за обедом, подавившись куриным бульоном. Этак даже умудриться надо, не каждый-то сможет. А он вот смог. Действительно, уникальный человек, как говорила про него Анна Сергеевна. И рядом никого не было, все в разъездах были, вот и провёл он последние минуты жизни наедине с горячим бульоном и недопитым бокалом красного вина.
– Я слышала, что Анна Сергеевна к нам приехать должна скоро.
– А я слышала, что она уже приехала. И развлекается на старости лет в игорных залах, да и не одна, а племянник, говорят, с ней.
– Андрей? Этот жалкий бездомный тоже с ней? А ты откуда знаешь?
– Да знакомый у меня есть один, – Алёна Рафиковна постучала пальцем по столу, посмотрела на кольцо с гранатом, сама себе улыбнулась, потом взглянула на Марину. Та терпеливо ждала ответ. Алёна Рафиковна раздумывала, стоит ли рассказывать что-то Марине, видя в ней прямого конкурента, очень проворного и расчётливого. Но потом решила поделиться, всё-таки она была её дочерью. – Он игрок заядлый, вот рассказал сегодня, что вчера ночью в одно казино на ночь глядя приехала пожилая женщина царских кровей, богатая дворянка – как он её назвал. Играла пышно, деньги то направо, то налево сыпала, а рядом скромно сидел то ли немой, то ли больной племянник еёшний. По описанию несложно предположить, что это наша старая карга.
– Если она здесь, то почему нам ничего не сказала? Да и Андрей – тоже мне… Мог бы хоть в известность поставить, родня всё-таки, – обиженно пожаловалась матери Марина.
– А он, может, и специально не сказал ничего. Видит, что конкуренции много: нас вон сколько, а бабка-то одна, и молчит. Не хочет, видно, делиться с нами, ластится к ней, чтобы она на него всё переписала, а нам ни шиша не досталось. Надо бы съездить к тётке твоей, навестить её пора.
– Как найдём, где они остановились? – спросила у матери Марина.
– Знакомый мой говорил, что женщина та богатая была очень, значит, в отель дорогой поедет. Ты же знаешь Анну Сергеевну, она не любит на себе экономить, тем более сейчас, когда старая стала, – ищет места получше да покомфортнее.
***
Спустя два часа они стояли напротив сияющих белых стен роскошного отеля и смотрели на хищных каменных кошек, охраняющих вход в богатую жизнь. Перед львами красовался большой ухоженный сад, зелень которого поражала своим многообразием. В центре на резной деревянной скамейке спал молодой человек. Завернувшись в пышное одеяло, явно вынесенное из отеля, сладко посапывал. Лавочка была для него маловата, ноги и голова никак не помещались, и он почти свалился с неё, но какая-то неведомая сила удерживала тело на импровизированной кровати. Порванный воротник дешёвого тёмного пиджака нелепо выглядывал из-под дорогого шёлка одеяла. И выглядело это весьма странно, контрастно: откуда у такого бедного человека, у которого нет денег даже на нормальную одежду, было в распоряжении шикарное одеяло и чудесное место, можно сказать, класса «суперлюкс» – в самом центре парка, перед отелем у всех на виду.
– Марина, смотри-ка. Кажется, это наш тип.
– Андрей, что ли? – Алёна Рафиковна поправила серебряную заколку, выглядывающую из роскошных каштановых волос, и посмотрела в сторону парка. – А как его отсюда до сих пор не выгнали?
Они подошли к человеку и стали рассматривать это спящее недоразумение.
– Смотри, как сладко спит. Украл одеяло и даже не шелохнётся. Спит себе и в ус не дует, удивительно, как ещё не свалился-то, – заметила Марина.
– Совести у человека нет, поэтому и спит крепко. Ничего не мешает, – также с усмешкой ответила ей Алёна Рафиковна.
– Дорогу мне! Несите в парк. Хочу деревья нюхать! А ну быстрее давай! А ты чего стоишь? Да, ты, глазастый, чего глазёнки выпучил? Выпадут, ладошку хоть подставь, а то того и гляди подбирать придётся.
Этот голос они не могли не узнать. Этот властный громкий, словно внезапный гром, голос мог поднять из могилы и самого чёрта. Хотя, наверное, даже он бы не решился связываться с этой бабулькой. А она выглядела очень даже бодро: уже с утра пораньше раздавала указания, куда её нести, как правильно должны ей открывать двери, где должны стоять телохранители и как отвечать, когда она с ними разговаривает.
Анну Сергеевну вынесли, как царицу, на украденном из казино троне (хотя сама она не раз подчёркивала, что ничего не крала, а лишь одолжила без указанная срока возврата). В руках пожилая женщина крепко сжимала свою трость, без которой никуда не выходила последние два года. И дело было не в том, что она без неё плохо передвигалась, – нет, трость служила ей продолжением руки или вообще третьей рукой. Иногда, когда было скользко, она, конечно, на неё опиралась, но чаще использовала, чтобы указать на кого-то или что-то; чтобы ткнуть ей в непонравившегося человека или стукнуть по голове приглянувшегося. Вот и сейчас, восседая на стуле, тётка изредка постукивала между лопаток молодого юнца с худым лицом и необычайно большими для такого лица голубыми глазами. Он наверняка уже миллион раз пожалел, что встретил Анну Сергеевну и навязался к ней прислугой. Но парнишка ещё её плохо знал и не понимал, что может быть хуже, гораздо хуже.
– Ну куда ты прёшь! Что, угол не видишь, левее давай! Так… а теперь по диагонали вправо дай, – командовала Анна Сергеевна.
– Стоп! Поставьте меня прямо вон к лавке в центре – хочу посмотреть, что за зверь на ней обитает. Так, что это за спящая красавица тут у нас?
***
Услышав в полуметре голос своей тётки, Андрей спросонья-таки свалился с лавки. Плюхнувшись как мешок, закутанный в воздушный шёлк, на холодную землю, стал судорожно тереть глаза. Глаза никак не хотели открываться и видеть серый мир вокруг, хотелось закрыть их и спать, спать и больше не просыпаться. Разве что не просыпаться здесь, в этом мире. Тело казалось ватным и чужим, а одеяло таким тёплым и мягким.
