39-й роковой

Итак, всем известно, что старая интеллигенция состояла из дворян, промышленников, купцов, отчасти мещан, мелких чиновников и крестьян. Она была на содержании у помещиков и капиталистов и обслуживала их власть, власть богатых. Иначе и быть не могло. За это она вызывала недоверие, порой даже ненависть у революционеров, рабочих и самой широкой массы крестьян. Как эта интеллигенция повела себя после Октябрьской революции? Немногие, самые лучшие перешли на сторону революции и стали верой и правдой служить трудовому народу. Значительная часть стала саботировать Советскую власть, бороться с ней, сотрудничать с её врагами за рубежом, превратившись во вредителей и шпионов. Эта часть старой интеллигенции понесла заслуженную кару. Самая большая часть, рядовая интеллигенция, долго топталась на месте, колебалась из стороны в сторону и всё-таки была втянута в строительство социализма. Правда, за это время она успела состариться и уже сходит, по естественным законам природы, со сцены. Ей на смену пришла новая, советская интеллигенция, новая по составу и по своим убеждениям.

– Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса, крестьянства, трудовой интеллигенции пошли в вузы и техникумы и, вернувшись из школ, заполнили поредевшие ряды интеллигенции. Они влили в интеллигенцию новую кровь и оживили её по-новому, по-советски. Они в корне изменили весь облик интеллигенции, по образу своему и подобию. Остатки старой интеллигенции оказались растворёнными в недрах новой, советской, народной интеллигенции. Создалась, таким образом, новая, советская интеллигенция, тесно связанная с народом и готовая в своей массе служить ему верой и правдой.

Тем удивительней, что в партии есть ещё люди, которые продолжают относиться к новой интеллигенции с тем же презрением и враждой, с какими относились к старой интеллигенции.

– Эти люди, оказывается, утверждают, что рабочие и крестьяне, недавно ещё работавшие по-стахановски на заводах и в колхозах, а потом направленные в вузы для получения образования, перестают быть тем самым настоящими людьми, становятся людьми второго сорта. Выходит, что образование – вредная и опасная штука.

Зал взрывается смехом.

– Мы хотим сделать всех рабочих и всех крестьян культурными и образованными, и мы сделаем это со временем. Но по взгляду этих странных товарищей получается, что подобная затея таит в себе большую опасность, ибо после того как рабочие и крестьяне станут культурными и образованными, они могут оказаться перед опасностью быть зачисленными в разряд людей второго сорта.

Снова смех в зале.

– Не исключено, что со временем эти странные товарищи могут докатиться до воспевания отсталости, невежества, темноты, мракобесия. Оно и понятно. Теоретические вывихи никогда не вели и не могут вести к добру.

Припечатав своих неизбежных противников к позорному столбу, он подводит общий итог первой фазы развития советского общества:

– Главный итог состоит в том, что рабочий класс нашей страны, уничтожив эксплуатацию человека человеком и утвердив социалистический строй, доказал всему миру правоту своего дела. В этом главный итог, так как он укрепляет веру и силы рабочего класса и в неизбежность его окончательной победы. Буржуазия всех стран твердит, что народ не может обойтись без капиталистов и помещиков, без купцов и кулаков. Рабочий класс нашей страны доказал на деле, что народ может с успехом обойтись без эксплуататоров. Буржуазия всех стран твердит, что рабочий класс, разрушив старые буржуазные порядки, не способен построить что-либо новое, взамен старого. Рабочий класс нашей страны доказал на деле, что он вполне способен не только разрушить старый строй, но и построить новый, лучший, социалистический строй и при том такой строй, который не знает ни кризисов, ни безработицы. Буржуазия всех стран твердит, что крестьянство не способно стать на путь социализма. Колхозное крестьянство нашей страны доказало на деле, что оно может с успехом стать на путь социализма. Главное, чего особенно добивается буржуазия всех стран и её реформистские прихвостни, – это то, чтобы искоренить в рабочем классе веру в свои силы, веру в возможность и способность его победы, и тем самым увековечить капиталистическое рабство. Ибо буржуазия знает, что если капитализм ещё не свергнут и он продолжает всё ещё существовать, то этим он обязан не своим хорошим качествам, а тому, что у пролетариата нет ещё достаточной веры в возможность своей победы. Нельзя сказать, чтобы старания буржуазии в этом направлении оставались вполне безуспешными. Нужно признать, что буржуазии и её агентам в рабочем классе удалось в известной мере отравить душу рабочего класса ядом сомнений и неверия. Если успехи рабочего класса нашей страны, если его борьба и победа послужат к тому, чтобы поднять дух рабочего класса капиталистических стран и укрепить в нём веру в свои силы, веру в свою победу, то наша партия может сказать, что она работает недаром. Можно не сомневаться, что так оно и будет.

Его веру в победу рабочего класса покрывают аплодисменты. Делегаты бурной овацией и криками стоя приветствуют товарища Сталина:

– Ура!

– Да здравствует товарищ Сталин!

– Великому Сталину – ура!

– Нашему любимому Сталину – ура!

Он так же медлительно и спокойно сходит с трибуны. Первое заседание партийного съезда объявляется закрытым. Возбуждённые, взволнованные делегаты расходятся весело ужинать и отдыхать, а его рабочий день продолжается. Он возвращается в свой кабинет. На столе его ждут донесения разведки и вечерние новости, переданные мировыми агентствами. Положение пока не меняется. Это не удивляет его. Обыкновенно бандитские нападения совершаются по ночам. Он поднимается к верхним полкам и раскрывает «Мои воспоминания» генерала Брусилова. Они соответствуют его тревогами и размышлениям. Он читает:

«В каком же положении находилась к этому времени наша армия и в какой степени боевой готовности в этот момент оказалась Россия?..»

Ему не надо напоминать, что царская армия не была готова к войне. Ему необходимо понять, какие ошибки допущены были тогда, чтобы не повторить их теперь. Он перебрасывает страницу:

«Возникли, по свойству характера молодого царя, колебания то в ту, то в другую сторону, а новый военный министр Куропаткин не был достаточно настойчив в своих требованиях, не получал достаточных кредитов и старался лишь угодить великим мира сего, хотя и в ущерб делу…»

История всегда поучительна, для того, кто знает её и умеет учиться на опыте прошлого. Поразительно, как мало изменилось за двадцать пять лет. Давно нет царской власти, тихо и незаметно скончался генерал Куропаткин, на дворе Советская власть, а Ворошилов, нарком обороны, точно так же не просит увеличить кредиты и соглашается чуть не с любым предложением, кто бы ни сделал его. Жизнь меняется быстрее, чем меняются люди, тоже естественный, непреложный закон.

«Несбыточные и непродуманные миролюбивые тенденции привели к фатальной для нас Гаагской мирной конференции, которая лишь связала руки и затормозила наше военное развитие, тогда как Германия продолжала энергично укрепляться…»

Именно этой фатальной ошибки он не должен, не имеет права совершить и не совершит, сколько достанет сил.

Секретарь тихо входит и прерывает его: сообщения телеграфных агентств носят прежний характер. Перед избирателями в Лондоне с большой речью выступил Сэмуэл Хор, министр внутренних дней, консерватор, из самых махровых. Большой оптимист. Заверил, что Англия и Франция ни на кого не намерены нападать, что фюреру должно быть очень приятно. Напомнил, что Германия и Италия неоднократно подтверждали свою приверженность делу мира. С пафосом провозгласил:

– Что если бы в этой обстановке возросшего доверия был осуществлён пятилетний план, неизмеримо более великий, чем любой пятилетний план, который в последние годы пыталась реализовать любая отдельная страна? (Стало быть, наш пятилетний план им бельмо на глазу!) Что если бы в течение пяти лет не было ни войн, ни слухов о войнах, если бы народы Европы могли отдохнуть от давящего их кошмара и от сокрушительной тяжести расходов на вооружения? Разве не могли бы они в этом случае использовать все поразительные открытия и изобретения нашего времени для создания золотого века, в котором бедность была бы сведена к крайнему минимуму, а общий уровень жизни поднят до небывалой высоты? (Вот оно как, бедность остаётся и в золотом веке, как он грезится в мире капитализма!) Для вождей мира здесь открывается величайшая возможность. Пять человек в Европе, если бы они были с вязаны единством цели и действия, могли бы в невероятно короткий срок перестроить всю мировую историю. (То есть объединить бы Чемберлена и Даладье, с одной стороны, Гитлера и Муссолини, с другой стороны, пристегнуть к ним с третьей стороны товарища Сталина, наделали бы чудес. «Вода и камень, лед и пламень»!) Наш собственный премьер уже доказал, что мы готовы от всего сердца без колебаний идти к этой цели. (Чем это он доказал? «Миротворчеством» в Мюнхене?) Не могу поверить, чтобы другие европейские лидеры не поддержали нас в столь великом стремлении.

Лицемерие? Непонимание? Глупость? В глупость английских политиков, прожжённых провокаторов и аферистов, поджигателей всех европейских войн на протяжении последних трёх сотен лет, тем более в глупость бывших разведчиков, он никогда не поверит. Лицемерие скорее всего, избирателям врёт. В крайнем случае добровольное заблуждение, и с бывшими разведчиками случается иногда. Старо как мир.

Дальнейшее изложение подтверждает, что лицемерие. Министры уверяют доверчивых избирателей, будто трудное положение в экономике не позволит Германии воевать, по этой причине Германия будет вынуждена принять условия Англии, чтобы получить английскую помощь по торговому договору. Двое министров, Стэнли и Хадсон собираются вылететь в Берлин для его подготовки и подписания. Хадсон? Который и к нам зачем-то летит?

– Новое что?

– Нового пока ничего.

Должно быть. Он чувствует. Воздух сгущается. Близко гроза.

Его ждёт ещё одна бессонная ночь, ночь анализа, размышлений, тревог.

Одиннадцатого марта на утреннем заседании отчётный доклад центральной ревизионной комиссии и доклад делегации ВКП (б) в ИККИ. На вечернем заседании начинаются прения по трём отчётным докладам. Двенадцатого марта прения продолжаются. Он терпеливо слушает. Все выступающие наперебой славят товарища Сталина. Пальма первенства принадлежит Никите Хрущёву: в течение двадцати минут имя товарища Сталина в самом возвышенном тоне упоминается тридцать два раза. Почему славят? Боятся? Конечно, боятся, боятся потерять своё место, боятся попасть под закон о прекращении массовых репрессий, боятся попасть под арест в связи с нарушением социалистической законности, и правильно делают. В каждом выступлении – им приговор. О чём докладывают они? Они докладывают о достижениях краёв и областей, к достижениям краёв и областей они не приложили руки. Помощники собрали сведения. Секретари написали доклад. Им остаётся внятно и громко читать. Лаврентий тоже славит товарища Сталина, это мода такая у них, а пожалуй, один он хотя бы отчасти понимает его и готов ему помогать, не на словах, со знанием дела. Старый, опытный контрразведчик, генерал в двадцать три года, образован, умён, пяти месяцев не прошло, как согласился принять на себя наркомат внутренних дел. В соответствии с Постановлением ЦК и СНК прекратил вакханалию «троек» и спровоцированных ими, возможно, именно ими прямо организованных «ежовских» репрессий, за неполных пять месяцев число арестов гражданских лиц сокращено в десять раз, командиров Красной Армии в шестьдесят. Запретил приводить в исполнение уже вынесенных приговоров к высшей мере социальной защиты. Дела арестованных затребовал на пересмотр и доследование. Многих освобождает из тех, кто при доследовании признан невинным и тех, чья вина по советским законам малозначительна или случайна: был знаком, знал, но не сообщил, мало ли что, против кое-кого из тех, кто с особым усердием нарушал социалистическую законность начал следствие, кое-кого взял под арест, в их числе бывшего наркома внутренних дел Ежова и Фриновского, его бывшего заместителя. Панкратов, что ни говорите, а Генеральный прокурор СССР, доносы строчит на него, уверяет, что «этот тип» умышленно прекращает дела на завзятых врагов народа и освобождает их, требует наказать. Приходится разбираться, приходится создавать партийно-государственную комиссию из авторитетных лиц и взваливать на них ещё и эту обузу. А тем временем Берия продолжает прекращать и освобождать. Человек со специальным техническим образованием, он обратил особое внимание на людей с техническим образованием, которые числятся за его ведомством. Одни ещё под следствием, другие уже в лагерях. Самая малая группа, однако самая опасная, самая вредная – это предатели, одни по доверчивости, по склонности к болтовне с кем попало, другие из ненависти к советскому строю, из сознательного желания как можно больше напакостить делу социализму, кое-кто в надежде получить за свою информацию хорошие деньги. Товарищ Сталин постоянно просматривает публикации на военные темы в иностранных, особенно специальных журналах. С год, примерно, назад ему довелось познакомиться с циклом статей в журнале «Немецкое оружие», написанных будто бы майором Шеттелем, лётчиком люфтваффе. В статьях освещается положение в советской авиационной промышленности и авиации. Товарища Сталина поразило, какие подробности стали известны немецкому лётчику, следовательно, всему высшему руководству люфтваффе и рейха. Например, в его статьях даётся полная схема работы советских авиационных заводов и краткая характеристика важнейших из них: №№ 1, 21, 22, 29, 31, 46, излагается весь процесс самолётостроения от начала работы конструкторов до эффективного использования станков и оборудования, подтверждается продуктивность серийного производства, введённую по настоянию товарища Сталина, указывается число истребителей и бомбардировщиков, выпускаемых в год. Товарищ Сталин был в бешенстве: кто разболтал, кто продал секреты высшей государственной важности, кто проглядел, где были органы безопасности, которые обязаны следить, чтобы за стены наркоматов, предприятий, конструкторских бюро без ведома этих органов даже муха не вылетала. Дня три успокаивался, успокоился и приказал: негодяев найти! И нашли, и в наркоматах, на предприятиях, и в конструкторских бюро. Под следствие и под суд попали многие ценные люди. Ценность спасла: вместо высшей меры отправили в лагеря. Несколько больше группа очень и особо талантливых представителей науки и техники, которые, виноваты, конечно, однако виноваты больше по вине головотяпов, которых в наркоматах хоть пруд пруди, сколько их ни выводишь, они не выводятся. Пожалуй, любопытней других судьба конструктора Туполева. Отличный, первоклассный специалист, и вот его как отличного, первоклассного специалиста отправляют в Америку с заданием исключительной государственной важности: отобрать лучшие образцы американских транспортных самолётов и добиться лицензии на производство их в СССР. С заданием отличный, первоклассный специалист справляется первоклассно, после чего события развиваются самым невероятным, самым фантастическим, но абсолютно закономерным образом. Головотяпы из наркомата не потрудились понять, что отличный, первоклассный специалист, как правило, лишён деловой хватки, тем более способности состязаться с тоже отличными, тоже первоклассными хищниками капитализма. То ли по доверчивости, то ли упоённый успехом, Туполев просмотрел, что все документы, более сотни тысяч листов, американцы подсунули ему в дюймах и на английском языке, тогда как были обязаны за наши деньги перевести в миллиметры и на русский язык. Оплошность конструктора обнаружилась только в Москве. Все переводы обошлись стране в миллионы рублей. На языке уголовного кодекса это называется нанесением ущерба в особенно крупных размерах, за что полагается либо длительный срок заключения, либо расстрел. И таких отличных и первоклассных оказывается десятки и сотни действительно нужных советскому обществу, действительно ценных людей. Ценность и этих спасла: вместо высшей меры отправили в лагеря. Однако самая большая группа состоит из тоже доверчивых, однако глубоко несчастных людей. Они, как правило, невиновны, никакими действиями, даже подчас никакими мыслями не нарушали закон. Вся их вина в том, что они талантливы и славны своими успехами и достижениями. Талант и успех рождает завистников. Талант и успех завистники травят, травят во все времена, как травили, например, Ломоносова, величайшего и поныне из русских учёных, сообщают о неблагонадёжности в органы, призывают изолировать и карать, то есть самыми неправедными путями сживают со света. Травили и сживали со света Пушкина и Гоголя, Тургенева и Гончарова, Толстого и Чехова. Нынче в НКВД накапливаются сообщения, которые в просторечии именуют доносами, едва ли не на всех сколько-нибудь известных писателей, художников, композиторов, конструкторов, учёных и их соседей по коммунальной квартире. Отчасти это, конечно, следствие бдительности, чувства гражданского долга, однако в массе своей откровенная клевета. Как только в НКВД поступает три и более таких «сообщений», в соответствии с законом начинается следствие, которое обязано выяснить, насколько это бдительность честного советского гражданина, насколько клевета завистника и подлеца. На следствии открываются такие бездны человеческой низости, что оно может продолжаться годами, захватывая всё новых и новых завистников и подлецов. В конце концов всё тот же итог: ценные для советского общества люди отправляются в лагеря. Хотя, по правде сказать, какое же это место для изобретателя, для крупного учёного, для конструктора высшей категории в лагерях?

Берия тоже нашел, что не место. Как видно, в его душе заговорил тот великолепный хозяйственник, который в течение нескольких лет вывел нищую Грузию не просто к достатку, но к процветанию. Он затребовал дела более или менее ценных работников, как уже получивших приговор, так и подследственных. Картина открылась пёстрая и самобытная. Тогда он собственным приказом по наркомату создал «Особое техническое бюро при Народном комиссаре внутренних дел Союза ССР» и сам возглавил его. В Бюро его решением были созданы группы по специальностям: самолетостроения и авиационных винтов, авиационных моторов и дизелей, военно-морского судостроения, порохов, артиллерии, снарядов и взрывателей, броневых сталей, боевых отравляющих веществ и противохимической защиты, внедрения в серию авиадизеля АН-1, при заводе № 82 Группы возглавили помощники начальника Бюро. Помощники обеспечили помещение, рабочее место, материально-бытовое обслуживание каждого работника группы, обеспечили консультации и подготовку к производству опытных моделей и образцов, опросили работников, кто и чем может и хотел бы заняться, составили тематические планы и утвердили их в Наркомате обороны с учетом пожеланий самого Наркомата, и вызволенные из лагерей, но всё ещё заключённые с головой ушли в любимое дело.

Об этом товарищ Берия, конечно, не говорит. Он говорит о том, что весь аппарат управления в Советском Союзе никуда не годится:

– Вместо конкретного оперативного разрешения вопросов некоторыми нашими хозяйственными наркоматами и особенно их главками созываются не всегда вызываемые необходимостью всевозможные совещания, часто с вызовом большого количества работников с периферии. Вопросы к совещаниям подготавливаются плохо, сами совещания затягиваются, и вызванным товарищам днями и неделями приходится оставаться в Москве. Выполнение вынесенных совещаниями решений и резолюций никем не контролируется, в ряде случаев они месяцами залеживаются у руководителей хозяйственных организаций и предаются забвению. Некоторые наркоматы издают колоссальное количество приказом и распоряжений, но действительного контроля и за выполнением этих приказов и распоряжений не организуют. Поэтому не редки случаи, когда по одному и тому же вопросу издаётся ряд приказов одинакового содержания или даже противоречащих друг другу. Например, Наркомзем Союза за 1938 год издал свыше полутора тысяч приказов и распоряжений, не считая приказов и распоряжений по назначению и перемещению, а Наркомвод – девятьсот приказов. Ввиду такого, я бы сказал, безответственного отношения некоторых руководителей хозяйственных наркоматов и их главков к своим же собственным приказам и распоряжениям эти документы теряют силу и авторитет, безнаказанно нарушаются и игнорируются. Всё это в значительной мере объясняется тем, что эти товарищи недостаточно изучают и вникают в порученное им дело, плохо знают кадры и слабо связаны с местами.

Вот беда так беда. Куда ни ткни, всюду новые люди нужны, а эти безнадежно больны, невежеством, тупостью, ленью больны. Только это – потом. Он торопится в свой кабинет. Так и есть, английское радио сообщает, что лидер Словацкой народной партии Йозеф Тисо, монсеньор, премьер-министр и министр внутренних дел, был принят в Берлине с почестями, подобающими главе государства, фюрер удостоил личной беседы. Монсеньору, премьер-министру автономной Словакии в рамках Чехословакии льстит явно своекорыстное внимание фюрера. Что ему нужно? Сущие пустяки, без малейшего намёка на выкрутасы с говядиной и кукурузой, о которых так вдохновенно вещал господин президент Соединенных Штатов Америки перед членами сенатской комиссии по военным делам. Фюрер даже не требует, он информирует: глава словацких националистов обязан нынче же объявить о полном отделении словаков от чехов, и весь разговор. И монсеньор, премьер-министр, министр внутренних дел со смиренным восторгом благодарит за честь отныне возглавлять независимую Словакию. Польский министр иностранных дел заявил, что его правительство полностью сочувствует чаяниям народов Словакии, чем, без сомнения, провоцирует распад соседнего государства, в надежде урвать ещё что-нибудь. Отвечая на запрос о гарантии чехословацкой границы, Чемберлен напоминает лидерам оппозиции, что гарантии распространяются только на неспровоцированную агрессию, но такой агрессии пока нет, то есть с ловкостью фокусника уклоняется от прямого ответа. Итак, фюрер организует отделение Словакии, что ослабит Чехию и политически и ещё больше экономически по крайней мере на треть. Чемберлен даёт понять, что пальцем не шевельнёт, если агрессия со стороны Германии будет и дальше представляться неспровоцированной. Английский капитал ринется в Словакию на поживу и вновь развязывает фюреру руки, захватчику остаётся только придумать какой-нибудь трюк, чтобы захват не представлялся английскому, а заодно французскому и американскому капиталу захватом. Придумает. Много времени не займёт. И вот поразительно что: фюрер упорно молчит о западных землях, отторгнутых у Германии по подлому Версальскому миру Францией, Бельгией, Данией, а на востоке у него боль, тоска и слёзы в глазах, точно на востоке орудует шайка оголтелых бандитов, готовых вырезать весь немецкий народ. Сомневаться нельзя: с Чехословакией будет покончено, непременно будет покончено не сегодня, так завтра. Отдадут? Скорее всего отдадут. Вопрос в том, за кого фюрер примется после неё? Это уже слишком ясный вопрос: Польша, Литва. Отдадут? Как не отдать: фюреру с Советским Союзом общая граница крайне нужна. Иначе как он на Советский Союз нападёт?

На вечернем заседании четырнадцатого марта председательствующий Щербаков дает слово для доклада о третьем пятилетнем плане товарищу Молотову. Товарищ Молотов поднимается на трибуну. Его приветствуют стоя бурной овацией, криком «ура!»

Председатель Совета народных комиссаров повторяет, что страна вступает в новый период своего экономического и социального развития. Этот новый период характеризуется строительством коммунизма. Для победы коммунизма необходимо производить изобилие предметов народного потребления, с тем, чтобы в равной мере удовлетворить все насущные потребности всего населения СССР, исключив не только бедность, но и неравенство потребления. Третий пятилетний план является первым шагом на этом пути, шагом значительным. Внутренний валовой продукт, в ценах 1926–1927 годов, должен возрасти с 96 миллиардов до 174 миллиардов рублей, то есть в 1,8 раза. Среднегодовой прирост промышленной продукции в 13,5 процента, причём стоимость одного процента прироста возрастёт с девятисот миллионов до миллиарда восьмисот миллионов рублей. Производство зерна должно увеличиться до 128 миллионов тонн в год. Это грандиозные задачи. Они потребуют организованности и напряжения всех сил. В результате Советская страна должна не только догнать экономически все ведущие страны капитализма, включая Соединённые Штаты Америки, но и обогнать их.

– Мы идём на это соревнование, уверенные в своих внутренних силах, уверенные в нашей победе. В лагере капитализма картина совсем другая. Там уже давно потеряна вера во внутренние силы развития. Там страсти горят вокруг вопросов о новом переделе мира. Там, одни с ножом за пазухой, другие с мечом в руках, ведут борьбу вокруг колоний и вокруг перекройки государств в пользу сильных держав. Там льются речи о том, кто кого обделил после первой империалистической войны при дележе колониальных земель, кто ограбил и кто ограблен в этой дележке при последних перекройках колоний и при послевоенном дележе земель в Европе. Там уже дело не ограничивается простыми угрозами войны. Империалистическая война, захватывающая ряд стран Европы и Азии, уже ведется и приняла громадные размеры. Опасность новой всемирно-исторической бойни нарастает, особенно со стороны фашистов и их покровителей. Но наши люди могут, ведь, иметь свое мнение по поводу такого рода дел. Они будут исходить, прежде всего, из своего опыта, из того, как у нас не путём захвата колоний и получения чьей-либо помощи извне, а исключительно на основе роста внутренних сил страны, народы Советского Союза решают задачи хозяйственного роста и идут неуклонно вперёд по пути подъёма. В нашей стране найден путь к подъёму народного хозяйства, к расцвету национальных культур без насилия народа над народом, а в дружной работе многих народов на свое общее дело…