скачать книгу бесплатно
Я не знал, что думать. Оба несут какую-то странную, но вполне объяснимую околесицу. Наверное, подговорили Витька в этом поучаствовать. В этот момент в дверь постучали. Витек, слегка заспанный, стоял у порога. Без гитары. Спустя ровно 58 секунд.
– Парни, я сегодня без гитары – оставил у брата. За барабаны можно сесть?
– Ты хорошо слова выучил, Вить. – я продолжал язвить – Только уж больно неубедительно. Ладно, рассказывай, зачем вы се меня наколоть хотите?
– Рехнулся, что ли? А это что за мужик?
– Меня зовут Павел Семенович, я преподаватель Артема. Извините, Стас, Вы не могли бы сыграть песню, ту самую, написанную в память о Вашей девушке. Кажется, Евгении. Извините еще раз, если задел за живое.
Тут мне окончательно «снесло крышу». Песню я держал у себя в голове и никому не показывал. Он просто не мог о ней знать, если, конечно, не подслушивал за дверью. Честно говоря, я уже начал его слегка побаиваться.
– Хорошо, спою. Только другую.
– Нет, про четыре стены и голоса не надо, она слишком сложная.
????!!!! Эту песню я вообще никому не показывал! Так… Я сплю, это глюк или что-то вроде того. Не бывает бесовщины на территории храма.
– Это не бесовщина.
– Как Вы это делаете?!
– Никак, просто нужно видеть тонкую нить между объективной и субъективной реальностью. Нет прошедшего времени, нет будущего, ведь все это – одна линейка, по которой можно скользить из раза в раз. Но Вам, Станислав, я ничего хорошего сказать не могу – Вы скоро и курить начнете, и напиваться так, как никогда прежде. Вы будете искать ответы, на вопросы, которых еще сами не знаете. На те, которых просто нет.
– Предсказуемо… Если Вы умеете это, то скажите, что за фотографии Аня проявляет, давно ли этим увлеклась?
– Какие там фотографии… Ладно, юноши, я пойду. Артем, до скорого, Виктор – до свидания…Стас…Пока.
Новоявленный телепат ушел. Мне захотелось догнать его, но за дверью уже спустя каких-то десяти секунд никого не было…
Бывают такие люди, которые сначала заинтересуют, а потом, вдоволь наигравшись, уходят, оставив нас наедине с давящими на голову мыслями. Таких я встречал немало, но этот человек меня очень сильно удивил. Даже не тем, как ловко он манипулировал моими мыслями, а тем, что он позволяет себе это, не боясь последствий. Наверное, поэтому он был вчера в таком виде – кто-то его просто неправильно понял. Стоит ли обращать внимание на его суждения? Пожалуй, нет. Остановлюсь на той версии, что он очень ловкий психолог, а некоторые части нашего диалога – всего лишь совпадения. И вообще – я сюда не голову всякой чушью забивать пришел, а расслабиться и пообщаться с друзьями, поесть торт и прочие принесенные с собой вкусности. Ребята в это время взялись за инструменты и о чем-то перешептывались, как будто к нам никто не приходил. Ладно, пусть так и будет.
– Парни, про меня забыли. Я сейчас подключусь. Артем, я возьму твой бас?
– Бери. Что играть будем?
– Кровь за кровь Арии. Потянем?
– А куда мы денемся! – хором, с беспечной улыбкой на лице, ответили друзья.
…Погода за окном менялась. Солнце скромно заходило за спину незаметно приблизившейся туче и вскоре совсем спряталось, уступив место завораживающему полуденному полумраку, как будто на лампочку положили черный платок. Поразительно, что посреди дня стемнело так, как будто уже наступил вечер. А это значит – будет снег. Много снега, возможно, первый настоящий снегопад этого ноября. Кот, сидевший на заборе, слегка потянулся и, спрыгнув, спрятался в бетонную трубу. Наверное, ему не очень хотелось принять душ из снежинок, после которого он обязательно поскребется к нам. Извини, Васенька, но колбасы у нас нет – сами бы не отказались.
Под красивый гитарный перебор на окно опустилась первая снежинка, обернувшись слезой уходящей осени. Природа часто плакала в этом месяце, но только сейчас решила укутаться в белое одеяло со своими, никому не ведомыми, переживаниями. Глядя в окно на набирающий силу снегопад, мы решили сыграть простую, каждому понятную песню. Она называется «сколько?», и в оригинале ее исполняет группа «Люмен». Нам казалось, что она идеально передает настроение сегодняшнего дня, наши переживания и, возможно, наше недалекое будущее.
Доиграв, Артем поймал себя на мысли, что наш коллектив до сих пор не имеет названия. Я никогда не задумывался об этом, и приходил играть только ради удовольствия от творчества. Артем с Виктором думали иначе – нужно развиваться, выходить на уровень концертов в институте и в мелких кафе с живой музыкой. Немного прищурив взгляд, Артем спросил нас:
– Как назовемся?
– Не думал – ответил я – может быть, что-нибудь с подтекстом? «Аксиома», например. Мы ведь поем о том, что не требуется кому-то доказывать. Или «Метафора». У нас много иносказательного.
– Нет – вставил Витя – нужно что-то атмосферное, говорящее о лирике и, в то же, время, емкое.
Артем молчал, обдумывая предложенные варианты. Интересно, почему он именно сейчас решил дать нам имя? Немного подумав, я предложил поискать подходящий вариант в названиях песен. Артем, поразмыслив, сказал:
– А, может быть, «Чистый лист»?
– Емкий источник информации, на котором нихрена нет. А что, вариант. – сказал я – так твоя первая песня называлась.
– Помню.
В этот момент зазвонил мой телефон. Кристина…Ей-то что надо? Аня – моя девушка, но с Кристиной, ее сестрой, у меня далеко не самые лучшие отношения. Наверное, опять будет причитать, настаивать, что я не достоин ее сестры, как она делает при каждой нашей встрече.
– Да!
– Стас… – голос Кристины казался мне каким-то…Угнетенным, что ли.
– Слушаю, говори!
– Стасик… – тут я понял, что голос не угнетенный, а заплаканный – Стас… Аня умерла…
Глава 4. Ледяные объятия
Я не понял…Не понял ничего. Ни смысла сказанного, ни момента. Просто ничего…
– Что?
– Аня погибла, Стас! Я не знаю, как. Я… Она разбилась!
В эту секунду с каким-то странным опозданием в сердце кольнула большая игла с ядом. Моя рука затряслась, а то, что я видел, резко помутнело и стало как будто черным. Я уже не видел улыбающихся лиц друзей, не слышал их гитар… Будто отделился от окружающего мира. Из глаз потекли слезы, хотя я не плакал уже около десяти лет. Снег за окном усиливался и казался зловещим, вовсе не тем, какой я видел две минуты назад. Седым… Хоронящим, убивающим меня вместе с осенью. Закрыв глаза, я едва смог выдавить из себя:
– Как?
– Она…– Кристина плакала и с трудом могла говорить – Она упала. С крыши нашего дома. Записку оставила…Странную, ебанутую какую-то! Дура, блядь, дура!!! Приезжай…
Кристина бросила трубку, не успев сразу выключить. Я слышал ее тяжелое дыхание, всхлипывания. Казалось, что ее слезы текут даже через телефон. Мыслей не было… Не было ничего. Просто ничего – ни сторожки, ни друзей…Пустота. Я не мог говорить, не мог думать. Пытаясь как-то скрыть от ребят свои слезы, я отвернулся и молча начал собирать вещи. В это момент Витек спросил:
– Стас, ты куда? Кто звонил?
– Потом!
Не обращая внимания на их удивленные, кажущиеся оскорбленными, лица, я оделся и вышел на улицу. Ветер больно бил по лицу, но мне было напевать на погоду. Снег слился со слезами, застилая глаза. Я шел к ее дому… Шел, надеясь, что меня глупо разыграли, тайно злился на Кристину, вообще на всех, на сегодняшний день, на проклятый снежный сок, стекающий по лицу… Чертово стихотворение. Только сейчас я понимал, какую мерзость, какую страшную вещь я написал к простому, невинному концерту. Мне было страшно… Я боялся безумия, заключающего меня в объятья.… Плакал, не смев сказать ни слова.
На асфальте у ее подъезда были свежие следы машин… «Парковались» – успокаивал я себя: «просто парковались». Нет… Пол легким налетом снега виднелась почти свежая лужа крови с частицами…Бля, о чем это я?! Посмел такое сказать… Рядом, на лавке, сидели две старушки. Их лица казались напуганными. Редко увидишь, чтобы они молчали, и это значило, что случилось худшее…Никаких шуток, разводов и прочей ерунды. Передо мной стояла жизнь в самом жестком своем проявлении – в правде…
Стараясь не смотреть на асфальт, я вошел в подъезд и позвонил в звонок. Кристина не открывала примерно пять минут, и я сначала подумал, что ее нет дома. Лучше бы так и было…Кристина была очень красивой девушкой, но когда она открыла дверь, я увидел, что глаза ее опухли и сделались как будто мертвыми. По лицу была размазана тушь, а между пальцами зажата только что зажженная сигарета. Кивнув, она пустила меня в квартиру. Кристина была пьяна…
Мы смотрели друг на друга…Все было до боли знакомо, только выполнено в другом цвете. Ее губы дрожали. Казалось, что она едва стоит на ногах. Секунда и Кристина положила голову мне на грудь и заплакала. Не скрываясь, не стараясь казаться сильной. Я чувствовал, что могу говорить, но сказал немного:
– Как это случилось?
– Стасик…Стасик…Она уппппала. С кккрыши упала. Иии…И умерла.
– Ты дура!? Нажралась!? Какая, на хуй, крыша!? Вы на первом этаже живете, как она оказалась на крыше!?
– Она…Я…Я не знаю, я тттолько пришла, она лежала ужеее на этом…Как его?.. А, на асфальте в крови, а вокррруг менты ииии медики ходят…Она записку оставила.
– Где записка?
– У ментов. Ониии ееее забраааали.
– Идем.
– Куда?!
– На кровать. Проспишься, а я на кухне буду. Нужно все обдумать.
Кристина едва стояла на ногах, и мне пришлось взять ее на руки. В груди бушевал огонь, как будто горела сера вперемешку с желчью, а пламя походило на пустоту. Руки мои тряслись. Кристина зевнула пару раз и, закрыв глаза, уснула, я донес ее до кровати, взял ключ от квартиры и ушел. Уходить насовсем я не собирался, просто хотелось купить сигарет. Впервые, я никогда не курил…
Мысли в голове шумели, как настраивающийся симфонический оркестр. В ушах играла странная песня…Не помню, как она называется, но строчки «Мы не сможем быть добрее людей» еще долго не могли оставить меня. Снег только усиливался, закрывая белой пеленой весь этот чертов район. Багровый асфальт окончательно пропал из виду…. Меня всегда удивляло блядство окружающей действительности, ведь ни одна сука так и не удосужилась отмыть дорожку от крови. Наверное, сослались на погоду. Уроды…
Ларек был буквально в двух шагах от Аниного дома, но снег, словно ограждая меня от никотина, не хотел меня к нему пускать. Плевать на погоду!
Сколько есть денег? В кармане было немного мелочи, на «Бонд» хватит. И зажигалку…Идиот! У Кристины же есть сигареты, растяпа. Ладно, пускаю свои будут.
– Дайте, пожалуйста, «Бонда» синего и зажигалку.
– Какую? – Продавец говорил с явным кавказским акцентом, хотя чему удивляться, ларек же.
– Да любую, пофиг.
– Двадцать четыре рубля с тебя.
– Пожалуйста.
Спрятав покупку в карман, я пошел обратно. Как же странно все это…За что? Три года назад я потерял Женю, и вот теперь Аня… Господи, пожалуйста! Я сплю!!! Разбуди меня! Дерьмовый сон… Нет, это явь. Не менее дерьмовая явь.
Крошечные спицы впивались в каждую клетку кожи. Злость, боль, холод…Снег наносил мне удары, будто вгоняя эти шипы все глубже и глубже… Я решил поговорить о случившимися со старушками, все еще сидящими у подъезда. Одна из них, Раиса Филипповна, жила по соседству с сестрами, часто общалась с ними и, думаю, может знать, что случилось.
– Раиса Филипповна, здравствуйте! Что произошло? Что с Аней?!
– Анечка…Жалко девочку, дурочка она совсем, глупая. Ей жить да жить, а она себя убила. С крыши, мальчик, она сбросилась. Милиция приезжала, скорая была, но что поделаешь – не поможешь уже. Ее ж сплющило от удара, я все видела. И как упала, и бумажку в руке видела, прости Господи. Милиции уже все рассказала.
От ее слов на моих глазах опять навернулись слезы… Она продолжала:
– А еще она странная какая-то была в последнее время. Крики ее из квартиры доносились, как будто режут или это…Срам этот, ну ты понял, молодой же. Знаешь. И лампа эта красная, дебильная, ночью постоянно работает, мерцает так. Проходишь вечером перед их окнами, а она аж глаза режет!
– А что за бумажка? – Я не мог сразу воспринять сказанное, слишком много того, чего в принципе быть не может, и задал первый вопрос, пришедший в голову.
– Записочка какая-то. Следователь из прокуратуры ее прочитал, я краем уха слышала, когда они протокол составляли. Странная девка была, нормальная такого не напишет, помяни мое слово, я все помню…
– Не томите!
– Там было написано: «Я вынимаю иглу из фотографии. Тяжело, больше так не могу… Из раза в раз. Хватит, я не хочу, чтобы он мной владел. Но он – это и я… Он должен умереть. Простите…» Я же говорю, что бред какой-то, наверное, парень ее бросил, а она напилась или накурилась – и нырнула в асфальт. Еще…
– НИКТО ЕЕ НЕ БРОСАЛ!!! Не смейте про нее говорить такое!
– Прости, мальчик, я не знала, что она вообще кому-то может быть дорога. Даже сестре ее наплевать, наверное. Кстати, у Никоноворны можешь и не спрашивать ничего – она пришла недавно, и ничего не видела.
– Не думаю, что поэтому. Она же глухая.
– И поэтому тоже. Иди с Богом!
– Подождите! Вы сказали, что всем на нее наплевать было. Почему?
– Не знаю, кажется мне так. Нет у меня желания больше о ней разговаривать.
– До свидания!
Я пошел в подъезд. Бред какой-то! Суицид, записка, Кристина, наплевать всем. Не могу это мысленно соединить… Надо успокоиться. Где там ключ? А, вот, нашел.
Дверь поддалась не сразу. Девушки жили одни в квартире, которая осталась им от бабушки. Год назад она уехала жить за город, полгода жила в одиночестве, иногда созваниваясь с сестрами, а потом умерла от сердечного приступа. Хватились ее не сразу, а через пять дней – из-за того, что она перестала звонить. Их родители жили в Киеве, периодически навещая дочерей примерно раз в три месяца. Семья была далеко не самая обеспеченная, из за чего Кристина с Аней были вынуждены много работать в одном из кафе в центре города. Родители редко пересылали им деньги… Квартира тоже была небогатой, чувствовался в ней остаток советского духа, хранимого их бабушкой. После ее смерти девушки мало что поменяли в этой квартире – разве что клееночные обои на кухне заменили на винил. Я вошел в прихожую. Стоит упомянуть о старом шкафе из ДСП, стоящем тут еще с постройки этой многоэтажки. Он слоился, отсырел за свою долгую жизнь, и казался матерным приветствием при входе в квартиру. Свежая клеенка не могла скрыть шрамов, оставленных на нем временем. На одной из дверей кнопкой была приколота фотография…Мы с Аней. Странно, я никогда не видел этого фото, не помню, когда нас сфотографировали в таком антураже. Церковь, что ли? Может быть, случайно запечатлел кто-то из друзей, ведь в церковь мы с Анной ходили нередко. Она никогда не улыбалась фальшиво, не лицемерила. Если она улыбалась, то улыбка была настоящая, искренняя. Мы выглядели счастливо на этом фото, впрочем, как и всегда…
Кухня немногим отличалась от прихожей – похожее убранство, желтоватый цвет и бросающаяся в глаза, бедность. Деревянные рамы окон плохо спасали от холода, куртку лучше не снимать. Посмотрев на старую фотографию котенка на стене, висящую тут, как я понял, дольше, чем я живу, я открыл пачку и закурил…Чувствовалось легкое головокружение, приятное покалывание в теле, расслабление. Но тут же, сделав глубокий затяг, я закашлялся. Может быть, зря я это? Нет, так и вправду легче…
Дым стремился к потолку, превращаясь из красивого серого облака в подобие тумана, лаская нос ароматом табака…Надо думать. К ментам идти за информацией бессмысленно, в прокуратуре тоже не дадут. Следователь, скорее всего, дело возбуждать не будет за отсутствием состава преступления, а записку не учтут. Сделают так, будто ее написал душевно больной человек, и этому все поверят. Работы у следствия нынче много, и лишний «глухарь» им ни к чему, тем более под конец года. Вот только бы краешком глаза взглянуть на эту записку… Надо ждать, когда проснется Кристина, и вместе с ней сходить в Анину комнату. К сожалению, жили они в разных. Да…Я впервые сожалею об этом. В блюдце на столе упал уже третий окурок…
Только сейчас я поймал себя на мысли, что нахожусь дома у сестер впервые, и никогда не видел комнату своей любимой. На мои предложения прийти к ней в гости она всегда отвечала уклончивым отказом, говоря, например, о беспорядке. Тогда я не обращал на это внимания. Нам хватало встреч в институте, свиданий, прогулок. Возможно, это кому-то может показаться легкомысленным, но нам этого хватало, а счастлив не тот, у кого много, а тот, кому достаточно…
Я решил вставить наушники и послушать музыку, чтобы хоть как-нибудь успокоить нервы. Случайный порядок…Сам не знаю, как так получается, но в таком порядке всегда выпадает песня, максимально подходящая к настроению. В этот раз тихими нотами заиграла песня группы Би-2 «Зажигать». Да… «Милый друг твой не вернется в этот город никогда» …Настроение совпало, но нет желания травить подобными строчками свою душу. Я включил следующую, которой оказалась «Помни обо мне» КуражЪа. Уже лучше – «верь, и я вернусь!» Тупая, наивная мысль, но дающая хоть немного успокоения. Надо поставить чайник… Огонек под слегка проржавевшим, но еще живым красавцем тихо зашипел, дополняя негромкую музыку. Мельком посмотрев на часы, я удивился – уже три часа дня. Время – очень капризная вещь. Пора будить Кристину.
– Крис, просыпайся! Кристина!
– А? – Кристина резко открыла глаза и удивленно посмотрела на меня – ты еще тут?
– Как видишь. Поговорим?
– Поговорим. Стас, а что я тебе сказала, когда ты пришел?
– Невнятно, но многое про Аню. Мне нужно открыть ее комнату, может быть, прояснится что-то. У тебя есть ключи?
– Нет, Аня их прятала. – Кристина снова заплакала – она в последние два месяца стала очень скрытной. Стасик, у тебя глаза красные…
– Знаю… Пойдем на кухню, чаю попьем. Заодно расскажу тебе кое-что. Подумаем.
– Пошли. Фу, Стас, ты тут накурил? Ты же не куришь!
– Закуришь тут…
Мы сели за стол и взяли по чашке и одному пакетику «Принцессы». Сколько проблем навалилось…
