banner banner banner
Хтонь. Человек с чужим лицом
Хтонь. Человек с чужим лицом
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хтонь. Человек с чужим лицом

скачать книгу бесплатно


– Как же вы сами объясняете то, что вы видели? – поинтересовался врач. – И Берию, и видение катастрофы этой, и то, что с вами якобы происходило раньше – на кладбище, в подземном ходе?

Казарин надолго задумался, а потом медленно проговорил:

– Я думаю, что все эти глюки посетили меня не просто так. В этом чувствуется некий пока еще не понятный мне план… Да что вы морщитесь, дослушайте сначала! Я расследовал страшное преступление – зверское убийство ребенка на сексуальной почве! И все мои видения, несомненно, имеют к нему непосредственное отношение! – Во время своей пламенной речи Артем все больше и больше распалялся: – Не ошибусь, если скажу, что в них содержится ответ на вопрос о том, кто совершил убийство! Однако там, откуда пришли ко мне эти видения, вся информация хранится в непривычном нам формате. И поэтому при ее, так сказать, перекодировке в видимые мне образы получилась такая вот малопонятная каша. Но все, что я видел, несомненно, имеет глубочайший потаенный смысл! Короче, проблема перевода. «Испорченный телефон»! Доктор, вы должны мне помочь разгадать суть этих образов! Во имя науки и во имя справедливости! Убийца должен быть найден и наказан! Иначе преступлениям не будет конца!

Врач успокаивающе покивал Казарину:

– Конечно, дорогой мой, разумеется, я вам обязательно помогу! Вы, главное, не волнуйтесь! В последнее время мне часто доводится слышать от разных пациентов, что им снятся или даже грезятся наяву различные глобальные катастрофы или даже «конец света». Да мне самому иногда такое снится! Трудно сказать, что вызывает подобные тревожные видения: плотный ужин перед сном, сумасшедший темп жизни современного общества или массированная атака телевидения на наши умы. Сон, как и галлюцинация, – это пищеварение мозга, где всё, что было увидено человеком в реальной жизни, перемешивается в процессе усваивания. На вас, видимо, произвело большое впечатление то убийство, которое вам было поручено расследовать? Так ведь?

– Ну, так… – вынужден был признать Артем.

– Вот! – удовлетворенно подхватил доктор. – Наши подсознательные впечатления, страхи в искаженном, иногда довольно пугающем виде всплывают на поверхность сознания! Такое бывает. Между прочим, практически каждый современный гражданин трудоспособного возраста страдает от такого уровня тревожности, какой еще в конце девятнадцатого века считался достаточным для того, чтобы поместить человека в психиатрическую клинику… Иногда какое-нибудь особенное событие способно стать спусковым механизмом заболевания. Можно ведь назвать это ваше убийство особенным событием? Вам же до тех пор ни с чем подобным сталкиваться не приходилось? Человеческая психика – вообще странная штука. А вы уж сразу начинаете видеть в ваших галлюцинациях провидческий аспект. Просто вы переволновались, все время думали об этом так поразившем ваше воображение случае. И – дайте угадаю! – с расследованием дела тоже не очень-то клеилось? Ведь так?

– Угу… – вновь неохотно кивнул Казарин.

– Ну вот вам и объяснение! – обрадовался врач. – Вы переживали, искали ответ на заданную вам задачу, терпели поражение за поражением! Наверняка испытывали сильное переутомление, стресс. Недосыпали, буквально жили на работе! Вот нервишки у вас, пардоньте, и сдали…

– Но ядерный взрыв-то уж совсем никак не укладывается в эту вашу теорию! – заспорил Казарин. – При чем здесь он – и мои впечатления от убийства?

– Ну взрыв! – почесал блестящую, словно смазанную маслом лысину доктор. – Мало ли что может привидеться! Вы же, извините, еще и алкоголем усугубили… Пожалуй, глобальная катастрофа любого вида – это некий архетип, заложенный в подсознании человека. Точнее, в коллективном бессознательном. Вот он и всплывает в моменты любых тягостных переживаний и сомнений. В пограничном состоянии психики, так сказать. Армагеддон, Всемирный потоп, извержение Везувия… Люди мучительно боятся конца жизни – может, именно потому они и стремятся оставить после себя как можно больше потомства. Продолжиться в детях и внуках. Конец всякой жизни – это то, чего люди страшатся больше всего. Кстати, совершенно напрасно страшатся. Судите сами: ведь так называемый «конец света» – это событие абсолютно неизбежное. Которое рано или поздно произойдет – учитывая, что даже Солнце имеет свой срок существования. Так что совершенно незачем воспринимать это как кошмар! Напротив, по мне, в подобной вселенской катастрофе существует даже своеобразная поэтическая красота…

Доктор мечтательно зажмурился и откинулся на спинке стула.

«Не зря говорят, что психиатры сами все чокнутые, – мысленно констатировал Артем. – Вот уж действительно доктор клизму пропил. А вместе с ней и мозги. Кстати, хорошее было бы название для книги или фильма о нашей спивающейся интеллигенции. Да только кто такое напечатает или снимет!»

– В общем, нервы у вас, конечно, ни к черту, – отвлекся врач от блаженных мечтаний о всеобщем трындеце и почесал свой синеватый нос, предательски сигнализирующий о чрезмерном пристрастии своего обладателя к медицинскому спирту. – Но это дело поправимое. Сейчас пропишу вам курс препаратов. Только придется вам, извиняйте, немного пожертвовать мягкими тканями ягодиц, уж не без этого…

– Послушайте, а другого лечения, кроме как через жопу, у вас вообще, что ли, не предусмотрено? – разозлился опять Казарин.

– А вот агрессию проявлять я вам еще раз настоятельно не рекомендую, – очень вкрадчиво и любезно посоветовал адепт «жопной медицины». – Этим вы делаете хуже только самому себе… Подумаешь, ягодицы! Экая драгоценность! Можно потерпеть некоторое время. Зато наградой вам будет – вы только представьте! – полное избавление от ваших галлюцинаций! Так что, вы согласны попробовать, товарищ Казарин? Будем лечиться?

«Попробовал бы я не согласиться!» – подумал Артем, а вслух сказал:

– Согласен-то я согласен. Вот только кто, если не я, поймает убийцу?..

Глава 3

Профессор смилодоньих как

Главный герой по достоинству оценивает прелести дурдомовского общепита и узнаёт, что пришельцы среди нас, причем ближе, чем кажется.

В голове Казарина теперь сбесившейся каруселью вертелись великолепные и страшные пушкинские строчки:

Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут…

– Мне знакомо ваше лицо, тааристч! Это не с вами я воевал на Малой земле?

Артем отстранил болтливого Леонида Ильича и прошел в свою палату, шаркая растоптанными туфлями, чтобы они не слетели с ног. Шнурки у него отобрали, а тапок не было.

– Ну, ты даешь, Леня! – привстал с койки полуголый «Салтыков-Щедрин», но онанировать при этом не перестал, виртуозно, как заправский жонглер, перехватив свой отросток из левой руки в правую, а освобожденной конечностью опершись на спинку кровати. – Это ж твой дружок, Хонеккер!

И раскатисто заржал, наблюдая, как Брежнев сразу же, словно по команде, полез к Артему целоваться. «Ручной привод» Михаила Евграфовича при этом заработал с утроенной силой. С утра Казарин чуть не прибил его, обнаружив дегенерата онанирующим на маленькую, как на паспорт, фотографию Насти, которую он оставил на своей тумбочке. Обещал повыдергать все причиндалы, если тот еще хоть раз дотронется до фото. Вроде понял, присмирел…

– Иди ты в баню, Бреднев! – ругался Артем, отталкивая от себя любвеобильного генсека, испускавшего пряный аромат мочи и немытого тела.

– Банный день у нас по субботам, – подал голос со своей койки профессор Гаплевский. – Это так, молодой человек, к сведению. А сейчас наступает время завтрака. – И старик мечтательно облизнулся.

Словно подтверждая его слова, по коридору раздался жестяной звон баков, в которых привозят в «дурку» пищу «Баландеры» уже тащили их к пищеблоку. Запахло макаронами. Один из разносчиков – неуклюжий слюнявый дебил – запутался в собственных шлепанцах, споткнулся и выпустил ручку бака. Часть его содержимого вывалилась на потертый линолеум коридора. Дебил расстроенно замычал и принялся сгребать макароны с пола. Брал очередную пригоршню, запихивал в бак, смачно облизывал пальцы и тянулся за новой порцией. Казарин задержал дыхание, подавляя подкатившую к горлу тошноту.

В воняющей прокисшими щами столовке Артем сразу отодвинул от себя тарелку с макаронами и тонким, просвечивающим кружочком колбасы с торчащими из него сероватыми ошметками туалетной бумаги.

– Не любите макароны, молодой человек? – удивился Гаплевский, к которому Артем подсел за столик. – Тогда, с вашего позволения?..

И, не дожидаясь ответа, вывалил содержимое казаринской тарелки себе.

Судя по всему, интеллигентский лоск мигом облезал даже с такого приличного старичка в борьбе за жизнь и пищу. Вскоре, наверное, и Артем станет таким: будет с аппетитом уплетать собранные с пола макароны, норовя отжать у других больных еще тарелочку.

Брежнев за соседним столиком неторопливо и царственно вкушал пищу, которую пять минут назад соскребли с грязного линолеума, и приговаривал:

– Как писал Максим Гордый, человек – это звучит горько…

Рядом с ним сидел Шкуркин и поглощал макароны, словно сбесившийся итальяшка, что, впрочем, совершенно не мешало ему продолжать гонять шкурку под прикрытием столешницы.

– Вы когда-нибудь видели его не онанирующим? – поинтересовался Артем у профессора, кивнув на неутомимого шкуркогонятеля.

– Видел, – подтвердил старик, ловко управляясь вилкой с жалкими колбасными обрезками. – Во сне он иногда прекращает возвратно-поступательные движения руками в области промежности. Но данное явление наблюдается крайне редко. У этого индивидуума просто поразительная половая активность!

– А сидит он тут тоже за это дело? – поинтересовался Казарин и усмехнулся: – Секс-диссидент. Узник пениса!

– Ну зачем же вы так, батенька. – Профессор поморщился, а потом, понизив голос, сообщил: – Он здесь оказался совсем по другой причине… Дело в том, что Михаил Евграфович Шкуркин – потомок инопланетян! Да-да, самых настоящих!

«Ну, началось!» – с тоской подумал Казарин.

До сих пор старик казался ему вполне нормальным человеком, но вот и наступил он – неизбежный момент истины.

– В семье Миши… то есть Михаила Евграфовича, хранится удивительная легенда, – продолжил Гаплевский. – Согласно ей, около двухсот лет назад в лесном массиве неподалеку от Черногрязинска потерпел катастрофу НЛО с четырьмя пассажирами на борту!.. Да вы не смейтесь, Артем, сначала дослушайте!..

Казарин, с трудом сдерживая смех, терпеливо выслушал рассказ старичка. А он, надо признаться, оказался весьма захватывающим.

Один из пилотов НЛО погиб, а оставшиеся в живых – двое «мужчин» и одна «женщина» – будто бы выкопали землянку, а позже построили дом в районе современной улицы Цюрупы областного центра.

– Правда, о внешности пришельцев сведений не сохранилось, – с сожалением покачал лысой, как коленка, головой Гаплевский. – Но, надо думать, они не очень отличались от нас с вами! Иначе бы «мужчинам» вряд ли удалось… жениться на крепостных крестьянках местного графа Орловского! А «женщине», если верить семейному преданию Шкуркиных – даже свести с ума молодого наследника!

Дальше рассказ профессора сбился на форменную мелодраму, но с некоторым привкусом соцреализма ближе к концу.

– Старый граф, охотясь в окрестных лесах, встретил девушку странной, «неземной» красоты, которая собирала ягоды, и увез в барскую усадьбу в качестве горничной. Там ее якобы и увидел молодой барин… – взахлеб рассказывал Артему старик, время от времени ловя на лету выпадавшую изо рта вставную челюсть с застрявшими в ней хвостиками макарон.

Но история, начало которой показалось Казарину сильно смахивающим на сказку, закончилась, если верить профессору Гаплевскому, весьма печально. Загадочной гостье из космоса так и не довелось стать графиней Орловской. Через несколько лет и она, и ее незаконнорожденный сын от молодого графа будто бы умерли от непонятной болезни…

Ненамного счастливее, если верить легенде семьи Шкуркиных, пересказанной стариком профессором, сложилась и судьба другого пришельца. Он якобы спился и умер то ли от ностальгии по навсегда покинутой родной планете, то ли еще от чего, также не оставив после себя потомства.

Зато третьему из звездных гостей все-таки удалось найти себе место в новом мире. Он будто бы создал крепкое крестьянское хозяйство и умер в глубокой старости, всеми уважаемый и окруженный многочисленными детьми, внуками и правнуками. Плодовитость третьего гуманоида косвенно подтверждал его «потомок», который в данный момент вовсю наяривал под столом правой рукой, прихлебывая левой жидкий дурдомовский компот из захватанного стакана.

– А дальше что? – лениво спросил Артем.

– А дальше было все, как у нас бывает. Потомков таинственного пришельца почти начисто уничтожили во время коллективизации. – И профессор тяжело вздохнул. – Большую крестьянскую семью, как и тысячи других, раскулачили. А всех ее членов сослали в суровый Туруханский край, где, между прочим, до революции отбывал ссылку будущий «отец народов». Обратно вернулся, увы, только один: отец Михаила – Евграф. Но произошло это лишь в 1953 году, уже после смерти главного туруханского «сидельца»… Осел в Светлопутинске, женился, завел хозяйство. Через год появился на свет Мишенька…

Артему наконец надоело слушать этот бред.

– И вы что, во все это верите? – раздраженно буркнул он.

– Да разве вы не понимаете все колоссальное значение Михаила Евграфовича для современной науки?! – вскинулся старикан. – Ведь, если предположить, что строение легких и важнейшие жизненные функции пришельцев все-таки идентичны функциям человеческого организма, а визуально представители различных гуманоидных цивилизаций, к числу которых, кстати, относится и земная, в общем-то не слишком отличаются друг от друга, то что остается? – почти кричал Гаплевский, давясь от восторга макаронами. – Остается сделать вывод, что эта история отнюдь не вымысел, а чистейшей воды научный факт! А это значит… Вы, надеюсь, понимаете, что сие значит?!

– Не-а, – с ленцой протянул Казарин. – Не понимаю. Совсем не понимаю.

– Ну как же! – возмутился старикан недогадливостью собеседника. – Это означает, что существо из чуждого нам мира может быть искусственно внедрено в наше социалистическое общество!

И Гаплевский победно откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая Артема и, видимо, пытаясь разглядеть грандиозный эффект, произведенный на собеседника столь сногсшибательным выводом.

Но эффекта заметно не было, и профессору пришлось снизойти до объяснений.

– Полностью адаптировавшись в нашей советской реальности, этот «имплантат» сможет без проблем существовать рядом с нами. Причем мы даже не будем догадываться о том, что среди нас находится «чужой»! – От избытка чувств чокнутый профессор с большой дальностью и кучностью плевался макаронами. – Раз это удалось предкам Михаила Евграфовича, то кто знает – возможно, и другие подобные «симбионты», инопланетные твари, ставшие псевдолюдьми, давно уже живут среди нас! Во всяком случае, современная наука в моем лице не исключает такой возможности! – И Гаплевский вновь горделиво приосанился.

– В вашу стройную теорию, товарищ профессор, закралась одна маленькая, но убойная ошибочка, – с издевкой проговорил Артем. – Исходная посылка неверна. Никакой этот ваш Михаил Евграфыч не инопланетянин. – Казарин с усмешкой кивнул на Шкуркина, самозабвенно продолжавшего гонять шкурку под прикрытием столешницы. – Он обычный псих и онанист! И эту историю он из своей пипирки выдрочил! А вы и рады верить во всякую чепуху! То в смилодонов, на которых катались скифы заместо коняшек, то в инопланетян! Профессор смилодоньих какашек!

И Артем громко, истерично захохотал на всю столовую, так, что даже Шкуркин прекратил на мгновение свое пожизненное служение культу фала. На них заоглядывались.

– Да как… как вы смеете? – поперхнулся очередной ложкой макарон Гаплевский. – Да я заслуженный деятель науки! У меня Почетная грамота от Академии наук! Да если хотите, у меня есть неопровержимое доказательство! Вот товарищ Шкуркин вам подтвердит: у него в Москве есть брат-близнец, Евграф, которого так назвали в честь отца! Он – экстрасенс по призванию и роду занятий. Евграф с детства проявлял паранормальные способности: «читал» пальцами печатный текст, усилием мысли гнул металлические предметы – ключи, ложки… Миша, голубчик, подтвердите, я ведь не обманываю!

«Голубчик» подтвердил слова профессора очередной серией возвратно-поступательных движений правой руки под столом.

– Он не скажет, – понизив голос, склонился к Артему через стол профессор, округлив свои безумные глаза. – Потому что все это – государственная тайна. Близнец Евграф состоит штатным сотрудником КГБ! Он читает мысли диссидентов!

– Ну и что это доказывает? – Артем уже пожалел, что связался с этим психом, и решил поскорее свернуть затянувшуюся беседу.

– Как – что! – сдавленным шепотом ответил Гаплевский. – Это же означает, что у всех инопланетян имеются паранормальные способности, которые иногда проявляются у их потомков-полукровок! Но не всегда. Вот у Миши они отсутствуют, если, конечно, не считать его феноменально развитую половую функцию. А у его брата они есть! У замаскированных пришельцев же они имеются всегда! И по этому признаку легко вычислить «чужих»! Вы знаете, одного я уже вычислил! И он проживает… – Чокнутый профессор сделал драматическую паузу. – В нашей палате!

Глава 4

«Меня убили пришельцы!»

Главный герой в очередной раз убеждается, что наш мир – большая деревня, и узнаёт о вреде макаронной диеты.

Артем задумчиво почесал макушку, где еще недавно торчал непокорный ежик, а сейчас было гладко, как на девчоночьей коленке, и протянул:

– Так-таки прямо в нашей палате? И кто же он, позвольте полюбопытствовать, товарищ профессор? Уж не я ли, часом?

– Да при чем здесь вы! – нетерпеливо отмахнулся старикан и, понизив голос до самого тихого, едва различимого среди бряканья ложек о тарелки, продолжал заговорщицким тоном: – А знаете ли вы, что наш барон на самом деле – совсем не барон?

– Да что вы говорите! – изумился Артем. – Ни в жисть бы не догадался!

– Да! – не замечая иронии, с жаром воскликнул старик и вновь перешел на шепот: – Он – «чужой»! Пришелец! Нелюдь!

Артем поскреб покрытую недельной щетиной щеку и с сомнением взглянул на долговязого «барона», который, оттопырив мизинец, брезгливо прихлебывал компот, сидя через столик от Казарина и Гаплевского. К ушам «аристократа» была привязана обрезками резинки от трусов синяя выцветшая мочалка, концы которой полоскались в тарелке с остатками супа. Очевидно, мочалка изображала бороду. А голова «барона» была обмотана вафельным полотенцем не первой и даже не второй свежести. Вид «аристократ» являл собой довольно плачевный – типичный псих с трясущейся головой.

– Этот? Хм… Вы уверены? Это он, что ли, нелюдь? А какие ваши доказательства?

– А такие мои доказательства, – взволнованно прошептал профессор. – Что я своими глазами видел: он владеет телекинезом! Вы знаете, что такое телекинез?

– Передвижение предметов с помощью взгляда, кажется? – с сомнением молвил Артем, который никогда особенно не интересовался статейками о непознанном, изредка просачивавшимися в советскую прессу, но все же в последнее время нахватался кое-каких верхушек в связи со странным делом, которое ему было поручено расследовать. Впрочем, это все уже в прошлом – и прокуратура, и уголовные дела. Есть только мир, сузившийся до размеров больничной палаты, и вот этой вот провонявшей тушеной капустой и несвежими щами столовки.

– Именно! – просиял меж тем Гаплевский. – Именно, черт возьми!

И смущенно прикрыл рот – на них снова заоглядывались и зашушукались завтракавшие в столовой пациенты.

– Профессор, извините меня, но мне кажется, что вы просто псих! – жестко произнес Казарин.

На этот раз Гаплевский не обиделся, а лишь устало произнес:

– Ну, допустим, я псих, и что с того? Да сейчас, дорогой мой, любой нормальный человек – псих! Времена такие. И все же я собственными глазами видел, как этот человек двигает предметы, не прикасаясь к ним руками, ногами или чем-либо еще.

– Ну хорошо, и что же он двигал? – с иронией поинтересовался Казарин. – Гору Арарат? Так я, когда трубы горят, могу не только двигать ее взглядом, но и опустошить содержимое бутылки, на которой она нарисована, не прикасаясь к оной! Одной лишь силой мысли!

– Шикарная хохма, батенька! – одобрил чокнутый профессор. – Кстати, знаете ли вы, что «хохма» в переводе с древнееврейского означает – «мудрость»?.. Так вот, дорогой мой, у этого самозваного барона имеется очень необычный брелок – в виде металлического фаллоса. Заграничный, наверное, – у нас вряд ли такое производят. Культ фалла, существовавший у почти любого древнего народа, не совместим с пуританской моралью советского общества…

– А при чем здесь этот брелок? – Казарин неожиданно заинтересовался рассказом старца, который пробудил в его затуманенной медицинскими препаратами голове какие-то смутные воспоминания.

– Очень даже при том! – горячо зашептал Гаплевский. – Он, то есть наш барон, заставляет этот фаллос… летать!

– Летать?! – Артема передернуло, будто его только что втолкнули в работающий морозильник и захлопнули дверь снаружи, больно прищемив ему вдобавок пятку. – Вы уверены?

– Так же, как и в том, что саблезубые кошки могли дожить до времени строительства египетских пирамид! – победно заявил профессор.

Видимо, ни белая горячка, ни еще более страшный зверь – советская карательная медицина, – все-таки не смогли до конца вытравить у Артема его хваленую эйдетическую (она же – идиотическая) память. Реланиум и тиоридазин не смогли превратить его в безразличный ко всему овощ. Одно за другим проносились в его голове воспоминания, всплывавшие, казалось, из невообразимой бездны времен. Парк. Пацаненок Славик и его самодельный автомат с магазином из консервной банки. Странная считалка: «Стояли звери около двери…» Дядя Петя Фокусник и кунштюк с «летающей пиписькой», который тот любил демонстрировать обмирающей от восторга пацанве… Казалось, с тех пор пронеслись века и тысячелетия. Не меньше, чем со времени строительства египетских пирамид.

Казарин еще раз взглянул на синебородого «барона», сосредоточенно выковыривающего сухофрукты из опорожненного стакана, и их взгляды встретились. Только тут Артем разглядел, что глаза у психа разноцветные: левый – выцветший, бледно-серый, а правый – ярко-желтый, как у хищного зверя. Да к тому же они еще и смотрят в разные стороны: один – в Арзамас, другой – на Кавказ. Казарин прочел в разноглазом взоре… злорадство? Нет, скорее любопытство. И… ожидание? Ожидание чего?

Так вот ты какой, дядя Петя из парка, он же – Абрам Моисеевич, он же – зэк по кличке Фокусник, он же – барон Жиль де Ре, сеньор и граф чего-то там, и он же – сексуальный маньяк-убийца Занюхин, которого госпитализировала «психовозка» с завода имени Цюрупы с подозрением на шизофрению… Как же Артем сразу-то не догадался?!

Поразительный поединок взглядов сыщика и убийцы прервал неожиданный звук. Казарин повернул голову к сидевшему за столом Гаплевскому – и никого не обнаружил. Звук повторился, и он понял, что его источник находится под столом. Артем нагнулся и увидел стоявшего на карачках профессора. Тот захрипел – как-то странно, будто заскрипели пружины старого дивана. Так вот что это был за звук… Артем бросился старику на помощь и, с трудом подняв его, усадил на хлипкий столовский стульчик. Гаплевский мучительно икал, перхал и нехорошо, утробно стонал. В его животе громко урчало и булькало. Вокруг сидели, вяло ковыряя макароны гнутыми штопором алюминиевыми вилками, безучастные ко всему, обдолбанные лекарствами психи.

– Что это с вами, товарищ профессор? – в ужасе спросил Артем.